От судьбы не уйдешь. Или первое впечатление всегда будет верным.

Салиэнс Эратта практически дремал, сидя в своем, предназначенном для почетных гостей кресле, в самом первом ряду. Нет, концерт не был скучным или каким-то заурядно-унылым. Наоборот, он проходил весьма интересно, несмотря на то, что это далеко не профессиональное шоу и в нем не выступали профессионалы-артисты. Всеми участниками представления являлись дети. И нельзя не заметить — талантливые. Участвовали, как маленькие, так и дети постарше. Кто-то пел, кто танцевал, а кто даже читал стихи собственного сочинения — в общем, Салиэнс ни капли не жалел о том, что согласился на упрямые уговоры давнего друга и приехал сюда. Видно, все детки очень стараются и представление подготовлено на очень высоком уровне. Но столько впечатлений за один день… пусть и приятных — чересчур утомительно для не совсем молодого организма. Дело двигалось к позднему вечеру, а он — Салиэнс тут находился уже с самого утра. Кроме него, на праздник прибыло еще много избранного народа, большую часть из которого, он знал как облупленных, за исключением разве, только нескольких иностранцев, прибывших из далекой Японии. Вначале им провели экскурсию по обширной местности школы-интерната. К приезду влиятельных господ, ее так тщательно убрали и вычистили, что все вокруг сверкало идеальной чистотой и порядком и к тому же, территорию нарядно украсили флажками, шариками и красочными фонариками, которые по идее, когда стемнеет, должны ярко светиться. Гостям подробно показывали все без исключения достопримечательности и новинки, которые появились тут за последнее время. Так как практически все посетители являлись меценатами и устроителями этого заведения, то видимо это делалось с целью продемонстрировать им, что огромные средства, благородно пожертвованные на сие предприятие, пошли строго по назначению, а именно — на благоустройство и улучшение жизни, оставшихся без родителей и брошенных на произвол судьбы несчастных сирот, а не отправились в карман начальства, или куда-то еще. Потом визитеров повели на демонстрацию проявления многочисленных талантов воспитанников. Посетили множество разнообразных кружков и секций, которые в изобилие организовались тут для большего умственного и физического развития, проживающих здесь омежек. В художественной студии даже устроили настоящую выставку картин и всевозможных поделок, нарисованных и сделанных руками детишек. Каждая работа была по своему уникальной, ведь все они выполнены с всей душой и старанием, на которые был способен ребенок, во время своего творческого процесса. Выставка произвела полный ажиотаж. Директор предложил за чисто символическую плату приобрести творения своих подопечных и важные синьоры с воодушевлением приняли предложение, переиграв это потом в настоящий аукцион, так как за некоторые работы между гостями разразился прямо настоящий спор — кому им достаться. Директор был необыкновенно счастлив, что ему в голову пришла такая гениальная мысль, он явно не ожидал, что его идею так рьяно поддержат и воспримут всерьез, и бюджет художественного коллектива сегодня изрядно пополнится. Он представил себе, как обрадуется школьный художник, когда узнает об этом. Ведь сколько материала и инструментов можно теперь купить на вырученные средства, для поддержания этого отнюдь недешевого класса. И для самих деток было очень приятно, что их творчество получило столько внимания, к тому времени, как гости покинули выставку, в аудитории не осталось ни одной не проданной работы. Даже Эратта не смог устоять перед соблазном оживить интерьер дома детскими рисунками, приобретя несколько, наиболее понравившихся ему шедевров. Думая о том, что если его сын все-таки когда-нибудь расщедрится на внука, то он обязательно постарается привить ему любовь к этому прекрасному виду искусства. После небольшого перерыва на обед, где гостям позволили немного посидеть и отдохнуть, ознакомление с интернатом и его жизнью продолжилось и следующую порцию отдыха для своих, изрядно утомленных ног, они смогли получить только после приглашения на концерт, устроенного по случаю юбилея, хотя в большей степени, его так тщательно организовали и подготовили в честь их приезда… Помимо приглашенных элитных гостей на концерт пришли и люди попроще, которым чтобы попасть на него, пришлось заранее заказывать билеты. И пусть это в основном было связано, с желанием «народа» поглазеть на знаменитых представителей «высшего света», а не на само выступление, но как бы то ни было, огромный актовый зал был забит до отказа. И Майкл полностью гордился собой — его тщательно проведенная рекламная кампания, с помощью «сарафанного радио» отлично сработала. Слухи о том, что на юбилее соберутся все «сливки» общества и не только местного, по городу распространились с невероятной быстротой и масштабом — и все билеты продались за месяц вперед. Похоже, концертное мероприятие подходило к концу и Салиэнс был несказанно рад этому. В душе ему было очень стыдно перед детьми, за свое некультурное желание заснуть, но он ничего не мог с собой поделать. Глаза сами по себе закрывались. И он реально уже представлял себя в своей комнате, лежащим на кровати и видящим тридевятые сны. Уйти он не мог, это было б верхом проявления неподобающего неуважения к маленьким артистам. Далее еще намечался какой-то там банкет, запланированный Эспри, но альфа твердо решил, что задерживаться на гуляниях сильно не будет, а придумает какой-нибудь уместный предлог и быстренько отбудет домой. Он глянул на директора, сидящего рядом с ним в соседнем кресле. Тот, то увлеченно наблюдал за выступающими подопечными, то с некоторым непонятным беспокойством посматривал на супруга Гордона, который неожиданно появился на горизонте значительно позже остальных ВИП-персон и затем присоединился к их компании по экскурсии. Нежно прижавшись к локтю мужа, омега с интересом наблюдал за происходящим на сцене и иногда тихонько что-то шептал ему на ухо. Эратта давно был знаком с этой парочкой. Вернее сказать, сначала он хорошо знал родителей Гордона. Его отец — альфа, правда будучи сейчас на пенсии, раньше являлся главным окружным прокурором, а родитель омега — управлял успешной нотариальной конторой. Являясь так же юристом, он вел все семейные и деловые тяжбы семьи Эратта уже на протяжении множества лет. И Салиэнс доверял ему больше, чем себе. Сынуля — омега, вопреки всем стандартам и критериям, связанных с тем, что богатые омежки должны быть просто домашними наседками, сидящими безвылазно дома и беспрестанно рожающими потомство, так же пошел по стопам своих родителей и занялся юрисдикцией, работая в фирме отца адвокатом. Его карьерному росту и бульдожьей хватке, с какой омега брался за дела, мог позавидовать любой альфа, к своим тридцати четырем годам молодой мужчина достиг небывалого успеха, выиграв далеко не один десяток судебных процессов. Как светский баловень умудрился подцепить себе, вот такого обычного простонародного альфу, как Майкл и что он в нем нашел для себя такого интересного, так и осталось непонятным. Видимо все дело в истинности их пары. Иначе эту загадку природу объяснить невозможно. Омега однажды, с бухты-барахты, привел молодого альфу к родителям и, объявив того своей единственной, предназначенной только ему одному Судьбой, изъявил страшное и немедленное желание сочетаться с ним брачными узами… Ох и скандал же потом разразился… Но настырный сынок оказался таки упрямей своих, не менее упертых родичей, и любовь восторжествовала. После достаточно долгих дебатов и трений пару обвенчали, парня приняли во влиятельною семью и даже впоследствии полюбили. Как потом рассказывал Салиэнсу сам Майкл, будучи уже его неплохим приятелем, Гордона он встретил на совершенно случайной вечеринке, куда его абсолютно случайно пригласили знакомые по университету. Не успев еще толком рассмотреть альфу, молодой омежка сразу воспылал к нему пылкими чувствами, и вцепившись в того словно клещ, не отходил от Своего альфы — как он решил, на протяжении всего вечера. И после вечеринки, он его естественно тоже никуда не отпустил. Альфа был совсем не против такого расклада, он поверил, ужасно настырный и болтливый омеженок действительно его удел. Хотя юноша еще даже не подозревал о том, насколько богат и знаменит его избранник. А когда узнал — менять что-либо было поздно, он понял, что влюбился. Конечно, парня смутил и напугал высокий статус его нареченного — он никогда не планировал связывать свою жизнь с представителем высшего света. Эспри всегда представлял себе, что его пара должна быть из его круга. Но судьба распорядилась наперекор представлениям. А ей разве можно противостоять? От нее ведь никуда не уйдешь и как бы ты не старался построить жизнь по-своему, провидение всегда правит парадом. И Майкл не раз в этом убеждался. Глядя на этих двоих, Салиэнс в душе им даже завидовал. Он знал, не всегда в этой семье бывает гладко и мирно, но то, что они настоящая пара не вызывало сомнения. Ему сейчас не хватало присутствия любимого Мартина, чтобы он тоже, вот так же сидел рядышком, прижавшись к его руке и шептал на ухо какие-то нежности. Но Мартина не было, и уже очень давно спутником Салиэнса было одно одиночество. Поэтому, мужчина и не любил ходить на всякие там развеселые мероприятия и праздники, куда предполагалось приходить со своей второй половинкой. На праздниках он ощущал себя одиноким еще больше и горечь от нехватки общества Его омеги становилась во много раз сильнее. И после… вновь в сердце закрадывалась нестерпимая боль — от дикой тоски хотелось выть и кричать до хрипоты в горле. Приходилось снова жестко брать себя в руки, чтобы не расклеиться и не поддаться соблазну покончить наконец с безысходностью. И единственное, что не позволяло совершить глупый и непростительный Богом поступок, это осознание — у него есть сынок и ради него он обязан держаться. Пусть любимый ребенок уже полностью взрослый и самодостаточный мужчина, но старший Эратта знал, ему очень нужна поддержка, и он — его отец не имеет права оставить его одного. Он однажды почти сделал это, второго предательства сын не простит. Какие все-таки счастливчики эти двое — у них есть великолепная возможность быть постоянно рядом друг с другом и какие же они дураки, если до сей поры не оценили то безграничное счастье, которое пока находилось в руках. Но очень бы не хотелось, чтобы Майкл и Гордон осознали это только тогда, когда потеряют свою удачу, что у них двоих есть… навсегда. — А сейчас, уважаемые дамы и господа, заключительное выступление нашего праздничного вечера! — громко и очень выразительно начал объявлять ведущий, голосом, достойным дикторского на профессиональном телевидении, — Магический и очень интригующий восточный танец со свечами!… Исполняет Корхем Флейм… пятнадцать лет… Давайте поприветствуем его! Проошу! В зале раздались приветственные крики и аплодисменты. Салиэнс с облегчением вздохнул: «Ну наконец-то! — немного оживляясь, радостно подумал он, — Теперь скоро все кончится и можно с чистой совестью ехать домой…». — Это один из самых лучших наших учеников, — с гордостью прошептал ему Майкл, повернувшись в его сторону, — Я уверен, тебе очень понравится его выступление. — Салиэнс в ответ успел только кивнуть, так как на сцену, точно невесомая бабочка, выпорхнула стройная невысокая фигурка омеги, одетая в очень яркий и даже немного откровенный восточный наряд, воздушно приземлившись рядом с конферансье, она изящно поклонилась зрителям. Расшитая переливающимися стразами в замысловатом восточном орнаменте, коротенькая маечка-безрукавка и широкого покроя брючки из легкой полупрозрачной ткани, приспущенные на бедрах, давали возможность лицезреть зрителю симпатичный плоский животик, в котором четко прорисовывались контуры аккуратненьких кубиков пресса. А поблескивающий в огнях прожекторов словно звездочка, пирсинг, находящийся в пупке омежки, еще больше приковывал взоры к этому, и без того соблазнительному месту. Широкий пояс, украшенный бисерной вышивкой и различными сверкающими висюльками и монетками, позвякивающими в такт малейшего движения тела, маняще подчеркивал каждый изгиб бесподобной задней нижней половины тела. Изящные кисти рук и лодыжки обрамлялись несколькими широкими браслетами, сделанными под золото, которые своей массивностью еще боле подчеркивали благородную утонченность. По залу пронесся гул и ропот восхищенных возгласов. Видимо, не только у Салиэнса все внутри замерло и перехватило дыхание от увиденной красоты, представшей сейчас на сцене. Альфа сразу обратил внимание на то, что рассматривает красавчика-подростка совсем не так, как подобает смотреть на ребенка взрослому и порядочному мужчине, а с излишним вниманием разглядывает того, как потенциальный сексуальный объект. Прежняя сонливость пропала, словно ее и не было. Эратте стало жарко и как-то не по себе. Но справиться с собой не получалось. Абсолютно все в этом мальчишке: густо накрашенное на восточный манер лицо, чрезвычайно сложное и красивое хитроплетение на голове, вероятно состоящее из до умопомрачения длинных светлых волос (хотя это шикарное произведение вполне могло быть и искусственным — париком), и убранное всевозможными блестящими штучками, оголенный живот, худенькие, крепко сбитые бедра, подчеркнутые поясом и ниспадающей тканью, утонченно-длинные сережки-ниточки, украшающие хрупкую беззащитную шейку… — вызывало очень нехорошее желание. Пойти прямо сейчас на сцену, по-собственнически грубо схватить омегу за косу, силком утащить его в машину, потом отвезти к себе в берлогу, а там… — «Господи! Салиэнс, да что с тобой такое? Да как тебе не стыдно, думать такое?! — разозлился на себя мужчина, — Ну что за извращенный бред находится в твоей старческой голове? — тут он ноздрями уловил призрачный и очень приятный аромат, исходящий явно со сцены, — Неужели, течка?!… У пацаненка точно наблюдалось его критическое время. Вот это блин сюрприз! — теперь стало понятно, откуда появились дикие мысли. Салиэнс раздраженно оглянулся назад в зал, он буквально переливался горящими волчьими взглядами, которыми пожирали присутствующие альфы, молоденького воспитанника. — Да его в щепки порвут! Как же Майкл мог допустить такое?! Он что, совсем головой не думает?!…» — Эратта хотел было сделать справедливое замечание директору по этому поводу, но когда он повернулся к Эспри и увидел… с Каким лицом тот наблюдает за омежкой… тут же передумал вообще что-либо спрашивать у него. Руки омеги были чуть согнуты в локтях и разведены в стороны, а в ладошках он держал две большие декоративные свечи, вправленные в ажурные металлические подсвечники. Ведущий, с помощью непонятно откуда взявшейся у него в руках зажигалки, очень эффектно поджег свечи, потом поклонившись, удалился за кулисы. Видать это сделали для того, чтобы подозрительный зритель вдруг не подумал, что свечи являлись какими-то обманными фонариками. Свет приглушили и в полутьме полупризрачная фигурка освещалась практически только двумя огоньками, придавая ей еще более мифический вид. Заиграла приятная восточная музыка, преисполненная глубокими небыстрыми ритмами, незамедлительно вызвавшая в душе зрителей волну «мурашек» и непреодолимое желание подвигать своей филейной частью, усаженной в удобное кресло, в такт звучащей мелодии. Паренек улыбнулся публике лучезарной улыбкой и начал свое выступление. Салиэнсу казалось, что он уже на протяжении целой вечности, завороженно взирает на происходящее на сцене действо. Никогда ранее он не видел столь чувственного и проникновенного в душу танца. Мужчина затаив дыхание и кажется, даже не моргая, безотрывно наблюдал за волнообразным течением молодого тела, двигающегося в темп, наполненной легким и ненавязчивым эротизмом, музыки. Иногда возникало беспокойство, что мальчишка, извиваясь и крутясь вот-вот уронит подсвечники, или свечи, вдруг потухнут от резких и одновременно очень плавных движений. Но никаких осечек не происходило. Огоньки по-прежнему продолжали отбрасывать на тельце яркие и интригующие блики. А когда танцор начал подкидывать их, жонглируя ими в воздухе, и в тоже время умудряясь, то высоко подпрыгивать, сильно изгибая спину, то приземляться в идеальном шпагате на пол сцены, успевая резво подхватывать источники света — зал от напряжения словно застыл. Казалось, что загадочное существо и его действия совершенно не подвластны чувству земного притяжения. Затем ритм мелодии постепенно стал ускоряться. И Салиэнс впервые в жизни увидел, а в свои уже немолодые годы он успел повидать достаточно, как по-настоящему должен исполняться омегой танец живота. Не прекращая манипуляций с подсвечниками, подросток стал такое, что-то невообразимое, вытворять своими пластичными некрупными формами, что зрители аж привстали со своих кресел, дабы лучше видеть происходящее и не пропустить ни мгновения. Звенящие украшения на поясе, отчаянно метушась из стороны в сторону, отплясывали на играющих бедрах свой особенный бешеный танец и судя по всему, жили уже своей жизнью. Но это не противоречило ходу, мерно перетекающих одна в другую волн, создаваемых неторопливым колыханием мышц тугого животика. Мальчик сам вошел в раж от своих динамичных и жутко эротичных телодвижений. Щечки раскраснелись, прикрытые глаза лихорадочно блестели. Запах находящихся в зале альф, видимо начал сносить ему крышу. Он глубоко и часто дышал и от этого, грудная клетка вместе с расписной маечкой вздымалась и опускалась еще больше, зритель очень надеялся, еще один вздох — и он наконец получит возможность узнать, какой формы и цвета соски юного танцора, но к великому сожалению — костюм был четко рассчитан по меркам и его верхняя часть не приподнималась до такой степени. Потом мужчина заметил, что мальчуган то и дело поглядывает в его сторону. Поначалу Салиэнс подумал, что ему показалось, на почве очарованности мальчишкой, но нет… не показалось. Их взгляды встретились, омежка понял, что его скрытые поглядывания рассекречены и он, смотря уже непосредственно только на альфу масленым взором, медленно и с чрезвычайной профессиональностью, как для малолетнего отпрыска, обвел язычком соблазнительный контур пухленьких губок… Это был последний предел терпения… Мужчину вжало в кресло от захвативших его естество эмоций и возбуждения. Ширинка брюк позорно поползла, поднимаясь вверх. Ему стало еще более знойно, пришлось срочно расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки и ослабить галстук, чтобы не задохнуться. Зал неистово аплодировал в такт, достигшей апогея в своем диком исступлении, музыки. Омега озорно улыбнулся альфе, явно довольный произведенным впечатлением и, совершив еще несколько обжигающих покачиваний хорошенькой попкой, подкинул свечи высоко к потолку. В плавном переходе оказавшись на коленях, он, волнообразно скользя плечами и раскинутыми в стороны будто крылья птицы, руками, стал размеренно опускаться назад, прогибаясь в невероятном изгибе. «Боже, да он сейчас себе спину сломает! — промелькнула в голове Салиэнса паническая мысль, — И свечи… он не сможет их поймать, это нереально!…». Но когда между спиной мальчика и полом оставалось всего ничего, его ладошки резко развернулись и на них, в сопровождении финальных пафосных аккордов, мягко и четко приземлились подсвечники, со все еще горящими светилами. И только после этого руки, затылок и лопатки омеги окончательно коснулись поверхности пола… Он замер. Музыка стихла. Потрясенная публика молчала, погрузившись в ступор. Наступила долгая и тягостная тишина, не нарушаемая ничем. И ей, казалось, уже никогда не будет конца. Но затем, где-то в глубине зала послышались неуверенные одинокие хлопки, потом к ним добавились еще одни, такие же приглушенные и, актовый зал буквально взорвало бурей яростных рукоплесканий, свистов и душераздирающих криков «Браво!». Омега пошевелился, будто внезапно оживая от разрывающих пространство гула и рева. Грациозно поднявшись, он легко и изящно поклонился зрителям… Это был невероятный успех! Все зрители аплодировали стоя. Пареньку несколько раз приходилось выходить на сцену с благодарным поклоном, так как беснующаяся толпа еще долго не могла успокоиться, не давая возможности начать говорить ведущему его прощальную речь. Директор был вне себя от увиденного им зрелища. Он самозабвенно, вместе со всеми, хлопал в ладоши, напрочь позабыв о том, что он сейчас находится рядом с супругом. Который на протяжении всего танца мальчишки, очень внимательно наблюдал, с каким откровенно доходчивым выражением лица Майкл, прямо-таки захлебываясь слюнями, не сводил злобно-ревнивого взгляда с крашенной сучки… Каким образом Салиэнс Эратта оказался в большом конференц зале, где был устроен банкет для приватных гостей, он не помнил. В себя он смог прийти только когда залпом осушил уже второй по счету стакан ледяной минералки. Перед глазами до сих пор танцевал чарующий образ фигурки, но сознанию после принятия остужающей жидкости с колючими пузырьками стало намного легче справляться. Мысли постепенно приходили в норму и до него вдруг дошло, что пора бы ему, после пережитого, отчаливать обратно домой, как в принципе он и планировал. Есть и пить не хотелось, хотя накрытые столы буквально ломились от всевозможных деликатесов и поразительного разнообразия выпивки. Общаться с толпой взбудораженных гостей, тем более, не возникало ни малейшего желания. Он хотел было перед уходом пообщаться с Майклом, но это оказалось неосуществимо. Директора осаждали со всех сторон, в основном с бесконечными расспросами о его, ставшем необычайно популярным воспитаннике. Особенно усердствовали в этом японцы, оказавшиеся представителями какой-то всемирноизвестной школы искусств. Но у мужчины не было сил вникать во все сложности. Он решил, что за свой внезапный уход он сможет извиниться позже и решительно направился к двери. Никто и не заметил, как она за ним тихо закрылась. Альфа был уже на полпути к выходу из здания, как внезапно тихий голос, раздавшийся за спиной, заставил резко остановиться: «Вы уже уходите? Вам у нас не понравилось?…». «Блять! Ну неужели просекли, даже спокойно уйти не датут!…» — пронеслась в голове Салиэнса злобная мысль. Он за секунду приготовив тысячу оборонительных отговорок, обернулся и… перед ним стоял мальчишка. Его сложно было не узнать, хотя на подростке была одета обычная форма воспитанников приюта, а лицо не содержало и грамма косметики — знакомая прическа, которую паренек видимо не успел расплести (к тому же вблизи стало отчетливо ясно, никакой это не парик — красота настоящая), и запах… тот самый запах, который подчистую вынес ему мозги во время концерта, только теперь ставший еще более сильным — говорили о том, что это и есть, известный ему танцор. — Э… Да нет, очень понравилось, просто мне уже пора, — альфа сконфузился, вспомнив свою подлую эрекцию на вечере, — А ты почему разгуливаешь в одиночестве? Это опасно… — Да, я знаю… В общем-то, я тоже собирался уходить. Не хотите провести меня? — Э… Прости что?… Провести? Куда это… ты хочешь чтобы я провел тебя? — мужчина обомлел, — А что ты вообще тут забыл? Разве тебе не положено сейчас находится в особом корпусе? Ты ведь понимаешь о чем я? Столько посторонних… — Вы столько вопросов задаете… Не подумайте, я все прекрасно осознаю, насчет своего состояния. Просто хотелось отдышаться после выступления, а это самое высокое здание здесь. С крыши открывается очень красивый вид. Вы можете пойти со мной и посмотреть... Там правда очень красиво… — Нет уж уволь, я не любитель гулять по крышам, — из-за близкого присутствия, готового к спариванию омеги, тело вновь начало заполнять нестерпимое чувство возбуждения, Эратта всячески старался противостоять этому, однако инстинкты мало-помалу брали свое. — И куда только охрана смотрит… Что по зданию, где сейчас столько альф, бродят малолетние омеги. — Им сейчас не до меня, они разгоняют с территории оставшихся посетителей, так что вряд ли они заметят мое отсутствие, — мальчишка загадочно улыбнулся, - О, и я никогда бы не поверил, что вы боитесь высоты? Или вы опасаетесь малолетних омег? — Я не боюсь высоты и не опасаюсь ничего такого, что могло бы прийти тебе на ум. Я беспокоюсь прежде всего о тебе, — мужчина уже не знал, как отделаться от источника, сводящих его с ума дразнящих потоков. Но оставить беспомощного ребенка одного, он не мог… Звонить директору было глупо — зачем поднимать лишнюю шумиху, может пареньку и правда приспичило подышать воздухом, если учесть какой сложный был у него сегодня день. Но разве обязательно для этого, нужно лезть на крышу? Хотя, черт его знает, какая белиберда пребывает в мыслях омеги. Как ни крути — некоторые поступки этих странных тонких существ совсем нельзя назвать разумными или как-то объяснить логически, а в период течки так и подавно, — Так и быть, куда ты хотел, чтобы я тебя провел? — Ну… на улицу, а там к бассейну, я хотел немного поплавать перед тем, как меня сошлют в этот особый корпус, — омежка поморгал на него невинными кошачьими глазками, необычного оттенка голубого цвета. — Мм… Корхем, так ведь тебя зовут? На мой взгляд, ты совсем не осознаешь реальности происходящего. Какой сейчас бассейн?… Тебе срочно надо уходить в безопасное место. Так что никаких разговоров… Давай, живо показывай, как пройти к тому зданию, иначе я немедленно звоню директору. — Ладно… Ладно. Не надо звонить, вы меня уговорили, пойдем, — мальчишка доверительно взял альфу за руку, — Только мы выйдем через другой выход, здесь и правда можно встретить охранника или еще кого. От касания маленькой ладони к своей альфа потерял дар речи, не в состоянии произнести ни слова, он слепо следовал за омегой, ведущим его в неизвестном направлении по полутемному лабиринту из коридоров и лестниц. Но разорвать их совместное прикосновение, почему-то и не пришло ему в голову. Когда они оказались на воздухе, Салиэнс смог, как можно больше вдохнуть в свои легкие живительного прохладного кислорода, что немного отрезвило рассудок. Вечернее летнее небо было практически полностью окутано мглой, и среди окружающих деревьев едва просвечивалась, медленно и неумолимо исчезающая полоска солнечного заката. — Где это мы? — оглядываясь растерянно по сторонам спросил Салиэнс, не понимая своего местонахождения. Где-то отдаленно слышались голоса, смех и грозно предупреждающие просьбы покинуть посторонних уже закрывающуюся зону. Похоже мальчик не солгал, говоря о том, что охрана старательно отправляет восвояси, затерявшихся среди густой растительности парка гостей, получивших возможность побродить по красивому и интересному месту. — Мы вышли через запасной выход, отсюда ведет тропинка через парк и можно удобно скоротить путь… Не бойтесь, я очень хорошо знаю местность, мы не заблудимся даже в темноте. И нас никто не заметит, — омега и не думал отпускать ладонь альфы, а еще более ее сжал, вроде как успокаивая. — С чего ты опять придумал, что я чего-то боюсь или переживаю, что нас могут заметить? — Салиэнс последними остатками крупиц разума понимал, ему сейчас просто необходимо вырваться из цепких маленьких пальчиков, захвативших в плен его руку и, громко позвав охранников, отправить мальчика под их надзор, а самому безотлагательно убираться отсюда куда подальше, пока не случилось что-нибудь непоправимое. Но он не смог сделать этого… — Но вы ведь сами понимаете, что лучше, если вас не увидят в моем обществе. И ничего я не придумал, просто вы так часто вздыхаете, вот я и решил… — Слушай, хватит уже болтать. И давай пошли, мне правда давно нужно ехать по своим делам, — резко и несколько раздраженно оборвал омежкины умозаключения мистер Эратта, — И вообще, объясни мне пожалуйста откуда у тебя ключи от черного входа, по-моему, они не должны находиться у тебя. — Я иногда их незаметно одалживаю, когда появляется желание прогуляться по крыше, — Корхем снова повел мужчину только уже по еле заметной тропинке, длинно плетущейся через густые заросли кустарников и деревьев, — Но если вы так спешите, я могу и сам добраться… — И чтобы потом я до конца своих дней чувствовал себя виноватым, если с тобой что-то случится. Нет уж, лучше я проведу тебя. И смотрю… местный персонал совсем тут ни зачем не присматривает. Воспитанники творят, все что им вздумается. — Только те, кто умеет это делать, не все подряд… Через некоторое время путанных блужданий меж темных зарослей, которым, как уже начал переживать Салиэнс никогда не будет конца, деревья все-таки неожиданно расступились, взору альфы предстало знакомое очертание строения и совершенно не того, к которому по идее они шли. Это было большое здание бассейна, которое он этим утром посещал вместе с другими гостями. — Знаешь… мальчик… может хватить меня дурить, — возмущению не было предела, — Ты что… совсем меня за идиота принимаешь, если я не знаю дороги, то совсем не пойму куда мы пришли?! — Извините меня… Я вовсе вас таким не считаю, но сейчас, мне очень необходимо освежиться, — парень освободил руку альфы и посмотрел на того полностью виноватыми глазами, — Простите, что обманул вас… Вы можете уходить, не буду больше вас задерживать, я совсем немного поплаваю и вернусь к воспитателям. Большое спасибо, что провели. Это самый опасный путь, дальше никаких неприятностей не предвидится, сюда вряд ли кто-то придет в поздний час… — омега направился в сторону, освещаемой лишь одиноким, едва дышащим фонарем, двери, должно быть очередного черного входа. — Постой! Ты же вот так просто, не можешь уйти! Здание ведь закрыто, как ты попадешь внутрь? — Эратта был в ужасном замешательстве, он все равно настойчиво следовал за упрямцем и не знал, что же такое эдакое предпринять, чтобы образумить малолетнего неслуха, а может и себя заодно… — Подожди… не хочешь ли ты сказать, что и от бассейна у тебя есть ключи? В ответ омежка оглянулся на альфу и хитро улыбнулся. Потом достав что-то из кармана, продемонстрировал маленький ключик. — Ты прямо местный заведующий по нелегальному открыванию всех запретных ходов и дверей школы… — осуждающе покачал головой Салиэнс, — Ну разве так можно? — Можно, коли действуешь осторожно. Если постоянно выполнять предписания и следовать правилам, то тут можно просто не выжить от скуки и всякой всячины. — Что ты имеешь ввиду под словами «всякая всячина»? Тебя здесь обижают? — Да ничего особенного, не забивайте себе голову. Может тоже искупаетесь? Вода свежайшая, ее как раз перед вашим утренним обходом меняли, — омега уже тихо отпер дверь и приглашающе приотворил ее, — Наверняка сегодня у вас был нелегкий день. — Ты случаем где-нибудь не подрабатываешь искусителем на пол ставки? — альфа уже окончательно прощался с остаточным флюидом адекватного разумения происходящего, который все еще пытался прокричать ему напоследок: «Салиэнс, беги отсюда! Беги что есть мочи!…», но он не хотел слышать его, — Малыш, ты разве не понимаешь, что нарываешься? — Вы меня во всех смертных грехах обвиняете… Но я же ничего не делаю такого, чтобы мне не нравилось, или не понравится вам. Так ведь? — парнишка неожиданно прильнул к груди мужчины, обнимая его за спину. Щечка, нежно ласкаясь, потерлась по расстегнутому пиджаку, а носик с нескрываемым наслаждениям шумно вдохнул в себя, такой приятный и будоражащий запах самца. — Вы же сейчас хотите, чтобы я нарвался? — Бог мой! Маленький мой… Да что же ты творишь?!… — единственное, что смог произнести альфа, перед тем как ухватив омегу за талию, с силой втянуть его в темный коридор, освещенный слабым мерцающим светом пары аварийных лампочек, хоть плотно закрыть за собой дверь не забыл. После, он полностью и бесповоротно отпустил себя — ничто не мешало неистово целовать нежные губки, жадно проникая в рот языком. Губки так же яростно отвечали его порывам. Маленький юркий язычок, казалось побывал везде и всюду и, встречаясь на пути с новым знакомым, трепетно переплетался с ним во влажном объятии. Руки тоже не оставались без действия. Альфа тяжело прижал собой мальчика к стене, крепко обнимая, он гладил и лелеял хрупкое упругое тело. Вначале бывшее для него недосягаемым образом, а теперь, ставшее сладкой реальностью. Постепенно поцелуи перебрались на шею, лаская тонкую кожу и соблазнительные мочки аккуратненьких ушек, ныне украшенных не длинными сережками, что были надеты на выступлении, а миниатюрными блестящими гвоздиками, похоже составляющими с пирсингом в пупке единый комплект. Омега дрожал в пылу неуправляемой страсти. Руки нагло забрались под рубашку Эратты, изнемогая от нетерпения, проворные пальчики нещадно массировали каждый мускул и выступ накаченного торса и время от времени мужчина чувствовал, как острые ноготки больно впиваются в кожу, что раззадоривало похоть с еще большей мощью. — Котенок, что ты делаешь? Я же сейчас совсем контроль потеряю… давай не будем торопиться, — с трудом проговорил мужчина, совсем не узнаваемым для себя голосом, таким осипшим и заторможенным он был. — А зачем контроль? Он только помешает… — в ответ Корхем, оторвавшись от спины и, ясно давая понять, что дальнейшее промедление равносильно его скорой смерти, стал дрожащими, но знающими свое озорное дело ручками, спешно помогать альфе освобождаться от, так мешающим им двоим пиджака и галстука и, зашвырнув их в неизвестном направлении, принялся с таким же ярым энтузиазмом расстегивать пуговицы на рубашке. Как только завидел обнаженную грудь, подросток с жадным остервенением буквально присосался губами к покрытому негустой растительностью статному участку тела, особенно уделяя внимание соскам. Альфа застонал, громко и трубно… Он вмиг сорвал с омеги его форменную рубашку, совсем не заботясь о том, что наверно порвал на ней все застежки и также быстро расстегнул его брюки, запуская внутрь под белье свои ладони. Омежка охнул, вся нижняя часть одежды под напором упала к ступням, мальчишка остался почти обнаженным, перед восхищенным от увиденной красоты и изнывающим от желания взглядом. Мужчина даже отстранился, чтобы лучше видеть, представшую взору прекрасную наготу. — Тебе кто-нибудь говорил, как невероятно ты красив? — спросил Салиэнс, хрипло сглатывая подкативший к горлу ком обильной слюны. — Да говорили, и не раз, но это сейчас не имеет значения, — ответил омега, вновь прижимаясь к альфе и продолжая свои нежности, — Вы тоже очень красивы, а пахнете… Распаленный страстью и ревностным пылом, альфа начал лихорадочно расстегивать ремень своих брюк, затем молнию и, болезненно пульсирующий возбужденный член, наконец получил, так долго желаемое освобождение, от стесняющей его свободу мучительной тесноты одежды. Продолжая непрерывно покрывать юную податливую плоть горячими поцелуями, Салиэнс нежно прикоснулся к мягким пружинистым ягодицам. Жадно охватив их ладонями, он почувствовал насколько уже мокрыми и липкими они были от интенсивно выделяюшейся смазки, которая тягучей струйкой бесконечно тянулась по внутренней стороне бедер, раздразнивая ноздри одуряюще привлекательным запахом. Он пальцем осторожно проник в маленький источник соблазнительной влажности. Внутри оказалось чрезвычайно узко и жарко. Мальчишка поначалу, почувствовав в себе чужака боязливо напрягся, но альфа не сдался. Отступать уже нереально ни для кого из них. Вскоре желание таки взяло верх, внутренние мышцы, уступая плавному настойчивому напору, послушно поддались навстречу поступательным и массирующим движениям, любезно позволив проникать в себя глубже и глубже. Омега прерывисто и тяжело дышал, безвольно распластавшись на груди альфы, так как подгибающиеся от напряжения конечности совершенно не могли держать равновесия. Мужчине приходилось поддерживать тельце другой рукой, чтобы оно не упало. Хотя Эратта и был отчасти огорчен и удивлен, что он у омежки не первый, но как бы то ни было, тот все равно очень тесный, а Салиэнс привык заботиться, чтобы любовники от секса получали обоюдное удовольствие, поэтому он все так же продолжал кропотливо разрабатывать анус, бережно добавив к процессу второй палец. Искать более удобное и подходящее для соития место, уже не представлялось возможным. Омега вообще себя не контролировал, и казалось, совершенно не осознает где находится и что делает. Он судорожно цепляясь пальцами за расстегнутую и надорванную в некоторых местах рубашку и что есть силы прижимаясь небольшим, твердо стоящим достоинством к чреслам альфы, совершал неприличные и агрессивные трения о его обнаженный член в такт ритмичных и хлюпающих движений внутри себя. Когда он начал дико подвывать и кусаться, оставляя на груди и плечах красно-синеватые следы, альфа понял, что тянуть уже не куда. Осторожно поддерживая омежку, он грузно прислонился спиной к прохладной стене и скользнув по ней вниз, оказался сидящим на полу. Корхема он плавно опустил на себя, устраивая его поудобней и одновременно избавляя от все еще болтающихся на ступнях скомканных брюк и трусиков. Малыш жалобно заскулил, когда из него вынули пальцы… — Не переживай… Я сейчас… Сейчас все будет… Я все сделаю… — тихо, словно колдовской заговор повторял Салиэнс, успокаивая, не по-детски разбушевавшегося подростка. Он сам был на взводе, кровь бурлила по венам с бешеной скоростью, отдаваясь гулом в ушах, и горячей пульсацией набухшей головки, готовой взорваться в любую минуту. Очень сложно было управлять ситуацией и отдавать отчет своим действиям. Взволнованно приподняв упругую попку, Эратта неспешно направил ее на свой воинственно торчащий немаленький орган. Растянутые, тщательно подготовленные мышцы без видимых проволочек охотно приняли распаленного гиганта в свои знойные недра. Альфа, обливаясь лошадиным потом, пока не дал мальчику возможности шевелиться, крепко удерживая за ягодицы беспорядочные порывы с ходу начать безумную скачку, он с трудом заставил его замереть и привыкнуть к новым ощущениям заполненности внутри себя… Потом начал двигаться, тактично и неуклонно задавая темп. Толчки были легкими и незначительными. Омежка конвульсивно сжимая бедрами партнера, и упершись руками в грудь, безжалостно царапался и пощипывал его нательные волосы, судя по всему подсознательно мстя, за столь мучительно долгое промедление. Подгоняемый несильной болью, тот прибавил обороты. И спустя недолгое время, темп стал отчаянно неукротимым… Любовники неотрывно смотрели друг на друга, наслаждаясь видом и разгоряченными движениями друг друга. Альфа отпустил омегу, давая полную свободу и возможность вытворять с ним и с собой, все, что ему вздумается… Он занялся услаждением нежной груди и спинки подростка, трепещущих словно осиновый листик от каждого поглаживающего прикосновения его рук. Получив наконец желаемое, мальчишка перестал бесноваться и громко стенать, и помещение теперь заполнялось негромкими тяжелыми хрипами и вздохами альфы, и проникновенными едва слышными постанываниями юнца… Когда мужчина почувствовал, что близится развязка, и паренек вот вот кончит, он, легко обхватив пальцами его орган принялся со всей искусностью опытного любовника всячески ему помогать, а сам постарался приготовиться вовремя покинуть гостеприимную глубину. Но после того, как ему на руку и живот потекли белесые липкие капли, говорящие о том, что омегой уже достигнуты все возможные вершины наслаждения, его захватили врасплох мощные сокращения мышц. К тому же малец, сильно сжавшись, насадился на немалое половое орудие, вдвинув его в себя еще глубже, чем оно было. — Подожди!… Не надо!… Я же сейчас… — Эратта не успел договорить, как сперма обильным потоком стала до краев заполнять омежье нутро. — Он попробовал, пока еще не совсем поздно, вырваться из железного захвата. Но очередной шквал внутренних спазм и то, что мальчишка, не обращая никакого внимания на протесты, довольно цепко держался за него бедрами и руками, не дали ему этого сделать. Он попал в плен… Плен таких невероятных и фантастических ощущений, что уйти от них, или как-то противостоять, он не мог… и не хотел. Альфа ощутил, как несказанно увеличивается в размерах его мужское достоинство, неумолимо распирая и расталкивая горячую плоть вокруг. И как затягивающе ласково его член обволакивают влажные ткани, зажимаясь плотным неразъемным кольцом вокруг головки и вновь, одаривая разомлевшее тело несравненным оргазмом… Когда все кончилось, Салиэнсу ровным счетом было плевать: что он трахнул несовершеннолетнего и возможно наградил его ребенком, не успев вовремя предохраниться, что в скором будущем произошедшее наверняка повлечет за собой очень нехорошие последствия, и даже на то, что в любой момент сюда мог кто-то зайти… Ничто не беспокоило, настолько хорошо и свободно, он себя ощущал. Отдышавшись, парочка таки добралась до самого бассейна. Совершенно голые, плескаясь и брызгаясь, будто маленькие дети, любовники с наслаждением предавались восстанавливающей силы водной прохладе. Мужчина уже забыл, когда последний раз он так задорно и беззаботно смеялся, когда игрался с омежкой в «кто кого переплывет», или когда ему пришлось расплетать его намокшую растрепавшуюся косу, вытаскивая из нее разноцветные блестящие ленточки и спутанные низки бусинок… Он старался действовать осторожно, не причиняя излишней боли, но у него не всегда получалось. Мальчишка пищал и дергался, а альфа по-садистски улыбаясь, продолжал над ним издеваться. Наконец, когда хаос на голове, не без колоссальных усилий, привели в порядок, Салиэнс просто не ожидал, насколько на самом деле, волосы были шикарными и длинными… Вдоволь наплававшись и набултыхавшись в бассейне, Корхем предложил пойти в душ и там, его заново неожиданно «накрыло» приступом возбуждения. Альфа и омега вновь безудержно удовлетворяли друг друга, соединяя тела под струями горячей воды… После того, как они все же смогли ополоснуться и высушиться с помощью личного огромного полотенца омеги, парочка вдруг обнаружила, насколько в плачевном и растерзанном состоянии пребывала их одежда, но деваться некуда, пришлось ее как-то облагораживать и одевать, не выходить же наружу совсем нагишом… Тщательно прибрав все вещественные доказательства своего незаконного пребывания в этом здании, любовники, с глубоким сожалением, что все хорошее рано или поздно заканчивается и им пора расставаться, выбрались на улицу. Глубокая ночь, приветливо освещалась огромным белым диском луны, а окружающая тишина перебивалась стрекотанием ночных сверчков и неимоверно громким кваканьем лягушек, доносившегося со стороны небольшого паркового пруда.