***
Подумав несколько секунд, девушка всё же отреагировала: — Я Мари… — хотела ответить Адриана на автомате, но вовремя осеклась, пора выбросить это имя из головы: Мариссы Пиа Спирито больше нет, а Мариссы Паррондо и подавно! — Меня зовут Адриана, — выдавила она из себя, намеренно проигнорировав вторую часть вопроса. — Очень приятно! — сказала Луна. — А вы замужем? — Видимо, любопытство было их общей чертой. — Я вот совсем недавно вышла, но мне так непривычно с новой фамилией, всё время хочется назваться Луной Фернандес, хотя я уже сеньора Провенса, — весело щебетала она. — Привыкай, любимая, — улыбнулся Николас. — Хочешь, я каждую минуту буду тебе напоминать тебе твою новую фамилию? Провенса-Провенса-Провенса! — поддразнил он жену, коснувшись указательным пальцем её носа. — Да ну тебя, шутник, — воскликнула Луна, отмахнувшись от него. — А вы всё-таки замужем? Может, знаете способы, как побыстрее привыкнуть? — не отставала со своими вопросами девушка. — Нет, я не замужем. Простите, не хочу вас обидеть, но можно я спокойно поем? Мне бы не хотелось тратить время на разговоры, скоро отъезд нашего автобуса, — мягко, но требовательно попросила она, на что Луна обиженно надула губы. — Ой, извините, мы и вправду слишком наседаем, — извинился Нико. — Что ты будешь, любимая? — приглушённым голосом спросил он, обращаясь к жене. Новоиспечённые супруги стали вести себя сдержаннее и тише, и Адриана больше не вслушивалась в их разговоры, сосредоточившись на еде. При виде их счастливых лиц у неё болезненно сжалось сердце — когда-то и она была такой же счастливой, выйдя замуж за любовь всей своей жизни. Это были две разные версии Хоакина, как будто её ласкового, веселого, милого жениха подменили. Хотя о какой подмене может идти речь? Сейчас она уже понимала, что эта тёмная сторона была в нём всегда, он просто хорошо её скрывал, а она смотрела на всё сквозь розовые очки. Да и не сразу после свадьбы в нём произошли эти кардинальные изменения. Поначалу он вёл себя вполне нормально, его внутренние демоны проявлялись только под влиянием алкоголя, но только поначалу… Адриана долгое время думала, что сама во всём виновата, ведь он внушал ей, что это она вынуждала его включать «плохого» Хоакина своим недопустимым поведением. Она уже почти расправилась со своим сытным завтраком, когда её невесёлые размышления прервал пожилой полицейский, вошедший в кафе. У его плеча висела рация, из которой доносились неясные звуки переговоров. Она сидела лицом ко входу, поэтому сразу заметила добродушное лицо седоватого мужчины. Несмотря на то, что он улыбался, она буквально застыла, ощутив панический приступ страха… А вдруг он пришёл именно за ней? Вдруг она уже в розыске, и за его пазухой спрятана ориентировка с её фотографией? Адриана ещё глубже натянула капюшон, стараясь не смотреть в сторону барной стойки. Хорошо, что Нико и Луна сосредоточились друг на друге и не замечали её странного поведения. Скоро стало понятно, что и полицейскому не было до неё никакого дела. — Офицер Дунофф, доброе утро! Вы за кофе? Вам как обычно? — приветливо спросила официантка. — Доброе утро, Глория! Да, пожалуйста! Мне, как всегда, простой чёрный кофе, а моему напарнику латте, — последнее слово он произнёс с нескрываемой усмешкой, в его голосе явно чувствовалось предвзятое отношение к новомодным иностранным словам. — Гонсалес, чёрт старый, не мог просто сказать — мне кофе с молоком? Так нет же, латте ему подавай! — мужчина протянул женщине деньги и заливисто рассмеялся, заражая своим смехом всех вокруг. Наблюдая за тем, как весёлый полицейский подтрунивает над неким офицером Гонсалесом, все невольно заулыбались — все, кроме Адрианы. Она делала вид, что внимательно изучает свои ногти, пытаясь при этом унять бешеный стук сердца. Раздался громкий звуковой сигнал рации, шипение и чей-то невнятный голос, отчего девушка еле заметно вздрогнула. Офицер Дунофф наклонил голову к левому плечу и, прослушав сообщение, ответил: — Хорхе, ты что, боишься, что твой кофе остынет? Смотри не торопи меня, а то разолью по пути твоё молочко, — сказал он с широкой ухмылкой, взяв из рук официантки картонную подставку с горячим кофе. — Спасибо, Глория! Пока! Хорошего дня! — попрощался мужчина и направился к выходу, снова склонившись к рации и на ходу продолжая перепалку с напарником: — Чтоб тебя, Гонсалес! Какое ещё соевое молоко? Ещё чего?! Сам пойдёшь в следующий раз! Адриана вздохнула с облегчением, хотя тревога всё ещё держала её в железных тисках, во всём теле ощущалось невероятное напряжение и тяжесть. Оставив несколько купюр под своей тарелкой, она взяла рюкзак, встала и пошла к выходу. Сделав над собой усилие, постаралась выглядеть естественно, хоть это было и нелегко — ноги не слушались, словно кто-то налил в них свинца. Покинув кафе, она вернулась в автобус. Николас и Луна больше не пытались с ней заговорить — не хотели навязываться. На самом деле ей понравилась эта молодая пара, они были общительными и открытыми людьми, но не стоит пока завязывать никаких знакомств, возможно, даже ради их собственной безопасности. Ей ни в коем случае нельзя терять бдительность. Уже скоро они продолжили свой путь по широкой многополосной трассе. Следующей остановкой был город Вьедма, они ехали вдоль так называемого Аргентинского моря — так там принято называть прилегающую к побережью Аргентины часть акватории Атлантического океана. В конце восьмидесятых во Вьедму даже хотели перенести из Буэнос-Айреса столицу страны, но от этой идеи позже отказались. Эту познавательную информацию Адриана почерпнула из автобусной брошюры, в которой содержалось краткое описание каждого города из их маршрута. Она изучила её от корки до корки, чтобы хоть как-то отвлечься. Согласно брошюре до конечного пункта осталось проехать ещё четыре города — около семнадцати часов пути. Адриана смотрела в окно, откинувшись на спинку сидения. Женщина, рядом с которой она ехала, вышла в городе Трес-Арройос, и к ней никто так и не подсел. Их комфортабельный двухэтажный автобус быстро преодолевал километр за километром по территории Аргентины, пейзажи за окном неспешно сменяли друг друга. Весна постепенно вступала в свои права, светило яркое октябрьское солнце, на чистом голубом небосводе не было ни облачка. Деревья радовали глаз нежно-зелёной листвой, как это бывало только ранней весной. Задумчивый взгляд Адрианы был устремлён к движущемуся горизонту за окном автобуса. Она почувствовала, как её веки тяжелеют, картинки перед глазами всё набирали скорость, пока не слились в одно целое, и она наконец провалилась в беспокойный сон. Да, поводов для беспокойства у девушки было предостаточно — страх быть найденной, новый незнакомый город, в котором ей предстояло поселиться и начать всё с нуля, полное отсутствие знакомых, абсолютная неизвестность, но всё же после телефонного разговора с Хильдой в городе Асуль одним таким поводом стало меньше — сеньоре Акосте, к счастью, пока ничего не угрожало.***
В просторной ванной у зеркала стоял светловолосый мужчина, голый по пояс. По щетине, покрывавшей его щёки и подбородок, можно было предположить, что он не брился по меньшей мере четыре дня. Скривив лицо, он пытался обработать рану на своём затылке. Сильно пахло хлоргексидином и чем-то спиртосодержащим. В одной руке он держал ватный диск, а в другой маленькое зеркальце — рана находилась в задней части головы, добраться до неё было достаточно трудно без посторонней помощи. Он чертыхнулся от резкой боли и выронил зеркальце, оно упало на кафельный пол и разбилось на множество мелких осколков. — Дрянь! Это всё из-за тебя! Рыжая сука… — прорычал он, со злостью отбросив окровавленный комок ваты, который держал в руке, на стеклянную дверцу душевой кабинки, как будто именно этот предмет был повинен во всех его бедах. Влажный ватный диск прилип к стеклу, задержался на мгновение и начал медленно сползать вниз, оставляя за собой кровавый след. Хоакин наблюдал за этим скольжением, сжав кулаки и тяжело дыша. — Я найду тебя, слышишь? Куда бы ты ни спряталась, в какую бы щель ни забилась, я вытащу тебя оттуда! — яростно выпалил он, указывая пальцем на дверцу душа, вернее, на сползший к полу комочек хлóпка, пропитанный кровью. Он схватил стоявший у раковины стакан виски, сделал жадный глоток и со звоном поставил его обратно. Взял чистый ватный диск, смочил его голубоватой жидкостью, останавливающей кровотечение, и сморщившись безошибочно приложил его к ране уже без помощи зеркальца. Вчерашний день не принёс ничего, кроме найденного колье с красными камнями и изображения пожилой женщины с камер видеонаблюдения ломбарда. Он не располагал какими-либо зацепками по поводу её личности, поиски придётся начинать с их соседского окружения. Лицо женщины было ему абсолютно незнакомо. Несмотря на то, что они с Мариссой переехали в этот элитный район Ла-Платы сразу после свадьбы почти два с половиной года назад, он почти не пересекался с соседями и, если честно, не горел желанием знакомиться с ними. Хоакин пришёл в себя вчера около девяти часов вечера на холодном полу их гостиной, которая служила одновременно и столовой. Большой мягкий диван цвета морской волны с белыми подушками удачно гармонировал со светло-серым цветом стен и выбеленным дубовым паркетом. Весь дом был обставлен со вкусом, над интерьером работал опытный дизайнер — Хоакин стремился к высокому статусу и демонстрации своей финансовой состоятельности, поэтому он не поскупился на дорогой ремонт перед покупкой дома. Он лежал на животе между обеденной зоной и зоной отдыха, широко раскинув руки. Вокруг головы рубиновым ореолом разлилась его собственная кровь. Он с трудом сел и, разминая закоченевшие конечности, притянул руки ко лбу. Голова раскалывалась, как будто в неё доверху налили раскалённого свинца. Одна определённая точка на затылке горела огнём, разливаясь по всей черепной коробке пульсирующими волнами острой боли. Он осторожно пощупал это место, а затем посмотрел на свои пальцы, как будто не понимая, что эта вязкая липкая влага — кровь, его кровь. Он пару раз хрипло окликнул жену, напряжение голосовых связок отдалось новой волной боли. Услышав в ответ лишь тишину, он осмотрелся. Рядом лежала хрустальная ваза с толстыми стенками. Она чудом не разбилась от сильного удара, о котором теперь напоминало лишь пятно крови у её нижнего края. Немного поодаль были разбросаны чуть увядшие голубые гиацинты, а на бежевом ковре с длинным ворсом виднелось мокрое пятно от воды. Он купил этот букет по дороге домой, чтобы извиниться за вчерашнее, но она обманула его, обвела вокруг пальца… Немного свыкнувшись с болью, он медленно поднялся, всё ещё держась за голову. — Мари, мать твою?! — теряя терпение, выкрикнул он. Что-то глубоко внутри подсказывало ему, что это бессмысленно, что её здесь нет, но он не мог поверить в то, что его вечно плачущая и трясущаяся от страха жена смогла пойти на это. Да как она посмела? Везде царил хаос: чёрный экран большого плазменного телевизора был испещрён многочисленными трещинами, стеклянный журнальный столик перед диваном разбит, стулья из янтарного дуба с мягкой обивкой перевёрнуты, обеденный стол с остывшим ужином сдвинут к окну, тарелки и приборы разбросаны в полнейшем беспорядке, бутылка вина опрокинута, алая жидкость разлилась по столешнице и стеклá на пол, на котором валялись осколки разбитых бокалов. Не убирая рук с головы, он осторожными шагами прошёл на кухню, избегая резких движений, словно боясь лишний раз пошевелиться. Он порылся в ящиках в поисках медикаментов. Найдя аптечку, вынул первое попавшееся болеутоляющее и сжал в ладони сразу три капсулы. Открыл дверцу мини-бара, встроенного в кухонный островок, достал бутылку ирландского виски, закинул таблетки в рот и запил их прямо из горлышка. Проглотив горькие пилюли, он сделал ещё несколько глотков, а затем прижал прохладное стекло к виску. В голове на удивление прояснилось. По всей видимости, дом был пуст. Несмотря на очевидность этого факта, он прошёлся по всем комнатам — на первый взгляд ничего не изменилось, даже её телефон был на месте, но в спальне на туалетном столике жены не хватало драгоценностей. Ему пришлось признать — Марисса сбежала. Он выругался и с силой ударил по стене, разбив кулак в кровь. Хоакин начал судорожно соображать — каким образом она могла уехать? Авиационное и железнодорожное сообщение отпадало сразу — там нужны паспортные данные, которые ему, как офицеру полиции, очень легко отследить. Он решил проверить автовокзалы. Сейчас каждая минута дорога, нужно принимать меры. Он сходил в ванную, смыл кровь с волос и подсушил голову полотенцем. Обработал рану кровоостанавливающей жидкостью. Благодаря вьющимся волосам кровоподтёк на затылке был совсем незаметен. Паррондо наспех оделся, выдернул из рамки её фотографию в полный рост, разбив при этом стекло, и вызвал патрульную машину со своим проверенным человеком — лейтенантом Урколлой. Чутьё подсказывало ему, что начинать нужно с автостанции «Ретиро», его тянуло туда как магнитом. Но, как оказалось, внутренний голос обманул его — поиски на автовокзале не увенчались успехом… Или же он просто плохо искал? Может, нужно было продолжить поиски, может, не стоило срываться в ломбард? Кроме колье и фото какой-то неизвестной старухи, он там ничего не нашёл. Его не волновали найденные драгоценности, ему была нужна их хозяйка. В любом случае данные с камер слежения «Ретиро» он получит только сегодня. Как раз для этого он собирался в полицейский участок, неуклюже пытаясь обработать рану на голове, которую как-то разбередил во сне. Ещё и подушку испачкал в крови — и это вместо того, чтобы обратиться в больницу, ведь у него наверняка сотрясение мозга. Сегодня у него всё буквально валилось из рук, о чём свидетельствовало разбитое зеркало. Вчера ему почему-то удалось сделать это намного быстрее и аккуратнее. Он допил свой виски и с сожалением признал, что больше пить нельзя — на работе могут заметить.«А один стаканчик перед службой никому не повредит, лишь повысит работоспособность и прояснит мысли», — размышлял он про себя.
Несвежая рубашка, мятый пиджак и брюки — офицеру Паррондо было плевать то, что могут подумать про его внешний вид коллеги. Его волновали лишь зацепки, которые помогут ему найти жену. Одевшись, он вернулся в ванную, чтобы завязать галстук. — Я найду тебя, Марисса, тебе не скрыться от меня, — угрожающе произнёс он, опершись руками о раковину. Хоакин буравил своё отражение в зеркале мрачным взглядом. Звериный оскал на мгновение обезобразил его красивое лицо, в потемневших серо-голубых глазах промелькнул какой-то отпечаток безумия, который любого бы заставил поверить ему на слово.