От судьбы не уйдешь. Или первое впечатление всегда будет верным.

Все, что происходило потом, после того, как миссис Воцем сообщила страшную новость, Корхем плохо осознавал. Он потерял реальность происходящего. Все последующие события медленно, как бы растянуто, плавно перетекали одно в другое, другое из одного, совершенно не откладываясь и не запечатлеваясь в голове. Они как бы проходили сквозь него, а может мимо, абсолютно не касаясь сознания. Корхем вроде был во всем и одновременно вне его. Полностью прийти в себя и соединить свое я с реальным миром, он смог только сейчас, находясь рядом с гробом, последним пристанищем мертвого тела дорогого мужа. …«Они сняли обручальное кольцо…» Когда экономка рассказала о смерти Салиэнса, мальчик не заплакал, не закричал, не стал переспрашивать: что, как, почему, не шутит ли она — все почему-то сразу стало ясно и понятно — супруг оставил его — навсегда. Хотя обещал, что этого никогда не произойдет. И Корхем это предвидел, еще вчера — приближение скорой разлуки, но не смог остановить, предотвратить ее, ссылаясь, что это, связанная с его положением обыкновенная истерия. Потому что Салиэнс не хотел… чтобы он сделал это. Еще, он ни капли не удивился и не ужаснулся тому, что Деис незамедлительно, категорично и даже не выслушав, сделал его виновным. Чему же тут изумляться, младший Эратта скорее поверит, что Земля плоская и держится на трех слонах, и черепахе, чем в то, что он искренне и по-настоящему мог любить его отца. И то, что сын вдруг решил, что приблуда-супруг каким-то образом, может быть причастен к такой внезапной кончине, совершенно не обескуражило. Ведь сегодня Деис по полной продемонстрировал, как и в какой мере он ненавидит его. Только за что?… Полиция? Он не испугался, он не виновен, а если обвинят, то сейчас ему нет до этого дела и собственно, какая уже разница. Пусть Деис пристрелит… Слушая громкие рыдания и причитания миссис Воцем, омега почувствовал, будто он все еще там — на дне ванны, никто не вытащил его и у альфы все-таки получилось утопить его — он просто умер, так же, как умер муж, только по-другому — другой смертью. Он утонул, а Салиэнс скончался в воздухе, и теперь они никогда не встретятся даже тут — на том свете. Господин Эратта смог продолжить свой дальнейший путь навстречу новому, а может прежнему счастью, а он — так и застрял здесь — под водой, на дне. Омега первый раз видел Берту Воцем плачущей, она же всегда являла собой пример для подражания, как самого спокойного и выдержанного человека в мире. И именно эта уравновешенность до невозможности бесила Корхема. И он никогда не предполагал, что этот полностью зачерствелый сухарь, коим он считал женщину, способен на проявление хоть каких-то эмоций. Когда-то, в другой раз, но не сегодня, он бы сильно удивился, увидев ее в таком состоянии, но сейчас ему было все равно, он никак не мог ей помочь. Ни успокоить, ни утешить. Он умер, а мертвые не в состоянии чем-то помочь живым… — Корхем, с тобой все в порядке? — омега не заметил, как затихли рыдания и женщина уже молча какое-то время с пристальным беспокойством заглядывала ему прямо в лицо, — Извини… — потом сказала она так и не дождавшись ответа, но все же увидев некоторую слабую реакцию на свои слова, немного успокоилась, — Это очень глупый вопрос… Какой тут может быть порядок, давай я помогу тебе. Ты вроде отдышался немного. Затем она осторожно, все еще поддерживая, помогла смыть пену и, завернув мальчишку в полотенце, довела его до кровати. Потом стала одевать на него пижаму. Раньше, Корхему было бы стыдно или неловко, что кто-то посторонний видит его голым или еще хуже, прикасается. Но не теперь. И только лишь когда ее рука нечаянно задела живот, заставило немного очнуться, тело дернуло от прикосновения, словно его прошили сильным электрическим разрядом. — Бог мой! Прости… я не хотела напугать тебя, — Берта сама испуганно отшатнулась от мальчика, — Я не должна была делать этого. — Нет… все в порядке… я знаю… вы не специально, — наконец смог проговорить омега, морщась от боли. Он коснулся горла, оно саднило еще больше… «Странно… Почему он все еще может испытывать какие-то ощущения?», — Давайте, я сам попробую одеться. — Можно я гляну на шею? Мне нужно посмотреть. Я не буду трогать живот, не бойся, — Корхем послушно чуть задрал голову, хотя было очень больно сделать это. Берта аккуратно отвела назад его растрепанные мокрые волосы, и в ужасе прикрыла рот рукой, — Мама дорогая!Как он тебе ее не сломал?!… — Может надо было, чтобы сломал… Зачем вы его остановили? — Не говори глупостей, у тебя ребенок, ради него ты должен жить, может сейчас, и не самое подходящее время давать советы… Но постарайся держаться… и я… — Из глаз Берты снова потекли слезы, — Я сейчас совсем не оправдываю поступок Деиса, но все же… он не заслуживает того, чтобы взять такой тяжкий грех на свою душу. — Да… он чуть не убил своего будущего брата... Но я не уверен, нужен ли он ему… или вообще, что он считает ребенка таковым, — Корхем попытался натянуть на себя штаны, с трудом, но получилось, — Наверно вы правы… Большое спасибо, что… спасли малышу и мне жизнь… я в долгу пере… — Не говори сейчас много… тебе же больно, потом поблагодаришь… — Берта, все еще продолжая всхлипывать, заботливо уложила его в кровать и накрыла одеялом, — Ты пока полежи немного, я сейчас тебе какой-нибудь чай успокоительный сделаю и, что-нибудь… от этого… — она показала рукой на свою шею — Принесу. Она оставила его… Когда появилась вновь, мальчишка почти засыпал, или ему так казалось, что он это делает. Но наверно его глаза были открыты, так как Берта продолжила заботиться о нем. Женщина тщательно, очень осторожно, чтобы не причинять лишний раз страдания, намазала шею все той же вонючей мазью, что ему мазали когда-то ухо. Раньше, до этих пор, этот запах, настолько не нравился, что бедный омега просто не мог дождаться, когда же заживут его синяки, и его ранимое и чувствительное обоняние перестанут терзать этой гадостью. Ныне же, она совсем его не беспокоила, она совершенно не пахла, ни чем. — Придется потерпеть немного, знаю, тебе неприятен запах, но ничего не поделаешь. Мне не известно более эффективное средство… — Ничего страшного… выдержу. А что там, на горле? — Потом в зеркало посмотришь, если захочешь… — Ясно… значит лучше и в зеркало пока не смотреть. Отвара он смог выпить лишь пару незначительных глотков, миссис Воцем заботливо остудила его, но глотать было нереально. Возникло такое чувство, что весь травяной настой, напрочь состоял из иголок и шипов. И Берта не стала заставлять, сказав, что пусть он попробует потом, из трубочки, может так будет легче. Корхем не помнил, чтобы когда-то, кто-то за ним так ухаживал, как за совсем маленьким. В интернате, так беспокоились о ребенке, когда он болел, а он — очень редко это делал. Да и все равно… до такой степени, там особо никто ни с кем не нянчился. Детей было слишком много, а воспитателей слишком мало, чтобы каждого окружить огромным родительским вниманием. С одной стороны, он был очень тронут и благодарен такой безграничной и искренней заботе, и тому что, миссис Воцем действительно спасла сегодня ему жизнь. Но с другой стороны — он бы совсем на нее не обиделся, если бы она оставила его там — в ванной, просто ушла. Или… позволила Деису сделать то, что он хотел… — Корхем, у тебя шок, постарайся сейчас ни о чем не думать… тебе лучше поспать, — рассказывала ему женщина, снова укладывая его в кровать и укрывая. — Помни… тебе надо беречь маленького. — Да… мне надо беречь маленького. Об этом меня просил муж… — в памяти всплыла последняя просьба супруга, перед тем как пообещал, что они поедут в свадебное путешествие на яхте и уехал, — Я буду стараться… обещаю… — сказал он себе, или Салиэнсу, но миссис Воцем приняла это на себя. — Вот и молодец… Я буду время от времени заходить к тебе, пожалуйста… не запирайся. Деис уехал, он больше не тронет тебя. — Хорошо не буду, зачем мне это… Я не боюсь Деиса. Только скажите… Как он умер?… — омега наконец решился задать этот вопрос. — Мне мало известно. Деис не успел ничего рассказать. Сказал только, что в самолете ему стало плохо… Но как все прояснится, я обязательно тебе скажу… А теперь, все же попробуй заснуть, как поспишь, станет немного легче. — Спасибо… миссис Воцем… Легче не стало, ни после того как проснулся, ни через день, ни через два… Корхем по-прежнему находился в прострации. Он не оживал. Единственное радовало, находящееся где-то в глубине подсознания и подающее признаки, что он все-таки не умер, осмысление, что с его малышом все в порядке. Он не пострадал, ни после того, как его хотели утопить, ни после страшного известия. Он чувствовал, что дитя все еще с ним и не думает бросать своего будущего родителя одного на произвол судьбы. Появись хоть малейший признак, что ребенку что-то угрожает, он обязательно настоял на визите доктора. По идее, ему должны были давно его вызвать, но он знал, Берта Воцем не хочет делать этого из-за синяков. Увидь кто-то на его шее черные, с фиолетово-красным оттенком отпечатки лапищи Деиса, варвара безотлагательно загребли бы в тюрьму. Корхем — омега, несовершеннолетний, и к тому же беременный, вполне достаточно для того, чтобы гад оказался в суде за нападение при отягчающих обстоятельствах. И пусть он даже откупится и его оправдают, безупречной репутации главы огромной влиятельной компании, однозначно придет конец. Экономка сама старательно заботилась о мальчике. И хотя он прекрасно понял, что отчасти она это делает, чтобы прикрыть задницу Эратты младшего, он с благодарностью это принимал — у него не было другого выхода. Самостоятельно он бы не справился, ни с чем. Женщина помогала во всем, даже расчесывала ему волосы и исправно их заплетала. Так как делать это, он совершенно не хотел. Ему сейчас плевать, как он выглядит. Предупредительно варила специально для него жиденькие супчики-пюре, и кормила чуть ли не с ложечки. Есть твердую пищу он не мог. Он вообще есть не мог. И не только из-за страшных саднящих болей в горле. Привкус — горький привкус хвойной пены и жареных соленых фисташек, до сих пор ощущался во рту. И любой вид еды незамедлительно вызывал рвотные позывы. А он  раньше так гордился, что его никогда не тошнит. Но Берта на этот раз заставляла, заставляла впихнуть в себя хоть мизерную порцию, того что приносила. И он ел, давился, но все равно старался… Ради ребенка… ведь он должен сберечь его, обязан… Деис не появлялся дома… С того самого злополучного дня он ни разу не приезжал. Но по-видимому, он постоянно звонил экономке, давая указания и посвящая ее в происходящие события. А может они виделись, когда она выезжала в город, Корхем толком не знал. Ему же, категорически запретили покидать пределы особняка и не позволили, как он ни просил, увидеть мужа. Но он был признателен, что женщина, по крайней мере ему рассказывала все то, что ей удавалось узнать. Что он, не оставался полностью в стороне от всего. Велось скрупулезное расследование причины смерти господина Эратты. Из-за этого, на неопределенный срок отложили похороны. Каждого члена борт-экипажа авиалайнера, на котором летел Салиэнс, тщательно и подробно допросили. Никто из них, так толком ничего не смог объяснить что же случилось. Как такой, достаточно здоровый человек, мог просто взять и умереть, ни с того ни с сего? Стюард, принесший Эратте воду, рассказал о таблетках. Содержимое упаковки, найденной в кармане пиджака умершего, дотошно изучили. Легкое и обычное снотворное, которое в общем даже снотворным не являлось. Совершенно безопасное успокоительное, в состав его входят, в основном экстракты из трав. Лекарство без проблем отпускают в аптеке без рецепта. Подкинуть ему определенную какую-то таблетку никто не мог. Это нереально. Стюард видел, как мужчина лично при нем, достал герметично запакованную капсулу из блистера. Разве что, если он не принял что-то до того, как поднялся на борт. Вода наливалась из пластиковой бутылки, остатки ее, так в бутылке и остались нетронутыми. Все это тоже детально проверили. Но ничего: ни результаты лабораторных исследований, ни вскрытия не указывали на какие-либо зацепки или доказательства, что это может быть убийство. Внезапная остановка сердца во время сна, вот и все заключение. Как ни парадоксально это звучало. Ведь сердечными болезнями альфа не страдал, для его возраста оно было вполне здоровым. И это с твердой уверенностью подтвердил его личный лечащий врач. По отчетам допроса членов экипажа, следовало, что после принятия лекарства, господин Эратта попросил его не беспокоить. И все в общем так и сделали. Было видно, что почти сразу же он заснул. Примерно через час полета, мужчина стал вести себя, как-будто он начал задыхаться. Это заметили немедленно. При перелетах отца, на борту самолета всегда находился доктор, который следовал за господином Эраттой даже на земле. И как он жестоко не сопротивлялся, это правило, установленное Деисом, неукоснительно соблюдалось. Он боялся отпускать Салиэнса на дальние расстояния без присмотра сведущего человека, способного если вдруг что, поддержать его. Приступы депрессии, периодически преследовавшие его, могли накатить на настроение мужчины вполне неожиданно. Сын всегда переживал за родителя, и как он ни перестраховывался, в этот раз, даже доктор не смог ему помочь. Но господин Эратта умер далеко не от депрессии. Его так и не смогли разбудить. Феномен внезапной смерти до сих пор не изучен - как, по какой причине он возникает, официально медицине неизвестно. Известно только лишь то, что перед такой неожиданной смертью, человека скорее всего мучают ужаснейшие кошмары. В основном у людей, когда они видят во сне что-то страшное, срабатывает предохранительный рефлекс, он просыпается. Но видимо не у всех он может сработать. Не в состоянии проснуться, и продолжая видеть кошмары, человек пугается настолько, что во сне его охватывает паника, он не может дышать на самом деле, от страха может наступить сердечный приступ, либо же остановка сердца происходит от недостатка кислорода. Но опять-таки, это всего лишь предположения. Никого из таких людей не удалось разбудить и возможности спросить, что же на самом деле с ними творится, не выявилось. Незадолго, как умереть таким ужасным образом, человека охватывают судороги, он корчится от конвульсий, чувствует мучительное удушье, лицо искажают настолько не человечески безобразные гримасы, что вряд ли при этом он мог испытывать что-либо приятное. Но не в случае господина Эрраты, совсем не похоже, что перед тем, как оставить свое бренное тело, его мучили кошмары. Совсем наоборот. Он умер достаточно умиротворенно, без каких-либо судорог и конвульсий. Асфиксия не продлилась долго, сердце просто остановилось, и доктор не успел ничего предпринять. Последующая за этим реанимация тоже не дала никаких результатов. По словам врача, у него появилось такое ощущение, будто Салиэнс сам не захотел просыпаться, вот и все. И причиной такой феноменальной смерти могут быть лишь неизведанные мистические силы, либо… ну очень, очень ухищренный медицинский препарат, наличие которого в крови, даже при такой тщательнейшей экспертизе, проводимой при вскрытии, не удалось обнаружить. И вот тут-то, как и следовало ожидать, подозреваемым номер один становиться, не без участия Деиса конечно, не кто иной, как его малолетний благоверный, собственной персоной…