1993 год:
Маленький спящий мальчик лежал на узкой кровати, отбросив тонкое одеяло в сторону и широко раскинув руки над головой. Вьющиеся светлые волосы разметались по подушке, его веки с длинными ресницами еле подрагивали, он тихонько посапывал во сне. Темную комнату освещал миниатюрный ночник, время от времени меняющий цвет световых лучей, которые создавали вид звездного неба на потолке. Вдруг из другой комнаты раздался громкий крик и грохот мебели, мальчик широко распахнул глаза и сел на кровати, испугавшись. Его маленькое сердечко тревожно забилось, а тело пробила крупная дрожь — он знал, что может означать этот шум… Не в первый раз он вот так вскакивал посреди ночи. Он схватил своего плюшевого мишку, с которым засыпал каждую ночь, прижал его к груди и, набравшись смелости, громко позвал: — Мааам? Папа?.. Ответа не последовало, глухой грохот продолжился. Мальчик встал и, не выпуская мишку из рук, подошел к двери. Осторожно открыл ее, выглянул в коридор и прислушался — как он и думал, источник шума был в гостиной. Дрожа от страха, он двинулся в этом направлении. Голоса стали отчетливее. — Сколько можно, а? Тебе обязательно меня выводить каждый раз, дрянь?! Это ты виновата… — голос принадлежал отцу, который, кажется, снова напился… — Тише, только потише, сына разбудишь… — тихо всхлипывала мама. — Да плевать я хотел на этого слюнтяя, вырастила из пацана нюню какого-то, твое чертово воспитание! — с пренебрежением ответил ей мужчина. — Ну ничего, я еще воспитаю из него настоящего мужчину… — с угрозой в голосе выпалил он. Послышался глухой стук удара и крик боли. Мальчик наконец дошел до гостиной и увидел, как его мама с растрепанными рыжими волосами и закрытыми глазами лежала на полу перед журнальным столиком, из уголка ее губ тянулась дорожка крови. Его разъяренный отец стоял над ней и собирался схватить ее за волосы. — Мало тебе, да?! Я кому сказал молчать? Сука, если не можешь заткнуться, значит, будешь получать еще и еще, тварь такая… — Мама?.. Пап, не трогай ее, ей же больно! — воскликнул мальчик и, подбежав, что есть силы толкнул отца, упершись маленькими кулачками в его бедра, отчего высокий мужчина лишь слегка пошатнулся. — Да как ты смеешь, выродок?! Посмел на своего же отца руку руку поднять? — взревел он, не веря своим глазам. Он замахнулся на сына и с силой ударил его раскрытой пятерней по шее, отчего тот отлетел в сторону и распластался на полу. Почувствовав обжигающую боль в шее и в боку, мальчик жалобно заплакал, дрожа всем своим маленьким тельцем. — Скулить вздумал? Ты что, девчонка?! Ну, подожди, я выбью из тебя эту дурь… — мужчина нагнулся, чтобы поднять плачущего ребенка за шкирку. Он хотел хорошенько встряхнуть его, как нашкодившего щенка, но пришедшая в себя женщина не дала ему этого сделать, закрыв сына своим миниатюрным телом. — Прошу, не трогай его, он ничего не сделал, это всё я, во всем виновата я… Это я…— запричитала она в страхе, хватая мужа за руки и слегка отталкивая его назад, подальше от мальчика. Быстро повернув в голову в сторону сына, она одними губами прошептала ему: «Не лезь!» Затуманенный алкоголем разум Паррондо-старшего принял мнимую покорность жены за чистую монету. Он оставил сына в покое, «отведя душу» на женщине… Мальчик забился под край дивана, закрыл глаза и беззвучно плакал, обхватив себя за колени. Сделав последний удар, мужчина, кажется, успокоился, сделал глубокий вдох и как ни в чем не бывало сказал: — Убери тут. И чтобы рубашка к утру была отглажена, и костюм тоже. Я спать, — он устало потер глаза и пошел прочь. Запнувшись за плюшевого мишку, которого на полпути обронил мальчик, он чертыхнулся. Нагнувшись, схватил мягкую игрушку, с треском оторвал ей голову и бросил на пол. — А с тобой, сучёныш, я завтра поговорю! — пригрозил он напоследок и ушел в сторону спальни. Женщина с небольшим кровоподтеком у рта с трудом подползла к дрожащему мальчику, обняла его и тихо заплакала. Муж никогда не бил ее по лицу, чтобы не привлекать внимание соседей, она просто неудачно прикусила губу, ударившись об пол. — Всё хорошо, сынок, всё будет хорошо… — говорила она, успокаивающими движениями поглаживая его по спине. — Просто наш папа болен, болезнь заставляет его делать это. — Но, мамочка, если он болен, то почему его не лечит дядя врач? — сквозь всхлипы поинтересовался мальчик, даже в такие моменты мальчуган не переставал проявлять свое природное любопытство с примесью наивности, на которую способны только дети. — Дядя врач не может вылечить папу, сыночек, папина болезнь неизлечима… — с горечью ответила мама. — Хоакин, мальчик мой, посмотри на меня, — всхлипывая, сказала она, взяв его за плечи, — обещай мне, что не будешь таким, как твой отец. Обещай?! — Я обещаю, мамочка! Я никогда не буду таким, как он! — горячо поклялся мальчик и снова прижался к матери всем телом. — Хорошо… Я люблю тебя, сыночек, помни об этом! Я никогда тебя не брошу, мой Кинчо*, всегда буду с тобой! — в свою очередь пообещала мама.***
Его воспаленный мозг, словно изощренный садист, каждый раз в мельчайших подробностях воспроизводил события того вечера, которые Хоакин хотел бы забыть. Но он не мог — память предательски хранила каждую деталь произошедшего. Он все еще помнил соленый вкус слез — его и ее, на мгновение ему даже показалось, что он почувствовал металлический запах крови с примесью корицы… Женщинам нельзя верить, отец был прав, их нужно воспитывать… Он был прав во всем — Марисса тоже обещала быть с ним и в горе и в радости, и где она сейчас? Сбежала от него на другой край страны. В общем, грош цена женским обещаниям… Хоакин чуть не проспал свой рейс, но сработавший будильник на телефоне, предусмотрительно настроенный им перед распитием виски, вовремя вырвал его из объятий Морфея. Наспех собравшись, он вызвал такси и выехал в аэропорт, успев за десять минут до конца регистрации. Десятки мыслей и сомнений беспокойным роем носились в его голове, неожиданно нахлынувшие воспоминания о детстве не приносили ничего, кроме боли. Да по сути у него и не было детства, мысли о матери разбередили старую рану в его душе. Он был всего лишь ребенком, он ничего не мог поделать, а что сделала мама?Я никогда тебя не брошу, мой Кинчо, всегда буду с тобой!
Его губы тронула горькая усмешка, а глаза сузились в злом прищуре. Она так и не выполнила своего обещания… «Тогда с какой стати я должен был выполнять свое?» — с горечью подумал Хоакин. Тем более держать ответ было не перед кем — его мать умерла несколько лет назад. Он и не заметил, как в глазах защипало, и по его щекам невольно потекли горячие слезы. Спохватившись, он воровато осмотрелся — благо желающих отправиться в Комодоро-Ривадавию утренним рейсом было не очень много, самолет был заполнен наполовину, и рядом с ним были сплошь свободные места. В голове снова зазвучал пренебрежительный голос отца, после чего он поспешно стер влагу с лица тыльной стороной ладони — он же мужчина, не нюня какой-нибудь, и уж тем более не девчонка.***
— П-провенса? — робко спросила Адриана. Она хорошо помнила имена своих случайных попутчиков. — Точно! — радость на ее лице вдруг сменилась удивлением. — А Вы откуда знаете? Он же из Буэнос-Айреса, не из Росарио… Девушка снова испугалась — неужели она сболтнула лишнего? На всякий случай про Буэнос-Айрес ей лучше не упоминать. — Эмм… Я встретила молодоженов Провенса в автобусе, когда сюда ехала… — она сама уже была не рада, что заговорила об этом, у нее было ощущение, словно она выдает чужую тайну, но деваться было некуда. — Николас Провенса и Луна Фернандес, — тихо произнесла она, по какой-то причине виновато посмотрев на женщину. — Вот так раз… — единственное, что смогла выдавить из себя сеньора Фернандес. Она так и застыла, прикрыв рот ладонью от удивления. Все присутствующие невольные свидетели этой сцены молча переводили непонимающие взгляды с хозяйки салона на незнакомую посетительницу и обратно. Кармен даже перестала стричь. — Наверное, мне не стоило об этом говорить… — замялась Адриана. — Да нет… Погодите-ка, может, это обычное совпадение? У меня у двоюродной сестры такое было, вот вроде все совпадает, а они оказались всего лишь однофамильцами полными. Мы на свадьбе-то не были с мужем, не смогли приехать, Тереза мне фото присылала. Ваш Николас как выглядит? Чернявый такой, волосы как смоль, глазищи пронзительные? — Да, так и есть… — призналась Адриана, — и нос… Нос большой… — Вот те на, он, родимый… Подождите, в смысле «они проехали через Сан-Антонио-Оэсте?» — нахмурилась она. — Проехали через город и даже к тетке родной не зашли?! Ох Луна… Дал же Бог племянницу, а… — возмущенно запричитала она. — Извините, теперь я точно поняла, что не нужно было про это говорить, — извиняющимся тоном сказала Адриана. — Нет-нет, деточка, ты молодец, что сказала, — ответила женщина, ненавязчиво перейдя на ты. — Обязательно позвоню сегодня Терезе! — она задумчиво-решительно подняла указательный палец правой руки вверх. Сердце Адрианы сделало кульбит… Ну кто ее тянул за язык? Своим словесным недержанием она только что подставила ни в чем неповинных людей… Да и саму себя в какой-то мере. — Эмм, мне очень жаль, я правда не хотела, чтобы так получилось. Может, они собираются заехать к вам на обратном пути? Пожалуйста, прошу Вас, только не говорите молодым от кого Вы это узнали, хорошо? — она сделала последнюю попытку исправить свою ошибку. — Нет, конечно, не переживай, скажу, что мне обо всем рассказала Тереза! — успокоила она ее. — Ох, прости, я так зубы тебе заговорила, что даже не спросила, как стричься-то будем? Все держу тебя на ногах, прости тетушку Сандру ради Бога. Может, кофе или чаю налить? Присаживайся, Адри, можно я буду тебя так звать? — спросила она, снова весело тараторя и приглашая ее в свободное кресло. Опытный мастер, видимо, по состоянию волос девушки поняла, что ей нужна именно стрижка. Адриана опешила от быстрой смены настроения женщины и резкого перехода на ты, но от этой фамильярности на удивление веяло теплом. Невооруженным глазом было видно, что сеньора Фернандес — невероятно простая, совершенно искренняя женщина с добрым характером, а еще она была очень открытым и общительным человеком, про таких людей обычно говорят — «своя в доску». — Эмм, нет, ничего не нужно, спасибо. И да, конечно, Вы можете звать меня Адри, — ответила она, с неуверенной улыбкой садясь в кресло. — Я хотела бы подровнять кончики и покрасить волосы в нормальный блонд. Женщина коротко кивнула и тут же ловко накрыла ее синей накидкой, закрепив на шее специальную бумажную ленту, чтобы срезанные волоски не попали на одежду девушки. Несмотря на то, что она являлась хозяйкой парикмахерской, Сандра не гнушалась работы и часто обслуживала клиентов сама. Она развернула кресло к зеркалу, распустила волосы Адрианы и, распределяя неровные кончики по контуру лица, смотрела на ее отражение в зеркале, сосредоточенно вытянув губы. — Ага, длину, как я понимаю, убираем совсем чуть-чуть… — скорее, самой себе, чем клиентке задумчиво сказала женщина. — Эмм… да… — девушка была не до конца уверена, к ней ли обращалась мастер. — Ну, в таком случае предлагаю каре. Тебе классическое или боб-каре? Или… — Классическое! — выпалила Адриана, не дав женщине договорить. Все, что ей сейчас нужно — привести волосы в нормальный вид, а новомодные прически лишь привлекут к ней ненужное внимание. — Оу… ну и отлично. А какой оттенок? У тебя теплый цветотип, а значит, платину исключаем. Тебе бы подошел золотистый или пшеничный блонд. Золотистый отличается от пшеничного своими переливами, он может быть выполнен как в более светлых, так и медных тонах. В твоем случае, скорее всего, подойдет медный, насколько я могу судить о твоем естественном цвете, — сказала она, предвосхищая возможные вопросы, кроме того от ее зоркого профессионального взгляда не ушел тот факт, что натуральный цвет волос девушки был медно-рыжим. — Ну, а пшеничный блонд — более светлый. Ну так как, какой выбираешь? Повторюсь, к твоей коже подойдет золотистый, — улыбнулась она и вопросительно посмотрела на ее. — Золотистый с медным отливом! — на удивление уверенно ответила девушка, с робкой улыбкой поймав взгляд Сандры в зеркале. — Отлично! Тогда пошли мыть голову! — бодро отреагировала женщина и, нажав какой-то рычаг внизу, ловко покатила кресло к раковинам. После того, как волосы Адрианы намокли под струями горячей воды, сеньора Фернандес уверенными движениями рук начала намыливать их ароматным шампунем, попутно делая массаж головы. Девушка зажмурилась от удовольствия. Она уже давно не чувствовала себя так хорошо. В такой… безопасности — здесь было тепло не только от температуры воды из-под крана, ее душу наполнило тепло другого рода — душевного. Но нельзя терять бдительность, как бы хорошо и спокойно ни было. Даже если вероятность того, что Хоакин ее выследил, была минимальной, она должна быть начеку. Кармен закончила с сеньором Пачеко, он расплатился и ушел, вежливо попрощавшись и пожелав хорошего вечера. Почистив инструменты, женщина начала подметать пол. Внезапно ее громкий и на удивление пронзительный голос вырвал Адриану из раздумий. Она как-то нарочито строго, почти по-учительски, но в то же время слегка насмешливо воскликнула: — Бустаманте?! Адриана в ужасе вздрогнула, вода с ее волос вперемешку с пеной разлилась на полу небольшой лужицей, намочив еще и цветастый халат сеньоры Фернандес, которая с удивительной ловкостью рефлекторно отскочила в сторону. Девушка распахнула глаза, ее пальцы буквально впились в кожаные подлокотники кресла. Тяжело дыша, она уставилась туда, куда смотрела Кармен. ____________________ Кинчо* — одна из уменьшительно-ласкательных форм имени Хоакин.