От судьбы не уйдешь. Или первое впечатление всегда будет верным.

Деис всем сердцем уповал на то, что сегодня утром, перед отъездом Салиэнса на деловую конференцию, ему не успеют испортить настроение. По крайней мере, началось оно — это утро, как нельзя лучше. Были совсем ранние часы. И к большой радости, пока не наблюдалось в поле обозрения, устали не знающего, юного спортсмена. Похоже, влюбленные молодожены, до сей поры наслаждались жаркими объятиями друг друга в спальне отца. Неужто решил перерыв сделать. Иногда такое бывало, но не часто. В честь чего интересно? Может папочка по поводу отъезда, устроил мелкому до такой степени веселенькую ночку, что тот не будет, хотя бы сегодня никого доставать своим «божественным» присутствием. Значит, наконец-то появился шанс провести короткий утренний отрезок времени в полном спокойствии, сидя на веранде за своим любимым столиком, в полной мере наслаждаясь чашечкой ароматного кофе и, наблюдая за Природой, а не за мотающейся туда-сюда по садовым дорожкам одинокой миниатюрной фигуркой. И молодой альфа, ловя редкий момент счастья, стремглав сварил себе кофе и на скорую руку слепив пару бутербродов, прямиком направился к веранде… Для Деиса стало полной неожиданностью, что мальчишка ничего не попортил и не захламил, в выделенных ему апартаментах. Они содержались, как было установлено после нескольких рейдов тайной инспекции (устроенных с целью обнаружения какого-нибудь мамаевого погромища, к которому можно хорошенько придраться), когда подростка не было видно на горизонте, как ни странно, в идеальном порядке. Подкопаться к большому огорчению оказалось не к чему. Единственное, что изменилось в комнате покойного папы-омеги, так это то, что теперь там появилось намного больше цветов, а лоджия так вообще, превратилась в один сплошной благоухающий розарий, за которыми омежка тщательно и с любовью ухаживал. «Вот же садовод-озеленитель хренов! Одной грядки ему мало стало…» — думал про себя Деис, но в душе, был даже благодарен ребенку — комната стала живой, не то что раньше, когда она походила на холодный музейный мемориал. За это, он отчасти даже простил разбойнику испохабленную дорогостоящую лужайку. Но своими покоями мальчишка пользовался лишь в дневное время… То, что Корхем, не откладывая в долгий ящик, сразу же перебрался ночевать к отцу, в некотором роде шокировало. Нет, не в том смысле, что они не имели права спать вместе. Как-никак, ребенок будет. Просто молодой человек не особо знал папу, именно с этой — интимной стороны. Он в принципе догадывался, родитель не живет уж совсем аскетической жизнью. Время от времени, в ней изредка случалось такое явление, как секс. Разумеется, никто не приводил любовников домой, равно как и Деис, за исключением нескольких, с которыми встречался достаточно долго, и поначалу планировал вроде как начинать с ними семейную жизнь, пока не наступал, порой болезненный для обеих сторон разрыв отношений. И таких привилегированных кандидатов, после последнего, давшего огромную слезную трещину романа, у него уж давно не наблюдалось. Ну, а касательно отца… Тут целиком и полностью запущенный случай. Он категорически не собирался менять холостой статус. Деис в подробностях не был осведомлен, кем являлись партнеры Эратты старшего, но он абсолютно был убежден — с ними папочка, никак не планировал прожить долгую и счастливую совместную жизнь. И то, что эти кавалеры представляли собой от, а до я всецело взрослых совершеннолетних людей, тоже не вызывало сомнения. Вообразить отца в роли извращюги — пожилого любителя детских омежьих попок, даже фантазии не хватало. И Эратта младший целиком терялся в догадках, как такой диковинный фокус вообще мог случиться, что сейчас, представительный серьезный мужчина, на полном серьезе увлекся малолеткой, которому шестнадцати нет. Когда у омеги происходят его сложные критические дни, понятно — феромоны, запахи, бесконтрольное влечение — альфа физически не способен этому противостоять. И не играет роли какая у омежки внешность: писанный красавец, или самый законченный урод, не имеет значения возраст — тринадцать, пятьдесят — самец в любом случае вытрахает, хотящее секса, не меньше чем сам альфа, создание по самое не могу, и будет спариваться с ним пока не кончится течка. А что потом? Это другой вопрос… Чувства, отношения, на данном этапе ничего не значат, только физиология... один сплошной, дикий до безумия трах. А что интересно, в данной ситуации происходит? Он понял, отец тогда непосредственно на привлекательный запах соблазнился. Но сейчас, когда давным-давно должно пройти гормональное наваждение, Салиэнс вовсе не ведет себя как альфа, просто скупо исполняющий долг перед «родиной», самоотверженно взяв заботу о залетевшем от него омеге… Наблюдая за тем, как он носится с мальчишкой, нянчится, переживает, воспитывает… целует — убеждало, дело не только в залете. Он полюбил малявку, в буквальном смысле. И продолжает трахать его, хотя течка и близко не причем! Судя по заспанному, но безгранично счастливому лицу, с которым появлялся папуля на завтрак, понятно же — не детские сказочки они читают друг другу ночи напролет. Разве такое может быть!? Его идеальный во всех отношениях отец втюрился в школьника и живет с ним стабильной сексуальной жизнью, типа оно так и надо. Переплюнув тем самым, по всем параметрам сына — эрудированного знатока всех любовных дел и извращений. Он же перепробовал наверное все, в рамках общечеловеческой морали конечно… Но чтобы с малолетками? Начиная с совершеннолетия и заканчивая сим днем, самым младшим по возрасту его любовником был семнадцатилетний. И то, он когда спал с ним, ощущал себя преступником. Ну, а папа… Ох и папа… Куда ему — Деису до него… со всеми своими знаниями. Может мальчишка вскружил голову своими эротическими навыками. Его прошлый любовник — Майкл Эспри, зрелый, наверняка сведущий в постельных играх мужчина, естественно он обучил зазнобу массе интересных, заводных штучек, которые в койке многим альфам понравятся. Но хорошо зная своего папу, Деис был уверен, все обстоит намного сложнее, и дело не просто в похоти. Он все чаще стал замечать, что мальчишка испытывает к его родителю взаимные чувства, и похоже настоящие… Каким искусным притворщиком он бы ни был, но Деис не мог себе представить, что человек способен настолько правдоподобно изображать искренность. Видя, как мальчик льнет к отцу, улыбается в ответ на заботу — ну не могла такая красивая и чистая улыбка быть лицемерной. Скорее всего именно она заставила тронуться лед, под непомерной толщей которого, столько времени находилось родительское сердце… И Деис поневоле стал менять мнение об омеге, хотя держал это при себе. Ведь кто, как ни он, встал на защиту отца перед родственниками. Родня, не успев узнать о решении главы семейства связать себя узами брака с, одному черту известно каким, сомнительного морального поведения, выходцем из приюта, в буквальном смысле взбеленилась, и всей гурьбой поднялась на дыбы. Деис сам не приходил в дикий восторг от происходящего. Но когда старички, после неудачного приезда, начали по телефону наяривать именно ему, это было слишком. Чего он только не услышал, и даже в свой адрес. Сперва начали наезжать: почему он, видите ли вовремя не вмешался, и не остановил произвол, что вытворяет тут шлюшного вида отпрыск, как он вообще позволил, ему переступить порог дома и почему не образумил отца… Который сейчас, похоже вообще ничего не понимает и не осознает, находясь под влиянием продажной потаскушки. Если бы это были просто люди, а не его горячо-любимые дедушки, то он без колебаний послал бы их на хуй, сказав: мол разбирайтесь сами. Их дите давно выросло, успело немного состариться и вполне способно принимать решения самостоятельно. Но все-таки он любил старичков, и с ними приходилось разговаривать в вежливой форме. Пришлось перед ними даже выгородить омежку, начиная с того: что, с чего они вообще взяли, что отпрыск — шлюшного вида? Просто из-за того что красивый? Но это глупости… Что отец, по их мнению, должен выбирать себе каких-то жаб, чтобы его выбор не приняли за шлюху? На самую настоящую блядь больше смахивает тот — высокосветский омежка, с которым они — дедушки, его как-то познакомили на приеме… И с которым он, по их отчаянно-убедительному настоянию, некоторое время встречался, но в следствие отнюдь неблаговоспитанного поведения сего выпендрежника, его чуть навсегда от омег не отвернуло… А Корхем, как всем прекрасно известно, сидит целыми днями дома, спокойно садит цветочки, вообще не выходя за пределы особняка, только разве что с отцом. И ничего страшного не делает, дорогих подарков не требует, и больше того — даже не помышляет о том, чтобы изменять папе.Так за что они… называют его продажным? При упоминании об, не очень приятном случае из прошлого, родственнички попритихали, чувствовали гады вину, что хотели навязать внуку в супруги этого влиятельного, но как оказалось, дурно воспитанного щеголя… И поменяли тактику. Теперь они, без каких-либо обиняков, стали слезно умолять, чтобы он твердо повлиял, на потерявшего рассудок от любовных чувств Салиэнса и попытался остановить его от совершения глубочайшей ошибки. На что Деис им только и ответил: Что уже давно пытался это сделать, но отец настаивает на своем, и он уже не в силах ничего изменить. Да и больше не имеет никакого желания вмешиваться… Что он уже забыл, когда видел своего папу таким счастливым и смеющимся… Что с появлением в доме мальчишки, он наконец ожил, у него появилось желание и стимул продолжать жизнь, как полноценного здорового мужика, а не непонятно кого. Что, не помнит, когда за последнее время у него был очередной приступ депрессии, из-за которой, сыну приходилось, по полной нагружать отца всякими различными делами, и быть постоянно рядом, чтобы хоть как-то отвлечь от дурных мыслей. Так может, на самом деле чертеныш не такой уж страшный, как они себе нарисовали? И нет ничего дурного в их свадьбе, и это не никакая ошибка, что они будут вместе? Старички упали в осадок от всех его заключений, но возразить ничем не могли, так как он, как ни крути, изрек правду. Свою точку зрения они не поменяли, но по крайней мере, перестали доставать отца, и собственно Деиса своими подозрительными умозаключениями насчет предстоящего события. Заявив, что они возлагают надежды лишь на одного Бога, что внук окажется прав, и мальчишка правда хороший, и что их сын все-таки будет счастлив. Но они, как бы то ни было останутся при своем, что не верят в чистосердечность малолетнего приживалы, слишком уж он красивенький и чересчур рано начал свою половое развитие, как они сказали, для порядочного и культурного омежки, и становиться свидетелями того, как сын может погубить свою честь и достоинство не собираются, поэтому своего согласия на брак не дают. И что остальные родственники их полностью поддерживают… Деис, в свою очередь, тоже очень надеялся, что он не ошибся в своих выводах, и что так горячо не встал на сторону стариков, переживающих за то, чтобы их сыну, как говориться, не нагадили в душу. А если вдруг выплывет, что омега все-таки врет и их опасения окажутся обоснованными? То молодца-разводилу, без сомнений и колебаний, можно номинировать на премию „Оскар“, как наилучшего актера всех времен и народов, и он получит свою номинацию, как ни прискорбно так думать, вполне заслуженно. Здесь даже мозг сильно напрягать не надо, чтобы узнать, каким ударом для отца, да и не только для него, станет это открытие и об этом даже не хотелось думать… Деис долго колебался, идти ли ему на ту чертову свадьбу, или нет. Он знал, отцу это важно, его приход добавит ему бодрости, но не смог… Но не из-за того, что боялся настроить родню против себя, он не пошел по другим — по личным причинам… Ласковая, чувственная, согревающая — улыбка очаровала не только старшего альфу. У Деиса волосы встали дыбом, когда обнаружил, что и его, она не оставляет равнодушным. Это совсем не тот, злобно-ехидный оскальчик с ощеренными зубками, которым мальчишка постоянно «одаривал» молодого человека, в ответ на его, иногда не очень лестные замечания. Да и что там оскальчик, он и разговаривал-то с ним исключительно через губу… Совсем не так, как с отцом… И в те моменты, когда он видел, как мальчонок с преданностью заглядывая в глаза папы, дарит ему Такую улыбку, как себе потом не стыдно признаться — становилось чертовски обидно, что неотразимая прелесть предназначается не ему. Вспыхивали смешанные, неоднозначные чувства, близкие по значению: не то с дикой ревностью, не то с черной завистью. Но что именно, и к кому конкретно — сложно разобрать. Вполне возможно, он ревнует отца, как он говорил, сыновьей ревностью и по-черному завидует омеге, что он уделяет ему кучу внимания и времени. И на это, предостаточно есть оснований. В детстве, когда ему так требовались забота и участие родителя — альфы, он был полностью этого лишен. Отец целиком поглощенный своими горем и выпивкой, наверное вспомнил о существовании своего сыночка, когда ему стукнуло только двенадцать. И он совершенно не знал, таких милых детских радостей — когда отец ведет тебя первый раз в школу, или когда радуется твоим первым отличным отметках, или вообще проявляет хоть какой-то интерес к твоим ребяческим занятиям. Ничего такого у него и близко не было. Все то время — со смерти папы — омеги, он вечно кантовался от одних дедушек до других, так как отец был не то, что в состоянии взять опеку над ним, он не мог о себе толком позаботиться. И навещал его крайне редко и скорее всего, почти сразу же забывал эти посещения, возвращаясь к себе. И неизвестно, как бы все сложилось и чем кончилось, пока он, в один прекрасный, двенадцатый день своего рождения, так и не дождавшись от папули никаких поздравлений, сам тупо не собрал свои монатки и не поехал к нему жить… насовсем… И он наверно сильно погорячился, что посчитал себя взрослым, когда ему стукнуло двадцать. Самостоятельным и вполне созревшим человеком ему себя пришлось ощутить в гораздо раннем, очень раннем возрасте. Что вспоминать… Все детские обиды и горести давно высказаны и прощены. Парень не копался в прошлом. Что толку его ворошить, и обвинять отца в испорченном детстве. Никто не виноват в смерти Мартина, только судьба, и никак не папа. Самое главное, ему удалось справиться… И Деис, к своему величайшему ужасу предполагал, что скорее всего непонятные эмоции, он испытывает в обратном порядке… Последнее время он дико завидует родителю. Что на его голову свалилось такое милое и забавное чудо, в образе маленькой язвы. И именно омегу он ревнует, и чтобы замаскировать перед своим я свои истинные чувства, изливает на него свою ненависть и злобу, которые возникают, не по той причине, что мальчишка ему противен, а наоборот… Он ему НРАВИТСЯ, сильно. В душе хотелось, чтобы у них все-таки были нормальные, человеческие отношения, без всяких подколов и грубостей. Но невозможно. Омега принадлежал не ему. И в этом вся проблема. Оспаривать свое первенство перед отцом — выше всяких норм и пределов… Тут даже помыслов подобных не могло быть… Он старательно засовывал все эти дурацкие мысли обратно в башку, уговаривая себя, что это самообман, ничего такого и близко нет, он просто все напридумывал. Но чем глубже он в себя это закапывал, тем сильнее и болезненнее оно потом выкорчевывалось, при виде милующейся друг другом парочки. И омежка получал очередную порцию толчков и оскорбительных пилюль в свой адрес. А признать настоящее, правдивое отношение к нему, просто не хватало храбрости… Поэтому он и не поехал на свадьбу, он чувствовал — она неправильная, не такая она должна быть, и не отец должен быть в роли жениха… Когда Деис практически достиг веранды, весь поглощенный всевозможными противоречивыми думами, он в буквальном смысле остолбенел, содержимое его рук чуть не выплеснулось, и не попадало прямо на него. Словно внезапно возникшая магическим образом „мыслеформа“, проявленная энергетической силой его раздумий, на Его любимом диване, взгромоздив на Его любимый столик, свои тощие, привлекательные конечности, восседало в полулежачей позе, существо — предмет его переживаний и с, совершенно бездумным выражением на лице, со скоростью изголодавшейся бешенной белки, грызло фисташки… Вот тебе и „доброе“ утречко… начало дня — „лучше“ и не придумаешь…