— Пойдём со мной, — Денвер резко потянул Каталину за собой.
— Что? Куда это ты меня тащишь? — возмутилась Каталина.
Денвер отвёл её подальше от Хельсинки и заложников и зашептал:
— Нам нужно вывести Монику.
— Что нам нужно сделать?
— Вывести Монику в туалет.
Каталина уставилась на него, непонимающе хлопая глазами.
— Денвер, ты, конечно, мой друг, но у меня складывается впечатление, что ты совсем спятил, — наконец произнесла Каталина. — А она не может сходить в туалет в хранилище, как делала сто раз до этого?
— Сегодня у неё была истерика, надо дать ей выйти. Вдруг она сделает это сама?
— Так посади её под замок! — громко зашептала Каталина. — Наори, угрожай, что угодно делай! О том, что она жива, уже знают Найроби, Москва и я. Кто следующий? Токио? Хельсинки? А может, сразу к Берлину в кабинет её отведём?
— Слушай, ей тоже тяжело, — вспылил Денвер. — А если бы тебя посадили в маленькую комнату, которая тебе служит и спальней, и столовой, и сортиром? Ты бы разве не жаловалась? Короче, я отведу её в этот сраный туалет и без твоей помощи.
С этими словами Денвер развернулся и ушёл. Каталина шумно выдохнула, сдерживая желание сильно ударить по чему-нибудь.
— Поругались что ли? — добродушно спросил Хельсинки, когда Каталина подошла к нему.
— Ага, батончик из автомата не поделили, — буркнула Каталина, рассматривая заложников, чтобы успокоиться и собрать мысли в кучу. Её взгляд задержался на Лопесе. Врач далеко не в первый раз так пялился на неё. Нужно было поговорить с ним, иначе даже последний идиот поймёт, что они знакомы. Но сейчас мысли Каталины намного больше занимал Денвер. Девушка не сомневалась, что он выполнит задуманное, вопреки всем её словам и здравому смыслу. Помявшись ещё немного, Каталина всё-таки решила найти Денвера.
Она обнаружила его в ближайшем к хранилищу туалете. Моники нигде не было видно.
— Она в кабинке, — сразу пояснил Денвер, насупившись.
— Денвер, брось. Я же здесь и хочу помочь. Прости меня, я отреагировала слишком бурно. Мир? — Каталина протянула Денверу руку с оттопыренным мизинцем. Денвер посмотрел на него, словно думая, пожимать или нет, но всё-таки широко заулыбался и протянул мизинец в ответ. Внезапно по коридору раздались шаги.
— Денвер! — до ушей Каталины донёсся знакомый голос. Её сразу бросило в жар. Берлин. Сюда шёл Берлин.
— Быстро выходи! — шепнула Каталина. — Нельзя дать ему зайти сюда.
Денвер мигом выскочил в коридор. Каталина, немного подумав, пошла за ним.
— Какой улов, — насмешливо протянул Берлин, подойдя ближе. За ним шли Хельсинки и Осло с автоматами наперевес. — Искал виновника, а нашёл ещё и сообщницу. Зачитать вам ваши права?
— У тебя удивительно хорошее настроение для человека, которого кто-то неплохо приложил, — ответила Каталина, указывая на полоску крови под носом Берлина.
— Перепады давления. Ты-то с ними хорошо знакома, — Берлин улыбнулся ещё шире.
— Чего ты хотел? — вклинился Денвер. Берлин перевёл взгляд на него, будто только что заметил. Мужчина выдержал паузу и заговорил:
— Суть в том, что моё лицо крутят по всем теленовостям. Знаешь, что обо мне говорят?
— Нет.
— Что я вор. Это приемлемо, но говорят, что я люблю проституток, что я сутенёр, насилующий детей. И всё это из-за одной пуговицы. Пуговицы с моего пиджака. Помнишь? Того, что ты надел. Судя по всему, ты потерял её на заднем сидении машины в Толедо. В машине, в которой я никогда не был. Знаешь, что это означает?
— Понятия не имею…
— О нет, ты знаешь, — перебил его Берлин. — Ты разрушил мою жизнь. Что мне с тобой делать?
— Берлин! — в коридор выбежала Найроби.
— А вот и давление, — вполголоса пробормотал Берлин.
— Прости, я не заметил эту чёртову пуговицу, — начал Денвер. — Давай я заплачу тебе десять-пятнадцать миллионов, как компенсацию.
— Пятнадцать, — подсказала Найроби.
— Пятнадцать, — кивнул Денвер. — Отдам их и забудем об этом. Я могу подписать бумагу.
— За пуговицу? — спросил Берлин хитро улыбаясь.
— По твоим словам, Денвер разрушил твою жизнь. Пятнадцать миллионов — подходящая сумма для того, чтобы исправить ситуацию, так ведь? — вклинилась Каталина.
— Оставь его, Берлин, — попросила Найроби, но тот не успокаивался:
— С чего вдруг?
— Ничего такого, — пожал плечами Денвер.
— Забавно, — Берлин коротко рассмеялся. — Я пришёл сюда с разрешением прострелить ему, ну не знаю, ногу, к примеру, но теперь мне очень хочется прострелить тебе голову и я даже не знаю, почему.
В туалете зашумела вода. Берлин, приложив указательный палец к губам, оттеснил Каталину, стоявшую в проходе, и вошёл в туалет. Первая кабинка оказалась пустой, но вот во второй Берлин нашёл Монику.
Затаив дыхание, Каталина следила за реакцией Берлина. Сначала он молча смотрел на сидящую на унитазе девушку, потом повернул голову к Денверу.
— Я приказал тебе убить её в пятницу, а сегодня воскресенье, — неожиданно для всех, Берлин захохотал. — День Воскрешения! Славься, Боже! Прости, я дам тебе закончить, — обратился Берлин к Монике, успокоившись. — Не хочу нарушать твоё личное пространство.
Берлин закрыл дверь кабинки и повернулся к Денверу.
— Должен признаться, Денвер, когда я увидел её мёртвое тело на полу, во мне что-то шевельнулось. Иногда я могу перебарщивать, таков уж мой характер. Но теперь всё прояснилось, и ситуация стала довольно неловкой. Нам нужно что-то сделать, чтобы её разрешить, но что?
— Берлин, давай поступим разумно, — начала Каталина. — Нужно всё взвесить и не принимать поспешных решений.
— А ты знала, верно? — спросил Берлин, слегка прищурившись. — Интересно, как давно? Твоя истерика была настоящей или ты просто отличная лгунья?
Каталина не знала, что ответить, но Берлин уже переключился на Денвера:
— Денвер, на одной чаше весов находится плохое, — в туалет вошли Осло и Хельсинки и встали по разным углам. — Ты ослушался меня. Я приказал тебе убить её, потому что она поставила под угрозу план, наш план, а ты спас её. И это если забыть о пуговице. Из-за твоей тупости моё фото теперь во всех новостях, аэропортах, полицейских участках. Понятное дело, это разрушило моё будущее. А на другой чаше весов эта женщина, — Берлин снова подошёл к кабинке. — И факт того, что она осталась жива. Я спрашиваю себя, какая чаша весов должна всё-таки перевесить.
Берлин выхватил пистолет из кобуры и наставил на Денвера. Найроби и Каталина тут же выхватили своё оружие и направили его на Берлина. Осло взял на прицел Каталину, а Хельсинки — Найроби.
— Не шути так, Берлин, ты не в фильме Тарантино, — серьёзно произнесла Найроби. — Опусти пистолет.
Берлин не отреагировал, даже когда Найроби повторила свою просьбу.
— Осло, не будь дураком — попросила Каталина, не сводя взгляда с Берлина. Осло лишь сжал автомат крепче.
— Найроби, опусти пистолет, — неожиданно попросил Денвер.
— Что? — недоуменно спросила Найроби.
— Опусти пистолет. Мы всё разрулим, опусти, — Денвер положил руку на пистолет Найроби. Парень резко выхватил её оружие, достал свой пистолет и направил их на Берлина и Хельсинки.
— Ну и кому теперь ты прострелишь башку, грёбаный психопат? — злобно произнёс Денвер.
— Давайте все успокоимся и опустим оружие, — Найроби предприняла ещё одну попытку всех образумить.
— Только после Берлина, — Каталина сняла пистолет с предохранителя.
— Меня уже тошнит от твоих приказов и дерьмовых речей, — процедил Денвер, глядя Берлину в глаза. — Хочешь знать, какая чаша весов перевесит, да?
Берлин поднял руку и открыл дверь кабинки, выпуская Монику.
— Остынь, Денвер. Я сам тебе отвечу. Не двигайся.
Берлин направил пистолет на Монику. Каталина подошла к нему ещё ближе.
— Не вздумай, — предупредила она его. — Я тебя пристрелю, не сомневайся.
— Нет, послушай меня. Знаешь, какая чаша перевесит, Будапешт? — Берлин поднял руку с пистолетом. — Жизнь, конечно же. Так что на этот раз, джентльмены и леди, давайте опустим оружие.
Берлин убрал пистолет в кобуру и, положив руку на плечо Моники, вывел её из кабинки.
— Ведь в такие моменты жизнь — это чудо, которое нужно отметить, — продолжал он.
— Так, ну вот и всё, — осторожно подытожила Найроби.
— Да, вот и всё, — кивнул Берлин.
Денвер взял Монику за руку и повёл прочь. За ним вышли Найроби, Хельсинки и Осло. Каталина отправилась за остальными, но Берлин окликнул её:
— Стоять.
Каталина медленно повернулась к нему.
— Ничего не хочешь мне сказать? — Берлин подошёл ближе к ней. Весь его вид напоминал тигра перед прыжком.
— Не понимаю, о чём ты.
— Как долго ты собиралась скрывать от меня, что она жива?
— Не прикидывайся, будто не понимаешь, почему я так поступила. Ты бы убил её и окончательно разрушил наш план, — Каталина отвернулась, но Берлин схватил её за запястье правой руки и сжал. Каталина зашипела от боли.
— Ты строила презрительную мину при встречах со мной, а сама знала, что винить меня не за что, — спокойно говорил Берлин, пока Каталина пыталась высвободиться из его хватки. — Если бы эта женщина от вас улизнула, мы все оказались бы в такой заднице, что ты и представить не можешь. Как скоро заложники бы подняли бунт? Ты предала моё доверие, Каталина. Каталина, — Берлин по слогам произнёс её имя. — Вот оно, твоё наказание. Почему бы мне не позвонить в полицию и выдать ещё одно имя?
— Ты не посмеешь, — недоверчиво покачала головой Каталина.
— Правда?
Виски Каталины сильно пульсировали, теперь мужчина заставил её заволноваться. Зачем, зачем нужно было говорить ему своё имя? Разве она не понимала, что Берлин за человек? Конечно, он выдаст её, ему терять нечего. В отчаянии Каталине в голову пришла одна-единственная мысль. Свободной рукой она выхватила пистолет Берлина из кобуры и прижала его к животу мужчины.
— Давай, — процедила Каталина в нескольких сантиметрах от его лица. — Посмотрим, сколько шагов до телефона ты успеешь сделать.
Она надавила на рукоять сильнее, упираясь в том место, где находился шрам, о котором знала только Каталина.
— Только на этот раз штопать тебя будет некому, — несмотря на всю напряжённость ситуации, на губах Каталины появилась лёгкая насмешливая улыбка. Берлин криво ухмыльнулся и отпустил руку Каталины.
— После вас, — он галантно указал на дверь. — И попрошу вернуть мой пистолет.
Каталина недоверчиво вложила пистолет в руку Берлина и чуть ли не бегом вышла из туалета, опасаясь, что Берлин выстрелит в неё со спины.
***
— Будапешт и Берлин, задержитесь, пожалуйста, — попросил Профессор после очередного занятия. Берлин и Каталина переглянулись и стали дожидаться, пока остальные выйдут.
— Итак, у меня к вам просьба, — начал Профессор. — Мы с Рио смогли купить оружие, его привезли на заброшенный склад. Рио забрал практически все партии, осталась последняя. Но сегодня он не сможет, они с Найроби идут в Монетный двор. Поэтому я бы хотел, чтобы съездили вы. Возражений нет?
— Ну что ты, Профессор, какие могут быть возражения, — заулыбался Берлин. Каталина молча кивнула.
— Отлично. Смотрите, — Профессор разложил на столе карту. — Вот мы, а вот здесь склад. Ехать где-то полчаса. Опасность минимальная, но всё равно, ведите себя осторожно.
Берлин вышел из класса первым, Каталина пошла за ним, но Профессор её окликнул:
— Как ты себя чувствуешь? Уверена, что можешь поехать?
— Да, конечно, — успокоила его Каталина. — Всё прекрасно. Ты же не сомневаешься во мне?
— Что ты, нет, — произнёс Профессор, возможно, слишком торопливо.
***
— Ты взяла с собой кинжал, потому что боишься, что я начну приставать? — усмехнулся Берлин, бросив короткий взгляд на ножны на ремне Каталины.
— Я не теряю веры в тебя, Берлин, — Каталина посмотрела на него, шутливо захлопав глазами. — Но на складе нас могут ждать злые дяденьки, осторожность не помешает.
— А как же пистолет? Он тебе чем не угодил?
— Я знаю, что у тебя пистолет, это раз. И два, пистолет не помощник в ближнем бою. Если противник заберёт его у меня, ему понадобится две секунды, чтобы выстрелить. А кинжал я успею перехватить, холодное оружие даёт преимущество.
— Ты много об этом знаешь, — констатировал Берлин.
— Да, это точно, — вздохнула Каталина.
Через десять минут Берлин затормозил возле заброшенного здания с выбитыми окнами и высокой травой вокруг. Внутри самого склада пахло сыростью и собачьими испражнениями. Каталина сморщилась.
— Да, запах далеко не приятный, — подтвердил Берлин, увидев её выражение лица. — Зато появилась мотивация закончить здесь поскорее. Давай, осталось всего семь ящиков.
Груз оказался не слишком тяжёлым, поэтому работа шла быстро. Каталина даже успевала наслаждаться солнечным деньком и отвечать на шутливые реплики Берлина. Когда они в очередной раз вернулись на склад, перед их глазами предстала неожиданная картина. Возле двух последних ящиков крутился сгорбленный мужчина в лохмотьях, издающий нечленораздельные звуки.
— Эй! — окликнул его Берлин. — Ты что там забыл?
Бродяга обернулся. По бегающему взгляду и странным подёргиваниям лица Каталина поняла, что он был явно не в себе.
— Еда, мне нужна еда, еда и деньги, — забормотал бродяга.
— Здесь ты этого не найдёшь, проваливай, — холодно приказал Берлин.
— Еда, еда… — мужчина отвернулся к ящикам.
— Ты что, не понял? — Берлин направился к нему, но Каталина схватила его за руку.
— Не делай этого, ты видишь, в каком он состоянии? — зашептала она.
— И что, мне теперь ждать, пока он наиграется? — осведомился Берлин. — С бездомным я как-нибудь справлюсь.
Берлин высвободил руку и быстро зашагал к незнакомцу.
— Последний шанс. Уходи или… — начал Берлин, но тут бродяга заорал во весь голос:
— Я никуда не пойду!
Он развернулся и резким движением выбросил руку вперёд. Берлин вскрикнул и наклонился вперёд. Каталина быстро выхватила кинжал из ножен и метнула его в голову незнакомца. Складной нож, который он держал в правой руке, со звоном упал на пол. Мужчина упал на колени, а потом и вовсе завалился на бок. Каталина подбежала к нему, вытащила кинжал и обернулась к Берлину. Мужчина зажимал рукой рану на животе, сквозь пальцы сочилась кровь. Каталина молча подошла к нему, перекинула свободную руку через свою шею и потащила к машине.
Усадив Берлина на заднее сиденье, Каталина принялась искать аптечку. Ей понадобилось на это несколько минут. Стоило отдать Берлину должное: за это время он ни разу не застонал и не пожаловался. Каталина снова вернулась к заднему сидению.
— Ложись, — скомандовала она, взявшись за пуговицы жилетки мужчины.
— Польщён, но я немного не в форме.
— Берлин, я тебя убью. Немедленно лёг на спину.
На этот раз Берлин послушался. Каталина ловко расстегнула сначала жилетку, а затем и рубашку. Увидев рану, Каталина быстро улыбнулась. Она оказалась не смертельной.
— Тут нет никакого наркоза, поэтому придётся зашивать так. Предупреждаю: это больно.
— Я знаю, меня уже зашивали. Правда, в прошлые разы я не подставлялся так глупо. Если я ещё раз недооценю опасность, пожалуйста, дай мне подзатыльник.
— С удовольствием, — ухмыльнулась Каталина, обрабатывая руки антисептиком. Потом она нашла в аптечке перчатки, иглу и нить. Надев перчатки, Каталина положила на рану кусочек марли, смоченной раствором. Как только кровотечение остановилось, Каталина убрала марлю, вдела нить в иглу и, сведя концы раны, начала аккуратно зашивать её. Берлин зашипел от боли, но Каталина не обращала внимания и делала небольшие стежки один за другим. Когда рана наконец-то была зашита, Каталина накрыла шов чистой тканью и зафиксировала повязку липкой лентой.
— Поздравляю, вы будете жить, — произнесла Каталина, снимая окровавленные перчатки. — Нет, не вставай. Лучше ехать так, я боюсь, что швы могут разойтись.
— Недавно ты сказала, что убьёшь меня, — напомнил Берлин. — Зачем тогда беспокоиться о моих швах?
— Если умрёшь ты, Профессор убьёт меня, — резонно заметила Каталина. Потом немного помедлила и добавила:
— Я это в сердцах сказала. Просто испугалась, что он тебя сильно задел и… А, чёрт с ним, — Каталина махнула рукой и закрыла заднюю дверь, стараясь не смотреть на ухмыляющегося Берлина.
— Кстати, я хочу послушать, где ты научилась так метать ножи, — заговорил он, когда Каталина села за руль и завела машину.
— Те три дня давно закончились, Берлин. Теперь я могу не выполнять твои просьбы, — ответила Каталина, выруливая на дорогу.
— Всё верно, но не забывай, что в Монетном дворе тебе всё равно придётся их выполнять. Не лучше ли начать тренироваться прямо сейчас?
— Знаешь, с каждой секундой моё желание оставить тебя на обочине растёт.
— Да ладно тебе, Будапешт, расскажи. Я лежу здесь, раненый, одинокий, страдающий. Неужели я не заслуживаю хотя бы каплю твоего сострадания?
— Я спасла твою задницу, этого недостаточно?
— Вообще нет.
— Ну как тут устоять перед такой безапелляционностью, — вздохнула Каталина. — Отец научил, потом работа помогала совершенствоваться.
— Что за работа такая?
— Трудная и кровавая.
— Под это определение подходит всё, что угодно, начиная мясником и заканчивая киллером.
— Значит, теперь одинокими холодными вечерами будешь угадывать мою профессию, — усмехнулась Каталина. — Ах да, повязку придётся каждый день менять, поэтому теперь вечера для тебя будут не такими уж одинокими. Да и вообще, сейчас тебе несколько дней придётся соблюдать постельный режим. Кто-то должен носить тебе еду, помогать дойти до ванной и всё в этом духе.
— О, и ты согласишься быть моей медсестрой? — Каталине даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что Берлин улыбается во весь рот.
— Пусть Профессор о тебе заботится.
— А мы можем обойтись без доклада Профессору об этом происшествии? — мрачно поинтересовался Берлин. — Не хотелось бы слушать нотации до конца ограбления.
— Тебе сейчас подниматься сильно нежелательно, как это мы ему не расскажем? А понесёт тебя кто?
— Рио и Денвер вполне справятся. Денвера ты попросишь молчать, а Рио я смогу убедить.
— Отличный план, — саркастично ответила Каталина. — Хорошо, раз уж ты не хочешь говорить Профессору, я займусь твоим лечением. Но ты будешь в долгу передо мной.
— Договорились. Представляю, как это будет весело, — ухмыльнулся Берлин и закрыл глаза.
