***
— Может, прекратишь ерзать, — сказал Тео, закатив глаза. — Это костюм, а не устройство для пыток. — Говорит человек, который размахивает острым предметом в воздухе, — ответил Драко, подозрительно разглядывая большую булавку, которую его друг держал в опасной близости от верхней части его ноги. — Как бы я ни ценил твою помощь, мне все еще не совсем понятно, почему ты добровольно согласился на это, — ворчливо добавил он. — Когда мир избегает тебя, ты многому учишься, — объяснил Тео, по-видимому, невозмутимый как настроением Драко, так и торжественностью, которая должна была сопровождать его комментарий. — И, учитывая, что сегодня не будет никакой возможности оторвать твою мать от Гермионы, я подумал, что ты предпочтешь эти нежные руки любому древнему эльфу, которого пошлет твой отец. Он не ошибается, про себя признал Драко, заставляя конечности расслабиться. Драко знал, что если бы не костюм, Тео нашел бы какое-нибудь другое оправдание своему присутствию в поместье. Он так много здесь находился, что Нарцисса перестала спрашивать, останется ли он ночь, и вместо этого превратила одну из бесчисленных гостевых спален в жилище Тео. И сколько бы Драко ни спорил с ним, сколько бы раз ни говорил ему, что будет безопаснее, если он останется в стороне, Тео отказывался слушать. Похоже, Гермиона, намеренно или нет, завоевала сердце еще одного слизеринца, и Драко ничего не мог сделать, чтобы убедить своего друга в том, что ему не нужно рисковать своей жизнью, чтобы помочь ее обезопасить. — Ну, как бы то ни было, спасибо тебе, — сказал Драко, изучая себя в зеркале, и подчеркнул слова, как бы говоря, что он имел в виду не только костюм. — Да, да, — легкомысленно ответил Тео, прежде чем взмахнуть палочкой, чтобы закрыть открытые швы внизу штанин Драко. — Хотя я аплодирую твоим попыткам найти новые и замечательные способы пытать Люциуса, — сказал он, делая шаг назад, чтобы полюбоваться своей работой. — Не могу сказать, что понимаю твой продолжающийся отказ просто носить чертову мантию, как обычный волшебник. Драко глубоко выдохнул, грубо выталкивая воздух изо рта. — Я просто хотел удивить ее чем-нибудь без… — Своей фамилии? — быстро добавил Тео, ухмыляясь, когда схватил еще одну булавку из кучи на полу. Драко усмехнулся. — Именно. У него уже много лет не было костюма — во время путешествий и на аврорской службе он ему был не нужен — и хотя его относительно новая парадная мантия подошла бы просто отлично, он хотел дать Гермионе хотя бы одну вещь, на которой не было фамилии из Священных Двадцати Восьми. — На самом деле ей все равно, как она выйдет за тебя, — заверил его Тео, закалывая один из рукавов. — Я знаю, — практически прошептал Драко, когда мысли начали атаковать мозг. Гермиона даже не колебалась в своем согласии быть соединенной с его семьей клятвами, которые связывали поколения Малфоев, и осознание того, насколько она ему доверяла, не сомневалась в его мотивах или изменении сердца, потрясало до глубины души. Он хотел подарить ей целый мир, какой бы мир она ни выбрала для них двоих и их ребенка, но вместо этого единственное, что он мог ей пообещать, — это защиту семьи. Это была еще одна галочка в длинном списке причин, по которым он не заслуживал ее, и даже ее настойчивость не смогла изменить его мнение. — Ты поступаешь правильно, — сказал ему Тео, заметив печальное выражение на лице своего друга. — Всё-таки клятвы гарантируют, что она будет под защитой так же, как и любой другой Малфой. Драко издал нечто среднее между ворчанием и вздохом. — Она не должна была делать ничего из этого, — сказал он несколько сердито, — но, учитывая, что я почти ничего не могу сделать, чтобы защитить ее… — Драко замолчал, когда мысли вернулись к образам его последнего кошмара. — Драко, — начал Тео, прервавшись, и положил руку на плечо Драко, — ты делаешь все, что в твоих силах. — А что, если этого будет недостаточно? — серьезно спросил Драко. — Что, если, несмотря на все, что я запланировал, я не смогу быстро увезти ее? Что, если тот, кто ее ищет, все же сумеет ее найти? — Мы будем сражаться, — довольно просто сказал Тео. — Тео, — предупредил Драко, пытаясь подавить злость, — мы это уже обсуждали. — Да, несколько раз, — согласился Тео, прикрепляя еще одну булавку к рукаву. — Я просто решил игнорировать все, что в последнее время вырывается из твоего рта. Драко откинул голову назад. — Конечно, — простонал он, поднося руку к лицу и закрывая глаза. — Если бы я не знал лучше, я бы начал беспокоиться, что вы с моим отцом сговорились за моей спиной. — О, да, — слишком легко признался Тео. — И с Поттером. Глаза Драко распахнулись. — Это не гребаная шутка, — почти воскликнул он. — У Гарри есть семья. — И Гермиона — ее часть, — объяснил Тео. Единственным признаком того, что он заметил руку в нескольких дюймах от своего лица, было легкое расширение глаз, но Драко, который пытался успокоиться, не обратил на это внимания. — И удачи в том, чтобы остановить проклятого Избранного, — продолжил Тео. — На случай, если ты потерял свой чертов разум и забыл: многие темные волшебники погибли, пытаясь сделать именно это. Драко сделал успокаивающий вдох и медленно выдохнул. Почему никто из них не хочет меня слушать? — Я окружен идиотами, — смирившись, по крайней мере на данный момент, с тем, что спор с Тео ничего не исправит, пробормотал он. — Преданными идиотами, — поправил Тео, прежде чем решил, что можно безопасно продолжить работу, и с помощью палочки поднес иголку с ниткой к краю рукава Драко. — Кому? — ответил Драко, наблюдая за происходящим на конце его руки действием с таким уровнем сосредоточенности, что можно было предположить, что он ожидал, что игла в любую секунду проткнет его кожу. — Ты уверен, что хочешь знать ответ? — спросил Тео, игнорируя пронзительный взгляд Драко, и обратил внимание на другой рукав. — Нет, — ответил он, качая головой. Все всегда возвращалось к ней. — Не хочу. Двое друзей некоторое время молчали, пока Тео заканчивал со вторым рукавом, остановившись только тогда, когда последний шов на запястье Драко был закрыт. — Она знает, что ты задумал? — внезапно спросил Тео, делая шаг назад, чтобы осмотреть свою работу. Драко покачал головой. — Нет, — сказал он, замолчав, чтобы сделать глубокий вдох. — Это разобьет ей сердце, — добавил Драко почти шепотом, борясь с собой, чтобы не сорваться. — Она не может знать. Пока нет. Не раньше, чем придет время. На лице Драко четко проступала печаль, и Тео с трудом сглотнул для человека, который давным-давно решил, что любви не существует. — Может, она никогда не узнает, — предположил он, несмотря на то, что знал, насколько маловероятно это будет. — Да, — Драко каким-то образом сумел ответить, — может. Планировать побег Гермионы занимало большую часть времени с выписки из больницы. Хотя Драко был уверен, что разработал план, который, если все пройдет идеально, точно сработает, было по крайней мере три вещи, которые он хотел бы исправить. Драко начал исследование с отцом, расспрашивал его о владениях Малфоев, которые, по каким-то сомнительным причинам, не были зафиксированы в официальных записях семьи. Предстояло пройти через многое, особенно учитывая, сколько Люциус пытался скрыть от обеих сторон до начала войны, но когда стало ясно, что таких объектов недвижимости всего несколько, он выбрал самый старый, самый малоизвестный, понимая, что это лучшее из всего. Но вовлечение отца было первой ошибкой. Надо было понять, что Люциус узнает, что он планировал, но что сделано, то сделано, и решение Малфоя-старшего было принято. Драко, как бы сильно он ни протестовал, не столкнется с надвигающимся в одиночку. Вторая ошибка была связана с Гарри, и тут все было сложнее. Выбрав конспиративную квартиру и отправив Уолли убедиться, что это место действительно заброшено, как и отца, Драко спросил Гарри, сможет ли он сделать портключ без попадания в регистрационный список Министерства. Конечно, Гарри знал, что это означало, и согласился только после того, как напомнил Драко, что он Гарри, мать его, Поттер, и он сделает все, что захочет, включая создание чертова секретного портключа и выбор сражаться вместе с Драко и его отцом. Если бы не способность Тео шпионить по темным и унылым поместьям, Драко, возможно, смог бы оградить хотя бы одного близкого ему человека, но, к сожалению, Тео был довольно одарен в том, чтобы оказываться в местах, где ему не следовало быть. Это было третьей и последней ошибкой Драко. Тео, как и Люциус с Гарри, похоже, был заражен одним и тем же видом героизма, связанного с риском, и объявил, что, что бы ни происходило, он в деле. И вот теперь, несмотря на то, что Драко ничего подобного не хотел, он был главным в группе довольно самоуверенных мужчин. Их странный квартет, разношерстная команда рыцарей в не очень блестящих доспехах, вызвал бы удивление окружающих, и Драко, несмотря на беспокойство об их участии, не мог не посмеяться над абсурдностью происходящего. Он только хотел, чтобы его так не донимали. Не то чтобы Драко не ценил их поддержку, не то чтобы он не был тронут их готовностью сражаться с неизвестным врагом вместе с ним. Он был тронут и очень даже ценил. Его беспокоило только то, что он не мог поверить, что они смогут сохранить все в тайне, если их поймают и будут пытать. Поэтому, несмотря на то, что их общее осведомленность, вероятно, повысит шансы Гермионы на выживание, он сделал так, чтобы они поверили, что конспиративная квартира — это конец. Но это был не конец, и только его мать знала, что делать после этого. — Не могу сказать, что принял бы пари, если бы кто-то сказал мне, что через десять лет после войны трое слизеринцев, двое из которых были Пожирателями Смерти, объединятся с Гарри Поттером, чтобы спасти принцессу Гриффиндора, — сказал Тео, отрывая Драко от мыслей. Драко знал, что Тео произнес эти слова не для того, чтобы показаться грубым, но все равно не смог подавить отвращения. — Не могу не согласиться с тобой, — признал Драко, заставляя себя улыбнуться, несмотря на то, что чувствовал себя совсем не бодрым. — Честно говоря, я бы поставил против всего, что произошло в моей жизни в последнее время. Я не заслуживаю… — Я абсолютно без колебаний воткну булавку тебе в задницу, если ты закончишь это предложение, — перебил Тео без малейшего намека на юмор в голосе. Удивив самого себя, Драко фыркнул. — Хотел бы посмотреть на твои попытки, — парировал он, больше всего на свете желая, чтобы можно было просто перенестись в то время и в то место, где угроза Тео была единственной вещью, которая его беспокоила.***
Гермиона задрожала, забираясь в постель. Тело сразу же почувствовало исходящее от него тепло. — Ты всегда такой теплый, — сказала она, прижимаясь ближе, сплетая их ноги и обнимая его за талию. — Мерлин, Гермиона, — воскликнул Драко, роняя книгу и пытаясь вырвать свои ноги из ее удивительно сильной мертвой хватки. — Если хочешь вторгнуться в мое личное пространство, убедись, что твои части тела не ледяные. — Беременна, помнишь? — несколько бессвязно пробормотала она ему в плечо. — Ты не имеешь права жаловаться. Она была права, да, но он не мог просто позволить ей делать это. — Извините, ваше величество, — пошутил он, нежно поцеловав ее в лоб. — Не могли бы вы найти в своем сердце силы простить меня? Гермиона подняла голову и высунула язык. — Заткнись, Малфой, — ответила она, откидывая несколько прядей его волос в сторону. — Я выращиваю человека. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это позволить мне использовать тебя как мой персональный обогреватель. Драко тихо прыснул. — Да, дорогая, — ухмыльнулся он. — Персональный обогреватель к вашим услугам. Гермиона закатила глаза, но прежде чем она смогла сказать что-нибудь язвительное в ответ, он поцеловал ее, мягко скользнув руками по ее округлому животу. — Я люблю тебя, — сказал он ей, когда ему удалось оторваться. — М-м-м? — пробормотала она, до сих пор смотря несколько затуманенным глазами. — Я тоже тебя люблю, — быстро поправилась она, когда, наконец, пришла в себя. Драко изучал ее с легкой улыбкой на лице, и она с трудом подавила желание спрятаться от его пронзительного взгляда. — Почему ты всегда так делаешь? — с любопытством спросила она. — Что? — рассеянно ответил он. Драко все еще был слишком поглощен эмоциями на ее лице. — Смотришь на меня так, — ответила она, кивнув ему головой. — Это не очевидно? — спросил он ее. — Если бы это было очевидно, я бы не спрашивала, верно? — парировала она, приподнимая бровь. Драко провел рукой по ее лицу. — Мне нравится наблюдать за твоей реакцией, — начал он, замолчав, чтобы облизнуть губы. — Твое лицо невероятно выразительное. — Отлично, — простонала она, — значит, я открытая книга. — Нет, это совсем не так, — заверил ее Драко. — То есть да, любой, у кого функционируют оба глазных яблока, может видеть, когда ты злишься или грустишь, но я говорю не об этом. Я говорю о том, что происходит, когда я делаю это, — он сделал паузу, чтобы провести большим пальцем по ее пухлой нижней губе, — и это, — он снова замолчал, приблизив губы к уголку ее рта. Гермиона резко вдохнула, когда по щекам разлилось тепло. — Видишь? — сказал Драко, отстраняясь, чтобы снова начать изучать ее, пока она пыталась выровнять дыхание. — Мне трудно контролировать себя, когда я вижу, как ты так на меня реагируешь. — И я должна верить, что это привлекательное качество? — нервно спросила она. — Да, — просто ответил он, разглядывая ее лицо, будто пытался запомнить каждый изгиб и уголок. — Почему я не оказываю на тебя такого же эффекта? — с любопытством спросила Гермиона, поднося руку к его лицу. Она наблюдала, ожидая какой-нибудь очевидной реакции, но единственной переменой, которую она уловила на его лице, было легкое подрагивание век. — Почему ты не краснеешь, как девочка-подросток, когда я прикасаюсь к тебе? — Гермиона, всё не так, — признался Драко чуть тише, чем минуту назад. — У меня перехватывает дыхание, когда я ловлю, как ты украдкой бросаешь на меня томный взгляд. Я хочу все ломать, когда тебе грустно. Я буквально не смогу ничего делать, если не буду знать, где ты находишься, — он замолчал, наблюдая, как она прикусила нижнюю губу. — И я абсолютно в ужасе от того, что однажды проснусь и пойму, что все это было сном. Гермиона хотела возразить, хотела сказать, что все это по ее части, но когда увидела в его глазах чистое вожделение к ней, она почувствовала, что совершенно не находит слов. — Знаешь, — начал Драко, забавляясь ее недоверием, — Тебе повезло, что я не из тех парней, которые требуют реальных словесных ответов после того, как обнажили свою душу. Гермиона знала, что он шутит, но не могла не согласиться с его словами. — Мне вообще повезло, что ты у меня есть, — прошептала она. Золото в ее глазах слегка померкло, пока она пыталась сдержать слезы. — Грейнджер, если кому-то и повезло, то только мне, — заявил он, притягивая ее ближе к себе, прежде чем она смогла убежать. — Ты чуть не умер из-за меня, — сказала она ему, яростно моргая, будто это помогло бы сдержать эмоции. — Ты до сих пор… — Стоп, — сказал Драко ей, приложив палец к ее рту. — Рудольфус пришел за мной только потому, что хотел отомстить. Даже без этого задания в конце концов он пришел бы за кем-нибудь из моей семьи, — он замолчал, проведя пальцами по ее лбу, прежде чем зарыться рукой в ее мягкие кудри. — И ты не несёшь и никогда не будешь нести ответственности за действия тех, кто угрожает твоей жизни и жизни нашего ребенка. Гермиона некоторое время молчала, обдумывая его слова. — Я знаю, что ты что-то планируешь, — наконец сказала она, и тон ее голоса был более обвиняющим, чем она намеревалась. — Я знаю, что вы все что-то планируете, и мне не нравится, когда меня оставляют в неведении. Драко глубоко вздохнул. Он не хотел лгать ей, но также не думал, что будет разумно посвящать ее в подробности. — Мы просто хотим, чтобы ты была в безопасности, — сказал он, надеясь, что она не будет допытываться. — Но я не хочу, чтобы кто-то еще пострадал, — печально призналась она, делая паузу, чтобы прерывисто вздохнуть. — Не думаю, что смогу нормально жить, если с кем-то из вас что-нибудь случится. Она до сих пор винила себя за ясень и хромоту Драко — последнее было постоянным напоминанием о ее неудаче. Надо было тщательнее изучать дерево. Надо было всю ночь после его исчезновения лазить по книгам. Потому что, если бы она приложила чуть больше усилий, если бы сделала что-то по-другому, ему не пришлось бы выдерживать жестокие пытки Рудольфуса. — Мне знакомо это чувство, — сказал ей Драко, слабо улыбаясь. Спокойствие в его голосе вернуло ее к реальности. Они встретились взглядами, не зная, что сказать, чтобы ослабить повисшее в воздухе напряжение. Гермиона, несмотря на то, что каждая клеточка ее тела кричала в требовании ответов, уткнулась головой в грудь Драко и вздохнула. Ей не нужно было слышать слова, чтобы знать, о чем он думает, потому что она знала. Я убью, чтобы обезопасить тебя. Драко закрыл глаза, когда мягко провел рукой по ее спине. Завтрашняя церемония была просто формальностью. Для него. Гермиона уже была всем с тех пор, как вернулась в его жизнь, и мира без нее просто не существовало. Если он ее потеряет, это его сломит. Если кто-нибудь причинит Гермионе боль, если кто-нибудь заберет ее у него, ему было все равно на клятвы — он не успокоится, пока не отомстит. — Я не могу поверить, что ты хочешь жениться на мне, — услышал он ее бормотание. Драко резко открыл глаза и закатил их, прежде чем поднять ее голову, чтобы ответить. — Ты самая трудная ведьма, которую я когда-либо встречал, — начал он, убирая непослушные кудри с ее лица, когда она нахмурилась. — И все же провести остаток своей жизни я больше ни с кем не хочу. — Блестящая речь, — простонала она. — Надеюсь, завтра у тебя будет что-то более романтичное. — Я еще не закончил, — сказал он. Его идеальная улыбка заставила сердце затрепетать, и Гермиона сжала губы, пытаясь держать себя под контролем, хотя она очень хотела его поцеловать. И она была так поглощена своими мыслями, что вскрикнула от удивления, когда он перевернул ее на спину и начал целовать ее тело, на ходу снимая рубашку. — Малфой, — выдавила она, несмотря на то, что его язык был в опасной близости от ее соска. — Разве мы не должны… черт… оставить это… — Гермиона сделала паузу, тяжело дыша. — …на завтра? Драко поднял голову и положил руку на ее живот. — К черту традиции, — прорычал он и поцеловал ее с такой яростью, что у Гермионы перехватило дыхание.***
В комнате было так же темно и уныло, как и всегда, но что-то в воздухе казалось другим, почти зловещим (как бы ему ни было неприятно это признавать). За пределами его маленького убежища бушевала буря, забрасывая окна его скромного жилища тяжелыми каплями дождя. Ветер завывал так, будто взывал к чему-то, скрытому в темноте улицы, и каждая старая деревянная доска в стенах стонала в знак протеста, когда порыв ударял по дому. Это был такой тип шторма, который угрожал самому существованию человека, и многие, даже его предки, нашли бы в том, что происходило за входной дверью, какой-то глубокий смысл. Возможно, на каком-то уровне подсознания он тоже так думал, но если он чему-то и научился за свою исключительно долгую жизнь, так это тому, что боги обладают силой только в том случае, если ее им дать, а он отказывался кому-либо присягать на верность. И честно говоря, боги или нет, шторм был наименьшей из его гребаных проблем. Застонав, мужчина схватил кружку со стола и осушил ее содержимое, смакуя жжение медовухи в горле при глотке и отчаянно надеясь, что алкоголь притупит пробегающий по венам дискомфорт. Странное ощущение в пальцах распространилось быстрее, чем он ожидал, сменившись легким покалыванием и почти постоянным электрическим шоком. Возможно, это было его сопротивление переменам, или тот факт, что он позволил всему зайти так далеко, но он не мог вспомнить времени, когда чувствовал себя настолько усталым и измотанным. И единственное, что помогало, было обильное количество алкоголя. Тяжело дыша, он посмотрел на пустую кружку в своей руке, пытаясь решить, выпить ещё или просто принять зелье, чтобы немного поспать. Он нормально не отдыхал уже несколько дней, так что второй вариант был заманчивым, но недостаточно, и он щелкнул пальцами, наблюдая тяжелым взглядом, как кружка снова наполняется алкоголем. Сон, решил он, может подождать до тех, пока все не закончится. — Skål [1], — пробормотал он в пустоту комнаты. Он потягивал медовуху более медленно, пытаясь найти какое-нибудь облегчение в жжении на языке, пока цедил жидкость во рту. Однако отсрочка была слишком короткой. Она продлилась всего несколько коротких секунд, прежде чем нервная система вспомнила, что через каждый дюйм его тела все ещё проходит электрический ток. Он сердито выругался и поднес кружку обратно к губам, не обращая внимания на стекающие в бороду струйки жидкости, когда он залпом допил остатки напитка. Глубоко вдохнув, он рукавом стер остатки медовухи с лица и тяжело откинулся на спинку стула. Мужчина положил руку на край стола, в то время как пальцы другой, слегка дрожа, играли с пустой кружкой. Он не любил слабость, и в первый раз, когда заметил, как дрожат руки, впал в такую ярость, что, когда он успокоился, успел разнести почти весь дом на части. Но она также разбудила дремлющую слишком долго часть его. Жить было легко — почти комфортно — так было для него всегда, но преодоление судьбы, предназначенной для того, чтобы закончиться гибелью, было выживанием в чистом виде. И на самом деле не было ничего похожего. Чтобы найти слабое место в защите, ему потребовалось гораздо больше времени, чем он хотел признать, но это больше не имело значения — он нашел способ ее обойти. Через несколько коротких часов ожидание закончится, и никто, ни золотой мальчик, ни люди, в чьем доме она пряталась, ни даже тот, кто погибнет в попытке ее защитить, не встанет у него на пути. Ему было все равно, что сказали бы обо всей этой ситуации его предки. Их не было рядом и они не могли ему приказывать. Мегин принадлежал ему и только ему. К черту традиции.