Мир, в котором нет тебя

За час боевой настрой существенно выветрился и уверенности поубавилось. Вернулись страхи и сомнения, одолевавшие с утра. Кроме того, а вдруг вмешивался всё же Снейп? Что он мог ему внушить? Нереус говорил о насильственной смене приоритетов?! Что в них входит? Гарри ещё толком не освоился с новостями о своём «интересе» к бывшему профессору, а вдруг он сейчас узнает, что тот намеренно внушил ему, что… что… О том, что у них с Северусом могли быть отношения, о которых ему пришлось забыть, Гарри вообще старался не думать! * * * * * — Мистер Поттер, я не собираюсь вас пытать. Если вы не прекратите сопротивляться, то мы оба будем обеспечены такой головной болью, что и врагу не пожелаешь. Расслабьтесь уже, или я немедленно прекращу наше занятие. — Нереус выглядел сосредоточенным, но спокойным. Полумрак кабинета с колеблющимися по стенам бликами свечей навевал мысли о слизеринских подземельях, а мужчина в чёрной мантии вызывал совсем ненужные сейчас мысли и переживания. От «мистер Поттер», прозвучавшего так знакомо, Гарри сжался ещё больше. Нереус устало вздохнул и попробовал зайти с другой стороны. — Гарри, вы уверены, что действительно хотите этого? Поттер на секунду зажмурился и молча кивнул. — Тогда в чём дело? — Я… я боюсь… — честно признался парень. — Боитесь чего? Что я сделаю что-то не так? — Нет! Боюсь того, что узнаю. Боюсь, что вся моя жизнь окажется ложью, спектаклем, поставленным кем-то другим… А вдруг я на самом деле такой как мой отец? Или трус, готовый на всё, чтобы спасти свою жизнь? Или… — Достаточно. — Нереус успокаивающе поднял руку. — Я вас понял. Я не знаю, насколько вы можете быть похожи со своим отцом, но в Гриффиндор шляпа распределила вас и там, и здесь, так что вы вряд ли окажетесь трусом. — Распределила в Гриффиндор, а хотела в Слизерин. — тихо пробормотал Поттер, но Флинт его всё же услышал и усмехнулся. — Я выпускник Слизерина. По-вашему, я трус? Гарри аж подпрыгнул: — Что? Нет, конечно! В Слизерине учился профессор Снейп, а он самый смелый человек, которого я знал! — после упоминания Снейпа и вчерашних откровений об альбоме щёки немедленно начали гореть. — Что же, я рад. Значит, нет причин предполагать, что вы окажетесь трусом только на том основании, что шляпа предложила вам поступление на Слизерин. — Флинт на удивление мягко улыбнулся. — На самом деле я не думаю, что в ваше сознание вмешивались очень эээм… глобально. Гермиона утверждает, что между вами и Дадли очень много общего. В любом случае, не лишним будет выяснить, хотя бы кто является автором коррекции. Может быть, тогда станет понятнее, чего от неё ожидать. Вы уверены, что это не мог сделать Тёмный Лорд? Гарри слегка встряхнулся: он и не заметил, что под действием успокаивающего тягучего голоса погрузился в лёгкое оцепенение. — Уверен. Его целью было меня убить, а не мозг редактировать. Да и когда бы он смог?! — А профессор Снейп? — Он мог… Но ему вроде как незачем… наверное, незачем… — Значит, остаётся Дамблдор. Я сейчас осторожно просмотрю, были ли ещё вмешательства до или после того, которое я обнаружил ранее, и если да, начнём снимать с того, что было установлено последним. — А разве мы начнём не сначала? Нереус тихо рассмеялся, а Гарри поймал себя на том, что завороженно прислушивается к бархатистым ноткам, звучащим в его голосе. — Посмотрите. — мужчина махнул палочкой, и пергаменты на его столе тут же сложились в довольно высокую колонну кирпичей. — Что будет, если вы начнёте убирать их по одному, начиная с самого верхнего? — Эмм… ну, наверное, я их переложу, — неуверенно предположил парень. — Верно. И освободите стол. А что будет, если вы сразу выхватите нижний кирпич? — Они… рассыпятся? — Да. И отдавят вам ноги. Будем считать, что стол — это основа, та жизненная база, на которой покоится ваше сознание вместе с вашими личными предпочтениями и внесёнными коррекциями. Если мы будем разбираться от конца к началу, то сможем восстановить всё нужное и отсеять лишнее. Если возьмёмся сразу за первопричину и уберём, так сказать, первый кирпич, — Флинт ловко выбил камень из основания, и вся конструкция с грохотом рухнула, — то ваша психика может просто сломаться и оказаться раздавленной логическими и нравственными несостыковками. Ещё взмах палочки, и принявшие изначальную форму пергаменты ровной стопкой водрузились обратно на стол. — Так что, попробуем? И помните — мы всегда можем остановиться! Гарри кивнул и задышал ровнее, расслабляясь и впуская Нереуса в своё сознание. * * * * * Первые результаты, мягко говоря, обескураживали. Последнее вмешательство произошло перед началом шестого курса… Романтическая любовь к Джинни Уизли? Неразглашение информации о крестражах и отказ от любой помощи, если она будет предложена? Дамблдор не доверял ему настолько, что вмешался в разум, чтобы запретить просить и получать помощь?! Да Гарри даже друзьям ничего не рассказал бы, если бы его просто попросили этого не делать! А Джинни?! Какое Дамблдор имел право решать за него — кого Гарри должен любить и на ком жениться?! Внутри поднялась волна злости. Не произошло ничего «ужасного» из того, чего он так боялся, но было мерзко! Выращенной на убой свинье не только не доверили сохранить тайну, её лишили права выбора своей судьбы, даже в том случае если каким-то чудом мясник промахнётся… Вот и весь итог посещения сарая Уизли после визита к Слизнорту. Гарри хорошо помнил и захламлённый тесный сарай, и шутку Дамблдора про пауков, и шляпу, и даже то, что не задался вопросом, почему его привели в эту халупу, когда летом можно спокойно поговорить и на улице?! Страх, терзавший сердце ещё час назад, прошёл бесследно — теперь Гарри хотел знать всё! Вторая коррекция его почти не удивила. Снова вмешательство в личную жизнь, снова установки на «правильные решения». Переждав, пока схлынула первая волна ярости, Гарри понял, что ожидал чего-то подобного… «Отказаться от участия в турнире невозможно, и Гарри обязан приложить все силы, чтобы пройти испытания. Из-за турнира ему будут уделять много внимания, и Гарри должен найти себе подружку — Джинни Уизли самая подходящая кандидатура. Рон Уизли его друг — ему нужно прощать всё, ведь дружба, как и любовь, величайшая ценность! Профессор Снейп — тёмный маг — он не достоин ни доверия, ни благодарности, что бы ни сделал». Вот так — всё просто. Рвать жопу на турнире. Рона прощать. Джинни любить. В Снейпе не видеть человека — только тёмного волшебника, способного на любую гнусность. Дамблдор успел вмешаться в его сознание примерно через неделю после выбора Кубка Огня. Этой встречи Гарри почти не помнил, да и заняла она всего ничего — пяток минут. И в самом деле, много ли времени нужно, чтобы подправить мозг доверчивому дурачку?! Просмотрев воспоминания до поступления в школу, Флинт сообщил, что осталось ещё одно вмешательство. Всего одно. На первом курсе у зеркала «Еиналеж», и Поттеру даже думать было противно, что ему тогда могли внушить. — Почему вы не начинаете? — Гарри уже приготовился и не понимал, чего Флинт медлит. — Разве вы не собираетесь продолжать?! — Нет. — ответ Нереуса прозвучал несколько резко. — Ментальное вторжение это вам не «Конфундусы» палочкой разбрасывать. На сегодня мы занимались достаточно много. В лучшем случае сможем продолжить с утра после завтрака. — Но я не устал… — заикнулся было Гарри. — Зато мне необходимо отдохнуть. — отрезал Флинт. — И кстати, если мы не собираемся посвятить всё время вашему разуму, а надеемся всё же решить проблему с проклятием, предлагаю оставшееся время провести в библиотеке. — Но… Продолжать работу Нериус отказался, настаивая на отдыхе. Гарри упрямился, но пришлось отступить. Он не мог заставить, не мог требовать, не мог даже просить — и это выводило из себя. Что-то неуловимо менялось в нём, и оставалось только смириться с этим процессом, надеясь на лучшее. На лучшее… Сколько раз в этом мире он клял себя за то, что натворил?! Сколько раз чувствовал себя неблагодарной свиньёй за своё отношение к Снейпу… За навязанное отношение к нему! Ведь если бы не эти вмешательства, как знать, как бы всё сложилось?! Возможно, не было бы никакого проклятия «Аболитионем Нативитатис»! Возможно, Гарри не собирал бы вырезки из газет, а просто поговорил бы с Северусом, поблагодарил и извинился, и они поняли бы друг друга. Ведь казавшийся таким самовлюблённым и высокомерным лорд Принц оказался умным, добрым и по-своему чутким человеком, а Принц — это наполовину Снейп. Принц-полукровка. Его, Гарри, Принц-полукровка! Тот, кого он видел за страницами старого, исписанного учебника. Тот, кого так хотелось найти и кого он, постоянно встречая, не узнавал… * * * * * Время тянулось бесконечно. Посмотрев, с каким несчастным видом Поттер мыкается по дому, не находя себе места, — Флинт сдался и согласился снять последнюю коррекцию после ужина при условии, что Гарри ляжет спать, не принимая никаких успокоительных и снотворных зелий — мозг во время ночного отдыха должен был справиться с новой информацией и подавлять этот процесс было опасно. Гарри согласился и теперь, мучая отбивную и гоняя по тарелке зелёный горошек, считал минуты до начала занятия. Кусок не лез в горло, хоть Нереус и рекомендовал хорошо поесть. По его словам, подключение пищеварительного процесса замедлило бы мыслительный, что должно было облегчить восприятие информации, сделать её более мягкой. Последний сеанс дался намного тяжелее и воспринимался труднее, чем всё, что было узнано за последние два дня. Было ли это следствием того, что детское сознание оказалось более восприимчиво к внушению, чем подростковое, или Дамблдор вложил больше сил, опасаясь непредвиденных сбоев, кто теперь скажет? А может быть, он и не собирался проводить повторные вмешательства в расчёте на то, что вложенные идеи сохранятся на годы? Теперь, когда сплетённая директором паутина лжи рухнула окончательно, Гарри чувствовал себя разбитым. Нереус выглядел бледным и измотанным, и до Гарри только сейчас дошло, что трудно всё это время было не только ему. «Снейп в любом случае не должен вызывать ни доверия, ни понимания — ничего, кроме острейшей неприязни, граничащей с ненавистью. Для Гарри нет ничего важнее борьбы за «дело света» и мрачный, злобный зельевар в этой борьбе естественный противник!» — Поттеру и хотелось бы подумать, что таким образом директор позаботился о будущей безопасности своего шпиона, да не получалось. В принципе, всё остальное свелось к тому же самому, за одним исключением. Джинни здесь и рядом не стояла, зато присутствовал Рон. Именно его, а не стремящуюся к знаниям Гермиону, Гарри был должен взять за образец для подражания, стараться следовать его примеру и избегать лишних привязаностей. Видимо, любознательный, интересующийся хоть чем-то кроме квиддича и борьбы за «дело света» герой Дамблдору был не нужен. Гарри с недоумением оглядывался на себя прошлого и не мог понять, как же так? Рон Уизли чистокровный волшебник, имеющий большую семью и не знающий элементарных вещей: о распределении на факультеты, о запрете трансгрессии в Хогвартсе, о… да много о чём ещё! Внушение внушением, но думать-то ему никто не запрещал! Да, подтолкнули в «правильном» направлении, но почему ему за столько лет и в голову не пришло задуматься, а почему он берёт пример с человека, который своими познаниями о волшебном мире едва ли не уступает магглорожденным? * * * * * Гарри метался на кровати, заново переживая откровения сегодняшнего дня, пытаясь понять и принять произошедшее. Заснуть надолго не получалось. Было тяжело, стыдно, больно, гадко. То вдруг вспыхивала надежда на то, что теперь, когда он всё знает, можно будет что-то изменить. Хотелось бежать, просить, убеждать, объяснять, но надежда тут же угасала, сменяясь пониманием, что бежать не к кому. Он может обойти весь мир, но туда, куда рвётся его сердце, так и не дойдёт. Окончательно измучившись, Гарри ненадолго проваливался в сон, чтобы через несколько минут вынырнуть из него в прилипшей к мокрому от пота телу пижаме и с бешено колотящимся сердцем. Снова метался по комнате, пытаясь успокоиться, ложился и снова засыпал, чтобы вскоре опять подскочить и начать всё заново. Короткие клочковатые сны не приносили облегчения. Всё становилось только хуже, но Нереус предупреждал, что спать нужно обязательно, и Гарри старался как мог. * * * * * Гарри бродил среди полок, книги на которых шептали ему, просили взять их почитать, но он равнодушно отворачивался, со счастливой улыбкой идиота подкидывая на ладони золотистый снитч… Знакомый полный холодного презрения голос упрекал его в тупости, неблагодарности и лени, нежелании думать своей головой. Голос звучал ото всюду и словно внутри него, и Гарри метался, пытаясь хоть мельком увидеть его владельца и что-то ему объяснить, но вокруг было пусто. Эта пустота впитывалась в тело, заполняя всё изнутри… Толстая рыжая девушка в свадебном платье и засаленном переднике, ужасно похожая на Амбридж, визгливо голося, тащила его в празднично украшенный шатёр. Гарри упирался и пытался сбежать в лес, на окраине которого, за деревьями, как он чувствовал, стоит высокая тонкая фигура человека в чёрном. И этот человек его почему-то ждёт. Когда же Гарри удалось вырваться, он уже точно знал, что опоздал, — человек его не дождался и ушёл. Звать и искать бесполезно, тот, кто его ждал, не вернётся. От этого понимания стискивалось горло, и что-то в сердце отдавалось болью… Гарри послушно кивал, слушая увещевания о том, что превыше всего на свете дружба, и с тоской глядел, как две фигуры уходят прочь. Теперь он точно знал, кто тот высокий худой человек, и ему было горько и больно от того, что рядом с ним шёл кто-то другой… * * * * * Утро настало почти неожиданно. Промаявшись всю ночь, Гарри перед самым рассветом всё же сумел заснуть и хотя бы на время избавиться от терзающих его мыслей. Точнее он даже не заснул, а провалился в густое, вязкое, как кисель, марево, полное тревоги и смутных образов, и теперь голова раскалывалась, как после визитов Риддла, если не хуже. Похоже, и для Нереуса вчерашние труды не прошли даром. Наверное, поэтому завтрак для них двоих начался с солидного набора зелий, а к обычным мёду и джему добавились пышные кремовые пирожные и приторно-сладкое, щедро обсыпанное сахарной пудрой печенье. Нереус, порекомендовав Поттеру следовать его примеру, поглощал сласти в большом количестве и без малейшего удовольствия. Скоро удовольствие перестал получать и Гарри, уже через силу вгрызаясь в очередной обмазанный мёдом тост, но самочувствие однозначно улучшилось. Гермиона смотрела на обоих, не скрывая сочувствия, и самым безапелляционным тоном заявила, что в библиотеке сегодня будет работать одна. Почему-то постеснявшись при Гермионе обсуждать тему своих сновидений, Гарри вздохнул с облегчением, радуясь удачному моменту и возможности поговорить с Нереусом наедине. Ничего нового он в общем-то не услышал… Флинт подтвердил его догадки, что зажатые рамками коррекции чувства находили выход в сновидениях. Поэтому и фигура, и движения, и голос «Незнакомца» казались Гарри такими знакомыми, но наложенные ограничения подавляли саму возможность признать очевидное, что и стало причиной, по которой лица мужчины ни в одном из снов Поттер так и не увидел. С теми снами, где парень вынужден был блуждать в темноте и где Снейп растаял дымом, тоже всё было более или менее ясно. Как Гарри и подозревал, факт, что здесь он ищет несуществующего человека, в глубине души стал для него уже давно очевиден. Единственное, чего Нереус так и не смог объяснить, — это почему в сновидении Гарри увидел рассыпавшимся свой патронус. С часами, крысой и девушкой всё было предельно ясно, а вот с патронусом… Флинт, конечно, выдвинул гипотезу, что это ещё одна из форм осознания, что Снейпа здесь не существует, но по лицу мужчины было видно, что в своём предположении он не чувствует ни малейшей уверенности. * * * * * — Получается, мне изначально нравились парни, значит, и в своём мире я… я… — Гарри запнулся и уставился в окно. Он одновременно стремился и стыдился начать этот разговор, но поскольку за полдня никто так и не коснулся волнующей его темы, поднимать её пришлось самому. — Изначально вам, как и остальным, нравились все. Интерес к своему полу обусловлен условиями вашей жизни. — Как это? — Гарри, ну это же так просто! — не удержалась Гермиона. — Ты сам говорил, что в детстве у тебя не было друзей. Ты не дружил с мальчиками, но видел пример общения твоего кузена с приятелями. Не важно, каков был этот пример, главное — он был. А с какой стороны подойти к девчонке, ты себе даже не представлял. Подспудно ты их просто напросто боялся! А навязанный выбор и первая неудача только закрепили то, что и так было тебе против шерсти. Вот и получилось, что на парней ты не смотрел, потому что тебя обязали к другому, а на девушек не смотрел, потому что оно тебе самому не нужно. — Но с тобой-то я дружил, а ты — девчонка. — Ну, скажем так — я стала исключением из правила. Девчонка типа «свой парень». Гарри поднял на Нереуса вопросительный взгляд, словно ожидая подтверждения. — Не совсем так, но, скорее всего, Гермиона по большей части права, и именно это стало причиной тяги к своему полу. Обычно волшебники определяются со своими предпочтениями гораздо позже, но фактически вам не оставили выбора. — Вы хотите сказать, что если бы не Дамблдор, я бы выбрал женщин? Но ведь и мой отец, и Дадли. — Ну, возможно, ваша предрасположенность была несколько сильнее среднестатистической… А насчёт выбрать женщину… Теоретически это возможно, практически, учитывая вашу жизненную ситуацию, вряд ли… Но могло быть и такое. На тот момент, когда Дамблдор решил вам «помочь» сделать «правильный выбор», вы уже успели влюбиться. В том, чтобы впервые влюбиться в пятнадцать лет, нет ничего странного или исключительного. Но вы умудрились сделать объектом своих чувств человека, к которому должны были испытывать только негативные эмоции. Единственное, чего я не понимаю, это каким образом вы частично умудрились обойти запрет на симпатию к Снейпу?! Да, проявлялась она у вас в весьма извращённом виде, и тем не менее… — Так, может быть, это всё ошибка? — Нереус, скажите, а его чувства могли начаться на первом курсе? Поттер шокированно уставился на Гермиону: — Ты что хочешь сказать, что я влюбился в профессора Снейпа в одиннадцать лет?! — Да нет, конечно! В этом возрасте не мыслят подобными категориями и чувства проявляются совсем по-другому. Но ты же сам говорил, что профессор произвёл на тебя неизгладимое впечатление с первой встречи! Ну вот… Я хочу сказать, что запрет навесили, а интерес остался… Просто тлел себе потихоньку, как угли под золой — и не полыхнуть, и не погаснуть… как-то так… Гарри перевёл вопросительный взгляд на Флинта, тот пожал плечами: — Вполне возможно. Тех месяцев, которые предшествовали первой коррекции могло хватить, чтобы интерес и сформировался, и закрепился. А потом чувство просто росло вместе с вами и изменялось в соответствии с возрастом. И если в начальной школе оно сводилось к стремлению привлечь внимание и заслужить одобрение, ну или в вашем случае спровоцировать конфликт и всё равно добиться внимания, то к окончанию школы… — Флинт усмехнулся, показывая, что итог очевиден. — Ситуация, в которой вы оказались, исключительна и абсурдна одновременно. Вы влюбились в профессора Снейпа. Стараниями директора вы не могли осознать ни своё влечение, ни свои чувства. С одной стороны, чувства процветают, а с другой, мозг их полностью отрицает, блокируя их восприятие и осознание. Возможно, не попытайся Дамблдор подтолкнуть вас к отношениям, всё как-то разрешилось бы само собой, но он снова вмешался и получил то, чего не ждал. В первый раз коррекция вполне удалась. А во второй — дало свои результаты полное пренебрежение вашими чувствами и склонностями. Из-за первой коррекции ваше влечение изначально не могло быть ни осмыслено, ни реализовано, потому что вступало с ней в противоречие. В итоге, вместо того, чтобы проявить интерес к выбранной для вас девушке, вы из-за некоторого внешнего сходства стали воспринимать собственную мать как абстрактный идеал женщины, а на роль романтического увлечения выбрали девушку, максимально походящую на человека, которому действительно посвящались ваши самые сильные эмоции и мысли. Вы выбрали худую, черноглазую Чжоу, с длинными прямыми чёрными волосами, и фигурой, и характером больше похожую на юношу, чем на девушку. Третья коррекция только усугубила картину. Чувства к Джинни оказались нестойкими и несколько однобокими. Она частично стала вами отождествляться с образом матери и семейными отношениями. Но поскольку семьи у вас фактически никогда не было, то и воспринимали вы эти отношения так же абстрактно, как некую модель, которая лично вас почти не касается. И все ваши душевные терзания, что она сестра друга, прикрывали истинную причину — Джинни внешне слишком напоминала вашу мать, а такие отношения вы, что вполне естественно, воспринимали как нездоровые. Установка, которая ещё худо-бедно держалась, пока девушка постоянно находилась рядом, постепенно слетела, как только оборвались все контакты с нею. Финальным аккордом, я думаю, стала «Авада», которая окончательно сбила настройки. Вы по инерции всё ещё продолжали цепляться за привычный уклад, следуя на поводу у мнения других и не давая себе времени и труда разобраться с собственными мыслями и чувствами. Именно потому, что всё навязанное Дамблдором было уже основательно расшатано, мне удалось снять коррекции так быстро, и реальные трудности возникли только с той, что была проведена на первом курсе. Не вмешайся я, через пару лет всё само бы осыпалось. Единственное, что меня удивляет, — некоторая небрежность. Я уверен, что Альбус Дамблдор мог сделать гораздо лучше… — А зачем? Я был оружием одноразового использования, ради которого не стоит утруждаться. — внутри Гарри всё клокотало от гнева. За него всё решили, впрочем как и всегда! — Кого интересует мнение вещи?! Вещь приобретается, используется, отправляется в утиль, а если уцелела — тихо пылится в углу. Всё. Других вариантов не предусмотрено. — Ну зачем так мрачно? Возможно, Дамблдор смотрел на эту ситуацию по-другому… — В самом деле? Тогда за что он так со мной? — злость и обида схлынули, уступив место усталости. Гарри чувствовал себя опустошённым. Всё, во что он верил, превратилось в прах. Гермиона молча отвела глаза. Наверное, она могла бы сказать, что ничего другого ждать и не следовало, но промолчала. Да и какой в этом был смысл. Гарри заглянул в глаза Нереусу, словно пытался прочесть в них ответ: — Нереус, вы взрослый, умный! Вы знали Альбуса Дамблдора, так ответьте, за что?! Зачем он лишил меня поддержки? Желания учиться? Почему не оставил права выбора? — Гарри, успокойтесь. На самом деле никто и никогда не мог сказать, что на уме у Дамблдора. Его идеи могли казаться гениальными или безумными, но они никогда не были тривиальными. Возможно, таким странным образом он хотел позаботиться о вас. Дать семью, которой у вас никогда не было и которую по другому вы могли никогда не обрести, просто потому что не умеете строить близкие отношения. — Да неужели? Вы и вправду верите в это?! — Гарри горько рассмеялся. — И поэтому директор решил оставить меня рядом с человеком, способным предать за славу или сытную еду? А для счастливого брака женить на девушке, перетрахавшейся с половиной школы, к которой я абсолютно ничего не чувствовал? А почему было не спросить меня? Это же моя жизнь! — Гарри, чего вы от меня ждёте? — Правды! — Я её не знаю. Может, Альбус хотел дать вам что-то, ради чего стоит бороться и выживать — дружбу и любовь. Или использовал вас как послушную марионетку, чтобы у вас не было искушения отойти в сторону и жить своей жизнью. Вы можете принять версию о семье или считать, что вас использовали и упиваться своими обидами. А можете продолжать просто жить — выбор за вами. Вы не можете знать, сколько вреда и сколько пользы принесло вам вмешательство, но теперь в ваших силах строить свою жизнь дальше так, как сочтёте нужным. Простите, меня ждут неотложные дела. — Нереус встал, давая понять, что не намерен и дальше вытирать сопли обиды национальному герою. Посыл оказался очень доходчивым, и Гарри вздохнул: ну что же пожалел себя и будет. Пора и за дела приниматься.