Шрамы Малфоев

Гермиона вперила свой взгляд в мутное стекло кареты, по которому расползался в белесой паутине иней. Сегодняшнее утро было, наверное, одним из самых запоминающихся в ее жизни. Но тем не менее водоворот злоключений затягивал ее еще глубже в темный и вязкий ил сомнений. Понятие времени настолько размылось за последние дни (или недели?), что она провела в Малфой Мэноре. Той самой ночью, когда Малфоя приволок на себе Артур, она мечтала лишь о том, как бы поскорее получить ответы на все интересующие вопросы, поставить горделивого слизеринца на ноги и скорее вернуться в свою захудалую, но такую уютную комнатку в Норе, что с пола до потолка пропахла печеньем Молли. Но в ее планы уж точно не входило такое стремительное сближение с Драко. Ей до сих пор, до странного подергивания конечностей, было непривычно называть его по имени, хоть от произношения вслух все пять букв приятной теплотой прокатывались по языку. Но что их ждало дальше? Она перевела усталый взгляд на Драко, который, подобно ей самой, с наигранным интересом разглядывал проносившиеся смазанными бликами фонари. То утреннее тепло, что раскалялось между их телами, словно нагло выкрали, как ценный экспонат из музея, заменив холодной пластиковой копией. Воздух буквально вибрировал от напряжения, но, в отличие от Малфоя, она была на удивление спокойна. Или же просто хотелось так думать, чтобы ревность колючей булавкой не тыркала куда-то в район сердца. Они направлялись в Мунго, и, если бы не очередные дряные обстоятельства, Гермиона бы сочла это романтичным. Вот они вдвоем снова здесь, в том же месте, где и началась их новая глава. Но чем ближе они подъезжали к больнице, тем больше хотелось сжечь эту рукопись несостоявшегося романа. Драко взял ее с собой только с тем условием, что она не подойдет к палате Пэнси. Допросы, если будет возможно вообще их вести, проведут они с Поттером. Оставаться одной в Мэноре было бы весьма неразумно, учитывая, что и среди авроров могли быть шпионы, которые и допустили во второй раз визит Паркинсон. Гермиона была бы и рада поверить в отчаянную тираду Драко о том, что темноволосая красотка осталась где-то в прошлом, но вместо этого в памяти воскресали картинки из стен школы. Грейнджер хоть и прослыла в свое время чопорной зазнайкой, для которой нарушения школьных правил были сравнимы с преступлениями, но засидеться в библиотеке после отбоя было святым делом. И когда она вновь кралась по школьным коридорам в мантии, что одолжила у Гарри (по-крайней мере, она это так называла), не раз застукивала Малфоя с очередной жертвой его чар. Тогда ей становилось до одури мерзко от увиденного, ведь заниматься такими непотребствами было сродни проглатыванию слизняка. Но один вопрос так и крутился в ее голове, шурша мерзким змеиным шепотом: «А я теперь не одна из списка?» Гермионе так сильно хотелось прояснить, кем же они были теперь друг другу. Умелые сыщики, работающие в сложенном тандеме? Пешки в чьей-то смертельной игре? Любовники, которые просто затыкали кровоточащие раны друг другом? Она тяжело вздохнула, разглядывая свои ладони. Дурная привычка гасить эмоциональное напряжение физической болью никуда не ушла со времен войны. Сейчас она уже не изгрызала ногти до розового мяса, но на побелевших от стресса ладонях красными отметинами пролегли следы от ногтей. Казалось, что еще минута беспокойных мыслей и она проковыряет кожу до костей. Но тишина так и повисла между ними, лишь изредка нарушаемая булькающими звуками, когда колеса кареты попадали в грязные лужи. Вдох на три счета, выдох на четыре. Грейнджер пододвинулась к Драко, продела свою руку через его локоть и уронила голову ему на плечо. Он на мгновение замер, после чего выдохнул со свистом, словно его проткнули, как шарик иголкой. Острый подбородок, что сейчас скользил вверх и вниз по ее пылающим щекам, уже покрылся небольшой щетиной. Гермиона тихонько хихикнула от щекотки и повернула голову. Драко снова был похож на мрачную тень с нефритовыми синяками в подглазьях, но его серебристые радужки начали оттаивать от бархатного звука смеха. Он легонько чмокнул Гермиону в нос, а потом обнял так сильно, что ее припечатало к его груди. Сердце билось ровно, но чем мягче она проводила руками по его спине, тем сильнее ускорялся темп. Но мысли о Паркинсон снова жужжащей массой заполнили голову Гермионы. Она не хотела, чтобы он увидел хоть толику дурацкой ревности, отчего она начала бессвязно бормотать, переведя взгляд на ставшую в мгновение интересной обивку сиденья: — Ты уверен в том, что тебе необходимо быть там…с ней? — последнюю часть фразы она проглотила, как кусок пирожного, что не успеваешь доесть к началу урока. А может, просто ей не хватило духа назвать это имя, в обход ей же и придуманной реплики «О страхе перед именем». — Без вопросов, Гермиона. Конечно, я должен быть там, — отчеканил Драко с такой сталью в голосе, что у нее пробежал липкий холодок досады по спине. — А если это дешевый спектакль, чтобы снова привлечь твое внимание? Девчонки и не на такое способны, когда их собственность уводят из-под носа, — Гермиона злорадно хмыкнула, намеренно подчеркивая одно слово. Если в школе это не заходило куда-то дальше подосланных конфет с Амортенцией, то взрослая женщина, что еще строила планы на замужество с лордом, становилась куда более непредсказуемой в своих действиях. Драко резким жестом развернул ее подбородок к себе, и в его глазах черной жижей закипал гнев. — Какая, к драккловой матери, собственность? Сколько раз я еще должен повторить, что Паркинсон уже давным-давно в прошлом? — серые глаза походили на грозовую тучу, которая еще секунду и разразится молнией, протыкая Гермиону насквозь. — А у тебя относительное понятие прошлого, Малфой. Сколько там, она сказала, ее не было у тебя в гостях? Месяц, два? Учитывая, как долго вы были, кхм, близки, это не такой уж и большой срок, знаешь ли, — она не узнавала свой голос. Последняя фраза вырвалась горьким шипением. Драко хотелось закатить глаза в своей обычной манере, но отчего-то ему показалось это невежливым. Но была ли она вежлива с ним? За последнее время он и так исчерпал весь свой запас нежности, который на удивление вообще был. Его каменное сердце размывало рекой новых ощущений, но, как говорится, и вода камень точит. А что будет, когда оно сотрется в порошок от всего этого? Знал ли он? Конечно, знал. Память опять подкинула ему улыбающийся призрак Дафны. Эта рана никогда не заживет, как и черная метка никогда не покинет его руку. Призрак все так же задорно кружился по библиотеке, и, сам того не заметив, Драко наяву взмахнул перед своим лицом, размазывая дымку сожалений. Эту тайну он не хотел бы говорить хоть еще одной живой душе. Нотт не в счет. Тео собирал его по частичкам, как рассыпанный на полу пазл, когда Драко потерял Дафну. Одно дело говорить о Пэнси, которая, кроме секса, ничего не могла ему дать, а совершенно другое — когда рассказать пришлось бы о всепоглощающей любви из прошлого. Это действительно было прошлым — туда, куда он возвращался каждый раз, окунаясь на дно стакана янтарного горячительного с головой. Если Паркинсон была лишь мигом, то Дафна — вечностью. Но такой ответ о природе временных отрезков не устроил бы Гермиону. — Думай как пожелаешь, Гермиона. Хочешь, сделай меня опять мудаком, злодеем, кем угодно, мне не привыкать, — он отчужденно хмыкнул. — Я не отмоюсь от своих действий в прошлом, как бы мне того ни хотелось, — он бездушно посмотрел вперед себя. — Если вообще хотелось. Гермиона вмиг проглотила всю свою спесь. Чего она добивалась этим всем? Хотелось выяснить отношения, словно они брюзжащая пожилая пара? Или снова поддеть его, раз за разом макая головой в черноту того, что было уже не исправить? Она хотела дотронуться до него, без слов говоря «прости», но в этот момент окошко из водительской кабины открылось, и аврор, чьего имени она не запомнила из-за резкого назначения на службу в поместье, уведомил о прибытии в Мунго. Драко отдернул руку, выходя из кареты. Дверца с противным громким лязгом закрылась, ставя точку в этом разговоре. А может, и в его доверии к ней. Она еще с минуту сидела в карете, устремив взгляд в то место, где он только что находился. Мысли, что собрались змеиным клубком в голове, сейчас тугим комом застряли в районе сердца. Гермионе казалось, что счастье, явившееся прошлой ночью, как яркий патронус, сейчас ускользает от нее, растворяясь в смоляной ночи. Почему судьба была так неблагосклонна к ней? Неужели она недостойна простой и чистой любви, как в тех старых томиках из маггловской литературы? С Роном все было просто, а после — пресно. С Драко… А как было с ним? Наверное, никак, Гермиона. Вряд ли из всей этой истории выйдет красивый роман, где они состарятся в Мэноре, а она будет ворчать на своих внуков, чтобы они не трепали хрупкие книги. Где они будут рассматривать свои смеющиеся колдографии со свадьбы. Где Драко будет разбирать бумаги о счетах за лакированным письменным столом, смешно поправляя очки. Где она будет встречать очередную делегацию высокопоставленных аристократов с галантной улыбкой, сметая невидимые пылинки с роскошного платья цвета сочной травы. Они решат загадку с их проклятием и вновь разбредутся по разным мирам: она отправится в командировку по обучению колдомедицине в бурлящую Европу, а потом, быть может, опубликует пару научных статей. Драко удостоится наконец прощения для своего рода и будем заниматься делами, подобающими лорду: разгребать корреспонденцию, кутить на званых ужинах, не жалея денег на лучший алкоголь и женщин. Вот так и должно наверняка случиться. А пока они вдвоем смакуют боль от отголосков войны и забываются друг в друге. Может, оно и к лучшему?

***

Драко так громко хлопнул этой проклятой дверцей, что звук прокатился по его спине, словно ошпаривая вельветовый пиджак. Он был зол и рассержен, но не на нее, а на себя. Ему на мгновение даже стало стыдно за свое ребяческое поведение, отчего он таки закатил глаза. Если бы несносности можно было поставить памятник, то его был бы настолько огромен, что скрывал небосвод от солнца, бросая тень на его неумелые попытки быть нормальным. Он замедлил шаг, чтобы удостовериться, что Гермиона за ним поспела. Но кроме монотонного шипения фонарей ни звука. Драко обернулся к карете и сквозь матовое от снега окно кареты разглядел ее. Она так и сидела, ссутулившись, отчего походила на горгулью. Развернувшись на каблуках, он пошел к карете, заглушая недовольное бормотание чавканьем ботинок по снежному месиву. Малфой открыл дверцу кареты и требовательно вытянул руку. Гермиона так медленно перевела взгляд, что могло показаться, будто она в трансе. Она по обыкновению закусила краешек губы и уставилась на бледную ладонь так, словно видит ее впервые. Но все же вложила свою влажную от размышлений руку в его и, выходя, поскользнулась на замерзшей брусчатке. Драко ловко избавил ее от падения, заключая в крепкие объятия. Он чувствовал, как спина девушки под его пальцами напряглась, не позволяя телу приблизиться даже на чертов дюйм. Но ему было все равно, что она там надумала своим бриллиантовым мозгом. Он придвинул ее так близко, что тепло ее груди жаром облизало торс. Его взгляд шнырял по ее лицу, которое он теперь находил чертовски привлекательным. От ее потемневших от усталости или удивления глазам до порозовевших на морозе губ, словно вымаливал разрешение на поцелуй. Но не в его правилах молить. Он смял ее губы в нежном поцелуе — таком мягком, но утвердительном, — невербально сообщая о своих намерениях. Гермиона сдалась и наконец обмякла в его руках, откликаясь каждой клеточкой тела его чувствам. Драко разорвал поцелуй и уперся ладонями в ее плечи, слегка отодвигая от себя. — Гермиона, что бы ты там ни думала, но мне нет дела до Паркинсон в романтическом ключе. Ты смогла протянуть руку такому подонку, как я, в ту самую ночь. Ты могла бы уговорить министра делегировать это дело кому угодно, если бы действительно так этого хотела. — Гермиона открыла рот в возмущении, но он жестом показал, что еще не закончил. — И дело не в моем слизеринском обаянии, к сожалению, — он театрально облизнул губы, а Грейнджер хмыкнула. — А в том, что ты — благородный и добрейший человек. Ну и посмотри, как ты влияешь на такого монстра, как я? Решил от всего сердца побеспокоиться о бывшей и примчался в ночи, как благородный рыцарь. Не удивлюсь, если пройдет еще пара дней и на флагштоках Мэнора будут развеваться красно-золотые флаги со львом, — он скорчил геройскую гримасу, отчего Гермиона уже прыснула со смеху. — А потом я раздобуду у тебя реквизиты счета какой-то там ассоциации по поддержке домовых эльфов и стану щедрым меценатом. Грейнджер сложилась пополам от хохота, представляя Драко в вязаном красном свитере от Молли: вот он неумело вяжет шапочки эльфам, приправляя сие действо отборной руганью; вот он с яркими транспарантами стоит в толпе защитников прав домовиков у Министерства магии, а она рядом с ним кричит в рупор, привлекая ошеломленных зевак. Эта картинка в голове выглядит куда лучше, чем пьяный Малфой в поместье, усаживающий на коленки очередную красотку. — Ладно уж, защитник сирых и убогих, пойдем внутрь, пока я руки не отморозила, — она приложила ледяную ладонь к его щеке, отчего Драко картинно съежился. Судя по министерской карете, что припарковалась чуть выше по улице, Гарри уже был здесь. Мысль о присутствии лучшего друга теплой негой прокатилась по груди Гермионы. Она не представляла, какими благодарностями будет обязана ему, когда вся эта заварушка закончится. Он смог преодолеть свою некогда открытую неприязнь к Драко, хоть даже до звания «приятели» эти двое точно не доползут, но их слаженная работа в последнее время безумно ее радовала. И что еще больше удивляло Гермиону, так то, что ее друг абсолютно нормально — точнее, насколько возможно по шкале «нормально» — отнесся к ее отношениям с Малфоем. Она так и не понимала, что вообще за характер у их связи, но как ее ни называть, неожиданностью было то, что все вокруг, не считая Пэнси, вполне адекватно к этому относились. Быть может, Драко и прав, что она хорошо на него влияет, но так же это работало и в обратную сторону. Шутки Малфоя и этот приятный до ужаса поцелуй снова рисовали вполне позитивную картину. У них еще будет время подумать о том, что они — несносные и подбитые войной люди, а пока теплая рука Драко мягкими поглаживаниями растирала ее окоченевшие костяшки пальцев. И пусть весь мир подождет. На входе стояла пара авроров. Раньше такого вида охрану никогда не выставляли в больнице, но последние происшествия вносили свои коррективы в размеренную жизнь Мунго. Для колдомедиков уже вошло в привычку встречать пациентов в совершенно разных состояниях: от неудачного эксперимента с зельями до разодранных в клочья авроров после очередной вылазки в кварталы Пожирателей. Но после случая с Драко было правильным решение обеспечить госпиталь должной защитой. Хотя выглядело это так, будто жизнь очередного аристократа, хоть и в министерской мантии, ставилась на порядок выше рядовых служащих магического правопорядка. Наверняка кто-то обратит на это внимание, и слухи разлетятся по кулуарам Министерства, расползаясь дальше, как сорняки. Драко был прав. Как бы он ни пытался обелить свое имя, но пройдет немало лет, прежде чем страсти улягутся, поколения сменятся, а свидетели всех тех страшных событий, что творили семьи, бывшие на службе у Темного Лорда, канут к праотцам со всеми воспоминаниями. А пока в Малфоя тыкали пальцем. Кто-то плевался от его имени, глядя ему в глаза, а кто-то просто шушукался, не осмеливаясь высказать успешному аврору мнение о его личности. Люди презирали его, боялись, кто-то — как она сама — восхищались тем человеком, каким он стал в последние годы. Но уж равнодушных к Драко Малфою точно не было. Гермиона молилась, чтобы события в Мэноре не стали общедоступной информацией. Радикально настроенные маги с удовольствием повесят его на шпиле поместья, не дожидаясь суда и следствия. И это будут даже не те люди, что сражались с ней бок о бок. Это будут те, которым он отказал в спонсировании новых образований Пожирателей. Те, что считали его предателем крови, ставя наравне с семейством Уизли, которых уже давным-давно заклеймили чистокровные. И те люди, что боялись спать, зная, что их дружков, одного за одним, прикончил Малфой либо в допросных Министерства, либо в темницах поместья. Ублюдки ратовали за «честный суд», но Министерство придерживалось позиции, что с террористами переговоры не ведутся. Драко сверкнул аврорским значком, и они вошли внутрь. В Мунго, казалось бы, ничего не изменилось. Шумные часы скрежетали на стене, запах настоек приятно (для Гермионы, конечно) щекотал нос. Где-то в палатах с храпом спали пациенты, в отличие от больных в крыле с душевнобольными. Гермиона старалась обходить его стороной, ведь кроме бредового смеха оттуда слышались неистовые крики, молящие о пощаде. Этот неудобный фактор послевоенного времени преднамеренно замалчивался. Людям проще было смаковать радость от так горячо отвоеванной победы, чем смотреть в глаза инвалидам и магам, чье душевное здоровье схоронено в этих стенах. В холле, развалившись на кресле, сидел Дин Томас. Гарри мерил помещение шагами, что-то невнятно хрипел себе под нос, перелистывая блокнот с одной страницы на другую. Гермиона заметила, как Драко пренебрежительно проморгался, а на его губах медленно выплывала мерзкая улыбочка. Она ткнула его локтем в ребро, неодобрительно выпучив глаза. Если эти двое опять начнут препираться, то разбудят всех пациентов в ближайших палатах, а потом получат по голове больничной папкой от мадам Помфри. Гермиона была бы рада посмотреть на это представление, но, в конце концов, они здесь по делу. Хоть оно и не доставляло и грамма удовольствия. — Великолепный Поттер, как всегда, особо пунктуален, если дело касается всего, что связано с моей скромной персоной, — Драко облокотился на стену, выжидая ответной реакции. — Если бы твой хорьковый нос не влезал во все странные заварушки последних недель, я бы остался дома, а не выслушивал твою очередную тираду о самолюбовании, Малфой, — Гарри остановился напротив Драко со скучающим лицом, а потом отчего-то просиял и протянул ему руку, как будто те были закадычными друзьями. Глаза Малфоя округлились в удивлении, но он все же пожал руку в ответ. А потом они вдвоем рассмеялись и похлопали друг друга по плечу. Гермиона в шоке приоткрыла рот и метала взгляд от одного к другому. Видимо, она точно пропустила какой-то важный момент в их общении, отчего сейчас недовольно надула губы. Конечно, тот разговор у кареты в вечер после визита Пэнси не предназначался для ее ушей. Да и у всех должны быть маленькие секретики, в особенности если раскрываешь душу перед вчерашним врагом. Драко с Гарри увидели ее обескураженный вид, что-то шепнули друг другу и захихикали, передразнивая девушку. Она еще сильнее вспыхнула и очень жалела, что нельзя оттаскать мальчишек за уши, чтоб им было неугодно! — Да брось, Гермиона. Ты же хотела, чтобы мы со Святым Мальчиком стали друзьями? Видишь, как мы стараемся, — Драко просиял самой наигранной улыбкой. Но как только Малфой вспомнил, что они здесь из-за Пэнси, вмиг растратил все веселье и резко переключился на серьезный тон. — Как она, Поттер? Насколько все плохо? — Прогнозы неутешительные, Малфой, — Гарри рывком поправил очки. Он всегда так делал, когда волновался. — Физически сильных повреждений нет, Костерост должен помочь, но это нужно время. Что касается эмоционального состояния… Думаю, ты сам увидишь. Драко скрутило живот. Какими бы ни были их отношения с Паркинсон, но такой участи он уж точно не пожелал бы даже ей. Она, может, и прикидывалась дурочкой, была первоклассной стервой, но так или иначе он знал несносную слизеринку с самого детства. Да и в воспоминаниях живы те сцены, где Грейнджер пытала Круциатусом его тетка. Он встряхнул головой, прогоняя образы Гермионы, корчащейся от Непростительного с леденящими поджилки криками. Еще секунда мыслей об этом, и сегодняшняя ночь вновь будет полна кошмаров. Хотя, если он снова заснет, укутанный ароматом корицы со спящей Гермионой под боком, возможно, ему и удастся избежать ужасов. Хотел бы он на это надеяться. Он перевел взгляд на Грейнджер. Она обхватила себя руками и завороженно разглядывала стыки в мраморном полу. Не трудно догадаться, что она думала ровно о том же, что и он. Если Драко было тошно оттого, что он был лишь наблюдателем этих пыток, то Гермиона же не единожды прошла через это сама. Драко обнял девушку, нашептывая какие-то отвлекающие слова о том, что с Паркинсон все будет хорошо. Гермиона хоть и испытывала к Пэнси как минимум неприязнь, но уж точно не была кровожадным монстром. Да и она думала о том, что сейчас чувствует Драко из-за этого. Ведь, вероятнее всего, именно из-за связи с Малфоем ее пытали. Сначала прокляли саму Гермиону, потом растерзали Тео, теперь Пэнси была одной ногой в пучине безумия. Грейнджер вспомнила тот самый урок у Грозного Глаза, когда бедолага Невилл был белее полотна. Его семья не понаслышке знала, что происходит с теми, кто оказывается под многократным действием Круциатуса. Ей, конечно, повезло больше, если бесконечные ночные кошмары можно назвать малой ценой. — Гермиона, ты останешься здесь с Дином. Не думаю, что тебе нужно на это смотреть, учитывая… — Гарри запнулся, смущенно взглянув на нее. И без слов было понятно, что он имел в виду. — Да и это не безопасно. Мы не знаем всех мотивов Паркинсон. Хотелось бы оставить допрос до лучших времен, но у нас нет гарантий, что они вообще когда-то будут, — Драко отчеканил это с такой холодностью в голосе, что самому стало мерзко от себя. Он даже не исключал возможности, что Пэнси останется такой навсегда. А может, и вообще не перенесет сегодняшнюю ночь. Мысль о ее смерти с противным смешком облизала затылок, оставляя холодящий след. — Будьте осторожны, вы оба! И постарайтесь не сильно травмировать ее своим допросом, ей и так досталось, — Гермиона приобняла парней. Она, к удивлению для себя, даже переживала за слизеринку, но также понимала, что выведать хоть что-то будет жизненно необходимым в текущей ситуации. За кого играла Пэнси, если вообще играла? Или она по своей глупости просто стала сопутствующей потерей, явившись тем утром в Мэнор? Драко с Гарри проследовали в палату, пока Гермиона пыталась сконцентрировать внимание на раздражающих часах в холле. Тик-так. Не думай о том, что она привела по нашему следу Пожирателей. Тик-так. Выбрось из головы всю ревность, она ему давно не нужна. Тик-так. Твои волосы пахнут мускусом. Пахнут им. Пахнут домом.

***

Поттер зашел в палату первым. Драко уже не испугать больничными стенами. Чего он только ни повидал за последние годы службы в Аврорате. Стеклянные глаза Пожирателей, в мертвом блеске которых все еще отыгрывались искры презрения к нему. Кричащие коллеги, которых полоснуло очередным заклинанием, отрывая конечности. Несчастные магглы, которых никто не успел спасти, но снимки которых успели напечатать на первой полосе «Пророка». Пустые глаза Гермионы и хруст ее костей о его мраморный пол. Как и у колдомедиков, со временем эта грань размывается, и, будучи аврором, ты уже не блюешь под ноги, пропуская события через себя. Но как только дело касается близких, невозможно не быть вовлеченным. Даже если это считается непрофессиональным. Он считал катышки на мантии Поттера, лишь бы не смотреть на Пэнси. Он видел ее всякой: заносчивой, пьяной, мокрой от пота после очередной порции утех, да Мерлин прости, даже ревущей у него на плече. Но сошедшую с ума Паркинсон, с переломанным телом и психикой, он точно не был готов видеть. Желательно никогда. Но он уже здесь, а пути назад не будет. Вот еще, чтобы Золотой Мальчик увидел, как он убегает, поджав хвостик от страха? Скорее отец продал бы свою излюбленную трость, чем он выставил бы себя трусом перед Гарри. Драко все же встал по другое плечо от Поттера и застыл как вкопанный. Он надеялся, что от убойной дозы препаратов Пэнси будет спать как убитая (не лучшее сравнение в данный момент). Но ее болотно-зеленые глаза смотрели одновременно и на него, и сквозь него. По хребту поползли противные мурашки. Она приподнялась на больничной койке и покачивалась из стороны в сторону с выверенностью метронома. Темные волосы неопрятной массой свисали у глаз. От той девушки, что сверкала глазками в его поместье, остался лишь призрак. Гарри внимательно смотрел на Малфоя, словно ожидая разрешения говорить с ней. Но беря в расчет бледное лицо Драко со сковавшей его маской скорби, Поттер не дождется ответа. Да и как бы он сам чувствовал себя в такой момент? Если бы вместо Паркинсон лежала Чжоу? Конечно, история их отношений не такая насыщенная, как у Драко с Пэнси. Но он прекрасно понимал, что благоразумнее взять ведение переговоров на себя, пока та в сознании. Учитывая состояние Паркинсон, это вообще можно было назвать подарком судьбы. Гарри прокашлялся, обращая внимание всех присутствующих на себя. — Мисс Паркинсон, мы бы хотели задать вам несколько вопросов в рамках нашего расследования, если позволите, — Гарри старался держаться линии официального ведения допросов, несмотря на то, что девушка — его бывшая сокурсница. Пэнси качнулась в другую сторону, замерев на месте. Она медленно склонила голову под неестественным углом, упираясь ухом практически в ключицу. Теперь мертвенный взгляд перекинулся на Поттера, отчего тому стало не по себе, и он сглотнул ком в горле. Паркинсон теперь сверлила невидящим взглядом Гарри, словно он был в мантии-невидимке, а она смотрела на стеллаж с зельями позади него. А потом так же медленно перевела взгляд на Малфоя, который вжался спиной в стену и пытался смотреть куда угодно, но не на нее. Она с трудом вытащила кисть из-под одеяла и двумя пальцами указала, чтобы Драко подошел ближе. Тот на негнущихся ногах сделал пару шагов ближе, но с таким усилием, будто его пригвоздили склеивающим заклинанием к полу. Драко взмахнул волосами, приводя себя в чувство, обтер ладони о брюки и попытался выпрямить спину, возвращая себе такую привычную малфоевскую статность. Но девушка повела ладонью вниз, призывая склониться поближе. Малфой смотрел на нее с бесконечным сожалением. Зудящее чувство ответственности бесновалось внутри, царапая внутренности. Если бы не он, ее бы тут не было. Она бы, как всегда, пила до беспамятства на очередной вечеринке в родовом поместье или же писала бы ему письмо с недвусмысленными намеками. Жила бы обычной жизнью молодой аристократки, но теперь в лучшем случае она будет влачить жалкое существование душевнобольной в окружении сиделок. Все, к чему бы он ни прикоснулся, рано или поздно погибает, как цветок от Живой Смерти. Мать, отец, Дафна, Тео, Грейнджер. Плюс еще одно имя в списке жизней, испоганенных Драко Малфоем. Он не был утренней звездой, он был беспроглядным мраком ночи, из которого никто не мог выбраться живым. В носу предательски защипало, когда Пэнси коснулась его щеки ледяной рукой. Она, едва шевеля пальцами, вела по скуле и щетинистому подбородку. Если пару мгновений назад в ее глазах не было и толики жизни, то теперь они сверкали — горькими слезами, невыплаканной обидой и отчаянием, но все же сверкали жизнью. Пэнси что-то невнятно промычала, подрагивая губами, а потом все же заговорила: — З-з-золото… Из-з-зумруды. Ее лента. Бантик… — она с мольбой смотрела на Драко, пыталась донести что-то важное, но вместо этого хрипела, как подбитая дичь. А потом она начала по кругу повторять одно и то же, с каждым разом все быстрее, пока ее речь стала едва различимой. Она сильнее раскачивалась из стороны в сторону, вцепившись рукой в Малфоя. От шока тот окаменел, пока соленые слезы катились по его мертвенно-бледному лицу. Поттер что-то тараторил о том, что не понимает, к чему все эти слова. Но Драко таким же безумным, как и у Пэнси, взглядом смотрел сквозь пространство. Если он не сошел с ума (что не исключено), то прекрасно понимал, о чем бормочет Паркинсон. В нечленораздельных звуках, что срывались с ее губ, он услышал то, чего желал и боялся одновременно. Но он не мог ни минуты более находиться здесь, не мог еще хоть раз взглянуть на несчастную Пэнси, которая с мычанием всхлипывала. Он грубым жестом скинул с себя ее руку и потащил Поттера к выходу. После он уже больше ничего не слышал — в ушах звенело так, словно из него вышибли весь дух бладжером. Коридор медленно плыл перед глазами размытым свечением больничных ламп. Последнее, что он запомнил, — такие родные руки с россыпью веснушек обнимают его. Теперь ее очередь поцелуями избавляться от липких капель слез на щеках.