Напиши на линии горизонта

«О, тысячу раз счастлив человек В ком не слабеет чудный дар мечтаний, Кто и с годами в сердце сохранил По воле рока молодость и свежесть; Кто и на склоне охлажденных лет, Как юноша, умеет замыкаться В своей мечте — и обновляет мир, Всё, даже смерть, пустыню оживляя» Джакомо Леопарди

      В столовой было шумно и людно. Черно-белые шашки Фазанов, цветастые пятна крысиных ирокезов — всё сливалось в разноцветные мазки и пагубно влияло на моё самочувствие. Я посмотрел на стол Шестой, в попытке найти там Валета и убедиться, что ему так же плохо, как и мне, и очень скоро его нашел. Он сидел там, как ни в чём небывало, сдвинув шляпу на затылок, и сосредоточенно о чём-то рассказывал Лавру, иногда размахивая руками. По нему и не скажешь, что ещё вчера он укуренный валялся со мной на полу в неработающем бассейне. Кажется, с нами был кто-то ещё… кто-то из Крыс, кто, собственно, и принёс дурь. Правда, я никак не мог вспомнить, кто. Да, это уже не было важным.       Важно было только то, что голова у меня раскалывалась, нога побаливала, а спина поскрипывала. Скоро опять загремлю в Могильник… И это было не самое страшное, как подумали бы многие мои состайники. Самое страшное было то, что Мираж снова начнёт учить меня жизни, как только я по неосторожности попадусь ей на глаза. А по сравнению с этим, Могильник — просто кусочек Рая на земле.       Иногда я поражался тому, как забавно всё вышло. Ведь, когда я ехал сюда, я был уверен, что смогу научиться самостоятельности, смогу, наконец, дышать полной грудью, никому не отчитываться за свои действия и ходить из комнаты в комнату, не озираясь по сторонам. Освободиться от родительской опеки, в общем. Но Мираж, твёрдо решившая заменить мне мать, думала иначе. А потом у меня и ещё отец в лице Стервятника появился. Замечательная семейка!       Я расковырял свою котлету вилкой и окончательно убедился, что есть мне не хочется. Тем временем Конь вытянул из своей тарелки длинный волос и покосился на меня, даже не допуская мысли о том, что волос мог быть его собственный.       Хотя, мне действительно не мешало бы немного подстричься. С каждым днём девушку я себе напоминал всё сильнее, и всё чаще жаловался Курильщику на то, что скоро смогу закрутить роман с каким-нибудь глуповатым Логом, который не признает во мне меня. Курильщик молчал, усмехаясь, но я-то прекрасно знал, что он думает точно так же.       С Курильщиком оказалось на удивление приятно общаться. И если в тот день, когда я впервые потащил его с собой в Кофейник, он всего лишь выполнял роль живого щита, не больше, то теперь я даже смело мог назвать его другом.       Было забавно слушать его, такого несмышлёного и многого не знающего, когда он строил какие-то теории и рассказывал мне о Большой Игре, в то время как я сам был опытным Прыгуном. Вот только с прошлого прыжка прошло слишком много времени, а у меня всё никак не выходит прыгнуть снова. Я даже и не думал рассказывать моему новому другу что-либо о Той стороне, как-то разрушать его теории. Правда, первые пару дней я пытался как-то ему намекнуть, но это оказалось бесполезным. Курильщик абсолютно не умел слушать.       Я подумал о том, что стоит сегодня снова затянуть его в Кофейник, но это уже после того, как я поговорю с Рыжим. Или перед? Или вообще не стоит сегодня встречаться с Курильщиком и полностью посвятить себя доставанию Рыжего? Вожак Крыс был Ходоком и мог перевести меня на Изнанку, чего бы ни Слепой, ни Сфинкс делать не стали, как их не проси. А о других Ходоках в Доме я не знал. Если честно, я даже не был уверен, что есть ещё Ходоки. В общем, Рыжий был моей последней надеждой и единственным спасением.       Я отодвинул от себя тарелку и вцепился в костыль, вставая на ноги, чтобы уйти из столовой. Я покинул столовую в гордом одиночестве, направляясь сам не зная куда и точно уверенный в том, что меня провожают как минимум две пары глаз: Курильщика и Стервятника. После моей вчерашней выходки, Вожак всё утро поглядывает на меня своими желтыми глазищами, словно следит за тем, чтобы я не натворил чего-нибудь ещё. Если бы я не знал о том, что от Стервятника мне максимум грозит длинная нудная тирада о моём поведении и неуважении к сестре, я бы испугался его взгляда.       Я брёл по ещё тихому, полупустому во время завтрака коридору, слушая, как эхо от стука костыля отскакивает от стен. Брёл, вяло оглядываясь по сторонам и думая о том, что буду делать, если Рыжий не согласиться мне помочь. Ничего в голову не приходило. И тогда я скривился, во всех красках представив себе, как, после нашего разговора, Рыжий, подобно Стервятнику, отправится к моей сестре и начнёт причитать, какой я неуправляемый ребёнок. Хотя, до этого подобного стукачества за ним не замечалось. Я дохромал до Перекрёстка, уселся на диван, и закурил.       Мне трудно сказать, как долго я там сидел, но сигарета у меня давно дотлела, мыслей не прибавилось, а по коридору начали сновать люди. Мимо меня прокатил Шакал Табаки, кажется, даже не заметив. Я посмотрел ему в след, хотя, мне не было интересно, куда он направляется. Намного больше меня волновало, где можно найти Рыжего. Не мог же я подойти к нему прямо в столовой и сказать: «Рыжий, переведи меня на Изнанку по старой дружбе!». Меня передёрнуло от этой мысли. Я зачесал волосы назад, убирая их с лица, и снова оглядел коридор, сам не зная, для чего. По женской половине пронеслась хмурая Мираж. Замерла на месте, видимо, заметив меня, сделала несколько шагов назад, а потом и вовсе сменила направление, подойдя ко мне.       — Только не надо читать мне нотации! — я устало вздохнул, и даже не подумал подняться на ноги, чтобы быть на одном уровне с сестрой. Я даже не удосужился толком поднять головы.       Мираж фыркнула. Она прижимала к груди какой-то учебник, в название которого я не стал вглядываться.       — Я и не собиралась, — её голос звучал тихо, вкрадчиво, и очень напоминал голос той, старой Мираж, которая постоянно шипела, когда только попала в Дом. Меня снова передёрнуло, — Кури с кем хочешь и где хочешь, меня это не касается.       В этот раз голову я поднял, и даже вскинул брови. Куда подевалась та Мираж, которую я знал? Почему она не набрасывается на меня со своими нравоучениями, словно фурия, и не верещит о том, что отвечает за меня? Она тем временем продолжила:       — Я хотела узнать у тебя о Той стороне, — её голос звучал ещё тише, словно она подговаривала меня устроить переворот и захватить власть в Доме. В целом, подобные просьбы были на неё похожи.       — Я тебе много раз говорил…       — Я не об этом! — Она смотрела на меня внимательно, и её глаза медленно стали превращаться в глаза отца. Моя нога заныла, — Если я смогу перейти Туда… Они замолчат?       Мне не нужно было пояснять, кто «Они» потому что, если Мираж не занималась нравоучениями, то непременно жаловалась на свои Голоса. Больше ни о чем она не говорила, и одно время я часто задавался вопросом, как Стервятник вообще её терпит?       — Спроси у Большой Птицы. Сама же знаешь, он и перевести тебя сможет, если хорошо попросишь. Хотя, тебе и просить-то не надо, — я не знаю, зачем тогда это сказал. Не знаю, почему огрызнулся, снова упрекнул её в привязанности к Стервятнику, почему начал злиться от одного её вида. Но Мираж только поджала губы и тихо прошипела:       — Снова делаешь меня во всём виноватой? — она прекрасно понимала, что я имею ввиду. И дело было вовсе не в Стервятнике.       — А кого винить, если не тебя?! — я вцепился в костыль и подскочил на ноги, чувствуя, как меня начинает трясти. Слепая неосознанная ярость накрыла с головой, я даже не заметил, как начал кричать — Кого, если не тебя?!       Тогда тот факт, что мы привлекаем внимание, что на нас смотрят, могут позвать воспитателей, и Бандерлоги разнесут нашу перепалку по стаям, не имел никакого значения. Потому что спусковой крючок сорвало и нас было не остановить.       — Хорошо, я виновата! — Мираж принялась кричать в ответ. Такой непривычно-громкий звук её голоса немного отрезвил, но этого было недостаточно, чтобы остановиться самому или остановить её, — Виновата и в том, что отец спился, и в том, что маму машина сбила! Виновата в том, что ты вынужден жить в обнимку с этой палкой только потому, что не послушался меня и попался пьяному отцу под руку! Я виновата! Я во всём этом виновата!       Сложно было сказать, кого из нас трясло сильнее. В одно мгновение весь вид Мираж стал какой-то пугающе-бешеный, и, готов поспорить, после нашего разговора у неё разболится голова. Её тихое «Доволен?» было практически неслышным после оглушающих воплей. Возможно, она и вовсе ничего не говорила, а я просто прочитал по губам. Она повернулась ко мне спиной и зашагала прочь, обратно в девичье крыло, бить зеркала в ванной или раздражать своим пасмурным видом свою соседку. Потому что она никогда ничего ей не рассказывала.       Я опустился на диван и опять зачесал назад мешающие волосы. Сейчас раздражали даже они. Лэри, как ни в чём не бывало, приветливо кивнул мне головой и удалился вперёд по коридору. Словно это вовсе не он ещё секунду назад стоял и, делая вид, что отковыривает от подоконника жвачку, внимательно вслушивался в наш с сестрой разговор. Вернее, в наши истеричные выкрики.       Я прикрыл глаза, потому что сейчас нужно было сосредоточиться на действительно важных вещах. Изнанка. Рыжий. Мираж с её закидонами, Голосами в голове и нашим одним на двоих поломанным детством уходит на второй план.       Посидев на диване ещё немного, я снова поднялся на ноги и направился в Гнездо. На занятия сегодня идти не хотелось, и я надеялся, что в Третьей будет хоть кто-то, с кем можно толково поговорить. Желательно, не Стервятник. Он, несомненно, был хорошим Вожаком, просто образцовым, но моя сестра оказывала на него слишком сильное влияние, и я считал, что это влияние не самое положительное.       В спальне оказываются Красавица и Дорогуша, чему я несказанно рад. Они никак не комментируют моё появление, словно оба ожидали, что я приду. Красавица сидит за столом и смотрит в окно, сонно зевая, Дорогуша вьётся у горшков с цветами, обрывая сухие ветки и листья. Я опускаюсь на свою кровать, вытягивая ногу, и смахиваю невидимую пыль с лепестков герани, которая стоит у самого изголовья. Эту герань подарила мне Мираж через несколько дней после того, как меня перевели в Третью. Я окрестил эту герань Алонсо, и с тех пор он жил со мной.       Я долго молчу, не говорю ни слова, словно ожидаю какого-то знака или собираясь с мыслями. Но на самом деле это не так. Я огляделся, сам не зная, для чего, а потом подхватил костыль и доковылял до стола.       — Слушай, Красавица, а ты можешь меня подстричь?       Состайник поднял на меня глаза, несколько раз моргнув, а потом как-то неуверенно кивнул головой. Словно, если он вдруг возьмётся меня стричь, мои волосы оживут и набросятся на него, задушив. Я благодарно улыбаюсь ему уголками губ, усаживаясь на стул и взлохмачиваю свои волосы. Я слышу, как Красавица вздыхает, а потом принимается расчесывать меня. Я сижу тихо, практически не двигаюсь, пока мои волосы кромсают ножницами, делая их короче, кажется, даже не стараясь придать им какую-то форму, хотя Красавица своё дело знает.       Когда он заканчивает, я осматриваю себя в зеркало, вертя головой в разные стороны. Результатом я доволен. Красавица только откидывает ножницы, устало вздыхая. Я благодарно хлопаю его по плечу, хотя он вовсе этого не замечает, и снова валюсь на свою кровать. Алонсо смотрит на меня с осуждением, словно ему очень нравились мои девичьи локоны, и теперь он будет тосковать по ним. Хотя, уже через полтора-два месяца, я снова буду таким же лохматым, будто и не стригся вовсе.       Я улегся на подушку, вытянув больную ногу, и тут мог голову посетила одна мысль. Если Рыжий откажется меня перевести, последним моим спасением становится Лунная Дорога… Кролик точно мне её не продаст, я уже пробовал. Просил, даже, кажется, пытался ему угрожать. А вот Шакал мне помочь бы смог… Табаки всегда был мне хорошим другом, поддержкой и опорой, когда я только появился в Доме. Неужели сейчас сможет отказать?       Тут некстати голова подкинула воспоминания о том, что недавно случилось с Лордом. В том, что он прыгнул, сомнений не было, да и в том, что в Гнезде не найдётся того, кто выдал бы меня Паучихам, я тоже был уверен. Значит, вариант с Дорогой мне отлично подходил. Но дело в том, что и Шакал мог мне отказать…       Всё это было так сложно, и эти мысли давили на мозг, вытесняя оттуда всё остальное. Может, именно поэтому я накричал на сестру? Это не важно. Изнанка была так далеко, несмотря на то, что я всегда мог до неё дотронуться, стоило только протянуть руку. А теперь Дом решил от меня отвернуться, и больше прыгнуть я не мог. От одной этой мысли в горле вставал ком, а на глаза наворачивались слёзы. Потому что только на Изнанке я мог ходить. Как ходил тогда, до той ночи. И это было моё самое заветное желание, снова оказаться на своих двоих, без стука костыля. Мираж бы могла понять, если бы хоть раз испытала это чувство свободы. Возможно, она нуждалась в нём даже больше меня.       — Не боишься, что Большая Птица начнёт читать нотации, если не увидит тебя в классе? — я не ожидал услышать вопрос от Дорогуши. Мы редко с ним общались. И практически не разговаривали. Его злило то, что я стервятников любимчик. Меня тоже это злило, но я ничего тут поделать не мог.       На его вопрос я только пожал плечами. Короткие волосы залезли в лицо, но их можно было просто сдуть, чего с длинными не выходило. Такое изменение приятно радовало.       — Он в любом случае начнёт читать нотации, — я знал, что Дорогуша смотрит на меня, хотя и не смотрел в ответ. Можно сказать, я чувствовал на себе его взгляд.       Мне очень хотелось добавить кое-что ещё, сказать, что Стервятник такой только потому, что таким же был Макс. Но я быстро прикусываю себе язык и затыкаюсь. О том, из-за кого мы носим траур, говорить не любят, но помнят и каждый день вспоминают. Безмолвно, скользнувшей по губам улыбкой или погрустневшим взглядом, но вспоминают. По крайней мере я и Стервятник.       Дорогуша больше ничего не говорит, да и Красавица снова превратился в статую, безмолвно уставившись в окно. Чего он там хочет высмотреть, не знаю, но уверен, что это как-то связано с его девушкой. Кажется, её зовут Кукла. Красавица уже давненько выскальзывает из Третьей ночами, чтобы встретиться с ней где-нибудь в неработающем туалете. Выскальзывает часто, исключая только Самую Длинную. Выскальзывает по первому её зову, только вот почему-то сам никогда не зовет. Впрочем, меня его отношения не касаются.       Алонсо покачивает листьями от сквозняка, я же его даже не чувствую. Тут дверь распахивается и в Гнезде показывается взлохмаченная голова Шакала. Сердце у меня подскакивает. Вот он, знак!       — И где ваш дражайший Вожак? — судя по его удивленному лицу, он думал, что нас здесь не будет. Дорогуша что-то отвечает на его вопрос, но я состайника совсем не слушаю, полностью концентрируясь на том, как подскочить с кровати и ухватиться за костыль, не упав.       — Табаки! Тормози! — мой голос звучит слишком громко и встревоженно. По крайней мере, намного громче и встревоженнее положенного. Табаки останавливается, так и не успев до конца развернуться. Терпеливо ждёт, пока я доковыляю до него, и только потом выезжает, пропустив меня вперёд.       В коридоре мы молчим. Шакал едет возле меня и ничего не говорит, ожидая, пока я задам свой вопрос. Ведь прекрасно понимает, что я не просто так его остановил. Догадываюсь, что он едет в сторону Кофейника только потому, что и Четвёртая, и Третья, остались позади.       — Как там Курильщик? — не решаюсь спросить напрямую, поэтому, придётся выкручиваться всеми возможными способами.       — С ним все нормально. А вот с тобой, кажется, нет. Глаза блестят хуже обычного.       Я усмехаюсь. Шакал скалится мне в ответ. Всё-таки, знает он меня намного лучше родной сестры.       — Я хотел попросить тебя кое о чём, — запинаюсь, услышав его тихое «А вот такое обычно ничем хорошим не заканчивается», но всё равно решаю продолжить, — мне нужно, чтобы Туда и быстро. У меня не получается самому.       Я замечаю, как рука Табаки дёргается, но уже через секунду он поднимает на меня привычный взгляд. Ничем не выдаёт свою тревогу. Всё такой же Шакал.       — И этот туда же! — Шакал взмахивает руками и становится похожим на озабоченную мать, — решил последовать прямиком за Лордом? Сиди и не дёргайся. Если не получается, значит и не нужно. Ты же и сам прекрасно знаешь, как примерзко всё может обернуться.       Его пристальный взгляд смущает. Если бы мы не были знакомы так долго, я бы обязательно съёжился под этим его взглядом, тряхнул головой и постарался бы переключить тему. Но я знал Табаки хорошо, и был практически уверен, что добьюсь желаемого, если правильно попросить.       — Нет, Шакал, ты не понимаешь…       — Уж побольше твоего понимаю, голубчик, поверь мне! Я, конечно, не мать тебе, чтобы указывать, но прислушался бы к старшим, — Табаки не прекращает свои кудахтанья, и долго читает мне нотации похуже Стервятника и Мираж вместе взятых, но всё становится на свои места, когда мы переступаем порог кофейника.       — Шестьдесят четвёртый, — бросает он Кролику, а у меня ухает сердце. Всё не могло оказаться таким простым.       Табаки дежурно скалится, забирая из рук Кролика маленькую чашечку. Он держит её одной рукой, а другой, свободной, стучит по оттопыренным карманам. Переливает содержимое чашки в пробирку и даже не смотрит на меня, когда направляется к выходу. Я ковыляю за ним.       — Я всё ещё не понимаю, зачем тебе Дорога… — Его голос уже звучит не так уверенно. В этот момент мне кажется, что Табаки отдаст мне заветный пузырёк, даже если я ничего не отвечу.       — Я хочу прыгнуть, — настойчиво повторяю я. В моей голове даже не проносится мысли о том, что нас может подслушать какой-нибудь заблудший Лог, — очень сильно, но у меня не выходит. И не один Ходок не согласится меня перевести, потому что Мираж промыла мозги всем и каждому, — на последних моих словах Шакал шипит, и я понимаю, что на этом наш разговор окончен. Но колбу Табаки мне не отдаёт, только доводит до Третьей, а потом как-то странно поворачивается боком, одним из оттопыренных карманов, и говорит что-то о надписях на стенах.       Я глупо усмехаюсь этой его тактике, и выучиваю колбу из кармана, спрятав в ладони. Табаки сверкает на прощание глазами и катит свою коляску в сторону Четвёртой. Однако, какой же Шакал умница! Ведь, формально, он мне ничего и не отдавал, я сам вытащил. Я улыбаюсь ему вслед, думая о том, что уже через пару минут окажусь на Изнанке, где буду целым.