***
Рождество пришло и ушло. Я провёл двадцать минут на грязном таксофоне, дрожа под дождём, разговаривая с братом, который пролетел через весь мир, чтобы найти себя, но не смог найти сотовую связь. Мы говорили об отце. Бен сказал, что ему одиноко. Я сказал ему, чтобы он пошёл нахуй. Если он думает, что отцу одиноко, то пусть навестит его. Мне абсолютно похуй. Он говорил мне о детях, которым помогал, о том, какой эффект они производили. Я даже почти забыл, что ненавидел его за то, что он ушёл. В ту ночь я просыпался двадцать раз, весь в собственном поту, дрожа и удивляясь, как, чёрт возьми, эти сны умудрялись так влиять на меня.***
Это было на следующий день после Рождества. Я был один в кампусе. Даже мой сосед по комнате, — неудачник — не остался. Но мне некуда было идти. Я блуждал, как маньяк, заблудившись в том месте, которое должен был называть домом. Я пошёл в библиотеку, чтобы попользоваться хорошими компьютерами, которые всегда брали задолго до того, как я туда попадал. По правде говоря, они не были такими уж хорошими. Моя электронная почта была переполнена сообщениями от старосты, пытающейся найти пропущенные задания до конца семестра. Я лихорадочно искал учебные заметки в последнюю минуту, но получил одно электронное письмо от имени, которое привлекло моё внимание. Он пригласил меня на свою рождественскую вечеринку. Я удивился тому, откуда он знает, что я буду один на Рождество. Может быть, я ему и говорил, но не мог вспомнить. Мне стало ещё любопытнее, почему он опоздал на Рождество. Я думал об этом весь день и всю ночь. Я написал ему миллион песен, которые никогда бы не сыграл. Голос в глубине моего сознания говорил мне, что я мог бы написать ему ещё миллион, но это всё равно никогда не заставит его полюбить меня. Я послушался. Я принёс бутылку виски двенадцатилетней давности, которую хранил с того дня, как мне исполнилось девятнадцать. Решил, что сейчас самое подходящее время для него. Мне хотелось произвести на него впечатление — странная мысль для меня. Мне было всё равно, что подумают другие. Я слишком мало открывался, чтобы это имело значение. Но он видел ту часть меня, которую я привык не показывать. Он видел моё отчаяние. В его словах не было никакого смысла. Его жизнь оборвалась. Всё, что он делал и говорил, противоречило последнему. Я встретил Розу. Я не знал её, но она, чёрт возьми, была уверена, что знает меня. Всю ночь я не мог оторваться от её взгляда. Это было странно. Тео был центром этого мира, гравитация держала всех вместе, а я был астероидом, угрожающим изменить всё. Я не мог ни минуты побыть с ним наедине. Я увидел его в другом конце комнаты, будучи заблокированным кем-то новым, представившимся мне. Вселенная продолжала вставать у меня на пути. Музыка тут была дерьмовой, полным дерьмом, которое сумело попасть в чарты, потому что мир любил, когда его кормили дерьмом. Я не мог понять, как человек, который мне все уши прожужжал о Prince и Depeche Mode, может слушать это. Он нашёл меня позже, когда Роза послала меня нахуй, загнал в угол и молча смотрел мне в глаза, как будто мог заглянуть прямо в душу. Я потерял счёт всего на свете, включая самого себя. Его тепло проникало в меня, растапливая вечный холод Манчестера. Боже, я не знаю, как вообще жил без его поцелуев, его нежных прикосновений. Наверное, никак. Он двигался так, словно знал каждое моё желание, становясь одним целым, сжигая все страхи и тревоги, которые я держал в себе. Там не было никого, кроме него.