Дети Автотрассы 2: Ошибка Соляриса

Тим сидел в крохотной комнатушке размером едва ли больше своей подсобки. Наверное, подсобкой она и была, только оттуда вынесли все вещи, коробки и ящики. Комната была похожа на тюремную камеру без окон — серые голые стены, жёлтая лампочка под потолком, в углу старая железная кровать, на которой спать — всё равно что специально искривлять позвоночник — хоть обворочайся, но спина будет болеть, как после растяжки на гимнастике. Рюкзак со всеми причиндалами из подсобки Тиму вернули, но только после того, как Солярис лично проверил там каждый кармашек. Интересно, что он думал там найти? Револьвер? Бомбу? Световой меч? Ладно, вернул хотя бы, и то спасибо. А вот что в комнате точно было лишним, так это Фурия. Да, Солярис действительно держал бедняжку здесь, прикованную железной цепью к стене. Израненная, тихая и несчастная, она лежала на холодном полу, как бродячая собака и почти не шевелилась. Лишь иногда она менялась — раз в час подходила к двери, садилась, обхватив руками ноги и, подняв голову, смотрела красными глазами с узкими щелями горизонтальных зрачков на дверь, точно надеясь, что она откроется и хоть что-то изменится. Но ничего не менялось. Казалось, про них двоих забыли и только крохотная камера в углу под потолком доказывала обратное. Солярис видел и слышал каждый их шаг, ни на минуту не оставляя их без внимания. Тим знал, что Таксист ждёт, когда он попытается заговорить с ней. Но пленник не хотел доставлять Солярису удовольствие наблюдать за собой, потому и не занимался тем, что его тюремщик мог бы счесть интересным. Обычно делал вид, что что-то читает или притворялся спящим. А время всё шло. Телефон Тима, несмотря на энергосберегающий режим, неумолимо разряжался. Мальчик боялся его выключать — а вдруг связь всё же появится и ему позвонят друзья? Это может произойти в любой момент. Может…или же нет? С каждым часом эта надежда бледнела, становилась всё призрачнее. Да и шоколадные батончики кончались. Эта мысль пожалуй больше всего беспокоила Тима — если Исследователь с остальными не поторопится, кто знает, что тут с ним будет. Голод конкретно давал о себе знать. Когда уже Солярис будет его допрашивать? Хотя…если подумать, может и не станет, хоть и грозился, ведь скоро сюда за ним приедут друзья, может Таксист планирует поймать их и уже у них узнавать все секреты, планы на будущее и так далее? Как бы то ни было, пока к ним с Фурией никто не заходил. Хм, может на самом деле за ними никто и не следит? Ну-ка, надо попробовать поэкспериментировать. Тим посмотрел в объектив камеры. Чтобы такое сделать, чтобы Соляра заметил и среагировал сразу? Так, есть идея. Не было у него никогда особо таланта к сочинительству, но тут уж всё пошло само собой. Он вышел на середину комнаты и громко, фальшиво заголосил: — В ле-е-су-у роди́лась ёлочка, В ле-су она росла-а! Эх, мне бы гам-бур-гер сейчас, Такие вот дела-а! Фурия вздрогнула и покосилась на него. Но Тим, не обращая на неё внимания, продолжал своё: — Я не-на-ви-жу голодать, И сильно есть хочу-у! Вам оси Странник оторвёт И отвезёт к врачу-у! Тим кинул мятежный взгляд на камеру. Если сейчас на него смотрит Солярис, наверное, он дымится от ярости. Ай ладно, если играть, то по-крупному! На всю катушку! Начал издеваться — доведи до конца! — Ах, если бы я мог поесть, Да видно, не мой день! Таксист придурок и кретин, А А́нак туп, как пень! Обоих в дурку отвезу, Пусть не мешают жить! Когда уже меня спасут?! Ещё хочу я пить! Фурия смотрела на него, как на ненормального. Но Тим заливался: — Да что ж такое, ё-моё! Вы что, оглохли там?! А ну скажите что-нибудь, Иль я вам в рожу дам! А ну пошли, мерзавцы, прочь! Всё, хватит воевать! Эх, шли бы лучше вы в поля, Что трактора́ гонять! Внезапно Фурия замерла. Её красные глаза уставились на Тима. Мальчику стало не по себе, он замолчал и на всякий случай отошел к кровати. — Гонять? — странным голосом переспросила девушка, — где гонять? — Ну… — замялся Тим, быстро глянув на камеру, — в полях…за тракторами… это прикол, шутка… — Нет, — Фурия заволновалась, — гонять — значит быстро ездить…по дорогам… У Тима возникло ощущение, что он психиатр, пытающийся вразумить ненормального пациента. Чего это она так оживилась? — Гонять… — медленно повторила она, — быстро ездить…быстрее всех…лучше всех… Вдруг Тиму пришло что-то в голову. Солярис говорил про Затмение и как можно из него выйти… Ну же, хоть раз в жизни напряги извилины!.. Та-ак… Затмение, это когда Аратингу — энергию жизни — выворачивает наизнанку… Так, что ещё?.. Энергия жизни становится энергией смерти… И что? Так, обычные слуги Соляры затменены и лишены памяти, в которой находится Аратинга, таким образом их Затмение длиться вечно… Ну же, почему без памяти с Аратингой Затмение не прекращается? И какую ошибку допустил Солярис с Фурией? У слуг глаза оранжевые, а у Фурии? У Фурии они красные! Солярис забыл что-то с ней сделать… Нет, нет, точно, Фурия была неудачным экспериментом, он чего-то не сделал с ней по незнанию… Он… ОН НЕ ЛИШИЛ ЕЕ ПАМЯТИ, А ТОЛЬКО ЗАТМИЛ! АРАТИНГА ПО-ПРЕЖНЕМУ С ФУРИЕЙ, НАДО ПРОСТО ЕЕ ПРОБУДИТЬ! А как пробуждается Аратинга? Надо назвать что-то, что было дорого Фурии в жизни! И, судя по всему, именно это она сейчас и вспомнила! Гонки…быстро ездить… Ну же, какие еще могут быть ассоциации? Ей надо помочь, хоть какой-то союзник на этом заводе. Вряд ли она, если очнется от Затмения, будет за Соляриса, если учесть, что именно он сделал с ней ЭТО, да еще так нечеловечески мучил, ну и раны! Нет, Если Фурия станет собой, то сто пудов окажется на стороне Тима. И он принялся говорить с ней: — Послушай, Фурия, я знаю, мы с тобой особо не знакомы, но это не так важно. Тебе надо вспомнить, вспомнить, что ты когда-то любила, тогда сможешь нормально думать, Солярис… Сейчас же зрачки Фурии резко сузились и почти исчезли. — С-солярис!.. Солярис…не…не должен…не должен был!.. Она в бешенстве ринулась на него и наверно разорвала бы, не будь цепь короткой. — Хорошо-хорошо, не будем об этом! — поспешно спохватился мальчик, — ты говорила про гонки, может, вспомнишь еще что-нибудь? Ты была гонщицей? Занимала первые места? Здорово, наверно, когда…эм…ветер в лицо, ой, в смысле, в лобовое стекло! Здорово ведь? Фурия перестала натягивать цепь. Кажется, успокоилась. — Да… — полусонным голосом ответила она, — очень…такой…такой холодок в решетке радиатора… И…и шуршание внизу… — А-а, — догадался Тим, — это асфальт под колесами. Так, что ещё? М-м, тебе нравилось побеждать, да? Часто выигрывала? — Нет… не очень…в первое время…но…я очень любила…ездить в темноте…яркие огни…они мелькают по сторонам…оранжевые такие. — Ага, это были фонари, — сказал Тим, — стой-ка… Я думал, ты гоняешь на специальной трассе. Там что, не было стадиона, болельщиков? Светофора перед финишной прямой? — Нет…старт давали фонариком. Люди. — А-а-а, — понял Тим, — значит, нелегальные гонки. Гонки на улице. Стритрейсинг. — Как-как ты сказал? — Фурия глянула на него и Тим вдруг увидел, что зрачки у неё из горизонтальных щелок превратились в вытянутые, длинные…овалы! Они расширяются, расширяются! Получается! Работает! — Я… Я сказал стритрейсинг…ну, уличные гонки. — Уличные гонки… — прошептала она, — Я уличная гонщица!.. Гонщица!.. В этот миг что-то произошло. Пустой, неподвижный воздух камеры шевельнулся, точно от легкого ветерка. Дрогнул. Замер. — Фурия? — нарушил тишину Тим, — ты…ты в порядке? Она не ответила. Сидела на коленях, уперевшись руками в пол и уставившись в бетон прямо перед собой. Казалось, Фурия окаменела. Глаза ее были закрыты. Лишь пряди спутанных волос, свисающие вниз со лба, как грязно-рыжие струи водопада, едва заметно колыхались от её дыхания. Всё вокруг замерло. Тим стоял в камере, не в силах отвести глаз от этой девушки. Не смея шевельнуться. Он понимал, что сейчас случится что-то важное. Или Аратинга проснётся сейчас…или вряд ли проснётся вообще. Где-то в коридоре капала вода. Сердце стучало, но тоже как-то приглушенно, будто боясь своим стуком нарушить тишину. Тим вспотел. Что же будет? Что будет? Фурия распрямилась, звякнув цепью. Тим затаил дыхание. В голове всё напряглось. Ну, ну, ну! Открой глаза! Она приподняла веки… И сердце, секунду назад бывшее воздушным шариком, рвущимся ввысь, тяжелым камнем ухнуло куда-то вниз. Глаза были красные. Такие же. И тут она вздрогнула, закрывшись руками. Затем застонала и повалилась на пол. Сжалась. А затем засветилась. Казалось, внутри неё была звезда — чистая, белая звезда, которая становилась все ярче. Она горела, да так, что вскоре стало больно смотреть. Чудовищно яркий свет заполнил собой все вокруг, комната утонула в нём… Тим очнулся. Свечение прекратилось. Он встал с пола и подошел к Фурии, лежащей на бетоне лицом вниз. Её волосы разметало в разные стороны. — Фурия? — он робко потрогал ее за плечо. Внезапно она вскочила и испуганно выдохнула: — А-а-ах, где Солярис?! Я что, спала?! Порш всемогущий, что произошло?! Кто ты? И что… Но Тим ее не слышал. Ее глаза стали голубыми. Голубыми, как небо. С круглыми зрачками.