Одно за двоих

День был нынче дивным: по лужайке у поместья разгулялся славный ветерок, прилетевший с океана, стрекотали цикады и пели птицы, а в одной из комнат поместья, в широкой постели под пышным одеялом пряталось тело разноволосого юноши. Шото притворился спящим, когда Изуку пришел, чтобы позвать его к завтраку, но обнаружив, что парень ещё спит, решил не беспокоить его. В последнее время принц заметил, что друг немного сам не свой, что он чем-то измучен, оттого хотелось одарить его ещё большей заботой и вниманием, но сам юноша как будто хотел оттолкнуть все это. Может, причина была во всех этих слухах о них? Может, он не хотел подвергать их обоих ещё большим подозрениям со стороны предвзятой и колючей толпы? Любовные отношения между мужчинами в их мире не были настолько редкими, чтобы считать это чем-то странным, наоборот, в основном, это не вызывало подобных реакций и даже одобрялось, но с титулом и ролью, которые Изуку принял ещё с рождения, это неизбежно принесло бы лишь осуждение и порицание, потому что принцу не стать королем, если у него не будет семьи, если не будет наследника… Тем не менее, какие бы истории о них не придумывала толпа, Мидория ни за что не хотел отказываться от общения с этим добрым, милым юношей, все равно когда-нибудь они оба женятся, и тогда все поймут, какими нелепыми были те слухи. Поэтому темноволосый теплее и ярче, чем обычно, улыбнулся, когда Шото, наконец, поднялся с постели и вышел, чтобы поприветствовать его. На нем были простые брюки цвета слоновой кости и лёгкая персиковая рубашка. — Ты собрался погулять? — спрашивал Изуку, потому что знал, что юноша обычно выходит на прогулку в простой и удобной одежде. Он был прав — к обеду Шото стало лучше, боль, мучавшая сердце в очередной раз, наконец-то утихла, омрачив все утро, и теперь он сильно желал выйти на улицу и поприветствовать этот дивный день, надышаться любимыми пионами, которые вот-вот да и могли отцвести, как и его жизнь… — Хорошо, только вернись поскорее, скоро накроют стол к обеду, а ты не завтракал, — попросил темноволосый. Кивнув ему на прощание, Шото приманил к себе Булку и вместе с ним вышел в сад. Там бесконечный свет разливался по клумбам, и от горячности воздуха цветы источали ароматы с большим рвением, подзывая к себе опыляющих насекомых. Сад у поместья принца нравился юноше больше, чем у Яойорозу. Он был не таким большим и ухоженным, но по этой причине он казался в разы естественнее, живее, казался по-настоящему цветущим. Булка куда-то убежал, виляя хвостом, он сегодня был возбужденнее и радостнее, чем обычно, но все же утром терпеливо лежал на постели юноши, положив тому голову на грудь, пока ему не стало лучше. Четырехлапый слишком хорошо все понимал и был отзывчивым; казалось бы, просто животное, а не стало тревожить болезненное спокойствие молодого человека своим восторгом то ли перед действительно прекрасным днём, то ли вызванное какими-то иными, известными только ему самому причинами. Шото лишь улыбнулся, следя за удаляющейся радостной и мохнатой тушкой, а потом нашел свое любимое место у кустов пиона и белых роз и закрыл глаза, наполнив ноющую грудь нежным, сладким запахом цветов. Это было так прекрасно… Запах исцелял сердце, расслаблял и даже немного укачивал, наполнял душу счастьем и любовным томлением. Юноша совсем забылся, окуная кончики носа и губ в пышный пион, вдыхая аромат и поглаживаясь о нежные, пригретые на солнце лепестки. Так хорошо и спокойно, что даже бабочки легкомысленно порхали в непозволительной близости от него, садились на волосы и плечи, будто сам Шото был желанным цветком. А он и не собирался охотиться за ними или пугать — бабочки и стрекозы были ещё одной причиной, почему он так любил цветочные сады и луга. Но если Шото не мог потревожить яркокрылых насекомых, то другой человек, что приблизился незаметно и слишком близко, всколыхнул их трепетно расслабленное состояние. Сквозь прикрытые веки Шото увидел, как стало немного темнее, будто солнечный свет притупила внезапно упавшая тень. Он открыл глаза и немного попятился от пиона — позади него стоял высокий блондин и смотрел прямо, хоть и с удрученным видом. «Бакуго», — пронеслось в голове разноволосого, в то время как глаза в несказанно приятном удивлении расширились и заблестели. Боже, он был так счастлив его видеть, хоть в прошлом блондин и принес ему некоторых нежеланных душевных забот, а он все равно не мог не подпрыгнуть с полянки, на которой сидел, и подойти ещё ближе, прямо лицом к лицу, лучезарно улыбаясь. Капитан, вероятно, удивился не на шутку, но быстро смыл с себя подобные подозрения, ожесточив взгляд. Он был очень бледен, и Шото это заметил. Бледен и измотан, но все равно даже так его можно было описать не иначе, как очень хорошего собой молодого человека, с неподдельной подавляющей силой и настойчивостью во взгляде, движениях и… — Ты чего тут рассеялся? — И в голосе… Шото на эти слова улыбнулся лишь ещё шире, понимая, что блондин ни капли не изменился, но он привык, ничего не поделаешь. Из книг и некоторых фраз, брошенных Изуку и другими, он узнал, что иногда встречаются люди со сложным, как они это называют, характером. Чему тут было удивляться, ведь ещё в прошлой жизни в подводном мире он встречал русалов с, так называемыми, сложными характерами, взять хоть его собственного отца. Но черты Бакуго были присущи как будто только ему одному, это и удивляло юношу. — А, я и забыл, что ты не говорящий, — фыркнул блондин, недовольно осматривая внешний вид юноши, он ведь достаточно изменился. Шелковые волосы были немного острижены и ещё более изящно лежали на плечах, а кончики более густой челки касались век и длинных ресниц. — Пф, зачем было обрезать её, если все равно в глаза лезет, — проворчал капитан и даже не подумал, что вслух, даже не подумал, как протянул руку и приподнял алые пряди над левым глазом. Шото испуганно заморгал и даже дышать перестал, но не отстранился, цепляясь пересилившим остальные эмоции любопытством за хмурое выражение лица блондина. — И кто тебя так изувечил? — тот продолжал мыслить вслух, осматривая шрам вблизи. — Аг-р-х, ты ж не помнишь ни черта! — опомнился Бакуго с шершавым раздражением в голосе и, прежде чем убрать руку, напоследок дёрнул за мягкую прядку в придачу. Шото на это лишь потупил взгляд и поправил челку. В том месте, где за нее потянули, на долю секунды промелькнуло приятное тепло у корней волос. — Тц, что ты там трешь, больно что ли? Юноша удивился, что блондин обратил на это внимание, да и вообще, зачем он тут находился с ним, если обычно приходил только по делам к Изуку… Шото все же улыбнулся, не зная, как объяснить без слов, что ему на самом деле было не больно, а очень приятно, и потом им завладел неизвестный порыв то ли озорства, то ли стремления все же как-то объяснить, что он почувствовал, и он легко потянул самого Бакуго за светлую прядку. Волосы парня были жестковатыми наощупь, иначе они бы так не торчали в разные стороны, все разом образуя всклокоченную прическу. Шото неосознанно поддался воспоминаниям о той ночи, когда капитан бросился в океан за Изуку, и даже вода не могла до конца пригладить его волосы, но все же тогда его лицо было наиболее открытым, тревожно яростным, неописуемо мужественным и бесстрашным — увидев такое однажды, это больше невозможно забыть. — Это что, месть? — в замешательстве приподнял густую бровь капитан. — Что ж. Он прокашлялся, как-то осторожно придерживая правый бок, и уже хотел что-то добавить, как оба парня услышали собачий лай — к ним на всех парах несся четырехлапый. — Ах ты, крыса неблагодарная! Ну иди сюда, сейчас я тебе покажу, — инфернально оскалился капитан и даже присел на корточки, отводя правую руку в сторону, левой он все так же придерживал место ранения. Булка, увидев выражение лица хозяина, замедлился, но все же подошел с виноватыми глазами. — Ну ты, вшивый бездельник, ко мне! черт возьми! Негодник, наглая подлиза, предатель!!! Кто тебя учил так делать, а? Морда, — сыпал оскорблениями Бакуго, но пёс все равно к нему осторожно ластился и пару раз приложился к бледной коже лица розовым языком. Капитан хоть и ворчал, а все же делал это с интонацией, с которой обычные хозяева собак хвалят и зовут питомца «хорошим мальчиком». Шото эта ситуация показалась очень трогательной, и он вовсе не чувствовал себя лишним, находясь рядом, пока блондин не приказал даже не ему, а собаке: — Я скоро вернусь, сиди здесь. Он собирался пройти в дом, к Изуку… А после этого он вскоре покинет поместье. И Булка уйдет за ним… Юноше хотелось повиноваться команде, которая предназначалась не ему, чтобы увидеть блондина снова, хотя он мог выйти на балкон, чтобы проводить их взглядом. Мелкими шажками боль потопталась по стенкам сердечной мышцы, но что мог сделать Шото, как он мог его остановить? — Дьявол, чуть не забыл, — стукнул себя в лоб блондин и обернулся к юноше с жестокой и злостной миной, — вон та коробка — это тебе. Шото удивлённо проследил в том направлении, куда указывал блондин, и действительно: на траве чуть дальше того места, где он наслаждался цветами, лежала небольшая коробка, как для обуви. Юноша робко подошёл, чтобы поднять её, и взвесил в руках — она была очень лёгкой, вряд ли там действительно была обувь. Он не успел даже выразить свое удивление или как-то поблагодарить блондина, потому что, когда осмотрелся, ни его, ни Булки уже не было в саду. Тогда Шото вновь присел у пиона и с затаенным дыханием потянул за малиновую ленту, связанную бантом на крышке коробки. Тот легко разошелся и лента слетела — больше Шото ничего не сдерживало, чтобы заглянуть и узнать, что же внутри, кроме одного странного трепетного чувства, которое он не мог описать. Все же внутри оказались самые настоящие туфли, но они были необычными, очень легкими и при этом элегантными. Просто черные, глянцевые, с заострённым носиком, почти как танцевальные, но ещё легче. «Это правда мне?» Почему капитан подарил именно туфли, юноша не знал, но в то же время сейчас ему казалось, что он не хотел бы получить ничего другого, кроме них. У него не так давно появились ноги, а теперь, просто так, казалось бы, ни с того ни с сего в руках оказалась пара обуви, достойная этих ног.

***

На улице давно поднялась сухая жара, но внутри поместья Мидории было прохладно и спокойно. Это спокойствие нарушило собачье фырканье и перебирание крупных лап. — Псина, тебе сюда нельзя! — Все в порядке, Бакуго-сан, господин велел впускать его, — из соседней комнаты в просторный холл вышла Джоан как всегда в идеально выглаженном темном платье и с накрахмаленным воротничком. От ее чопорности Бакуго всегда хотелось стошнить прямо в вазу для зонтиков, что стояла у входа, но в этот раз он обошёлся просто нахальной улыбкой и прошел к лестнице, с удивлением отмечая, что на этот раз его даже не останавливают всяческими «принц занят, Бакуго-сан» или «вы без приглашения, Бакуго-сан», при этом вечно это «сан» в конце имени звучало как-то стервозно. Капитан даже немного скучал по этим интонациям, хотелось сделать что-нибудь этакое, чтобы разозлить девушку, но у него сейчас были дела поважнее, и он подумать не мог, что она за последние недели так умаялась с Булкой, что уже не было сил остро на что-то реагировать. Этот пёс вечно портил ее идеальные подолы платья своей шерстью, крал еду со стола и настырно лез в запретные для него места. Как же она от него устала… Возможно, она уступила Бакуго сразу, потому что просто обрадовалась, что, уходя, он заберёт с собой и эту дворнягу. А блондин тем временем быстро оказался возле кабинета Изуку и, коротко пораскинув мозгами (войти, как нормальный человек или как варвар?), все же открыл дверь с ноги. От внезапного шума Мидория посадил пару клякс на почти дописанном изящным и старательным почерком письме, но только взглянув на вторженца, он забыл о своей писанине напрочь. — Каччан?! — Изуку так и подпрыгнул с кресла с выпученными глазами. — Ты… как? Когда вы вернулись? Мне не сообщили! — Успокойся, задрот, — лениво ответил капитан, подперев дверной косяк левым плечом, и тут же отстранился, раздраженно хмурясь. В это время Булка юркнул в комнату и начал активно что-то вынюхивать. — Мы причалили сегодня утром. — Ох, господи! Слава богу, с тобой все хорошо… а я уж подумал. — Изуку не успевал следить за потоком своих мыслей, их было слишком много. — Подумал что? — ощетинился Бакуго. — Что я сдох? Не дождешься. — Да что б тебя, Каччан, — воскликнул темноволосый, почти плача от обиды и вместе с тем от радости и волнения. Он тут, видите ли, беспокоился, и вот как ему ответили… — Заткнись уже и сядь, надо обсудить парочку вопросов, — попытался унять суетливого друга капитан с особенно нетерпеливым тоном в речах. — Ох, ладно, — вдохнул и выдохнул пару раз Мидория, пытаясь сдерживаться. Он быстренько рассудил, что блондин от него никуда не денется, пока все не расскажет, так что можно было успокоиться. С такими мыслями Изуку посмотрел на друга, который хотел уже сесть напротив него, и вдруг вспомнил, что давно не хвастался гостеприимством. — Каччан, может, сперва пообедаем? Сейчас самое время… — Черт, ты не мог раньше сказать?! Бакуго злился уже со всей ситуации, Деку раздражал более чем обычно, а самое ужасное, что он не мог дать нормальный выход агрессии, потому что был ещё слаб. — Каччан, тебе больно подниматься? Где тебя ранили? — Изуку считал своим долгом заботиться о других, тем более, когда им действительно это нужно. Бакуго знал эту черту принца получше многих, ведь особенно ярко она раскрывалась именно в отношении к нему, потому что блондин всегда отказывался от любой помощи и порою сам удивлялся, насколько принц может быть упёртым, если даже когда орёшь на него, даже если бьешь, он все равно не слушает и продолжает вмешиваться. Сейчас вообще не хотелось спорить с темноволосым, и Бакуго вяло ответил: — Да ничего серьезного, проткнули плечо, — при этом он подёргал левой рукой и поморщился, — задело правый бок, но не сильно. Деку выслушал все со скорбным выражением, конечно, он ожидал, что такое однажды случится, поэтому нужно было стараться ещё больше, чтобы остановить разбойников и то, что привело их на этот путь: бедность, невежество и нехватка сострадания и помощи от благополучного общества. — Ладно, пойдем, за столом все расскажешь, — произнес темноволосый спустя секунды недовольного молчания, — я позову Шото, или… ему не стоит знать? — Там ничего секретного, — ответил сухо капитан. На этом друзья и порешили, отправляясь в столовую. Шото в это время уже вернулся в дом, и принцу не нужно было его искать. Изуку объяснил юноше, что они с Бакуго хотят обсудить некоторые дела, но он может присутствовать, если хочет. А разноволосый был только счастлив, что его посвятят в кое-какие дела двух самых важных для него людей. Шото мог открыто признаться себе в том, что эти двое были для него первыми и самыми близкими людьми в этом мире, если бы он мог, он бы всю жизнь предпочел провести в этом поместье, проводя время с принцем и изредка встречая капитана. Поэтому, когда Изуку предложил ему поприсутствовать при их с Бакуго беседе, он согласился, не раздумывая, хотя ещё не знал, какая тема будет затронута. — Итак, я готов слушать, — слегка улыбнулся Изуку, взяв приборы чисто из приличия — ему хотелось услышать историю блондина гораздо больше, чем утолить голод. — Не торопись, — ответил Бакуго, запихивая большую ложку тушеных овощей себе в рот и продолжая говорить при этом, — спефва я хофу тебфя спвфосить кое о фем. — Каччан, ты так подавишься! — Зафткниф, до меня дофли слухи… — О нет! — воскликнул Мидория, краснея. — Даже до тебя?! Вот черт, это все неправда! Бакуго странно посмотрел на принца, убеждаясь, что он говорит искренне, потом посмотрел на Шото, который понял, о чем подумал Изуку, но ему было все равно, только взгляд Бакуго показался каким-то испытывающим, каким-то ненавистным… — Я не договорил ещё, — вдруг тяжело усмехнулся капитан, — хотя в то, о чем ты подумал, меня также успели посвятить, причем в мельчайших подробностях. — Каччан, не надо, это просто слухи, вот видишь, у Шото из-за тебя пропал аппетит, — покачал головой принц, обращая внимание блондина на юношу, который положил свои приборы, просто чтобы взять бокал с оранжадом. — Ладно, я имел в виду другие слухи, — продолжил капитан, отводя суровый взгляд от сконфуженного Шото. — Между моряками тут легенды ходят, что какой-то сопляк смог перехитрить Тошинори в бою на шпагах и что этот сопляк друг принца, а ещё у него красно-белые волосы, понимаешь о чем я? — приподнял брови Бакуго, завершая свою до боли внятную речь. — Ах, ты об этом, — вздохнул Изуку, — ну да, у Шото действительно получилось сделать это. Он превосходно владеет холодным оружием. И… Каччан, не называй его больше так, как назвал только что. Принц посмотрел на друга с явным укором, а Шото весело подмигнул левым глазом так, чтобы Бакуго, к которому он сидел боком, этого не заметил. — Хватит воспитывать меня, я говорю как хочу. Он сопляк и точка, — закатил глаза блондин, — только как ему удалось, я не понимаю. Бакуго сейчас смотрел на юношу так пристально, что вот теперь тот мог потерять аппетит. — Я думаю, тут все решила скорость действий и критический расчет, — объяснял Изуку умиротворенно, его прошлое восхищение улеглось, хотя даже сейчас он чувствовал приятный вкус на языке от этой истории, — в нужный момент Шото перебросил шпагу в левую руку, должно быть, учитель этого не ожидал… — Хм, — хмыкнул Бакуго, о чем-то задумавшись, но после недолгого молчания он повернулся к Шото и сказал с презрительной серьёзностью: — я хочу посмотреть… Нет, лучше не так, я хочу сразиться с тобой! В этот момент Шото с Изуку как по команде обомлели. Шото по той причине, что не ожидал столь внезапного предложения, а Изуку — потому что знал: — У тебя раны ещё не зажили, Каччан! — Да заткнись ты, мне лучше знать! К тому же, это ведь будет ненастоящий бой, — ухмыльнулся блондин на последней фразе. — Сам заткнись, — ударил по столу темноволосый. Шото ещё никогда не видел Изуку таким сердитым, никогда не слышал, чтобы он отвечал так несдержанно и в таких выражениях. Вот только Бакуго это нисколько не задело, а лишь раззадорило. — Знаю я, какой это будет «ненастоящий бой»! Ты все превращает в поединок не на жизнь, а на смерть, — Изуку хоть и сильно утрировал, но в чем-то был и прав. — Шото, не соглашайся. Принц не знал, за кого больше волноваться: за нежный цветок, который просто не знает, что такое Кацуки Бакуго в бою, или за самого капитана, у которого и раны могут открыться в сражении. — Ну откажись, если слабак, — лениво бросил блондин, но краем глаза все же следил за реакцией юноши — от неё зависело всё. — Каччан! Шото! Не надо, — взмолился принц и в конце обеспокоенно уставился на юношу, желая найти в его теперешней сущности здравый смысл. А Шото смотрел то на Изуку, то на Бакуго не в силах решить. Один всем своим видом внушал запрет, к которому нельзя не прислушаться, ведь слова и эмоции Изуку были для него не то, что важнее его собственного мнения, но подкупали тем, что этот человек всегда желал для него самого лучшего. В то же время другой человек был сейчас, да и, наверное, всегда преисполнен к нему чувством безразличия, оскорбительной насмешки, даже некоторой брезгливости. Шото очень хотелось доказать Бакуго, что он не такой, каким он его воспринимает, хотелось заслужить внимание этого человека и уважения. Поэтому он спокойно взялся за карандаш и, написав пару строк, протянул Бакуго свой блокнот. Тот сперва недоверчиво глянул на юношу — не хотелось увидеть отказ, — но в записке не было ни утвердительного, ни отрицательного ответа, там была просьба: «Покажи свои раны». Бакуго фыркнул, откинув блокнот на стол, и дерзко начал освобождать пуговицы из петлиц на рубашке. — Что там, что там? — вытягивал шею Мидория, на что блондин недовольно кинул в него записку. Прочитав ее, Изуку удивился, что Шото, оказывается, был разумнее, в то время как Бакуго был разочарован, считая, что парень просто тянет время, вынуждая его открыть раны, когда он их увидит, он точно откажет… Две секунды спустя блондин справился со всеми пуговицами и привстал из-за стола, обнажая немного осунувшуюся грудь и то самое плечо, а затем и раненый бок. Двое других молодых людей воззрились на эту картину со сложными лицами. Деку отметил, что блондин соврал и плечо было в порядке, его ранило в крайнюю левую часть груди, чуть ниже ключицы. Сейчас там находился свежий пунцовый шрам, вокруг которого расползалась синеватая гематома. То же было и в районе косой мышцы пресса блондина. Шото видел все это и чувствовал, как самому ему становится больно… Нет, это действительно возвращалась боль, мешая ему сосредоточиться. — Ну и? Что скажешь теперь, — глухо поинтересовался Бакуго, а Изуку тем временем нехотя передал блокнот обратно гетерохрому. Шото знал, что ответить. Эти раны были некритичны, и это значило, что Бакуго может легко сражаться в случае необходимости, однако сейчас никакой необходимости не было! Даже запах от тела капитана сейчас исходил другой, лекарственный, значит, он всё ещё лечился, а нагружая себя физически, он мог лишь отсрочить заживление, а, может, и сделать хуже. И всё-таки следующий ответ юноши был таков: «Я не откажу тебе, потому что благодарен за твой подарок. Спасибо». Но даже после этого Бакуго остался недоволен: такое чувство, что ему сделали одолжение, не привези он эти туфли — и вообще ничего бы не было. — Когда следующая тренировка? — холодно спросил он у Деку. — В конце… в конце недели, — соврал темноволосый. На самом деле их с Шото тренировки были по вторникам и пятницам, а завтра как раз было первое. — Это слишком долго! — фыркнул блондин, — устроим все завтра в час дня, в академии. Деку повесил голову, не зная как ещё отсрочить этот поединок. Что бы он не сказал, блондин его не послушает, а Шото слишком податлив и мягок; интересно, что же такое подарил ему Каччан, чтобы так расположить его к себе? — Ладно, мы прибудем, — ответил принц с оглядкой на согласного юношу и тяжело выдохнул. — Чертов Деку, для тебя у меня тоже кое-что есть, — театрально закатил глаза капитан и в следующую секунду выложил на стол перед принцем небольшую потрёпанную книжицу с грязной обложкой и страницами, с подранным переплётом, дабы отвлечь этого паникера от его беспочвенных опасений. Изуку уныло и равнодушно взглянул на предмет — он не ожидал, что друг примет его просьбу о сувенирах всерьез, но все же тот его приятно удивил. А когда молодой человек аккуратно перевернул несколько страниц и вчитался, то его зеленые глаза и вовсе загорелись. — Каччан… это? — Записки какого-то путешественника о новых землях… — равнодушно проворчал капитан, будто его не интересовало все это. Бакуго и сам не знал, почему ведёт себя так, ведь прежде чем отдать книгу Изуку, он сам прочитал ее взахлеб, а что-то даже переписал в свой собственный дневник. Его всегда интересовали белые пятна на карте, открыть одно из которых он пылко желал, но не кричал всем об этом. — Спасибо, — искренне поблагодарил Изуку и, отложив книгу в сторону, глубоко вздохнул, прежде чем вернуться, наконец, к самой главной теме, — теперь ты можешь рассказать нам о пиратах? На сколько они были опасны? Бакуго подумал, с чего начать, но почему-то его отвлек на себя гетерохром, который во все глаза смотрел сейчас не на Изуку, не на его самого, а в известную только ему пустоту. Шото побледнел на глазах, окоченевшие пальцы выронили карандаш на бумагу. — Каччан, не томи, — терял терпение Изуку. — Погоди, задрот, с твоей куклой что-то не так, — обратил внимание блондин и нахмурил брови. — Шото, что случилось? — мигом сменился в лице Изуку, глядя на белого как смерть и будто остекленевшего друга, который что-то выцарапывал на бумаге. Юноша положил карандаш и собирался протянуть книжицу принцу, но его резко перехватил капитан. «Они ранили Бакуго? Кто такие пираты?» — говорилось в записке. Блондин на это лишь недовольно хмыкнул и позволил прочесть то же самое принцу. — Чего такой бледный, а? — грубо поинтересовался капитан, в очередной раз потянув юношу за челку. Но это движение отнюдь его не успокоило, боль в сердце возросла с воспоминанием о исчезновении Тойи тогда и с осознанием, что неведомые разбойники пытались убить человека, который для него был дорог теперь. Жуткий страх и нестерпимая боль, которую он едва мог маскировать, поселились в душе Шото. — Пираты — слабые грешники, которым не хватает сил на то, чтобы жить честно, мерзкие крысы, обиженные судьбой, — объяснял блондин со злобной усмешкой, — в основном они грабят корабли, а иногда и целые города, продают людей в рабство, убивают редких морских животных. Их нельзя назвать людьми. — Каччан, — критично покачал головой Деку. — Что? Разве я не прав? — вскинул бровь блондин, и с ухмылкой продолжил: — Впрочем, они в основном безобидны для таких, как я. — В том-то и дело, — едко возразил Изуку, — какого черта они ранили тебя? — Они были сильны, — просто ответил Бакуго, — и я не знаю, что им было надо, потому что было не похоже, что они хотели нас ограбить. — Тогда… — выспрашивал Изуку. — Не знаю, Деку! Половина их команды просто ворвалась к нам и пыталась всех перерезать, ясно? Они все были слабаками, но их было много. А потом появилось это двухметровое чудовище с руками, как клешни, ну и… — Что значит с руками, как клешни? Ты сражался с ним? Что делали остальные?! — не унимался темноволосый, пока Шото сидел, как бездушная статуя, и тяжело дышал, не смея оторвать взгляда от мрачного блондина. — Дьявол, Деку, просто слушай дальше! Говорю тебе, у него были клешни, как у огромного краба, и весь он был твердый, как панцирь, вся команда это видела, не веришь — спроси! Шпаги были почти бесполезны против него. Мы направили на него пушку, но кто-то должен был его сдерживать. Киришима, Тецутецу, Сато и я бросились на него, но даже вчетвером мы смогли только выколоть ему глаза. И тогда получилось выстрелить. Естественно, он свалился за борт и, черт возьми, пропал без следа. Я не уверен, что нам вообще удалось бы его прихлопнуть даже пушкой. Пока мы дрались, остальные мрази ушли на своей дряхлой посудине в восточном направлении. Конечно, они потом сменили курс, будет сложно вычислить, куда они могли направиться. Это было похоже на то, что они просто положили своих людей, но я думаю, они хотели проверить нашу подготовку… Они ещё нападут. Закончив свой рассказ, Бакуго невозмутимо громко отпил чая, не сводя пытливого взгляда с мраморного Шото. — Если ему с таких рассказов не по себе, тогда я даже не знаю, что с таким сопляком будет, если он встретится с ними в самом деле, — грубо заявил он, шумно отпив ещё чая. Изуку на это лишь развел руками: он сам был в шоке и не знал, что ответить, но не Шото — у того в голове сейчас вертелась одна и та же мысль — «Нужно как-то сообщить отцу».