Одно за двоих

Шелест морского прибоя, частое дыхание четырхлапого и лёгкое касание ветерка во всклокоченных блондинистых волосах. Бакуго Кацуки — молодой капитан трехмачтовой «малышки» Виктории — бежит трусцой со своим псом, который привык отзываться на Псину или наглую крысу, вдоль песчаного пляжа в надежде хоть как-то отвлечься от тяжких дум. Они с командой и захворавшим от перенесенного шока Деку не так давно прибыли в порт, а тревожные и раздражающие воспоминания о человеке, который исчез в вихре и мраке бури, так и не выходили из головы. По прибытию капитан сразу задействовал все свои связи, но так и не нашел подходящего по описанию живого или трупа. Возникали различные сомнения: может, ему привиделась та яркая и необычная внешность, а на самом деле человек был обычным, и теперь там, где-то в океане, над его телом бьются чайки, а может и сам незнакомец привиделся — мало ли чего не увидишь в опасные для жизни моменты. Многие, пережившие сильнейшие шторма и крушения, рассказывали, что их чуть ли не забрал сам морской дьявол, другие плели басни про неземной красоты русалок. Бакуго не верил в эту чушь, не верил, что смог испугаться настолько, чтобы увидеть нечто подобное, но, как бы он ни отрицал, а прекрасное лицо с непонятным пятном у левого глаза вполне могло сойти за облик русалки, способной одним своим видом пленять моряков и затаскивать их с собой на дно без всякого сопротивления. Мысли постоянно возвращались к тому, что произошло, к Деку, который ничего не вспомнил, как пришел в себя и к друзьям, которые советовали смириться. Но как он мог смириться с тем, что оставил человека, который находился от него на расстоянии вытянутой руки, гибнуть в океане? Пёс убежал куда-то вперёд, наверняка, опять учуял какую-то гадость, которую хотел сожрать, но Бакуго сейчас было все равно. Сердце (да, у блондина оно, черт возьми, имелось) было не на месте из-за одного половинчатого (так его окрестили, исходя из внешности) придурка, как и разум вместе с совестью, гордостью и прочими элементами мозаики, которая должна складываться в достойного человека. Но вдруг из мрачных мыслей блондина вывел собачий лай (хоть за это можно было сказать «спасибо» мохнатому дармоеду). Бакуго цыкнул, но лениво устремился на голос пса. «Чего тебе, Псина», — хотел было проворчать блондин, но эту мысль перебила совсем другая — молниеносная и безумная: — Не может быть, да что б тебя! На берегу у самой кромки воды сидел, поджав ноги, юноша с длинными кораллово-белыми косами. Он усмехался и сторонился пса, который так и норовил его обслюнявить. Секундное удивление сменилось замешательством и яростью, но блондин не торопился выплескивать щекочущие язык всевозможные ругательства. Приближаясь спокойным и даже ленивым шагом, он все думал, когда же разноволосый придурок его заметит, а тот не заставил себя долго ждать и обернулся в сторону Бакуго. На бледном лице с розоватым пятном у глаза отразилось изумление, но также по его взгляду капитан понял, что незнакомец тоже его узнал…

***

Первыми, что почувствовал Шото, были шум прибоя, слабость и болезненный осадок в теле от недавно пережитых мучений. Однако, когда он все же смог приподнять слипшиеся веки и увидеть мутные очертания чего-то светлого, боль и усталость ушли на задний план. Он сморгнул несколько раз, пока к зрению не вернулась четкость и не представилось возможным разглядеть вспухшие, где-то лиловые, где-то нежно-персиковые облака. Неожиданно глазам стало горячо и они увлажнились, ресницы затрепетали, как и сердце. Шото видел первый в своей жизни рассвет, чувствовал, как впервые наворачиваются слезы, и был неописуемо счастлив. Хотелось увидеть больше, но для этого нужно было приподняться, что выходило с очень большим трудом. Тело болело, а в горле досаждала ужасная сухость, то ли от обжигающего напитка Айзавы, то ли от того, что он давно находился вне воды. Когда он, наконец, смог сесть, вниманию предстало ещё кое-что, что поразило принца до глубины души — его ноги. Его ноги! Не такие длинные, каким был хвост, но стройные и жемчужно-белые, как и вся кожа на теле. А ещё что-то странное мешало, находясь прямо между ними, что-то мягкое вытянутое и розоватое. Почему-то Шото одолел стыд, ведь люди, которых он видел, все были в одежде, но явно не из-за того, что им так теплее. Видимо, так было принято, а он сейчас не мог найти ничего, чем можно было бы скрыть наготу, поэтому он просто согнул новые части тела в коленях и обнял их руками, в то время как стопы остались в песке, ласкаемые пенистыми волнами. Так было очень удобно сидеть и так больше сохранялось тепло, которое Шото с радостью обнаружил в своем теле и теперь глупо улыбался. Но сидеть так долго, наслаждаясь спокойствием и красотой восходящего солнца, не пришлось, потому что где-то рядом послышалось пугающе частое сопение и фырканье. Юноша повернул с опасением голову и увидел, как к нему подходит и начинает обнюхивать кто-то большой и золотисто-мохнатый. Пёс завилял хвостом и громко тявкнул, и Шото решил, что это приглашение приблизиться. Рука спокойно прошлась по мягкой шерсти, и четырехлапый ещё с большим энтузиазмом стал выражать радость. Они сразу подружились. Юноша беззвучно усмехался и боролся с настырной пастью, в которой то и дело мелькал розовый язык. Однако через некоторое время четырехлапый сам отстранился от нового знакомого, потрусил назад к скалистому обрыву, принюхался и призывно залаял. Шото удивлённо наблюдал за всеми этими действиями и не знал, что ему делать. А ведь и правда, что дальше? Как прижиться в мире людей, когда у него ничего нет и говорить он не может? Растерянность сменилась ужасом, ведь ничего о мире людей он не знал, кроме того, что это, по словам отца, очень опасное место, где каждый постарается сделать ему больно. Однако тревожные мысли быстро улетучились по вине того же пса, который, будто почувствовав настроение юноши, начал тереться мягкими ушами о его плечо и даже ухитрился лизнуть в щеку. «Какой же забавный», — думал Шото, усмехаясь и поглаживая пса по холке. Но тот вдруг фыркнул и отвернулся, гетерохром проследил за направлением взгляда животного и замер — к нему шел ни быстро, но и ни медленно знакомый блондин с суровым и слегка озадаченным лицом. Сердце забилось часто, но не сказать, что от радости, а четырехлапый теперь прыгал и фыркал, как бы пытаясь что-то сказать блондину, но тот даже не смотрел в его сторону. — Эй ты, — подал грубый голос Бакуго, — с тобой все в порядке? Почему ты в таком виде? На Шото не было одежды, и он это знал, потому неловко попятился и помотал головой. Вот только его волосы были не настолько длинными, чтобы скрыть всю наготу. — Почему не отвечаешь? — Бакуго был уже слишком близко и даже пригнулся, чтобы заглянуть в смущённое и растерянное лицо незнакомца. Шото поднял глаза, встретился с другими, алыми и сверлящими, от которых пробивала дрожь, и потёр рукой свое горло, в то время как губы пытались что-то высказать, но результат был очевиден. — А-а-а, так ты немой, — проворчал блондин и спустился на корточки. Их глаза уже были на одном уровне, только теперь Бакуго смотрел больше с изучающим любопытством. — Так с тобой все нормально? Кивни, если да. Получив согласный кивок, молодой человек на секунду задумался, окинул незнакомца взглядом с головы до ног, успел послать четырехлапого к черту, когда тот фыркнул и боднул хозяина в бок, а потом начал расстёгивать свободную рубашку, что развивалась от ветерка на его теле. — Я не буду возиться с тобой, — ворчал блондин, снимая с себя рубаху, — но я знаю того, кому это будет только за счастье, так что поднимайся, — приказал он. Но Шото не знал, как. Как ему подняться? — Чего ждёшь? — На плечи разноволосого опустился влажная и пахнущая чем-то особенным ткань. Он неуверенно просунул руки в рукава и укутался в так любезно выделенную ему одежду. — Ну… живей, — приказал Бакуго, повысив голос, уж что-что, а, будучи капитаном, это он делать хорошо умел и любил, — и не смотри так на меня! А как смотрел Шото? Разве он мог это знать? Его глаза бегали по суровому и нетерпеливому лицу, скользили по обнажившейся внушительной мускулатуре, задержались на столь редкой для мужского тела талии, но вскоре упёрлись в сведенные на груди в недовольном жесте руки. Шото правда мог быстрее застегнуть пуговицы, но он тянул время, ожидая сам не зная чего. Он не мог просто так встать, ведь никогда не ходил, и только представлял, как это делать. Рядом не было ничего, за что он мог бы уцепиться, чтобы поднять свое тело, а ползти до ближайших скал было бы странно. Но вдруг, как будто почуяв его затруднения, на помощь пришел пёс. Он встал рядом с Шото и призывно фыркнул, как бы говоря: «Давай, ухватись за меня, я выдержу». Юноша умилился и положил одну руку четырехлапому на спину. — Эй, ты что делаешь? — только и успел в замешательстве обронить Бакуго, как немой незнакомец приподнялся и тут же начал падать. — Ч-черт, твою мать, — выругался блондин, подхватив юношу и крепко удерживая того за талию. Шото не смог сделать и полшага, как почувствовал сильную режущую боль в ногах. По щекам быстро скатились горячие капли, приоткрытые губы дрожали от немого крика. А Бакуго не мог понять, что произошло, озлобленный взгляд сменился агрессивно-тревожным. — Что с тобой, что-то болит? Шото коротко кивнул, не расслабляя сжатых век и съехавшихся бровей. Бакуго отстранился и ещё раз осмотрел тело гетерохрома. Рубаха была длинной и стройные ровные ноги торчали из нее, как из-под платья… И они тряслись так, будто он первый раз в жизни стоял (вообще-то так и есть, кэп). — Твою мать, — выронил блондин, — ладно, держись… Шото не успел ничего понять, к тому же, он всё ещё не опомнился от резкой боли в ногах, как его подхватили сильные и очень теплые руки, а его собственные оказались сцепленными вокруг широких плеч и прямой, горделивой шеи.