Мир, в котором нет тебя

Предупреждение: дорогие читатели, эта глава получилась достаточно тяжёлой и мрачной и содержит описания, читать которые приятно далеко не всем. Если Вы тяжело переносите жестокие сцены или просто не хотите портить себе настроение, от чтения лучше воздержаться. Если боитесь упустить что-то важное в сюжете, можете задать свой вопрос в комментариях, я обязательно отвечу. Также обращаю Ваше внимание на то, что у работы повысился рейтинг и добавились новые метки. ________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________ По серому монолиту скалы прошла зыбкая волна, и он растаял. Лица стоящих волшебников залил мертвенно-белый свет приглашающе открывшейся арки. В глазах пришедших плескался панический ужас. Пожалуй, только Блэк был относительно спокоен: всё его существо излучало ожидание безумца, слишком долго шедшего к своей цели. Питер тихо завыл. Плотный, вязкий мрак пещеры гостеприимно раскрывал им свои объятия. Не нужно было палочек, заклинаний, прикосновений, не нужно было даже быть магом, чтобы ощущать, что за сияющим входом таится Ужас. Что-то, что не идёт ни в какое сравнение ни с обычными страхами, ни с заботливо созданными измученным мозгом кошмарами. Не нужно было никаких слов, чтобы понять то, что притаилось в этой пещере, гораздо хуже любых кошмаров и страхов… А может быть, даже хуже самой смерти… Подвывание Питера, вдруг перешедшее в нестерпимо высокий, бьющий по нервам визг, сняло оцепенение. Оскалившись и злорадно усмехаясь, Блэк втолкнул его в темноту и сам шагнул следом. Петтигрю по-прежнему визжал, но звук его голоса не отдавался эхом, а растворялся, всасывался в черноту, словно сам воздух съедал звуки. Ремус и Грюм замерли у входа. Люпин тяжело дышал, закрыв глаза. Наконец, сделав пару судорожных глубоких вдохов, и он пересёк невидимую черту. Волнение Грюма выдавали только нервно подрагивающие губы. Помедлив ещё несколько мгновений, словно давая шанс последней жертве тоже посетить логово монстра, арка медленно растаяла, снова превратившись в невинный серый камень, веками подставлявший свои крепкие бока солёному морскому ветру. Аластор Грюм уселся прямо на холодную землю, привалившись к стене. Он так долго был аврором, видел в этой жизни так много, что уже не помнил, каково это — не воевать. Бездействие всегда угнетало его, но сейчас основное дело было за другими, теми, кто имел куда больше прав засвидетельствовать расплату за грехи этой гнусной твари. А ему оставалось только ждать. Старый аврор вспоминал прошлое… В каждую секунду умещались дни, недели, а иногда и месяцы жизни. Воспоминания мелькали, сменяя друг друга: бесконечные рейды, стычки, вспышки проклятий, раны, Мунго, зелья и снова рейды… Бесконечная борьба, непрекращающийся бой — день за днем, год за годом. Бой, от которого он невыносимо устал, во время которого многих сберёг, но и потерял тоже многих. Он прожил трудную, но стоящую жизнь. Ему было что вспомнить и не о чем было жалеть. Он знал, что этот день станет последним, и, наверное, даже был рад этому… До конца оставались считанные минуты, и Аластор это прекрасно чувствовал… А потом он пойдет дальше… Встретит там Альбуса и задаст ему вопросы, на которые бородатый манипулятор не посмеет дать лживые ответы. И может быть, увидит ту девочку, которая нравилась ему ещё в школе, но которой он так в этом и не признался… Единственная трусость, проявленная им за всю жизнь, единственный повод для сожалений о том, чего он когда-то не сделал… Какая странная всё-таки вещь — человеческие чувства! Не вздрогнула земля, не разнеслись истошные вопли, даже тишина не стала мёртвой… Никуда не делся лёгкий шум ветра и шелест волн у входа в пещеру, а Аластор совершенно точно знал и то, что их затея не закончилась удачно, и то, что вход сейчас снова откроется… И то, что его время на этой земле закончилось. * * * * * Ремус лежал на том же диванчике, на котором парой недель раньше умирал Элфиас Дож. Наверное, Гарри могла бы смутить его нагота, если бы он сумел воспринять это тело как мужчину или хотя бы как человека. То, что лежало на старом, потёртом покрывале, выглядело ужасно, и Поттер даже не представлял, кому эта картина видится страшнее: ему в чёрном цвете или Гермионе в красном. В изножье неопрятной кучей валялись слипшиеся от крови драные лоскуты, вероятно, когда-то бывшие одеждой Ремуса. Минерва отчаянно пыталась творить какое-то волшебство. Дедалус Дингл только беспомощно сжимал искалеченную, согнутую в самых неестественных местах и под невозможными углами руку Люпина. Гарри шагнул вперёд, старательно подавляя рвотные позывы: «Не думать… Главное не думать о том, что этот человек был когда-то его другом, учителем, наставником… Что он был членом его стаи… Он НЕ БЫЛ — ОН ЕСТЬ!» Стараясь унять дрожь в руках, Поттер вытащил пузырьки. Зелёный только на самые глубокие раны или чёрный? Нет, зелёный! Зелёный — цвета его глаз — то, что капают! Чёрный, такой же чёрный, как глаза Северуса, то, что нужно пить! Дать пять капель, только если человек оборотень… Гарри наклонился ближе: «Только на самые глубокие раны?! Зачем Флинт дал ему этот пузырёк, если здесь нужна, по меньшей мере, наполненная зельем ванна?!» Парень глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и уронил одну каплю на то, что было ближе всего… Люпина выгнуло дугой, и от тела поднялся едкий дымок, словно на него попала кислота! Гарри запаниковал, а вдруг он все-таки ошибся и это нужно пить? Или не ошибся, но сначала нужно было дать выпить другое зелье?! Он придвинулся ещё ближе и без раздумий, без тени смущения засунул Ремусу в рот пальцы, рискуя оставить их там навсегда. Люпина страшно корёжило, он стискивал челюсти, и Гарри чувствовал, что ему вот-вот раздробят фаланги, и тем не менее исхитрился накапать на язык ровно пять капель. Ремус, вцепившись в старый диван так, что лопнула обивка, закричал дико и оглушительно… Гарри отпрянул, сдирая кожу о клацнувшие зубы. Что будет, если он всё перепутал? Или зелье сначала нужно было развести в воде? Или Нереус его обманул?! Что если Флинт хотел убить Люпина?! Нет! Он больше никогда не оскорбит Снейпа недоверием! Никогда не усомнится ни в Северусе, ни в этом человеке! Даже если Флинт не совсем Северус Снейп — он тот, кем Снейп мог бы стать! Едкий дымок от зелья уже рассеялся, и стало видно, что рана очистилась: разорванные жилы, мясо, сосуды постепенно, ужасно медленно начинают восстанавливаться. Это было почти незаметно взгляду, и тем не менее то, что процесс заживления начался, не подлежало сомнению. Не колеблясь более ни секунды, Поттер начал капать всюду, где мог достать, без разбора — неглубоких ран на теле Ремуса не было! Люпин бился, выгибался, вырывался и дико рычал, весь окутанный едким туманом, а потом внезапно затих и обмяк. Гарри испугался, что сердце не вынесло нагрузки и он умер. Видимо, та же мысль пришла в головы Гермионы и МакГонагалл, и они обе кинулись наводить диагностические чары. По облегченным вздохам Гарри догадался, что непоправимого не произошло, и вопросительно посмотрел на бывшего декана. — Это что-то среднее между сном и искусственным обмороком. — пояснила та. — Не могу сказать точнее. Возможно, эффект от одного из использованных вами зелий. Гермиона нашла более удачное объяснение: — Похоже на что-то вроде маггловского наркоза! Боль от применения зелья слишком сильна, и, вероятно, Нереус включил в него что-то вроде анестетика! Бесчувственное тело аккуратно перевернули и обработали спину. — Необходимо засечь время, через полчаса нужно будет дать ещё пять капель. — Гарри аккуратно закрыл и убрал пока ненужные пузырьки. Потом хмуро уставился на Минерву: — Вы знаете, что случилось? — та только отрицательно покачала головой. — Всё, что он смог сказать это то, что все погибли, а медальон в озере… От этой новости Гарри почувствовал, как ноги его подкосились. Оставалась ещё слабая надежда, что МакГонагалл не совсем правильно поняла слова Ремуса, но почему-то Поттер был уверен, что все его худшие опасения оправданы! * * * * * Сова от Нереуса с инструкцией по зельям прилетела аккурат к тому моменту, когда Гарри влил в рот Люпина третью и последнюю порцию лекарства. Ремус больше не кричал, хотя было видно, что действие зелья причиняет ему сильную боль. И всё же это было куда лучше, чем если бы ему пришлось справляться с последствиями от встречи с инферналами самостоятельно. К записке прилагалась внушительная бутыль «Костероста». Всё-таки Принцы, да и Флинты, были тёмными волшебниками и прекрасно себе представляли, чем грозит встреча с инферналами и им подобными тварями. Ведь Нереус, призывая свои зелья, даже не задал вопроса: «ранен ли Люпин?» — вероятно, ответ был для него очевиден… * * * * * На кухне стояла зловещая тишина. Ремус тихо лежал на своём диване в искусственной полудрёме. Каждые пять минут то Гермиона, то Минерва подходили проверить его самочувствие: тщательно прислушивались к дыханию, осматривали подживающие раны… Слив воспоминаний отнял у него последние силы, и всё-таки Ремус настоял на том, чтобы передать их незамедлительно. Он не был глупым человеком и трезво оценивал свои шансы на выживание после произошедшего. И, вероятно, был бы прав… Вот только он недооценил гениальность Нереуса Флинта. Гарри просто физически ощущал, как каждый из присутствующих боится прикоснуться к серебрящемуся на столе флакону, и всё же увидеть его содержимое было необходимо. Он с радостью уступил бы Минерве возможность своими глазами посмотреть на произошедшее и потом бы просто выслушал её сухой сжатый рассказ. Но Поттер не мог позволить себе такой роскоши — он нёс персональную ответственность за всё, что творилось в этом аду! Прекрасно разработанный план неожиданно потерпел полное фиаско. Хотя, если вдуматься, подобный исход не был так уж непредсказуем. Нельзя было доверять самое ответственное обезумевшему от жажды мщения Блэку. Ремусу не хватило сил что-либо объяснить, но даже не имея возможности предположить, что пошло «не так», Гарри был уверен — в провале виноват Сириус! Говорили ли в парне злость и обида на крёстного или дело было в безалаберности и эгоизме, которые Блэк раз за разом демонстрировал в том, другом, мире, но в том, что не доверь они самое главное Блэку и всё закончилось бы благополучно, Поттер был уверен! Сириус так и не сумел смириться с той ролью, которую его легкомыслие сыграло в жизни Джеймса. После всех откровений было абсолютно ясно, что после убийцы-Волдеморта и предателя-Петтигрю именно он был виноват в смерти своего друга и любовника. Блэк так и не сжился с положением вещей, и вся терзавшая его вина и ярость выплеснулись на голову Питера. Ни понимать, ни прощать Петтигрю Сириус не желал! Их, наследников древних семейств, предал червь, до которого Сириус с Джеймсом снизошли, облагодетельствовав дружбой и сделав участником своих приключений! Жалкий, ничтожный гадёныш Питер не оценил оказанных ему щедрости и покровительства! Блэк жаждал мести, а когда он чего-то хотел, то не считался ни с необходимостью действовать по правилам, ни с доводами здравого смысла. Мысли о том, что это дерьмо годами использовало его, Сириуса, легкомыслие доводили Блэка до белого каления, заставляя желать немедленно разорвать крысёныша на куски. Нет! Сучонок не заслужил лёгкой смерти! И Сириус добровольно вызвался быть его палачом, с жадным нетерпением ожидая мига расплаты. * * * * * Вход медленно растаял, оставив трёх волшебников в абсолютной тьме, в глубине которой мерцала маленькая зелёная точка. Даже Питер заткнулся и притих, подавившись собственным криком. Никто ещё не решился засветить «Люмос», все трое стояли, всей кожей впитывая ощущения липкого холодного ужаса. Люпин слышал, как колотятся их сердца в ожидании встречи с тем, что здесь обитает. Наконец, раздался слабый шорох и вспыхнул маленький огонёк. Блэк сделал первый шаг и потянул за собой упирающегося Питера. Ремус остался неподвижно стоять на своём месте. Даже в свете слабенького «Люмоса», созданного Блэком, он видел, как с засверкали и выпучились от страха глаза Петтигрю. Люпин отвернулся, он не хотел этого видеть: ни животного ужаса, охватившего их прежнего товарища, ни жестокого удовлетворения, лучше всяких слов напоминавшего о фамильном безумии Блэков, которому сейчас поддался Сириус. Ремус старался не думать, что отказ от идеи наложить на Петтигрю «Империус» был продиктован желанием причинить ему как можно больше страданий. — Будешь упираться, сука, я вырву тебе сердце прямо здесь. — зло прорычал Блэк и дёрнул свою жертву за верёвку. Угроза возымела действие, и Петтигрю на негнущихся ногах покорно засеменил следом за Сириусом, возможно, он ещё верил в то, что его бывшие друзья не будут слишком жестоки и оставят ему жизнь. Со своего поста Ремус видел, как, в соответствии с показанными Поттером воспоминаниями, была найдена верёвка и со дна озера поднялась небольшая, чудовищно хлипкая на вид лодочка. Возможно, следовало бы подойти и помочь, но он должен был оставаться на своём месте. Дело было слишком важное, чтобы рисковать возможным провалом. Ремусу казалось, что они предусмотрели всё! Аластор страховал выход снаружи, на случай непредвиденных обстоятельств, неважно в чём бы они могли заключаться: в том, что Тёмный Лорд каким-то образом узнает о проникновении в его схрон, или в том, что толпа инферналов попытается покинуть отведённые им пределы. Ремус дежурил внутри, на случай если Блэк всё же пострадает и ему нужно будет оказывать помощь. О Петтигрю никто не думал — его жизнь в любом случае должна была закончиться здесь. Судя по тому, как Питер покорно уселся в лодку, Сириус все-таки проявил остатки благоразумия и применил к нему «Империус». Что же, самое время: несколько неудачных движений и они оба могли оказаться в кишащем инферналами озере. Лодка бесшумно заскользила к зелёному огоньку. Ремус вздохнул, скоро всё должно было закончиться. Он тревожно вглядывался и прислушивался, втягивая носом густой воздух, отчаянно желая покинуть это место и никогда больше не вспоминать о его существовании. Вскоре лодка достигла берега и маленькая точка засияла ярче, залив крохотный островок холодным зелёным светом. Опасность положения, приближающееся полнолуние и звериная сущность обострили восприятие до предела. Ремус не хотел знать, что там происходило, но спрятаться от этого знания ему было некуда. Даже здесь до него доходили отголоски запаха страха и злобы. Чуткий слух против воли улавливал истеричные вопли, яростные проклятия, мольбы и судорожные всхлипы. Даже особое пространство пещеры не избавило его от возможности видеть и слышать происходящее. Люпин различал каждый вздох, каждое слово и, несмотря на терзавшие его страх и отвращение, чувствовал, как в нём поднимается гнев… Все сожаления Питера сводились к тому, как неудачно сложилась его жизнь и что он попался… От Поттера Ремус знал, как действует это зелье. Но ни единого слова раскаяния о погибших по его вине людях он от Петтигрю так и не услышал! Наконец, раздался тихий скрежет, с которым, вероятно, кубок царапнул дно чаши, а следом лёгкий звон задевшей за край чаши цепочки медальона и безумный хохот. Сириус достал крестраж! Блэк победно вскинул руку, издав торжествующий рык, и направился к судёнышку, что-то процедив напоследок скулящему и ползающему у его ног Питеру. Ремусу хотелось думать, что он ошибся, когда ему показалось, что Блэк пинком подтолкнул Петтигрю к воде. Лодочка плавно и чудовищно медленно заскользила обратно. Она не отплыла ещё и пяти ярдов, когда пещеру огласил жуткий животный вопль, наполнивший даже этот, поглощающий всё на своём пути, воздух. Прекрасно работавшее в темноте волчье зрение беспощадно выставляло напоказ все подробности. Бледные мокрые руки схватили Питера за запястья и плечи и поволокли в воду. Волшебник судорожно рванулся назад, на мгновение забыв о сжигающей его жажде, вытаскивая вслед за собой белое и мокрое, похожее на полуразложившееся рыбье брюхо тело. Питер ещё более жутко взвыл, и тут на острых камнях стали появляться другие. Над ровной водяной гладью поднимались головы, руки цеплялись за острые камни, подтягиваясь и скрипя зубами, волокли свои тела, вытаскивая их из воды. Обезумевший Питер метался по островку, глядя, как выползают на сушу чудовища. Кто-то уже встал на четвереньки, кто-то поднялся на ноги, кто-то ещё только цеплялся холодными пальцами за темные камни. Медленно, но неотвратимо, они надвигались на волшебника, невыносимо жуткие в своих неспешности и желании урвать от него кусок. Ремус хотел зажмуриться и не мог. Петтигрю отчаянно дернулся в сторону ускользающей лодки как раз в тот момент, когда на него набросился первый инфернал. Вероятно, Люпин так и не смог бы оторвать глаз от этого зрелища, если бы его внимание не привлёк какой-то звук. Сириус встал в лодке во весь рост, наблюдая за жестокой расправой. У Питера не было шансов, и он ещё слабо трепыхался, когда Блэк поднял свою палочку: — Грязная тварь, ты ответишь мне за гибель Джеймса! Ты должен мне лично! «Авада Кедавра»! Зелёный луч сорвался с палочки, на мгновение разрезав мрак пещеры. Шевеление на острове почти прекратилось, а Ремус в ужасе замер. Все головы со слепыми мутными глазами повернулись в сторону лодки, проделавшей уже две трети своего пути. Сириус хохотал, должно быть всё ещё не осознавая, что он натворил, отняв у инферналов их жертву. Вода вокруг лодки забурлила, а находящиеся на островке создания с глухим плюханьем стали шлепаться в воду, норовя добраться до обидчика, покусившегося на их добычу. Десятки бледных рук потянулись из воды, вцепляясь в хлипкие бока суденышка. Смех Сириуса внезапно оборвался, и Ремусу показалось, что он метнул на товарища полный отчаяния и ужаса взгляд. Ремус бросил заклинание, цветной луч разлетелся тусклыми искорками, едва пролетев над водой пару ярдов. Понимая, что помощи ждать неоткуда, Блэк в панике метнул «Секо», срезав часть борта и отрубив несколько мёртвых рук, с глухим стуком осыпавшихся прямо ему под ноги. Пара тел шлёпнулась обратно в воду, места выбывших занимали новые. Некоторые твари вгрызались в раскрошившиеся доски зубами, подтягиваясь и продолжая ползти, подобно гигантским скользким слизням. Сириус метался в раскачивающемся судёнышке, рассыпая вокруг себя все возможные заклинания — до берега оставалось не более четверти пути. Лодку еще раз сильно качнуло, и Блэк высоко поднял над головой медальон, словно пытался его силой разогнать жутких тварей. Вода вокруг кипела, приманивая всё новых и новых умертвий. За мгновение до того, как рухнуть в воду, Сириус успел размахнуться и метнуть медальон Ремусу. — «Акцио медальон Слизерина»! — закричал волшебник, понимая, что побрякушка не долетит, и вкладывая всю силу в простенькое заклинание, позволившее сияющей искорке проскользить пару лишних ярдов и почти беззвучно шлепнуться в чёрную воду. Вместе с сомкнувшейся над медальоном Салазара Слизерина водой канули в пучину и все шансы на победу. Ремус попятился — безумные, обозлённые твари нашли нового врага! Вода у берега пошла рябью, и вот уже над ней возникла и поднялась первая голова, за ней вторая… С влажным шлепком опустилась на берег белая костлявая рука со сползающей с неё плотью, а за ней следом полезло тело… Голова и руки Сириуса в последний раз мелькнули над водою, огласив ставший ещё более вязким воздух истошным воплем. И в этом мире проклятая пещера забрала себе одного из братьев Блэк. Мысли лихорадочно заметались в голове Люпина: медальон не достать, Сириуса не спасти… Сейчас инферналы всей толпой набросятся на него, и никто никогда не узнает, что стало с крестражем! Он кинулся к выходу, по пути рассекая себе руку, чтобы окропить кровью выход. Запах свежей крови привёл инферналов в неистовство, и они набросились на новую жертву. Люпин отбивался как мог, продираясь к открывающемуся проёму. Единственной надеждой на спасение было то, что до него добрались пока только трое. Дикая боль от разрывающих его тело зубов и пальцев почти лишала разума. Ремус метал заклятие за заклятием, судорожно вцепившись в свою палочку, понимая, что если вдруг выпустит её из пальцев, то умрет прежде, чем сумеет пересечь арку. Теряясь в невыносимой боли и ужасе от всего увиденного, он даже не сразу понял, что ему пришли на помощь. Волна огня прокатилась по телу, заливая жидкой лавой разорванный бок, и челюсти, вгрызавшиеся в его лопатку, ослабили хватку. Ремус рухнул на колени, с трудом обернувшись… Из мрака пещеры к выходу брели всё новые и новые умертвия, казалось, им нет числа… Вокруг засверкало, Люпин почувствовал резкий рывок, и его поволокли к свету… Кто-то кричал, но слова разваливались, не достигая сознания, звенел и лязгал металл и его скрежет сопровождался омерзительно влажными, хлюпающими звуками и хрустом. Глаза Ремуса застилала кровавая пелена, но даже сквозь неё он различил белое сияние закрывающейся арки… Сознание медленно и неотвратимо погружалось в пучину боли, ужаса и отчаянья. Резкий толчок и удар почти вышибли из него воздух, заставив на миг обостриться все чувства и стиснуть кулаки и челюсти. В следующий миг Ремуса понесло куда-то в калейдоскопе красок. Теряя сознание, он ещё видел то, что в последний момент зафиксировало его зрение — катящуюся к его ногам, окровавленную голову Аластора Грюма.