Не от мира сего

Оказывавшись на улице, я подняла глаза на небо. Окрашенное бордовым закатом, оно переливалось словно рубин. Солнце, садившиеся за горизонт, не отбрасывало лучей. Опасно ли оно для меня? Ноги сами повели меня по дороге. Я всё ближе и ближе подходила к нашей окрестности. Но внезапно звон колоколов ворвался в мой мозг. Я почувствовала скрежет собственных зубов. Каждый удар отбивался в моём сердце. Мне страшно слышать эти звуки. Почему? Снова звон. В висках пульсирует кровь. Спотыкаюсь, начинаю пятиться назад. Кончики пальцев немеют. Истерично затыкаю руками уши. — За что, — причитаю я, — почему так больно? Мелодия колоколов нарастает. Учащённо дышу, пытаясь вытерпеть этот момент. Звон прекращается, испарина проходит по моему лбу. Успокаиваюсь и сглатываю образовавшуюся слюну. — Вот значит как. Ты отрёкся от меня? Настойчиво бреду по направлению к храму. Вот он уже перед моими глазами. В 20 метрах от входа падаю на колени. Тело сковывает холод. Я не могу ступить дальше. Брошенный храм — говорили, здесь живёт слепой монах, именно он приводит в действия колокола каждый вечер. Хотя он нищий, слепой и немощный. Вера не покидает его. Живёт рядом с логовом вампиров? И впрямь сумасшедший! Есть ли там люди, скрывающиеся в святом месте, от таких как мы. Пусть даже они есть там. Пусть убьют меня! В небе догорает последний остаток дневного света. — Прости меня, — вопрошаю я, невидимому голосу, — я действительно чудовище. Но не я выбирала себе эту участь. Я предала тебя. Казалось, мои слова разливались по округе. — Все имеют права на жизнь, даже такие как я. Убийцы и маньяки, ты даёшь им шанс на спасение. Увидев крест, я буду бояться его? Отчего? Да, я пролила кровь, но не убила! Дай мне шанс, прошу. Я буду молить тебя о прощении. Не бояться тебя. Я буду жить в мире с людьми и смогу смыть свои грехи. Ведь я так хочу жить. Я выбираю свет. Я жила среди людей и среди людей хочу жить дальше! Проскоблив ногтями землю, я истошно зарыдала в окутавшей окрестности темноте. Дверь в храм заскрипела. Я чувствовала, что кто— то приближается ко мне. Яркий свет от свечи образовывал дорожку на земле. Тяжёлые, прижимистые шаги старого человека. — Разве был ли хоть один человек, которого бы он не простил? Даже Иуда, предав его, получил прощение, — мягкий голос словно обволакивал мои уши, я медленно поднялась с земли и увидела перед собой старика. Его глаза были затянуты белой плёнкой. Одежда была ветхой и скудной. Лицо исчерчено глубокими морщинами. Это он — тот монах! Я утёрла слёзы, грязными от земли руками. Он всё ближе подходил ко мне. Свеча интенсивно мерцала в темноте. — Ищущий прощения — получит его. Чего же ты натворила такого дочь моя, что молишь прощения в грехах своих, в столь молодом возрасте. Я хоть и слеп, да только всё равно отчётливо вижу тебя. — Я… — Даже рысь может жить с антилопой вместе. Да, рысь может съесть антилопу и только рыси решать, насытиться ли она ягодами и травой ради мирной жизни с антилопой, либо прольёт кровь и останется одна. Он подошёл ко мне и протянул руку. Не раздумывая, я протянула свою. — Сильная хватка, — улыбнулся монах, — не человеческая. Как у рыси. Его ладонь была тёплой. Засунув другую руку в карман, он достал тугую нитку, на которой свисал деревянный крест. Я встревоженно попятилась назад. Монах лишь крепче сжал мою ладонь. И лёгким движением накинул мне крест на шею. Кожа защипала. — Ты боишься потому что вера твоя не сильна. В душе проскакивает отчаяние и злоба, и путь меняет твой. Попробуй найти себя… Жар в области шеи прекратился. Я облегчённо вздохнула. — Прошло, — обрадовалась я, — на меня не действует. Я не боюсь! Монах посмотрел на меня безликим взглядом и добродушно улыбнувшись, побрёл обратно в храм. — Не бойся. Ты светишься в ночи. И я тебя вижу. Найди что ищешь и не о чём не жалей! — тихо слова пронеслись по воздуху, он исчез.