«Я слишком долго брел в одиночестве по этой дороге, Мне надоела всё та же старая игра. Я — человек мира, и говорят, что я сильный, Но у меня тяжело на сердце, и я потерял надежду…»
— Это грустная песня, — заметила девочка. — Ты права, малышка, — кивнула Летиция, делая глоток.«На улицах города, в холодном внешнем мире Мне не нужна жалость — только надежное убежище. Мама, пожалуйста, позволь мне вернуться…»
Каталина напряжённо вслушивалась в текст. Ей не нравилось, она не понимала, почему мужчина не может вернуться к матери, но всё же продолжала слушать.«Но ты можешь подарить мне любовь, которая мне так нужна… Я не смогу ее принять, если ты увидишь, что я плачу. Я жажду покоя перед смертью…»
— Давай выключим? — не выдержала Каталина. — Господи, не думала, что на тебя так повлияет песня, — удивлённо вскинула брови мать, но всё же переключила на другой канал. — Все взрослые такие? — Какие? — Грустные. — Ну, большинство из нас точно, — усмехнулась Летиция. — Тогда я не хочу взрослеть, — нахмурилась Каталина. Летиция рассмеялась, запрокинув голову назад. — Никто не хочет, дорогая. Но придётся. На самом деле, это не так страшно. Главное, не влюбляйся во всяких козлов. Любовь и так толкает людей на глупости, но совершать их ради людей, которые этого не заслуживают — это глупо вдвойне. — А как я отличу таких людей от хороших? — С этим будет сложно, к сожалению, ты родилась доброй девочкой. Если ты пошла в меня, жизнь тебя поимеет.***
Пока Берлин спускался к заложникам, Каталина забирала винтовку, которую оставила в другом кабинете. Уже в коридоре она услышала позади себя голос: — Кажется, это конец. Обернувшись, Каталина увидела Лину, облокотившуюся на стену. — Это твой последний час, да? Следовательно, и мой. Каталина открыла рот, чтобы переубедить её, но вслух ответила другое: — Судя по всему, да. — Хм, — задумчиво улыбнулась Лина. — Жаль. Мы могли бы повеселиться ещё. И что, думаешь, твой новый парень стоит этого? — Если я останусь, то не ради него. — Ради него, — уверенно кивнула Лина. — В том числе. Ну сколько можно повторять: я в твоей голове, милая. — Тогда ты знаешь, что это не первопричина. — Да. Первопричина у вас одинаковая: не хотите умирать, прикованными к постели. Хочешь уйти героиней, Каталина? Думаешь, заслуживаешь этого, после всего, что натворила? — Думаю, заслуживаю, — улыбнулась Каталина. — Если понадобится защитить семью, я это сделаю. — А как же другая семья, солнце? Та, что ждёт тебя за стенами Монетного двора? — Они меня поймут. Запомнят такой, какой я была всегда, а не овощем, который не может даже задницу подтереть. — Туше, — хмыкнула Лина. — Ну, не буду отвлекать. Тебе ещё под пулями бежать. Лина подошла к девушке и легонько щёлкнула её по носу. — Прощай, Каталина. Было весело. — Прощай. Лёгкая грусть окутала Каталину, как только полы фиолетового пиджака исчезли за поворотом.***
— Любовь моя! — радостно произнёс Берлин, когда Каталина спустилась в холл. Как только она подошла к нему, он заключил её в объятия и крепко поцеловал. — Найроби поздно остановила печать, — зашептал он ей на ухо. — Они до сих пор не закончили выносить деньги. — Там ещё много? — Нет, последняя партия. — Ну, это не так плохо, — улыбнулась Каталина. — Да, любовь моя. Но полиция в здании, и нам с тобой надо торопиться, — Берлин схватил её за запястье и потянул за собой. — Взрыв внизу. Никто из наших не пострадал? — спросила Каталина на бегу. — Нет, всё хорошо. — А полиция? Знаешь, где они? — Догадываюсь. Пойдут за заложниками, потом в подвал. Там их задержит взрывчатка. — Чёрт, я в каком-то грёбанном фильме, — рассмеялась Каталина. — Ты только посмотри на это! Занимательная игрушка, Хельсинки! — прокричал Берлин, увидев пулемёт Браунинга. — Найроби, как дела? — Заканчиваем с последней партией. — Где Денвер? — обеспокоено спросила Каталина. — Они с Моникой уже ушли. Он искал тебя, но я поторопила. — Ты правильно сделала, — Каталина улыбнулась Найроби. Ей хотелось увидеть друга, но она понимала, что если бы увидела, вряд ли бы смогла остаться. — Пулемёт заряжен. Всё готово, — произнёс Хельсинки. — Прекрасно. Помоги Найроби, — скомандовал Берлин. Как только здоровяк скрылся в хранилище, Берлин нежно погладил подбородок Каталины: — Как ты, дорогая? — Даже не знаю. Чувствую себя сумасшедшей. — Мы ведь именно такие. Ты ещё можешь уйти, — неожиданно предложил он. — Шутишь? Хочешь, чтобы я пропустила всё веселье? Берлин улыбнулся, собираясь что-то ответить, но в коридоре показались Токио и Рио. — Они в подвале! — Вперёд, уходим, — приказал Берлин. — А Денвер? — настороженно спросила Токио. — Уже ушёл, — ответила Каталина. — Идите в ангар, быстро! Токио посмотрела на неё. Осознание мелькнуло в её взгляде, но Рио уже тащил её за собой. — Берлин, Будапешт! Уходим, — позвала Найроби. Каталина робко улыбнулась ей, заставив Найроби нахмуриться. — Хорошо, понял, — Берлин ответил по рации и повернулся к ним. — Они знают где мы. Хельсинки, уводи её. Мы с Будапешт их задержим. — Что ты несёшь? — гневно спросила Найроби, вырвав руку из хватки Хельсинки. — Найроби, уходи. Если полиция зайдёт в туннель, мы все будем мертвы, — попыталась вразумить её Каталина. — Нет, — протянула Найроби, качая головой. — Кому-то надо остаться в траншее. Они у нас на хвосте! — не сдержался Берлин. — Мы уйдем отсюда только вместе! — крикнула в ответ Найроби. — Найроби, — тихо произнёс Берлин, покачав головой. — Ты говорила, что я сексист, да? Тогда женщины и пидоры вперёд. — Ненавижу! Ненавижу тебя! — прокричала Найроби сквозь рыдания, пока Хельсинки затаскивал её в хранилище. Каталина отвела взгляд и заметила, что у Берлина тоже выступили слёзы. Это, пожалуй, было самым удивительным зрелищем в её жизни. — Ты тоже можешь уйти, Берлин, — тихо произнесла она, положив руку ему на плечо. — Я могу задержать их сама. — Не оскорбляй меня, дорогая. Думаешь, я позволю женщине умереть за меня? Нет, раз мы решили остаться тут вместе, значит останемся вместе. Мы с тобой Сопротивление. — Идём, — Каталина кивком указала на пулемёт, чувствуя, что ещё немного — и по щекам потекут слёзы. — Нам ещё встречать гостей. — Я стреляю, ты заряжаешь, — произнёс Берлин, когда они заняли позиции. — Я стреляю лучше тебя, — заметила Каталина. — А я вряд ли смогу зарядить пулемёт, — ответил Берлин, подняв вверх правую руку. — Болезнь, помнишь? Каталина смущённо кивнула и посмотрела вперёд. Коридор был пуст, вдалеке слышался приглушённый топот. Каталина старалась казаться спокойной, но внутри неё одна эмоция тут же сменялась другой. Ей хотелось плакать и смеяться, кричать и молчать. Каталине и правда казалось, что она сходит с ума. Что ж, даже если так, быть сумасшедшей ей осталось недолго. Из этих мыслей Каталину вырвал оглушающий грохот. Берлин начал стрельбу по полиции. Каталина быстро закрыла уши руками, пытаясь хоть немного спастись от шума. — Заряжай! — прокричал Берлин, когда патроны кончились. — Быстрее, Будапешт!***
Каталина раздражённо выдохнула и села на кровати. Бывают такие ночи, когда понимаешь, что не уснёшь, несмотря ни на что. Девушка повернула голову и взглянула на часы. 3:14. Каталина закатила глаза и поднялась с постели. Быстро переодевшись в свободную футболку и спортивные штаны, она направилась на улицу. Уже на подходе к террасе, Каталина увидела, что в одном из кресел кто-то сидит. Приглядевшись, она узнала Профессора. — Почему не спишь? — поинтересовалась она, усаживаясь рядом. Профессор вздрогнул. — Будапешт. Извини, я тебя не заметил. Не знаю, просто не хочется. — А нас гонишь в постель, как маленьких детей. «Утром занятия, вам нужно быть бодрыми!» — беззлобно передразнила Каталина. — Как будто вы ко мне прислушиваетесь, — застенчиво улыбнулся Профессор. — А ты почему не спишь? — Не знаю, — пожала плечами Каталина. — То ли это побочка от лекарств, то ли я начинаю волноваться. Нет, не подумай, я доверяю тебе и твоему плану, но ведь всегда что-то может пойти не так. — Будапешт, поверь, я готовил этот план много лет. Риски минимизированы. — Да, но ты ведь не можешь расписать жизнь. Всегда происходит что-то, что рушит планы или поворачивает жизнь с ног на голову. — Так, теперь я начинаю волноваться, — шутливо произнёс Профессор. Каталина широко улыбнулась. — Прости. Я просто пессимистка. — Не волнуйся. Даже если что-то пойдёт не так, я найду способ вытащить вас оттуда. Всех до единого. Каталина немного помолчала. — А если кто-то не захочет уходить? — задумчиво сказала она. — Если решит остаться? Вдруг придётся задерживать полицию, и кто-то захочет стать героем? — У тебя есть предположения, кто это может быть? — спросил Профессор, тут же став серьёзным. — Не знаю, но ведь это возможно. — Что ж, если это произойдёт, я себе не прощу. Я позвал вас на это ограбление, я за вас в ответе. — Но ты не можешь повлиять на решение другого человека. Если, например, Берлин решит остаться, его ты не сможешь вытащить оттуда даже на руках. — Да, это точно, — он печально улыбнулся. — Но винить себя я буду всё равно. — Чёрт, прости, — смутилась Каталина, видя, как погрустнел Профессор. — Видишь, как я и говорила, я всегда склоняюсь к плохому. Не бери мои слова в голову. — Нет, ты права. В конце концов, я затащил вас сюда, и ответственность только на мне. Каталина встала, подошла к Профессору сзади и крепко его обняла. — Если кто-то не выйдет из Монетного двора, не смей думать, что это твоя вина. Мы все взрослые люди, мы сами на это подписались. Ты один из лучших людей, которых я знаю. Слышишь? Ты не при чём. Профессор растроганно улыбнулся и кивнул. — Спасибо, Будапешт. Это правда много для меня значит. — Пойдём по комнатам, попробуем уснуть. Что мы там завтра проходим? Пластиковую взрывчатку? — Каталина сделала вид, что поправляет очки, заставив Профессора рассмеяться.***
Каталина действовала по чётко выстроенной схеме: зарядить, переждать с закрытыми ушами, зарядить снова. На короткий миг Каталине показалось, что они ещё могут выиграть, успеют уйти. Патронов было предостаточно, пулемёт стрелял идеально. Так она думала, пока во время одной из перезарядок полиция не кинула две гранаты. Берлин резко потянул её за руку, убегая в хранилище. Там он быстро толкнул её на пол и закрыл собой. Земля содрогнулась, свет в хранилище замигал, а затем и вовсе погас. Когда всё утихло, Берлин обхватил её лицо и заставил посмотреть на него: — Две винтовки тебе, две мне. Давай, Каталина. — Осталось не так уж и много, — кивнула Каталина, улыбнувшись. — Да, любовь моя, — он быстро поцеловал её. — Идём. Они тихо вышли в коридор и стали медленно продвигаться к повороту. Как только шаги полицейских стали слышны достаточно хорошо, Берлин закричал: — Сюрприз! Они выбежали в коридор и открыли стрельбу, заставив полицию отойти назад. Выпустив по ним очередь, они снова отошли в укрытие. — В одной патроны закончились, — раздражённо произнесла Каталина, отбрасывая ненужное теперь оружие. — У меня тоже. Будем отстреливаться короткими очередями. — Как прикажете, сеньор Берлин, — улыбнулась Каталина. Он усмехнулся в ответ. — Профессор, — произнёс он, дав понять Каталине, что тот связался с ним по рации. Каталина кивнула и, высунувшись из укрытия, несколько раз выстрелила по полиции. Пока Берлин переговаривался с братом, Каталина думала о своём. О том, что больше никогда не увидит Агату и Эстер. О том, что уже точно не доживёт до выпускного сестры. О Денвере, с которым она не попрощалась. Каталина сожалела обо всём этом, но не жалела о том, что решила остаться. Воображение нарисовало её, утратившую способность двигаться, подключённую к разным трубкам, которые поддерживают её жизнь. Нет, Каталина никогда не хотела умирать так, не хотела, чтобы близкие запомнили её такой. Если подумать, вся её жизнь прошла как на пороховой бочке, почему же она должна закончиться иначе? — Я всю жизнь был мудаком, но сегодня… Думаю, я умру с честью, — донеслось до Каталины. Послышался грохот: Хельсинки взорвал туннель. Каталина и Андрес переглянулись, и ей неожиданно вспомнилась песня из детства, которая так сильно врезалась ей в память. Берлин кивнул ей. Каталина мягко погладила его по щеке и кивнула в ответ. Они выбежали из укрытия. Говорят, ты не чувствуешь пулю, когда она попадает в тебя. Каталина свои точно не почувствовала. В какой-то момент она осознала, что бежать стало сложно. Опустив голову, она увидела кровавые пятна, расползающиеся по груди. На её лице отразилось изумление. Она подняла глаза, удивлённо усмехнувшись, и очередная пуля пронзила её лоб. Каталина замертво свалилась на пол.