И я кружусь в полумраке

За те годы, пока ребенок был рядом с ним, Джин Сонг вновь ощутил ход времени. Он, черствый старик, внезапно вновь понял, что времени слишком мало. Внезапно, Оле вытянулся и уже мог достать макушкой до его груди, все меньше отплевывал кровь после тренировок. Он окреп – недостаточно для того, чтобы быть полноценным Оружием, но достаточно для того, чтобы пройти все испытания Старейшин. Хеадон уже напоминал о себе – срок, который он отпустил Виоле, истекал. Скоро Виоле придется вернуться на Первый Этаж и начать свое восхождение на Башню. FUG были против, но Хранитель напомнил, что это он позволил тогда пройти Незаконному на верхние Этажи – а значит, чтобы без проблем иметь пропуск на Этажи выше, Оружию придется пройти их самому. Джин Сонгу тоже не хотелось отпускать ребенка, но… По своим причинам. Даже спустя все тренировки, все визиты Караки, все таинственные прогулки с Хва Рьюн, Виоле все еще был до безумия наивным и доверчивым. Как он смог остаться таким через реки боли и крови, что ему пришлось пережить, Джин Сонг не знал – и часто задумывался о том, насколько же сильным оставался Виоле. Возможно, он сделал правильно, что подарил Виоле домашнее животное. Рахиль - тот очаровательный маленький угорь, который каждую ночь сбегал из аквариума, чтобы запутаться и уснуть в длинных волосах его ученика – привязался к Виоле. Настолько сильно, что Джин Сонг даже стал подозревать своего ученика в тайных талантах – возможно, кроме Контроля Шинсо и задатков Провожатого, у Виоле есть еще талант Анимы, но вскоре махнул на это рукой. Это было не важно, если Виоле был счастлив. Рахиль, к слову, оказалась достаточно защитной змейкой – порой старый мастер и сам не успевал убирать руку, когда внезапно угорь решал, что Джин Сонг это враг. Клыки не прокусывали «крепкую шкуру семьи Ха», но Рахиль сжимала челюсти как капкан и висела подобно пиявке. Виоле очень волновался каждый раз – постоянно проверял руки Джин Сонга на предмет укусов и выглядел виноватым. Рахиль виноватой не выглядела – шипела открытой пастью и вновь пряталась под теплую копну каштановых волос хозяина. Джин Сонг никогда, на самом деле, не сердился - Это те прекрасные воспоминания, которыми он будет дорожить – Джин Сонг поднялся на крышу и подавил желание закурить. Виоле каждый раз морщил нос, когда он курил рядом с ним, но не жаловался – так что старик решил сам стараться не курить в его присутствии. Может, так и кашель уйдет насовсем – курить вредно и дорого, а еще вредно подавать детям плохой пример. Виоле опять смотрел вверх, в фальшивое небо, темно-фиолетовое, ночное – сколько бы лет не прошло, ребенок будто никак не мог привыкнуть к этому виду. В его длинной, растрепанной косе сверкала толстая золотая лента – иногда появлялась из-под копны острая морда угря. - Кажется, аквариум был абсолютно ненужным приобретением, - Джин Сонг подошел ближе - Виоле обернулся, тут же слегка растерянно улыбаясь. Он вырос очаровательным – кажется, та самая невероятная невинность привлекала всех вокруг к нему. Даже Карака появлялся в доме старого учителя куда чаще – возможно, даже раз в год. - Просто мы разговаривали, - Виоле вновь уткнулся взглядом в далекий потолок Этажа. Джин Сонг гладит ученика по голове до тех пор, пока Рахиль вновь не кусает его за запястье, повисая. - Я понимаю, что тебе сейчас должно быть страшно. - Мне не страшно, - Виоле внезапно вжимается носом в его рубашку, и Джин Сонг аккуратно обнимает его, словно фарфоровую статуэтку. Тяжесть с запястья исчезает – Рахиль возвращается на свое законное место на плечах своего хозяина, - Я не знаю, как это объяснить. - Это тоска, - Джин Сонг запускает пальцы в густые волосы ученика и понимает, что вскоре останется опять один. И время вновь затянется вязкой патокой и паутиной, возможно, даже потухнут те чувства, которые внезапно ожили сквозь тысячи лет глухой болезненной ярости, - Она пройдет. Возможно, у тебя даже появятся друзья – я вижу, тебе одиноко. - Мне не одиноко, - Виоле возражает в который раз. Перышко Шипа за его ухом трепещет, как крошечный воробышек, прячется среди острых перьев заколки. Виоле ее не снимает, говоря, что это подарок, - Я рад, что со мной Вы, Мастер. И Господин Карака, и мисс Хва Рьюн. А еще я почти перестал болеть, правда! Я рад вам принадлежать! Джин Сонг опускается на колено так, чтобы смотреть в глаза Виоле – хоть тот и вытянулся, стройный как колосок, но все еще его ниже. Виоле очаровательно склоняет голову на бок – старику все еще чудятся подтеки крови на тонком, бледном лице. - Виоле, - Он берет мальчишку за плечи, осторожно, чтобы не потревожить вздыбившуюся Рахиль, - Послушай меня. Пока ты будешь подниматься, не слишком задумывайся, кому ты принадлежишь. Ты все еще многого не видел и многого не знаешь. Ты должен сам понять, чего ты хочешь. Не волнуйся – я всегда буду на твоей стороне. Все же ты один из моих драгоценных учеников. Виоле моргает – за годы, пока Джин Сонг собирал из разрозненных осколков и болезненных ночей Оружие, его глаза стали совсем золотыми. Он вздрагивает, жмется ближе к рукам Джин Сонга, как будто в страхе разлуки – темные вязкие капли скользят из уголков глаз. Старый мастер поднимает и стирает кровавые слезы рукавом собственной рубашки – мальчишка был в Мастерской до того сломан, что даже его слезы обратились кровью. - Просто… попробуй быть счастливым Виоле. Если ты сможешь это сделать, я тоже буду счастлив, понимаешь, - Виоле кивает и вжимается носом в шею Джин Сонга, обвивая его руками. Мастер обнимает его в ответ – теплое змеиное тело неизменной Рахиль скользит под его правой рукой. - Я же вернусь, Мастер? – почему-то спрашивает Виоле. В его голосе звучит все та же неуверенность, которая была и в первый день их встречи. - Конечно, ты вернешься, - Джин Сонгу кажется, что он совсем размяк – потому что ему становится совсем тоскливо, - Запомни – ничего не бойся, оставайся в живых и не подчиняйся никому. Даже если ты чувствуешь, что хочешь. - Я помню. Я – Оружие Убийцы Караки, - Виоле трется щекой, будто ласкается, - Я буду стараться. Никто не узнает, что я Оружие до тех пор, пока Господин Карака не захочет. А потом я встречусь с Рахиль, если буду хорошим. Джин Сонг глотает слова про то, что Виоле уже хороший. Самый лучший, такой же, какой была его милая. Он просто крепко его обнимает и отпускает нехотя. - Удачи, зверек, - он шутит, вспоминая то, как любит называть его ученика Хва Рьюн. Виоле прижимается губами к тыльной стороне его руки, пачкая ее алыми слезами. Утром в его доме становится слишком тихо. Джин Сонг подкуривает сигарету и морщится. Слишком горько. *** Когда Баам открывает глаза, он видит перед собой знакомые барельефы – внезапно он дрожит и озирается, словно попав далеко в собственное прошлое. Рахиль двигается на его плечах, ее успокаивающий теплый вес приводит его в чувство – плавники слегка оцарапали нежную кожу шеи. Шип гудел тихо и низко – Виоле слегка трясет. - И снова здравствуй, - остромордое существо вынырнуло из темноты. Оно было точно таким же, каким и запомнил Баам – даже звук его неспешных шагов был знакомым. Рахиль сдвинулась – Виоле испугался, что она сейчас попытается напасть. Но угорь скользнул с его плеч в капюшон под его волосами и затих, даже перестав шевелиться. Его верный друг никогда никого не боялся – но от этого существа исходила такая аура, что Рахиль не решалась даже пискнуть. Баам нервно схватился пальцами за длинную свободную прядь волос, но тут же выпустил, вспомнив, что Господин Карака строго запретил это делать, - Как же скучно было тут все эти годы. Я не успел тебя как следует рассмотреть в то время, дитя. - Здравствуйте. Я вас помню, - Баам отвечает бесхитростно и просто. В узких щелях глаз показываются зубы. - Я тебя тоже помню – хоть нас и не представили. Я никогда не забываю Нерегулярных – ведь они самые интересные из моих гостей. Но надо наверстать упущенное. Мое имя Хеадон, Хранитель Первого Этажа. Надеюсь, теперь ты скажешь, наконец, как тебя зовут. Баам чувствовал кожей бархатный голос Хеадона и внезапно забыл все слова, которые хотел сказать. Мастер сказал ему, чтобы он представлялся везде как «Ха Виоле» - но он не мог сказать это прямо сейчас. Ему все еще было тяжело лгать. - Я… Двадцать Пятый Баам, - полузабытые слова ложились на язык так странно и непривычно , что сразу после этого Баам замолчал, пытаясь осмыслить самого себя. Можно ли было ему сейчас называть себя тем именем, которое дала ему Рахиль? Был ли он достаточно хорошим – ведь Рахиль не разрешала ему подниматься на Башню. Но она сказала, чтобы он слушался – а значит, все правильно. Улыбка Хеадона стала только шире, словно его забавляло поведение Виоле. Рахиль в его капюшоне все еще лежала мертвым грузом. - Какое же вкусное у тебя имя, Незаконный. Сделаем его слегка покороче, Баам. Его так давно уже никто не называл – почему то он не мог сказать мастеру, как его зовут на самом деле. А потом стало не важно – он был Виоле, будущее Оружие. Мог бы Баам быть Оружием? - Я уже давно хотел задать вопрос, - Хранитель Этажа прокрутил в руке посох – улыбка исчезла, глаза снова стали глазами, - Зачем же ты, дитя, вошел в Башню? - Рахиль, - Баам тихо поправил Хранителя, смотря наверх. Мягкий свет смешивался с темнотой , - Рахиль вошла сюда. Я просто должен следовать за ней. - Вот значит как, - Виоле показалось, что в голосе Хеадона прозвучал смешок, - Ну что ж. Позволь мне проверить тебя, дитя. Путь на вершину опасен и труден. - Я знаю, - Баам глубоко вздохнул и положил руку себе на плечо. Мордочка змейки слегка коснулась пальцев, - Но я должен идти. Я обещал. - Я вижу в тебе храброе сердце. Ну что ж… Начнем испытание. Тебе уже не терпится, я знаю. Приготовься увидеть испытание низшего этажа! Виоле скорее почувствовал, чем услышал, как за спиной, в сияющем голубом свете Шинсо, зашевелилось огромное существо. Тени заметались – Баам повернулся лицом к сияющему свету и посмотрел на гиганского извивающегося Шинхео. Он был очень похож на Рахиль, что сидела в его капюшоне – но белый. Белый цвет ударил по глазам, заставил колени подрагивать. В ушах поднялся горестный шум. - Испытание называется «Шар». Тебе всего лишь нужно лопнуть тот черный шар – и ты прошел, - Хеадон появился за его спиной, вновь начиная говорить. В его голосе было что-то странное – от него Баам хотел дрожать, - Просто нужно избежать Чудовище, что защищает Шар. Тебе страшно, дитя? Это белый стальной угорь, злой и голодный. А ты, дитя, выглядишь очень хрупким. Может, повернешь назад? «Послушай меня, Виоле. Никогда ничего не бойся» - Нет, - Баам-Виоле закрывает глаза. Он не видит, но чувствует Шинсо, что поет вокруг него. Он слышит рычание зверя – он хотел бы посмотреть на него еще раз, но белый цвет все еще приводит его в ужас. Плотное Шинсо обнимает его так, словно принимает давно потерянного ребенка. Рахиль касается холодной мордочкой его уха. Баам поднимает руку и вслепую проводит рукой по чешуе скользнувшего мимо гигантского Шинхео – он чувствует каждое движение угря своей кожей. Шип поет внутри него – рука ложится на холодную поверхность шара. Он плотный и тугой – такой, как колонны в Темной Комнате старейшин FUG. Баам тянется вглубь самого себя, осторожно обхватывая сияние Шипа. Он слит с Шипом воедино, так что для него «активироваться», как говорили белые люди в Мастерской – это все равно что вывернуться наизнанку. Будет больно. «Будет больно, но мы справимся» Боль приходит резко – так же резко, как и лопается, рассыпаясь, шар. Баам открывает глаза и погружается в золотой свет. Хеадон смотрит на долгожданного Незаконного и ухмыляется. Он чувствует, как дрожит в предвкушении Башня – да он и сам, чуть ли не подпрыгивает, что совсем не в его характере. Чудовище вступило на свой законный путь. «Приветствую тебя в Башне от всего сердца, дитя»