Mother love

      Уставшая Каталина кое-как доплелась до комнаты отдыха. После тускло освещённого коридора глаза быстро привыкли к полумраку комнаты. Каталина повернулась, чтобы подойти к автомату и сделать себе кофе, но остановилась. За столом сидел Берлин, держа в руках дымящуюся сигарету.       — Кого я вижу, — насмешливо произнёс Берлин, сделав затяжку. — Я думал, ты здесь больше не появляешься. Предпочитаешь хранилище и общество своего дружка с идиотским смехом.       — Справедливости ради, ты тоже редко заглядываешь к нам, — в тон ему ответила Каталина. — Конечно, любой бы выбрал личный кабинет, стол из красного дерева и запуганную девчонку на побегушках.       — Сколько раз мне нужно повторить, что она пришла сама? — раздражённо закатил глаза Берлин.       — Не трудись, — Каталина расположилась напротив него с чашкой кофе и сигаретой. — Лучше репетируй, как будешь объясняться перед Профессором.       — О, неужели ты меня сдашь? — Берлин подался вперёд, всем видом выражая заинтересованность.       — Нет, мне это не нужно. Но вот Токио, например, которая слюной на него исходит, вполне может позвонить Профессору.       — Она ни о чём не догадывается.       — Но рано или поздно догадается. Как мне ни тяжело это признать, но Токио не дура. Либо ей расскажет Найроби, вот она точно всё поняла. Так что готовься, Берлин. Кажется, для тебя скоро настанут тяжелые времена. Мы оба помним, что случилось, когда ты в прошлый раз пошёл против Профессора. Интересно, что он сделает с тобой сейчас?       — Тебе это нравится, не так ли? — улыбаясь, спросил Берлин. — Осознание того, что Профессор может меня наказать.       — Я просто хочу, чтобы справедливость восторжествовала, — пожала плечами Каталина.       Берлин собирался что-то сказать, но тут в комнату вошла Токио. Не обращая на них внимания, она подошла к окну и стала напряжённо всматриваться в полицейские палатки.       — Что с тобой, Токио? — поинтересовался Берлин.       — Какое-то хреновое предчувствие, — отрешённо ответила девушка. Она перевела взгляд на вошедшего Рио.       — Брось, мы же не в Средневековье, чтобы верить в предчувствия, — хмыкнула Каталина.       В комнату ввалился Денвер. Кое-как отдышавшись, он затараторил:       — Шестнадцать заложников сейчас уходят через зону погрузки!       — Токио, беги за Найроби, — мгновенно отреагировал Берлин. — Рио, Денвер, вы за Осло и Хельсинки. Будапешт, найди Москву.       Каталина со всех ног понеслась прочь из комнаты. Она нашла Москву, выходящим из туалета.       — Что с тобой? — обеспокоенно спросил мужчина.       — В зону погрузки, срочно! — задыхаясь, произнесла Каталина. — Заложники уходят!       Москва без промедления отправился за ней. Войдя в зону погрузки, они увидели огромную дыру в стене, через которую в помещение проникал яркий свет.       — Дерьмо, дерьмо, дерьмо! — цедила сквозь зубы Каталина, неосознанно подходя всё ближе к дыре. Краем уха она слышала, что Москва делает тоже самое. Наконец, Каталина смогла рассмотреть полицейских, сидящих за баррикадой. Она толкнула Москву, давая ему понять, что нужно уйти в безопасное место. Стоя по разным сторонам дыры, они беспомощно переглядывались, не понимая, что делать дальше.       В коридоре появились Денвер, Рио и Хельсинки, несущие кусок железного листа. Они начали приставлять его к двери. На секунду Каталине показалось, что сейчас всё закончится, но полицейские не собирались так просто сдаваться. По листу застучали пули. Они впятером пытались удержать его.       — Столбы! — закричал Денвер. — Нужны столбы для подпорок!       Рио бросился за ними.       — И Осло! Найди Осло! — крикнул ему вслед Хельсинки. Не дождавшись от Рио хотя бы кивка, мужчина сам бросился на поиски.       — Чёрт, я не могу! — завопил Денвер. — Я не могу!       Каталина прекрасно его понимала. Втроём держать лист было в сто раз тяжелее. Поэтому было неудивительно, что через пару мгновений единственная защита от полицейских пуль рухнула. Каталина и Денвер отскочили в одну сторону, Москва — в другую. Только сейчас Каталина увидела Найроби, Токио и Берлина. Боковым зрением девушка заметила, как кто-то падает. Это был Хельсинки. В груди Каталины похолодело.       — Чёрт, Хельсинки! Хельсинки! — раздавались крики Найроби.       — Папа, держи! — Денвер перекинул Москве автомат.       — Я проверю Хельсинки, прикройте меня! — крикнула Найроби.       — Прикрываем раненого. Три, два, один, огонь! — отдал приказ Берлин.       Воспользовавшись возможностью, Каталина, отстреливаясь, перебежала к Берлину и Токио. Оттуда стрелять было намного удобнее. Теперь, когда Каталина оказалась в выгодном для себя положении, её страх куда-то отступил. Осталась странная, совсем неуместная эйфория, зашкаливающий адреналин и улыбка, отдающая безумием, которую, к счастью, никто не заметил. Её товарищ, возможно, был ранен, их план находился на грани краха, но сейчас всё это не имело значения. В какой-то момент, Каталина настолько увлеклась, что Берлину пришлось силой наклонить её к полу.       — Ты что творишь? — он старался перекричать автоматные очереди. — Жить надоело?       — Можно я не буду отвечать? В таком положении неудобно, — тихо хихикнула Каталина. Ещё никогда опасность не ощущалась настолько притягательной.       — Идиотка! — выплюнул Берлин, но тут его внимание привлекла дымовая шашка, очередной «подарок» от полиции.       — Нам нужно поставить этот лист! — крикнул Москва, выбрасывая её обратно.       — Прикрываем огнём!       Все, как один, открыли огонь, но это мало помешало полиции. Скрываясь за пуленепробиваемыми щитами, они выдвинулись по направлению к Монетному двору.       — Вот дерьмо! — выругался кто-то. «Кажется, Денвер», — машинально подумала Каталина.       — Они заходят! — крикнул Берлин. Каталина могла поклясться, что впервые за всё время услышала в его голосе страх. — Они почти здесь!       «Не так всё это должно закончиться. Я должна умереть где угодно, но не за решёткой», — эти мысли сверлили мозг Каталины. На секунду ей пришло в голову выскочить из укрытия и подставиться под пули. Тремя месяцами больше, тремя меньше — в сущности, уже никакой разницы. Неожиданно, Токио вскочила на ноги.       — Прикройте меня! — крикнула она, отстреливаясь.       — Куда ты? — поинтересовался Берлин, но Токио уже убежала. Каталина и Берлин выпускали очередь за очередью в полицию, но это почти не помогало. Наконец, сквозь пыль Каталина увидела приближающуюся и катившую что-то Токио. Как только Каталина смогла разглядеть, что именно катила Токио, она пообещала себе расцеловать эту девушку. Брюнетка привезла пулемёт Браунинга.       Схватив Каталину за воротник, Берлин оттащил её в сторону. Токио выпустила всю обойму, заставив полицию вернуться за баррикады. Каталина почувствовала, как Берлин прижимает её к себе всё крепче. В ответ она вцепилась в его руку, морщась от громкого звука выстрелов. Когда патроны кончились, Токио завопила:       — Закрывайте!       Начался хаос. Кто-то побежал за подпорками, кто-то ринулся поднимать лист. Каталина входила в число последних. Когда лист был намертво закреплён, Каталина бросила автомат на пол и закрыла лицо руками. Усталость навалилась разом, не оставив и следа от той чудесной эйфории. Но времени на то, чтобы прийти в себя, не было. Раздался истошный крик Хельсинки:       — Помогите! Помогите Осло!

***

      На Осло было больно смотреть. В ночном полумраке его пустые глаза смотрелись даже устрашающе. Возле него сидел Хельсинки, его щёки блестели от слёз. Где-то сбоку Денвер кричал на Профессора:       — Почему ты не позвонил? Где ты был, чёрт возьми? Где?       Разъярённый парень не стал дожидаться ответа. Он бросил трубку и подошёл к Осло.       — У него черепно-мозговая. Плохо дело, — обречённо констатировал Хельсинки. Его настроение почти сразу изменилось, он повернулся к Денверу и яростно заговорил:       — Ты знал о побеге? Кто тебе рассказал?       Денвер виновато оглядел присутствующих и тихо ответил:       — Артуро. Он рассказал мне, но я не успел добежать.       — Артуро, — повторил Хельсинки. По его тону Каталина поняла, что заложник может не ждать ничего хорошего.       Берлин подошёл к Осло, посмотрел его зрачки и рану. Мужчина аккуратно дотронулся до плеча Хельсинки:       — Осло совсем плох.       — Нет.       — Он тяжело ранен, — настаивал Берлин.       — Всё обойдётся, — Хельсинки качал головой, будто в трансе. — Ему просто нужны лекарства и постельный режим. Сейчас я сделаю ему укол, пусть отдохнёт. А завтра станет лучше, да? Вот так. Завтра будет лучше, старик, не переживай. Москва, — Хельсинки обернулся к товарищу. — Всё будет хорошо. Мы с этим парнем и не такие мелочи переживали. Всё будет хорошо, Осло. Прикрой глаза. Всё будет хорошо.       Голос Хельсинки задрожал. Он положил голову на плечо Осло и зарыдал. Боковым зрением Каталина видела, как Найроби заходится плачем в объятиях Москвы. Запах крови Осло неожиданно усилился, заставив Каталину поморщиться. Напряжение возросло до предела. Один Берлин стоял с совершенно прямой спиной, внешне невозмутимый, как и всегда. Каталина подошла к нему и взяла за локоть:       — Надо поговорить.       Она вытащила его в коридор, обернулась, чтобы убедиться, что их не подслушивают, и только после этого заговорила:       — Осло останется «овощем». Я видела такие раны.       — И что ты мне предлагаешь?       — Не знаю. Но он станет для нас обузой. Ты должен это понимать.       — Ему нужна медицинская помощь, — задумчиво произнёс Берлин       — Правда, получить он её не сможет, — закончила за него Каталина.       — Верно. Но убивать его я не собираюсь, по крайней мере, пока. И если у тебя под боком не завалялся знакомый доктор, не нагнетай обстановку, хорошо?       С этими словами Берлин пошёл обратно. Каталина привалилась к стене, задумчиво уставившись в пол. Своей язвительностью Берлин натолкнул её на мысль. У Каталины был знакомый доктор в этом здании.       — Не смей. Этого. Делать, — отчеканила появившаяся Лина. — Доктор — ниточка, за которую очень легко потянуть. Ты не должна рассказывать о нём остальным, если не хочешь, чтобы о твоей болезни узнали.       «Он может помочь Осло».       — Это далеко не факт, милая. К тому же, кто такой Осло?       «Мой друг и коллега».       — Коллега — да, но точно не друг. Ты даже не знаешь его имени.       «Имени Денвера я тоже не знаю».       — Но Денвер хотя бы с тобой разговаривал, — язвительно напомнила Лина. — А Осло сколькими словами с тобой обменялся? Двумя? Тремя? Ты и сама понимаешь, что помогать ему в ущерб себе глупо. Он не жилец. Ты знаешь это, я знаю это, так к чему напрягаться?       «Это мысли Морриса, а Лина — его верный солдатик. Но я другая. Я ещё человек».       С этими мыслями Каталина оттолкнулась от стены и пошла прочь.       — Каталина! Не делай этого, идиотка! — вопила Лина, но Каталина не обращала внимания. Она спустилась вниз и без лишних слов подняла Лопеса на ноги.       — Мы слышали шум и стрельбу. Что произошло? — спросил Мигель, пока Каталина тащила его за собой.       — Не ваше дело. Топайте молча, у меня совсем нет настроения на эту болтовню.       Лопес недружелюбно посмотрел на неё, но всё же прикусил язык. Каталина завела его в комнату, кашлем привлекая внимание остальных.       — Дамы и господа, доктор Мигель Лопес к вашим услугам. Он осмотрит Осло, правда, доктор?       Лопес перевёл взгляд на лежащего мужчину и решительно направился к нему.       — Пожалуйста, дайте мне аптечку, — обратился доктор к Хельсинки. Тот сразу же отправился выполнять просьбу Мигеля.       — Где ты его нашла? — удивлённо посмотрел на Каталину Москва.       — Хороший вопрос, — Берлин подошёл к девушке, которая, не отрываясь, смотрела на спину врача. — Откуда ты узнала, что среди заложников есть доктор?       — Всего лишь сблизилась с ним, — недобро улыбнулась Каталина. — Есть в заложниках какое-то очарование, правда?       Берлин посмотрел на неё с холодной усмешкой, на что Каталина мило улыбнулась. Вдруг выражение лица Берлина изменилось.       — Что? — насторожившись, спросила Каталина.       — У тебя в очередной раз пошла кровь.       Каталина поднесла руку к носу и обнаружила, что Берлин говорит правду. Ярость накатила на Каталину одной обжигающей волной. Она принялась остервенело вытирать нос руками, отчего кровотечение лишь усилилось.       — Давай же! — зло приговаривала Каталина.       — Что ты творишь? Возьми себя в руки! — пытался урезонить её Берлин. Но Каталина не хотела и не собиралась успокаиваться. Она быстро подошла к Лопесу и развернула его лицом к себе.       — Что за хрень со мной происходит, а? — встряхнула его Каталина, вцепившись окровавленными руками в предплечья мужчины. — Я пью твои долбаные таблетки, почему мой нос до сих пор так сильно и часто кровоточит? Что со мной творится? — Каталина сорвалась на крик.       — В вашей ситуации это нормально, кровотечение — один из симптомов…       — Симптомов чего? — в разговор встряла Токио.       — Исправь это, — Каталина чуть ли не рычала. — Исправь это, мне должно стать лучше! Слышишь меня?       — Вы же знаете, что помочь уже нельзя…       — Заткнись! — закричала Каталина, снова встряхнув его. Запоздалая истерика бурлила в ней, заставляя забыть о сдержанности. Каталина не думала о последствиях, она лишь хотела выплеснуть отчаяние, перестать держать его в себе. — Ты говорил, что у меня ещё есть время!       — И оно у вас есть, просто его стало меньше.       — Да что за херня тут творится? — недоумевающе спросил Рио.       — Исправь меня, сукин сын! — Каталина в исступлении била доктора по плечам и груди. — Исправь! Я не хочу, чтобы это произошло! Я не хочу лежать в этом грёбанном Монетном дворе, как Осло!       — Будапешт! — Денвер подскочил к ней и, обхватив за талию, оттащил от Лопеса.       — Пусти меня! — Каталина начала колотить и его. — Ненавижу! Ненавижу!       Она и сама не понимала, кому говорит это: Денверу, Мигелю или своей болезни. Ей просто хотелось кричать до срыва голоса, и плевать, что все видят и слышат её.       — Не отпускай её, — донёсся до девушки голос Берлина.       — Убери от меня свои руки! А ты даже не смей приближаться ко мне! — Каталина вырывалась изо всех сил, но Денвер держал её слишком крепко.       — Сейчас всё будет хорошо, Будапешт, — произнёс Берлин, подойдя к ним со шприцом в руках. — Тебе просто нужен отдых.       — Убери эту херню! Отойди от меня!       Берлин, не обращая на Каталину внимания, вколол ей лекарство. Практически сразу тело Каталины обмякло.