Желай-место

Свист, удар, грохот и громкая ругань. Быстрые шаги, тяжелый вздох, опять свист, удар и теперь звон разбившегося стекла, снова ругань, но громче и уже другого человека. Из каюты капитана вышел молодой мужчина, он, даже не пытаясь найти виновного, метнул принесенный с собой нож в палубу и, когда тот вонзился в доски, холодным тоном произнес: – Если кто-нибудь еще раз попытается поймать эту чертову птицу, полетит сам. За борт! Все меня слышали?! Команда ответила нестройным хором голосов, а капитан удалился обратно в каюту, через разбитое окно внутрь влетела та самая птица, за которой все охотились, едва этот пассажир появился на борту корабля. Разбивший стекло человек с завистью посмотрел в сторону исчезнувшего в темноте хвоста и забрал свой нож, бормоча ругательства сквозь зубы. В это время птица примостилась под потолком каюты и умиротворенно сложила крылья за спиной, наблюдая за капитаном, будто ничего не случилось. Капитан с минуту смотрел на ворох карт и бумаг на столе, а потом развернулся к своему гостю и процедил: – Какой смысл защищать тебя от команды? Пусть в тебе и есть настоящая душа, в остальном ты обыкновенный кусок золота, за который в ближайшем порту мне дадут кучу денег. Сегодня каждый хочет заполучить хотя бы перышко Золотой Совы! – Я сипуха, – обиженно поправил его Глянц. – И прежде всего у меня есть душа, а затем уже тело из золота. Я уже говорил, что на самом деле во мне нет особой ценности. Меня нельзя переплавить, я не исполняю желаний, и я могу легко улететь. – Да уж, в последнем я успел убедиться, – пробормотал капитан, бросив взгляд на мелкие осколки на полу каюты. И птица, и человек замолкли, каждый думая о своем. Капитан Сагали Кин прокручивал в голове накопившиеся проблемы. Для начала, ему нужно было следить за сохранностью птицы, с которой он сумел установить не дружеские, но хотя бы деловые отношения. С Золотой Птицей он познакомился в одном из радталийских портов, когда та слетела прямо ему на плечо и попросила укрытия на время плавания. Тогда от неожиданности Сагали едва не запнулся и потерял равновесие, но Глянц клюнул его за ухо и заявил, что пират не должен привлекать к себе внимание, иначе он улетит. Сагали всегда выступал против животных-компаньонов, однажды он даже не взял в команду матроса, только потому что у того была собственная ручная белка. Однако в то мгновение ему пришлось принять невозмутимый вид, будто он возвращается на корабль не с Золотой Птицей, а всего лишь со странным блестящим попугаем. Всей команде под страхом смерти было запрещено говорить о Глянце до тех пор, пока они не покинут порт и не выйдут в открытое море. Оживший кусок золота, оказалось, тоже собирался искать Желай-место, рассказал о своей мечте «не быть одиноким», и та настолько умилила и одновременно рассмешила Сагали, что он согласился дать кров несчастной птичке. Вот только то, что охотиться на сипуху нельзя, усвоили далеко не все члены команды, и теперь не было и дня, чтобы кто-то не пытался поймать птицу. Все помнили только, что за нее уже давно было объявлено вознаграждение, получив которое, пираты могли бы не знать никакой нужды в течение долгого времени. Глянц поражался их настойчивости в вопросе поимки вещи с душой, а пираты – ее неуязвимости и внешнему спокойствию. Многие предполагали, что даже благодушие их капитана могло закончиться раньше, чем терпимость Золотой Птицы к пиратам. Кроме этого, почти не решаемой проблемой, которой он практически ни с кем не делился, было то, что Сагали не был уверен до конца, тот ли курс он взял, чтобы по морю добраться до Желай-места. Глянц понятия не имел, где находится их общая конечная цель. Он клялся раздобыть верную карту у одного из капитанов, о котором слышал в своих странствиях, но пока этого не произошло, и Сагали получал лишь обещания. К счастью обоих, эти заверения слышал только капитан «Безымянного» да его старший помощник Плаха. В руках Сагали находилась часть карты Пяти Океанов, разорванной аккурат по Сырому проливу, открывающему кораблям путь в моря Отобранных земель. Ниже изображенных земель были выведены строки: «Там, где ундина и с крылами встречают вместе свой рассвет». Кусок карты попал к Сагали несколько лет назад во время набега на приграничный город Людского королевства, но использовать карту как ключ к расположению Желай-места он решился лишь незадолго до встречи с Глянцем. Капитан, старпом и Золотая Птица вместе выбрали курс на Сырой пролив на востоке Пяти Океанов, что было воспринято командой, как подсказка от самой Золотой Птицы. Сагали надеялся, что ко времени их прибытия в пролив Глянц успеет разыскать продолжение маршрута. Сейчас эти двое казались приятелями, но оба знали, что стоит им отыскать Желай-место, они превратятся в соперников, так как, по всеобщему убеждению и внутреннему чутью каждого, кто недавно взялся за его поиски, Желай-место могло вот-вот исчезнуть и исполнить желания далеко не всех страждущих. Капитан втайне рассчитывал в итоге пленить птицу и извлечь таким образом еще больше выгоды, а сипуха была уверена, что в любой момент сможет беспрепятственно покинуть корабль. – А глаза у тебя действительно янтарные? – громко спросил Сагали, нарушая тишину. – Если их вытащить, ты сможешь видеть? – Смогу, – отозвался Глянц со своего насеста. На первый взгляд, кроме путаницы с его видовой принадлежностью, никакие другие вопросы о состоянии и даже составе тела уже давно его не беспокоили. Но Сагали по голосу совы слышал, как та отвечает только от безысходности. – Раньше они были хрустальными, но разбились, и один добрый человек сделал мне глаза из янтаря. – А зачем они тебе, если ты все равно видишь? – фыркнул капитан. Он слышал, как некоторые члены команды уже подсчитывали, сколько бы они получили за одни совиные глаза, созданные мастером камня. Стоило заранее поинтересоваться, сможет ли Золотая Птица обходиться без такого зрения. Ослепленный, Глянц едва ли был бы готов к дальнейшему сотрудничеству. – Нельзя иначе, – странно ответила сипуха, взъерошила золотые перья и замерла, превратившись в неподвижное изваяние с кусками янтаря на месте глаз. «Уснул», – вздохнул Сагали и отвернулся к картам.

***

– Выше, выше! Стреляй! Да стреляй же! Сагали вышел на палубу и увидел, что почти вся команда сбилась в кучу вокруг Триглаза, одного из редких по сущности смотрящих вдаль и потому самого зоркого из всех на корабле, и с отчаяньем на лицах дает ему бесполезные советы. Что-то блестящее пролетело мимо, и после нескольких секунд тишины сам Триглаз разразился страшными проклятьями, ему вторили все остальные. – Что здесь происходит? – спросил Сагали. Команда тут же стихла, все только переглядывались между собой, но никто не решался отвечать капитану. Сагали посмотрел в сторону, куда из арбалета стрелял Триглаз и куда все еще с надеждой и волнением бросали взгляды некоторые члены команды. Там, к светлеющему горизонту, как раз на восток, куда направлялся «Безымянный», летела единственная птица, плавно взмахивая крыльями. Уже догадываясь, каков будет ответ, капитан снова обернулся к команде. – В кого вы стреляли? – Капитан, – пробормотал Триглаз, опуская арбалет с видом нашкодившего ребенка, который знал, что наказание последует незамедлительно, – птица улетела. Сагали отчасти продолжал глупо надеяться, что он говорит не о Глянце. Сипуха не смогла бы самостоятельно добраться до Желай-места, еще не зная пути туда. Да и Триглаз не мог промахнуться, если только не сделал это намеренно. Державшийся в стороне от остальных Лесли, рулевой, нависая над ними с мостика, выложил всю правду: – Золотой Глянц улетел, капитан. Его опять попытались поймать, когда он сидел на мачте. – Крыса, – прошипел кто-то из-за спин товарищей. – Кого я слышу, моя родная кровь, – пропел Сагали, выискивая глазами говорившего. – Обладатель любимого моему слуху голоса приглашается в каюту капитана для разговора о том, как важно было удержать на корабле Золотую Птицу по ее собственной воле. – Он еще может вернуться, он же остался жив, – предположил кто-то. – Он бессмертен, идиот! – прокричал Сагали. – Там нечему выживать, эта птица неуязвима, если только не разобрать ее на части. Зато надоесть ей можно легко, и вы с этой задачей прекрасно справились! Вы знаете, сколько бы денег мы получили за сову? Попытайтесь вы хоть делать вид, что не причините ей вреда, этот кусок золота нам бы хоть немного доверял. Но теперь-то это все неважно. Сагали развернулся и пошел к себе в каюту, а Лесли опять осторожно подал голос: – Новые приказания будут? – Все так же держим путь на рассвет, – бросил Сагали через плечо. Команда с облегчением разошлась по своим местам. Да, они спугнули Глянца, но все они видели его вживую, в чем везло лишь немногим. Охота на Золотую Птицу была безрезультатным развлечением, поговаривали, что завладеть сипухой ни на день, ни на миг не могли уже две сотни лет. Зато теперь можно было во всех портовых городах хвастать, что на их борту несколько дней пробыла сама Золотая Сова. Но больше всего команду воодушевляло то, что за потерю Глянца будет отвечать не Триглаз, уж точно стрелявший не в птицу, а зачинщик этой беды. Пираты не знали, что сейчас Сагали по очереди проклинал каждого из членов команды, позволивших себе расслабиться без крепкой хватки Плахи и должного внимания капитана. Да если бы и узнали, это их едва ли встревожило бы. Пираты «Безымянного» привыкли к угрозам Сагали, не воплощавшимся в жизнь в отличие от тех же словесных кар, что на их головы насылали его предшественники. По крайней мере, пока что именно так и происходило. Напротив Сагали, нагло опираясь бедром о стол, стоял Нил. Этот человек, немногим старше молодого капитана, приходился последнему единоутробным братом, хотя Сагали родственником называл его неохотно и зачастую только в те моменты, когда был им крайне недоволен. Даже внешне они не были похожи, чему Сагали в глубине души был рад. Видимо, оба пошли в своих отцов: Сагали унаследовал от своего темно-голубые глаза и жесткие черные волосы, а Нил от своего – светлую шевелюру с бледными ледяными глазами, и только прямые носы едва напоминали, что мать у них была одна. Нил сносно разбирался в морском деле, но при любой возможности слонялся всюду без дела, к счастью, почти никому не мешая. Не имея собственной доли в грабежах торговых судов королевств и налетов на приморские города, Нил зарабатывал на еду и кров на корабле любой работой, на которую его направляли Сагали или Плаха. Каждое его занятие сопровождалось нытьем и ворчанием, иногда еще и попытками переложить свои обязанности на других. Команда была научена не обращать на родственника Сагали ни малейшего внимания, а сам капитан давно уже хотел высадить Нила где-нибудь вдали от судоходных путей или даже выкинуть за борт в порыве гнева. Была только одна причина, по которой Сагали терпел этого лентяя: их мать, которую он уважал и даже побаивался, уже потеряла нескольких родных людей на суше и в море и заверила его, что или Сагали берет Нила с собой в плавания, чтобы тот всегда был при деле, или она проклянет его на всю жизнь. Мать словами попросту не разбрасывалась и действительно смыслила в колдовских угрозах и ядах, и Сагали предпочитал терпеть Нила. – Из всех идиотов, стоявших на палубе, ты решил наказать меня? – недовольно сощурился Нил. Сагали, у которого на языке вертелись десятки ругательств, приготовленных специально для брата, повторил в голове вопрос Нила и закусил губу, чтобы не рассмеяться. Нил за несколько лет так и не усвоил, что не имеет на «Безымянном» ни одной привилегии, и его попытки ставить себя выше остальной команды становились с каждым разом все нелепее. – А я считаю, что из всех идиотов, стоявших на палубе, выбрал самого главного из них, – Сагали окинул Нила насмешливым взглядом. – Я знаю, что виноват ты. И Триглаз, и Лесли, и все остальные не догадались ни о чем получше, чем подстрелить сову или припугнуть ее, чтобы не улетела, но спровоцировал Глянца ты. – Ты придумываешь на ходу, только потому что терпеть меня не можешь. – Именно терпением тебя я и занимаюсь уже который год. Похоже, даже Плаха начал сдавать позиции от одного твоего присутствия. Сагали подозревал, что Нил решил досадить Глянцу, как раз воспользовавшись тем, что старший помощник с прошлого вечера отлеживался на нижней палубе, держась за больное сердце. Плаха, посвятивший морю больше лет, чем Сагали жил, полушутя обещал, что не умрет, пока они хотя бы не доберутся до Желай-места, но иногда капитан всерьез опасался за его здоровье. Остальная команда благоговела перед старым пиратом, и Сагали казалось, что власть, врученная ему этими же людьми, без поддержки Плахи рассыпается у него в руках. И наглядным примером, когда без надзора Плахи все разваливалось, был бестолковый Нил. Сам Нил не раз требовал посадить Золотую Птицу в клетку, а затем продать подороже. «Он твой брат, Сагали, – устало повторял Глянц, – но если тебе я доверяю, то ему – нет. Твой брат еще устроит так, чтобы я покинул корабль, или плененный, или сбежав». И вот слова его сбылись. – Там, где ундина и с крылами встречают вместе свой рассвет. Что это все-таки значит? Беззаботный голос Нила вывел Сагали из размышлений. Тот даже не заметил, что стоял, сжав кулаки и сверля брата взглядом. Нил же нагло рассматривал лежавшую на столе разорванную карту Пяти Океанов и выписанную внизу строку. – Разве ундины еще живы? – продолжал он. – Ведь король Акжет грозился истребить всех ундин и русалок. Сагали только закатил глаза. Его раздражало одно упоминание имени короля, который постоянно с чем-то или кем-то боролся и был очередным вдохновителем войны между обыкновенными людьми и обитателями земель Пяти Океанов. Может, Акжет и смог истребить всех ундин в своем королевстве, земли Пяти Океанов были ему неподвластны, и потому там могла свободно жить любая сущность. Лишь бы обещанная ундина не оказалась очередной загадкой, к которым так часто прибегали умельцы, в прошлом составлявшие карты Пяти Океанов. Вспомнив, как он пытался разобраться в написанном вместе с Глянцем, Сагали по привычке поднял взгляд к перекладине, на которой любила гнездиться Золотая Птица, и, никого там не увидев, сжал челюсти. – Тебе энергии сегодня не занимать, – процедил он Нилу, – а мозги на свежем воздухе совсем выдуло. По-твоему, я отвлекусь на болтовню об ундине, когда из-за тебя улетела сова? – Я не виноват, что Золотая Птица решила нас бросить. – А я не виноват в том, что не могу бросить тебя, – пробормотал Сагали и махнул брату рукой. – Идем. Он вывел Нила на палубу и огляделся по сторонам. В утренней суете, уже проснувшись, но мыслями еще в своих снах и в погоне за Глянцем, члены его команды действовали слаженно, как единый организм, но почти бездумно, позволяя телу выполнять всю работу. Сагали оглядел их, занятых делом и без надзирательства Плахи, и высмотрел у левого борта двух матросов: один из них тащил ведро воды, другой проверял узлы канатов. – Юг! Мартигинто! – позвал их капитан, и пираты с готовностью подскочили к нему. – До заката бледный черт, которого моя дорогая матушка упорно называет моим братом, поступает в ваше распоряжение и выполняет всю работу, вмененную вам в сегодняшние обязанности. – Предлагаешь работать за двоих? – вскрикнул Нил, косясь на оскалившихся товарищей. – О, это и в самом деле несправедливо, – Сагали покачал головой. – Ты нарушил приказ за всю команду, стоит подозвать каждого и дать тебе по заданию, верно? – Я тебя понял, брат, – бросил Нил. – Запоздало. Не скучай, – махнул ему рукой капитан Сагали и снова скрылся в своей каюте.