Кастинг

Солнечный луч проникает в комнату через приоткрытое окно, откуда несет морозным воздухом, и находит приют на огромном зеленом листке. Что это за растение Пьеро в душе не ебет, но вот доктор Л’Ивси, в чьем кабинете, собственно, сейчас он и находился, абсолютно точно знает о нем все, вплоть до самых ближайших родственных сортов. Доктор Джейс Л’Ивси (его психотерапевт) был тем еще чудиком и имел весьма противоречивую репутацию в Голден Кей. Зачастую – из-за своего экстравагантного, абсолютно «не медицинского» вида. Было ничего удивительного в том, что этот человек, отлично сочетающий абсолютно нелепые вещи в гардеробе (например, галстуки), разбирался в чем-то настолько дотошном и скучном как ботаника или человеческие мотивы. Сейчас его русые волосы были собраны в неряшливый хвост, и он повсеместно делал пометки на листе с тестом, который только что для него прошел Пьеро. Он уже не спрашивал, для чего это было нужно. Л’Ивси все равно ответит так, что он не поймет, потому на данный момент брюнета больше интересовали солнечные блики на цветах и полу кабинета. - Что ж, мой мальчик, - мужчина поднял голову в сторону меланхолично развалившегося на стуле парня, гонявшего во рту жевательную резинку, - все не так уж и плохо. Ты кажешься обеспокоенным, произошло что-то новое? Пьеро пожимает плечами. После наказания за абсолютно справедливый проеб (туда же наложился еще его недавний побег от отца), Карабас взял под личный контроль жизнь младшего сына, правда все, что он сделал по итогу – просто снова настоял на том, чтобы Л’Ивси увеличил количество их встреч, чем самым сократив количество тусовок, которые мог посещать его ребенок. Пьеро не понимал, для чего это было нужно; ему, в принципе, нравился док, но, как казалось, помощи от него он не получал никакой (кто вообще в состоянии ему помочь с его-то текущими мозгами?), однако Джеймс Л’Ивси каждый прием вытягивал из него в абсолютно незаинтересованной манере какие-то свежие сведения о его жизни, да так, что до Пьеро это доходило только на следующий день. Естественно, помощи Пьеро не получал только по собственному мнению, а вот у доктора накопилась уже целая толстая тетрадь, посвященная личному делу младшего ребенка Карабаса Барабаса. Возобновлённый прием антидепрессантов так же не добавлял позитива в его жизнь. Все, что Пьеро чувствовал последнее время – это максимально сниженная жизненная активность, сонливость и абсолютное отсутствие вдохновение и мотивации на что-либо. Из-за этого, в первую очередь, очень сильно страдала его театральная жизнь. - Док, - Пьеро задумчиво смотрит на цветок в огромном коричневом горшке. Надо не забыть спросить, что это такое, может быть хоть у этого будет иммунитет к сигаретному дыму в его комнате. - Да, мой мальчик, - Л’Ивси зачеркивает в блокноте какую-то лишнюю строчку двумя ровными тонкими линиями. - Что вы знаете о соулмейтах? Л’Ивси отрывается от своего блокнота и блестит спущенными на нос очками. Пьеро надувает небольшой пузырь из жевательной резинки, который сдувается и пачкает его губы в липкой массе. - Соулмейты? – доктор наблюдает за его лицом, но оно остается меланхоличным, - Что именно ты хочешь узнать? Сомневаюсь, что тебя интересует теория. Пьеро кладет голову на собственную коленку. Ему очень интересно также узнать где доктор купил такие удобные кресла, в которых можно запросто утонуть. - Да что угодно, - он говорит спокойно, абсолютно не выдавая собственного интереса. На самом деле слова слетели с его языка быстрее, чем он смог подумать, для чего он это спрашивает, - какой в них смысл для нашего мира? Джеймс снимает очки и потирает переносицу – так же, кстати, делает и отец, когда особенно тщательно обдумывает свои дальнейшие слова. - А для мира и нет в них никакого смысла, - доктор улыбается своей мягкой улыбкой, будто вспомнил что-то приятное, - задавай правильные вопросы, мой мальчик. Ты хочешь узнать, какой смысл в соулмейте для тебя? Пьеро вздрагивает, потому что не задумывался об этом. По правде говоря, он ничего не хочет в этой жизни. Вместо ответа он кивает, переводя равнодушный взгляд на тяжелый дубовый стол. Л’Ивси продолжает. - Ты наверняка слышал в детстве сказки о единстве соулмейтов, о невозможности жить полноценно, пока не произойдет столкновение с человеком с родственной душой, - Пьеро не перебивает, слушает внимательно, - только дело в том, что настоящий смысл соулмейтов немного иной, менее романтичный. Пьеро переводит взгляд на доктора, который говорит абсолютно спокойно. - Абсолютно любой человек в состоянии жить без своего соулмейта. – Пьеро едва заметно улыбается: говорил же, - Существует огромное количество человеческих жизней, никогда не встречавших своих соулмейтов и не скрепленных с ними нитями, - он делает небольшую паузу, - и в этом нет ничего страшного. В таком случае чем меньше внимания ты уделяешь мыслям об этом, тем проще тебе жить. Доктор берет хрустальный фужер и наливает в него воду из графина, после чего делает один небольшой глоток. - Но, мой мальчик, если ты повстречаешь родственную душу, рано или поздно поймешь разницу. - И в чем же эта разница? - Связь между с соулмейтами – это не просто красивое литературное название. Это огромный феномен, на изучение которого ушел не один десяток лет, - Л’Ивси улыбается, прекрасно понимая, что Пьеро не совсем понимает, к чему он ведет, - Связь всегда будет работать вам двоим на пользу и абсолютно никогда во вред. Получить соулмейта равносильно получению второго шанса в жизни, мой мальчик, это человек, сильные стороны которого – твои слабости. - И чем же это выгодно для меня? – Пьеро все такой же меланхоличный, от антидепрессантов клонит в сон. Он надеялся услышать от дока что-то аргументированное, четкое и наставническое, но по итогу получил обобщенную информацию, которую можно найти абсолютно везде. Зря только спросил. – Звучит так, что я должен радоваться тому, что существует человек, который может задавить меня по болевым точкам. Это крайне тупо. - Ты снова рассматриваешь окружающих как своих потенциальных врагов, - Джеймс почти нежно улыбается, у Пьеро всегда была эта черта, - Но исходя из твоей логики, ты также не останешься безоружен, ведь ты обладаешь набором качеств, способных «задавить» твоего соулмейта точно так же, как и он тебя. Пьеро пожимает плечами, а Л’Ивси продолжает. - Какой он? - Кто? – Пьеро делает вид, что не понимает, хотя прекрасно знает, к чему этот вопрос. Доктор слишком хорошо его знает. - Твой соулмейт, ты ведь уже встретился с ним. – Не предполагает, знает. От Джеймса Л’Ивси невозможно ничего укрыть. Пьеро поднимает голову вверх, пытаясь подумать, а действительно, какой он? Улыбающееся лицо Буратино всплывает перед глазами и парень чувствует себя в ебучем комиксе, не хватало только всплывающих фраз и прорисованных звуковых эффектов. Л’Ивси всегда задает простые вопросы, но они обязательно ставят его в ступор. До этого момента Пьеро вообще не задумывался о своем отношении к своему соулмейту, потому что он просто… был. Удобно находится под рукой? Работает с ним в одном здании? Тусуется в том же клубе, что и он? Или просто идиот? Это вообще должно что-то значить? - Я.. – Пьеро переводит взгляд на доктора и понимает, что, наверное, выглядит немного потеряно, - не понимаю, что это за человек. Л’Ивси, естественно, не комментирует, прекрасно зная, что он продолжит монолог. Спасибо хоть за свою дурацкую тетрадь не берется, она по обычаю своему просто лежит на столе. - Мне трудно дается общение с людьми в последние полгода, - Пьеро снова переводит взгляд, на этот раз уже на изученный цветок, - все, что мне хочется – запереться в комнате, тупо забаррикадироваться и все свободное время тратить на попытки сна, чтобы все от меня отъебались. – Он выдерживает паузу, потому что сам не до конца понимает, что именно хочет сказать. Доктор слушает, - Так вот мой соул – это тот человек, который залезет через окно. - Тебя это пугает? - Л’Ивси снова поправляет душку очков. - Нет, ко мне много кто проявляет интерес, - он хмурит брови, - Но меня давно не бесили настолько же сильно, насколько были интересны. Я не знаю, как должен себя вести. - Возможно это напоминает тебе о дружбе с Арлекино? Пьеро замирает, потому что предположение доктора обескураживает его. Он совершенно точно не ожидал такого предположения. Буратино и Арлекино были абсолютно разными, их в принципе невозможно было сравнивать. Они абсолютно точно не похожи. Даже несмотря на то, что Арлекино когда-то был лучшим другом Пьеро и незаменимой единицей в его жизни. Возможно ли то, что у них имелись какие-то общие вайбы? Л’Ивси отлично умел грузить ему мозг. - Невозможно, - Пьеро отрицательно мотает головой, - Мир схлопнется, если я найду хоть одну общую черту у этих придурков. - А как же желание контактировать с тобой? – доктор улыбается, наблюдая за его реакцией. Тема дружбы с Арлекино была весьма болезненна для Пьеро и потребовала достаточно большого количества времени для ее проработки в свое время. Результат был достигнут, хоть немного и отличался от того, что могло бы считаться идеальным результатом. Они неплохо разобрали одну из особо психотравмирующих ситуаций в его недавней жизни: как-то Арлекино (не зная настоящей причины фобии зеркальных поверхностей, как и любой другой в театре) решил, что будет забавно столкнуть Пьеро лицом к лицу с несколькими десятками разнообразных зеркал ради шутки. Однако, шутка оказалась не очень удачной, потому что от истерического вопля Пьеро тряслись, кажется, сами стены театра, а юный актер после этого около трех суток ни с кем не разговаривал и не выходил из своей комнаты, чем породил еще большее количество слухов вокруг своей персоны, которые тут же пресек своим властным словом синьор Карабас. Мим в итоге в себя пришел, даже вернулся в социум, но на это потребовалось далеко ни одна консультация психотерапевта (и далеко ни один грамм психотропных, но упустим). Отношения с коллективом, и так не особо хорошие, естественно, еще больше испортились, после этого случая никто не решался выступать против Пьеро в открытую. К тому же, еще и красавица с шикарными зелеными волосами предпочла рыжего шута в свои спутники жизни, так что отношения между бывшими лучшими друзьями совсем пошли по швам, сошли в холодную войну. Такое не прощают и не забывают. Особенно достаточно ранимые молодые актеры с небольшими аддикциями. - У тебя не самый простой характер, мой мальчик, - Л’Ивси все-таки берет тетрадь и начинает что-то писать ровным аккуратным почерком, но Пьеро слишком лень угадывать слова по движению руки, - но я думаю ты можешь допустить возможность более неформального контакта с этим человеком. Связь с соулмейтом даст тебе большое количество преимуществ, если ты научишься ее использовать. Пьеро на доктора не смотрит, ничего не отвечает. Знал бы он о том, настолько неформально они уже «поконтактировали» пару раз… «А еще это должно было случиться лишь раз.» Оставшуюся часть консультации он едва слышит Л’Ивси, естественно забывая перед выходом спросить название растения. *** Актовый зал сотрясло от волны аплодисментов. Все актеры «Золотого Ключика» стояли на сцене, тяжело дыша после финального номера. Сегодня была премьера. Во время премьеры всегда так – полный аншлаг, ни одного пустого места. Пьеро краем глаза видел, что Карабас тоже стоит на ногах, аристократично хлопая собственной актерской труппе. Кажется, пронесло. Если даже Карабасу понравилась его постановка, значит можно ждать хороших оценок от театральных критиков, а это очень хороший факт для его карьеры. Они счастливо улыбаются и машут своему зрителю под не стихающие аплодисменты и крики «браво». Мальвина улыбается, кажется, счастливее всех, щедро посылает в толпу воздушные поцелуи, после чего хватает его за руку и тащит ближе к краю сцены. Пьеро не теряется, сохраняет отыгрываемый образ: в смущении закрывает лицо длинными рукавами сценической светлой рубахи. Мальвина хохочет, кружится вокруг него – господи, откуда в этой девчонке столько энергии – после чего пускается в импровизированный танец, шелестя пышными подъюбниками. Пьеро неуверенно открывает лицо, оставляя закрытым один глаз. Сегодняшний его герой – неуверенный в себе, скромный, таких очень нелегко отыгрывать, когда привык выбивать двери с ноги. Он следит за танцем в немом восторге, после чего его лицо открывается полностью. Театр пропускает вздох восхищения, и все знают, что он целиком посвящен Мальвине. Девчонка – настоящая звезда, которая совершенно нагло пользуется любовью своей публики. Никто из посторонних не замечает с какой ненавистью одна из балерин сжимает запястье рыжего шута, стоящего рядом. Можно было поклясться, что у него точно останутся кровавые ссадины от ее длинных острых ногтей. Мальвина вновь берет его за руку, утаскивая с собой в танец. Пьеро не знает, зачем ей это нужно, но это – в какой-то степени их негласный ритуал, устраивать что-то подобное после каждой премьеры. Девушка с шикарными голубыми волосами делает поворот, очень изящно выходя в нужную стойку. Пьеро вторит ей, и никто не понимает, что они танцуют. Потому что они сами не понимают. Девушка игриво улыбается, хлопает в ладоши и выдает что-то между чечеткой и авторской хореографией. Пьеро пропускает улыбку, хотя это совершенно не в характере его персонажа - Мальвина смешная, почему бы ей не подыграть. Их танец становится похож на танцевальную битву, за которой восторженно наблюдает весь зал. Пьеро расслабляет плечи, прикрывая глаза. Он был не самым хорошим танцором, в театре были люди куда профессиональнее, чем он. Мир перестает существовать, скорее, получает какие-то другие границы, хорошо, когда твое воображение не скованно никакими рамками. Его движения сейчас, весь язык тела несет свой шарм и историю, которую никто кроме него не способен прочитать, ни один человек во всем этом шумящем зале. Мальвина читает. Пьеро до сих пор не понимает, где Карабас ее достал, но это, пожалуй, было лучшее из того, что он делал для него за последние 7-8 лет. Читает еще один человек, стоящий в тени кулис, наблюдающий за импровизацией двух самых интересных кукол из театра с мягкой улыбкой. Они оба знают, что движения Пьеро говорят о том, что, когда вся твоя жизнь походит на черную дыру, творчество остается единственным, что дает тебе силы. *** Пьеро склоняется над собственным гримерным столом, вцепляясь пальцами в столешницу. Он только что снял сценическую мешковатую рубаху, а вместе с ней, видимо, и эйфорию от успешной премьеры, потому что сейчас на смену приятным позитивным эмоциям пришла… боль. Постановки «Золотого ключика» не просто так брали высоченные оценки за реалистичность. Здесь реально все было «по правде». Пьеро, конечно, сам всегда топит за максимальный вклад в своих персонажей, но кажется сегодня случился перебор. По сценарию его персонажу снова пришлось терпеть издевки персонажа Арлекино, потому что их тандем, пусть и вынужденный, являлся одним из избранных у зрителей, потому было просто глупо игнорировать предпочтения публики из-за личностных разногласий. Пьеро множество раз приходилось изображать мальчиков для битья, но сегодня рыжий ублюдок, кажется, превзошел самого себя. Тело болело даже от факта дыхания, Пьеро мог поклясться, что у него болят легкие, которые просто не могут болеть. Главное, чтобы не были сломаны ребра. Пьеро ни разу в жизни ничего себе не ломал, непозволительная роскошь для человека, зарабатывающего собственным телом (даже если и не в том самом смысле). Самым абсурдным в этой ситуации было то, что Пьеро в жизни не позволит себе показать этому ублюдку то, что с ним что-то не в порядке, особенно если это касается такой мелочи как физическое здоровье. Слишком многое он у него уже забрал, чтобы давать ему причину для триумфа. С каждым днем становится все сложнее поверить в то, что когда-то они были лучшими друзьями. Пьеро шумно выдыхает, касаясь собственной кожи. Совсем неудобно рассматривать себя на предмет новых синяков, когда не выносишь почти любую отражающую тебя поверхность. То тут, то там виднелись уже едва заметные синяки. Получать их никогда не составляло ему труда - его кожа всегда была бледной и просвечивала почти всю жизнь, сколько он себя помнил. Карабас говорил, что это досталось ему от покойной матери. Пьеро шумно выдыхает. Видимо ничего больше не остается, кроме как забить и надеяться, что пройдет само собой. Прямо как и на любую проблему в его жизни. Игнорирование проблемы - лучший способ ее решения. - Что это за акт самолюбования, красавчик? – знакомый голос хихикает от собственной остроумности. Пьеро не отвечает, но легонько улыбается, ну кому еще кроме Мальвины он нужен после выступления. Все актеры стремятся разойтись по своим делам или комнатам, кто-то уходит отмечать, кто-то спать, кто-то занимает свое время бог знает чем. Здесь было столько людей, которых на самом деле ничего не связывало между собой кроме как заключение контракта с Карабасом. - Да вот пытаюсь в очередной раз понять, для чего Господь создал меня таким совершенным, - он улыбается, стараясь не кривиться от неприятных ощущений. Пьеро уж точно не считал себя идеальным, но образ поддерживать нужно. Мальвина уже переоделась, собрала свои шикарные волосы в небольшие косички, и смыла сценический макияж, выглядя свежее и юнее года на три точно. Она прошла в комнату и уселась на диван, в то время как Пьеро решил, что появление юной красавицы в его обители – хороший знак, говорящий о том, что пора бы откинуть все свои проблемы и просто отдохнуть. Боль не вечная, всегда проходит. Другое дело знать бы, сделал ли Арлекино это специально или все же по счастливой для него случайности. Ну хоть следов от хлыста не осталось, а то было бы уже не представление, а сходка любителей бдсм. - Какие планы на вечер? – Мальвина на месте не сидит, заваливается на диван кверху ногами, понимая, что Пьеро рядом в ближайшее время не сядет – занят. - Хотел бы сказать, что пойду на ахуенную вечеринку, но señor papà снова решил за меня и… - он разводит руками. Мальвине не требуется объяснений, она знала, кто такой Карабас не понаслышке и что бывает с теми, кто не слушается – тоже. - И давно ты записался в пай-мальчики? - девушка улыбается, трогает пальчиками ковровый ворс на полу. - Решил сменить амплуа и побыть немного не разочарованием, а гордостью семьи, - Пьеро зевает, - Не уверен, что меня надолго хватит, конечно, но попробовать интересно. Настоящая причина заключалась в том, что с приемом лекарственных препаратов у Пьеро до сих пор было через чур нестабильное состояние, и он прекрасно знал, что стоит ему покинуть театр и «выйти в свет», он снова сорвется. И сорвется без какого-либо сожаления об этом. Наверное, именно это и должно пугать. - Смотри, а то таким методом всю свою наработанную годами популярность растеряешь, мистер-хороший-мальчик, - девушка хохочет, а Пьеро закатывает глаза. Не его вина в том, что он кому-то нравится. - Настоящие фанаты останутся со мной навечно, - Пьеро берет со стола раскрытую пачку и занимает нишу у стены. Гримерные комнаты находились в полуподвальной зоне и разделялись порой интересным образом между куклами, естественно по своей особой градации и рангу. Хоть никаких рангов в театре никогда официально не существовало, все прекрасно знали о том, что главные куклы - передовой состав, во всех смыслах стояли выше, чем другие, потому у некоторых даже были свои гримерки. Остальным же приходилось существовать в куда более некомфортных условиях, но многие так и не понимали, что большая часть «старичков», а их, на самом деле, было не так уж и мало, отдали «Золотому Ключику» треть собственной жизни как минимум, если не всю. Его гримерка не была большой, скорее, наоборот, невообразимо маленькой для одной из главных звезд театра, но его вполне устраивала, не смотря на абсолютно неудобную прямоугольную форму. Естественно, как и его личная комната, носила явный отпечаток хозяина – здесь было, возможно, уютно в каком-то смысле, но достаточно пусто, не смотря на заклеенные всевозможными рандомными плакатами стены. Гримерка Пьеро больше походила на трейлер какой-нибудь отчаянной рок-звезды, нежели на актера классического театра, но это – его мир, непрошенных гостей здесь, как и в жизни, он не любил. Небольшой диван, на котором сейчас лежала Мальвина, был здесь еще задолго до его рождения, как и трюмо, только зеркало из него было убрано еще много лет назад по известной причине. Вместо этого – пара фотографий, исписанные листы бумаги, то ли стихи, то ли напоминание самому себе о чем-то; то здесь, то там – засушенные цветы, Пьеро любил цветы, но совершенно не умел за ними ухаживать, поэтому своеобразный гербарий, который он собирал, наверное, с лет 14, вынимая один особенно красивый цветок из каждого «премьерного букета», сформировал небольшое цветочное кладбище в последнем ящике его гримерного стола. Было странно, но его гримерка в театре кардинально отличалась от гримерки в баре, так, будто бы в них существовало абсолютно два разных человека. Пьеро поджигает сигарету, забираясь с ногами на небольшой выступ – зачем все эти архитектурные изыски в комнатах до сих пор было загадкой, на которую никто никогда не даст ответа. Он выдыхает через нос, после чего поправляет сбившийся пирсинг на носу. Ребра до сих пор болят, но сил даже подумать об Арлекино плохо просто нет. Пьеро чувствует апатию и сонливость. Вот бы сонливость всегда означала здоровый сон, а не то, что с ним происходит каждую ночь. Мальвина поворачивает к нему голову. - Мне тут птичка нашептала, что сердечко у нашего грустного принца наконец-то начало таять. Пьеро морщится, как будто съел самый кислый в своей жизни лимон. Какое еще к черту «сердечко тает»? - Не нужно внезапно извергать нечто настолько отвратительное, у меня от этого мурашки ползут по коже, - он картинно передергивается всем телом. Чтобы не сказала сейчас Мальвина, вряд ли Пьеро будет рад это услышать. Она слишком возбужденная, значит эти слухи - что-то невообразимо интересное для нее. Мальвина в нетерпении ерзает на диване, ложась на живот, устраиваясь головой на собственные руки. Ее яркие глаза хитро наблюдают за лицом названого брата. - Рассказывай уже скорее. Пьеро вопросительно смотрит на нее и действительно не понимает, о чем речь. Мальвина хмурит брови и вздыхает, подминая подушку под себя, чтобы удобнее было лежать. - Про соулмейта, дурачок, - Мальвина мечтательно улыбается, будто бы Буратино нечто недосягаемое для нее, а Пьеро окончательно оказывается в ступоре. - Чего? - Мы разговаривали с тобой по душам тысячу лет назад, а у вас там уже столько всего интересного произошло, - Мальвина надувает губки, будто действительно обиделась, но они оба знают, что это не так, - Рассказывай все, и со всеми подробностями! Пьеро недоуменно смотрит на нее около пары секунд, после чего делает продолжительную затяжку. Интересная картинка получается. Судя по Мальвине и ее «столько интересного произошло», она не предполагает, она, какого-то хуя, знает это. Пьеро ей не говорил, значит два варианта: особо пиздливая кукла Шушара – «жучок» его отца, либо непосредственно Буратино, второй участник их взаимодействий. Шушара отпадала с громаднейшим треском: во-первых, Пьеро был бы уж не жилец, если бы о каких-либо из его взаимоотношений с соулмейтом узнал бы отец (как было пару раз из-за особо громких его тусовок, на которых он ловил трипы, от которых потом пришлось отмывать себя ну очень продолжительное время в глазах собственного отца), а, во-вторых, Шушара, как и другие куклы, просто ненавидела «выскочку-Мальвину» всей своей черной душой, и Пьеро даже представить не мог себе цену, за которую Мал могла бы купить у нее информацию. Путем несложных математических вычислений на тему «у кого самый длинный язык в Голден Кей?» получаем уравнение: Мальвина минус Пьеро минус Шушара равняется «я убью тебя нахрен, сраный блондинистый задрот, которому не посчастливилось стать моим соулмейтом». Пьеро пытается не злится, когда выпускает из носа сигаретный дым. Спокойно, потом разберемся. Смотря что вообще она знает, может быть он себя накручивает. Почему его вообще стало волновать, кто что знает и кто что про него говорит? Бред какой-то. - Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь, Мал. Мальвина победно улыбается, довольная, как сытая кошка. - Не стесняйся, мой хороший, можешь выкладывать мне все, что у тебя на сердце, - девушка слезает с дивана и садится к нему в ноги, обхватывая одну из коленок. «Не стесняйся»? - Ты ебанулась, Мал? – Пьеро поднимает бровь, снова делая затяжку. Зрачки, вроде не расширены, значит, вряд ли принимала. Он старается игнорировать нарастающую тревожность, которая пробивается даже через действия антидепрессантов, проецируясь лишь потом на его ладонях. Девушка смеется, трется о его ногу щекой, после чего замирает и становится серьезной. - Мне правда важно все, что у тебя происходит, - девушка говорит совершенно тихо, едва слышно по сравнению с несколькими минутами назад, - даже самая-самая крошечная малость, которая для тебя самого не будет иметь значения. Он шумно выдыхает воздух и не сразу решается коснуться пальцами ее мягких волос. Мальвина не от мира сего, Пьеро ее не понимает. Или понимает настолько, что кажется, что они не могут контактировать, не должны. Как электроны с противоположными зарядами. - Я знаю, - он тушит сигарету о стену, не заботясь о том, куда упадет окурок, после чего совершенно по-детски тянет девушку за одну из ее кос. Мальвина вздрагивает и поднимает на него голову, выражение ее лица совсем траурное, Пьеро не может понять почему. Он вдруг улыбается, наклоняется ближе и касается ее губ своими губами. Поцелуи между ними не редкость, хоть в последнее время и случались куда реже, чем обычно. Девушка не отстраняется, но закрывает глаза. Поцелуи между ними – не сексуального характера, скорее как форма обмена информацией. Он отстраняется и проваливается глубже в нишу, никак не комментируя свое действие. Девушка надувает губки, возвращаясь к своему вечному «детскому» настроению. - «Спасибо, что волнуешься, Мал», - она изображает рот рукой, - «Спасибо, что пытаешься помочь мне наконец-то быть счастливым, Мал», - пронзительно смотрит на Пьеро, облокотившемуся на стену, - «Чтобы я такой глупый без тебя бы делал, Мал!». У нее не очень хорошо получается пародировать его голос, но Пьеро вдруг не выдерживает и искренне смеется. Девушка замирает на мгновение, но тут же тает – неловкость и напряженность атмосферы будто бы спала сама собой. Парень успокаивается через секунду. - Не знаю, кто тебе что сказал, но мое сердце уже давно занято лучшей девушкой на этой планете. - Не говори только, что ты в очередной раз о Коломбине, - Мальвина хмурит брови, когда Пьеро пожимает плечами, - ты прекрасно знаешь, что ей все равно на тебя. Она всегда встречается с кем-то лишь бы только убить время и вытрясти с него побольше души, потому что своей нет. Пьеро улыбается, потому что это действительно было очень похоже на Коломбину. Только слепой не видел той ненависти, которая искрилась между этими двумя девушками. Но ничего страшного. Его cherie особенная, никто просто не знает ее так хорошо, как он. - Ma cherie пока просто еще не поняла, что далеко не Арлекино сделает ее по-настоящему счастливой. Выражение его лица мгновенно меняется на мечтательное, а внутри прорастают ростки. Если бы Пьеро нужно было бы описать свою любовь к ней снова (не считая той тысячи бесполезных раз до этого), сейчас он выбрал бы в качестве рифмы любые цветы из собственного гербария. - Ну почему ты настолько бестолковый, я не понимаю! – Мальвина вдруг ни с чего на него злится, наблюдая за его изменившимся лицом, потому что упрямству ее названого брата нет конца, - У тебя в кой-то век появилась возможность наладить свою жизнь, но все, что ты делаешь – это хоронишь ее. Девушка действительно выглядит весьма сурово, даже, кажется, сжимает руки в маленькие кулачки. Пьеро выдергивают из грез, в которых он обнимает объект своего безумия. Рука снова тянется к сигарете. Враждебная аура Мальвины, тянущаяся с пола, на котором она сейчас сидит, кажется, могла бы сейчас поджечь весь город. Пьеро не любил это ее настроение. - Сколько бы ты не убеждал себя, Коломбина может быть с тобой только в твоих собственных эгоистичных фантазиях, - она складывает руки на груди, пронзительно смотря ему в лицо, - хватит уже. Пьеро хмурит брови, выдыхая дым, и уже мысленно готовится выставить девушку за дверь. Есть моменты, которые он не готов обсуждать не то, что с Мальвиной, даже с самим собой. Она никогда не говорит вслух, но Пьеро знает, что, девчонка в курсе почти всех событий в его жизни. И самое неприятное, что она, как и все вокруг, права – Коломбине абсолютно наплевать на Пьеро. Что ей вообще от него нужно? Зачем вообще пришла? Они держат паузу около минуты, которая длится непростительно долго в границах такой маленькой комнаты. - В чем твоя проблема, Пьеро? – Мальвина оттаивает и касается его руки. Тактильный контакт для нее – возможность лучше узнать своего собеседника. Выражение лица становится мягче, а в глазах действительно непонимание. Пьеро и забыл уже, что в этом доме реально есть человек, которому не все равно, - Обычно людям не настолько плевать на собственное положение. - Возможно потому что я – мазохист? - Он отводит взгляд от ее пронзительных глаз, но руки не одергивает, - Который обожает ситуации на грани жизни и смерти. Кто знает. Мальвина вздыхает, Пьеро невообразимо упрямый, весь в отца, но только использует это не в тех ситуациях, в каких стоило бы. - Ты не сможешь бегать от связи вечно, - Она толкает парня, чтобы подвинулся и с ногами забирается в небольшую нишу, явно не рассчитанную на двоих. – Не поверишь, но я тоже отрицала Артемона и смотри где я сейчас. - В моей компании? – Пьеро пропускает ухмылку, а девушка дуется, что ее не воспринимают всерьез, тянется и выдергивает из его пальцев сигарету. – А где Артемон? - Что ты думаешь между вами происходит? – она кладет голову ему на плечо, делает едва ощутимую затяжку и все равно закашливается; Мальвина не курила, ей нравилось немного другое. - Рабочее взаимодействие по постановкам? Сходки фан-клуба алкогольных шашек по пятницам? Ток-шок «доеби своими тупыми вопросами»? Секс без обязательств? – Пьеро пожимает плечами, забирая табак обратно, - Ты знаешь, что я далеко не святой. - А если он будет спать с кем-то другим? - Мальвина щипает его за обнаженную кожу руки. - Мне сходить над ними свечку подержать, чтобы ты отъебалась? – Пьеро закатывает глаза. Он абсолютно не понимал, что Мальвина хочет от него добиться, но тема начала знатно так напрягать. - Я не отрицаю наличие небольшой химии между нашими телами, но это все бессмысленно. У таких отношений не бывает будущего, да и кому оно вообще нужно в этом месте. - Существование Буратино для тебя – нечто особенное, как и твое существование для него. Хватит его мучать, бесчувственный ты кусок говна. - Он что тебе жалуется что ли? – осознание приходит абсолютно неожиданно для него, а картинка складывается в целостный паззл, - Да ладно, Мал! – Пьеро искренне не верит своей догадке. – Только не говори мне, что деревянный мальчик нашел себе мамочку в лице тебя, я отказываюсь в это верить. - Никакая я ему не мамочка! – Мальвина опять злится, - Просто мне в отличии от тебя не плевать на чувства людей, которые мне дороги. Он ничего мне не рассказывает, просто у него на лице все написано. – Она вдруг скидывает Пьеро с постамента, когда он отвлекается на очередную затяжку и теряет бдительность. Пьеро подставы не ожидает, потому валится прямо на ковер, однако успевает сгруппироваться и плюхнутся исключительно на свои коленки, избежав столкновения с диваном, - Почему из всех людей мира именно тебе достался в соулмейты такой абсолютно невероятный парень? Ты не ценишь ничего из того, что у тебя есть! Пьеро пораженно поворачивается к ней, потому что это на его памяти первый раз, когда девушка так прямолинейно обращалась к нему. Он не обижается, потому что прекрасно знает, что она права. Она тоже знает, потому извиняться не собирается. - Чего ты хочешь, Мал? Может нам еще пожениться, потому что так при рождении распорядились звезды? - Пьеро устало смотрит на нее, стряхивая пепел с прилично прогоревшей сигареты, после чего делает затяжку, - Не глупи, ты же знаешь, что я не увлекаюсь парнями. - Мне кажется, что тебе вообще все равно, парень или девушка, лишь бы тебя восхваляли. Пьеро давит в себе смешок, потому что забывает зачастую, какая у него репутация гуляет по Голден Кей. Даже несмотря на свой «уход в тень», Пьеро как прежде значимая фигура в городе, пусть и не такая, как его отец. На Мальвину невозможно злиться. Молодой человек плюхается на пол, смотрит в потолок. Сигарета в его рту тлеет очень быстро, он давно уже курит из-за привычки, а не потому что ему действительно это нужно. Подбирает ноги, после чего касается собственной шеи, с которой не так давно сошел бурый синяк. - Ты снова слез? – Мальвина нарушает тишину, образовавшуюся в комнате, надеясь, что не сделала Пьеро больно своими словами. - Ага, - он прикрывает глаза, - Мал? - Чего тебе? – она устало потирает глаза. - Давай переспим? - Если бы я была твоей девушкой, то ушла бы от тебя сразу же, - она говорит это абсолютно спокойно, без злости. Брюнет пропускает смешок, но не отвечает. - Он, кажется, правда любит тебя, - она немного ерзает и глубже погружается в саму стену. Миниатюрной девушке куда проще найти себе место, чем угловатому подростку во взрослом теле. - Думаю да. - А ты? – голос Мальвины любопытный, еще бы ему таким не быть. - "Я выхожу на сцену, и никого не волнует, как я себя чувствую: вышел и должен работать". Мальвина хочет что-то возразить, но он не позволяет. Она сдается, потому что из Пьеро невозможно вынуть информацию, если он не хотел ею делится. И все-таки, только идиоту могло прийти в голову идея выложить все, что происходило Мальвине. Все прекрасно понимали, кто именно был этим идиотом. *** Актовый зал театра, естественно, пустовал. Основные огни сцены были выключены, источником света как обычно во «внетеатральное» время являлась только пара едва горящих софитов в режиме энергосбережения где-то в оркестровой яме. Пьеро устало потер глаза. Сегодняшний день, как и все другие, выжал из него все соки, хотя в последнее время ощущение усталости не оставляло его ни на миг. Играть в социальную активность становилось все тяжелее и тяжелее, но такая уж у него профессия. Он бесцельно шатался по зданию театра после премьеры, значительную часть времени отсидевшись в гримерке. Мальвина ушла сразу же, как только ей позвонил Артемон, потому он остался один и через некоторое время понял, что голубоволосая бестия так его загрузила своим «проебешь все на свете», что находится одному на одном месте было физически невозможно. Прогулка, пусть и по театру, казалась неплохим решением, потому все следующие часы Пьеро пытался хоть как-то проветрить голову от навязчивых мыслей. Именно поэтому ноги и принесли его на сцену, где он чувствовал себя хоть в какой-то, но безопасности. На самом деле он шел на пожарную лестницу, чтобы в гордом одиночестве насладиться прохладной погодой и тишиной. «Золотой Ключик» всегда был очень громким для него, здесь почти не было мест, где можно было бы спрятаться. Он хлопает себя по карманам, пытаясь вспомнить, куда сунул пачку, заворачивает за кулисы и останавливается, потому что замечает определенные изменения в привычном убранстве. Все как-то… чище? Кому пришло в голову наводить генеральную уборку в чистилище? - Да ладно. – Пьеро недоверчиво хмурит брови, проходя чуть глубже, потому что уж точно не ожидает увидеть виновником торжества своего соулмейта. Буратино, кажется, крепко спал, облокотившись на стену за коробками, которые (очевидно по творящемуся рядом с ним хаосу) разбирал перед тем как заснуть. Он определенно выбрал не самое удачное место для этого, хотя с другой стороны, в это время никто за кулисы обычно не совался, стараясь использовать любую возможность отдохнуть от театра и его суеты и использовать свободное время себе на пользу. Пьеро молча подходит к спящему парню и присаживается перед ним на корточки. - Бросаем работу на полпути, господин-я-очень-хороший-парень? – молодой человек протягивает руку и убирает с его глаз значительно отросшую челку. Так вымотался что ли, что уснул? Пьеро чертовски ему завидовал. Темные круги под его глазами, скрытые за плотным слоем белой краски – тем более. - Эй, не спи здесь, - брюнет легонечко тянет его за щеку. Ноль реакции, только разве что немного дрогнули ресницы. Пьеро убирает руки, некоторое время неподвижно наблюдая, как неровно поднимается и опускается чужая грудная клетка. Взгляд упирается на стоящую в тени коробок недопитую банку и еще парочку, ровно стоящих вдоль стены. Энергетик? Нет, не похоже. Пьеро подается чуть вперед, разворачивая напиток этикеткой к себе. Спиртное. «Что-то из среднего класса», как сказала бы Мальвина. - Ты что, совсем дурачок? – Пьеро отворачивает банку как было. Лучше бы был энергетик, - Артемон на тебе живого места не оставит, если запалит, что ты бухой. Курение, как и употребление алкоголя в здании театра – строгое табу. Даже если нарушалось оно регулярно, забывать об этом не стоило, а тем более так наивно и по-детски палиться. - Даже я сегодня не бухой, - снова в пустоту, даже с легкой ноткой обиды в голосе. Было достаточно странно находить кого-то вроде Буратино в таком состоянии. Хотя, наверное, для Пьеро в принципе с его зависимостями было странным видеть, что на кого-то алкоголь может влиять следующим образом. В смысле ты выпил и тебя вырубило. Это вообще возможно? Следующие пять минут он провел в абсолютно провальных попытках растолкать блондина, начиная от повышенного голоса, заканчивая ощутимыми толчками в плечо и щепками светлой кожи. Не реагирует. Вот уж называется сон как у младенца. Уже через десять минут альтруистический прилив прошел, и молодой человек раздраженно поднялся на ноги, собираясь покинуть пространство за кулисами и идти куда шел. И зачем ему вообще понадобилось его будить? Он даже действительно сдвинулся с места с сторону лестничной клетки, но… почему-то вдруг остановился. - Черт, ты худший, - Пьеро недовольно бурчит себе под нос, смотря под собственные ноги в массивной обуви. Он снова возвращается к сопящему, абсолютно точно убитому алкоголем парню, борясь с желанием его пнуть, но вопреки всему просто наклоняется, запрокидывает чужую руку себе на плечо, намереваясь сделать что-то, что даже себе с трудном объясняет. Оставлять его вот так – это подставить и самого себя. В «Золотом Ключике» что угодно могло нести свои последствия. Карабас в последнее время находился в скверном настроении и был необычайно щедр на наказания, это не смотря на отличную прибыль. Пару раз даже попало и самому Пьеро, именно поэтому у него активный «реабилитационный период», под строгим наблюдением отца и доктора Л’Ивси. Реабилитационный период полный меланхолии и творческих порывов. Потому получай пизды, но только не в его смену. Бухай где угодно, но только не под носом у хозяйской псины. - Пожалуйста, не создавай проблем своим коллегам. Пьеро с парнем все-таки поднимается, не понимая, нахера ему вообще все это нужно. - Тяжеленный, - молодой человек перебрасывает чужой вес на себя. Тащить кого-то бессознательного на себе – конечно то еще удовольствие. Через время они вышли на тускло освященную лестничную клетку, сохраняющую слегка гротескную атмосферу. Брюнет останавливается перевести дух, надеясь, что не наделает слишком много шума. Свои дальнейшие действия он представлял ну совершенно смутно. Может оставить его на лестнице? Лестница – нейтральная территория, по шее получит, но не сильно. Искушение так велико… - Ну и что мне с тобой делать? – Пьеро в очередной раз понял, что стратегия – это явно не его конёк, потому что действия и решения принимаются им раньше, чем он понимает зачем и почему они были нужны, - Может будешь уже шагать своими шагами? Он продолжает зачем-то говорить сам с собой, будто надеясь, что хотя бы от прохладительной «прогулки» Буратино вскоре проснется и избавит Пьеро от ответственности, которую он сам зачем-то только что взвалил на себя. Навскидку, килограмм семьдесят пять ответственности. - И куда тебя тащить прикажешь? - почему-то произнося собственные мысли вслух, он чувствовал себя менее по-идиотски, хотя со стороны, наверное, выглядело все это еще более шизофренично и сюрреалистично, ежели если бы он закрыл рот. Ему, естественно, никто не отвечает.