От судьбы не уйдешь. Или первое впечатление всегда будет верным.

Не вызывали ни полицию, ни охрану, никто не выгнал его. Корхему позволили, может скрепя сердцем, остаться. Осталась и миссис Воцем, хотя она вроде собиралась уехать. Пусть женщина проработала в доме Эратты достаточно долго, заслужив совестливой работой прекрасное отношение и уважение хозяев — она для всех оставалась всего лишь прислугой. Ей тоже не было места среди элитной публики. Но омега услышал, как один из стариков, все же попросил ее не уходить. И в душе, несмотря на то, что в этот момент очень злился на весь мир, паренек поблагодарил проведение — хоть один из престарелой компании, оказался не конченным снобом. Решившись так опрометчиво, задержаться на похоронах, он все-таки не был полностью уверен, что сможет выдержать все в одиночку, особенно после странного приступа. Омега боялся — если он снова случится, ему уже не за что будет удержаться и руки, чтобы помочь, как стоит ожидать, никто не подаст. Скорее, ему подставят еще и подножку и помогут распластаться на земле, чем-то, что кто-то окажет помощь. Корхем осознавал, что поступает неразумно и эгоистично, ему нельзя подвергаться серьезному риску. Ребенок, в той же мере, что и он, переживает весь негатив, что происходил внутри и вокруг будущего папы. Правильней всего — послушаться наказа младшего Эратты и отправиться восвояси, подальше от этого дурдома, с мужем он уже попрощался, больше тут делать нечего. Но упрямая неподатливая натура упорно сопротивлялась слабым, еле слышимым убеждениям разума — подросток не хотел уходить, не смог заставить себя. Ведь он никогда больше не увидит… На тело супруга он смотрит в последний раз. Мальчик таки верил — он выдержит. Докажет безликому сборищу, в одинаковых черных одеяниях — он есть, он существует, как бы оно ни старалось не замечать его присутствия. И то, что они забрали кольцо, исключив тем самым, реальность присутствия его в жизни мистера Салиэнса Эратты, ничего они не добились. «Сколько можно прятаться, изображая, что тебя нет? Надоело! Хватит!». И мальчик выдержал, с достойным спокойствием он вытерпел все до конца. Как саму, исполненную тягостной торжественности панихиду, так и не менее мучительные похороны. Больше он не плакал, никто не заслуживал видеть, как ему больно. Им нет до этого дела. Он тщательно вытер платком все слезы и взял себя в руки. Слава всем богам — голова не кружилась и накатов близких к потере сознания, более не повторялось. Как только священник закончил печальную, не вызывающую в сердце ничего кроме черной тоски речь, к трибуне стали выходить люди, желающие высказать вслух почтение и сожаление об утрате. Их оказалось много — близкие, друзья, партнеры по бизнесу… Как мальчик осознал — большинство говорило с открытой душой. Салиэнса, как человека и достойнейшего члена общества, обожали не только домашние и прислуга, но и, доселе неизвестное ему окружение, в доступе в которое Корхему наотрез отказали. Но он перестал злиться, слушая все прекрасные слова, произносимые в адрес почившего Эратты, его оттаявшее сердце перестало ненавидеть. Им тоже сейчас тяжело. Омега проникся состраданием даже к молодому альфе… Как он раньше об этом не думал? Деис же, в точности как и он, потерял самого близкого для себя человека. У мальчика не было родителей, но он все же представил, как невыносимо больно узнать о смерти горячо любимого отца. И неизвестно как он сам повел бы себя на месте, застигнутого врасплох ужасным известием, сына. Может быть он сам начал, в первый же момент искать виноватых и думая, что нашел их, желал им неминуемой смерти… Один Бог знает, как бы перенес он это, если учесть, что на плечи молодого человека легли не только страшное горе, но и заботы о похоронах. Скорее всего, ему сейчас намного сложнее… Мальчик понял и простил его… за все. Между ними находилась только миссис Воцем, так вышло, что им пришлось сидеть почти рядом. И иногда, смотря через женщину, на низко опущенную голову, потерянное, даже, как показалось Корхему, вдруг постаревшее лицо, красивого молодого парня, неведомо откуда возникало желание пожалеть, обнять его, прижаться к сильному плечу, положить на него голову… Что после, им обоим станет значительно легче — если Деис отдаст ему свою боль, а он — Корхем в тоже время поделится своей. Но такое могло случиться, лишь если бы они жили нормальной, человеческой семьей, о которой он когда-то мечтал, но ее не было. Единственным оставшимся звеном, связывающим омегу и близких Салиэнса Эратты, являлся его, пока еще едва заметный живот. Но Деиса и родственников вряд ли волновал ребенок. И помеха состояла не в, сидевшей рядом экономке, а в более значительной преграде, обойти или переступить которую, для обоих к сожалению не представлялось возможным. На кладбище он не задержался. Когда гроб опустили в глубокую яму, выкопанную по соседству с надгробным памятником на могиле Мартина, Корхем, положив в нее прощальный цветок, без возражений позволил миссис Воцем увести себя. Что толку одиноко стоять и наблюдать, как к Деису и старичкам подходит, понемногу начавший расходиться народ и все говорит, говорит о том, как им всем безумно жаль. К нему никто не подойдет, омега не ждал этого. Как и не ждал, что дедушки позовут его к себе домой, где после кладбища, на поминках соберутся самые приближенные, он не относился к их числу. Свою дань любви и благодарности мальчик с честью отдал, муж и так знал, что он всегда будет в его сердце и Корхему уже точно не обязательно смотреть, как закапывают его тело. Теперь осталось только ждать… ждать то, что приготовила в дальнейшем ему судьба, для своего скверного развлечения… А в дальнейшем… предстояло пережить еще одну неприятную тяжкую процедуру — буквально на следующий день, планировалось слушание завещания. Деис решил надолго не затягивать с этим вопросом. Как передала экономка распоряжение молодого Эратты, так как видимо, он до сих пор считал верхом своего достоинства общаться с ним лично, чтобы он прямо завтрашним утром, был готов к тому, что шофер отвезет его в небезызвестную ему контору. Для мальчика, привыкшему что о нем всегда кто-то стабильно заботился, деньги никогда не играли особо значимой роли. До знакомства с Салиэнсом, о его нуждах хлопотало государство, а также — всегда по первому требованию, исполняющий практический любой каприз, Майкл. Потом о нем беспокоился муж. И до этого момента, как он оставил его, Корхему совершенно ни о чем не надо было думать и переживать — ни о жилье, ни о еде, ни даже о том, какую носить одежду — обо всем волновался супруг. Он никогда подробно не расспрашивал Салиэнса о финансовом положении семьи Эратта, ни тем более, о той доле огромнейшего состояния, что полагается лично ему с маленьким. Мальчик просто знал — они богаты и все. Он считал вообще подобные разговоры неуместными в их совместной жизни и поводов для возникновения бесед о деньгах не появлялось. Зная, муж в любой момент окажет содействие, подросток не проявлял к этой теме какой-либо заинтересованности. Но теперь — элементарные, как казалось ранее, пустяковые вещи, стали острой и насущной проблемой. И как ни противно и гадко было сейчас, сразу после похорон, задумываться о наследстве — это являлось важным, учитывая безвыходность положения. Нужно думать не только о своем будущем, но и о том — как родить ребенка, обеспечить его, поставить на ноги. По-любому, это все придется делать только собственными усилиями — уже не на кого рассчитывать. И если, по праву наследника, ему предназначалась какая-то часть несметно-огромных средств, он без зазрения совести ею воспользуется. Омега знал, теперь жить будет очень трудно, но имея за душой немалый капитал, удастся воспрянуть духом. Это даст прочную опору и много возможностей. Деньги смогут защитить от внезапных нападок «любимых» родственничков, а то, что они обязательно будут, Корхем не сомневался… Но и здесь… не наигравшись с ним вдоволь судьба, состроила с его жизнью глупую до смеха шутку. Все планы и надежды на будущую, нормальную жизнь рухнули в один момент, когда рано утром, как и планировалось, он встретился с Деисом в юридическом учреждении. Салиэнс, умерев внезапно даже для самого себя, не успел изменить завещание. Об этом оповестил их Гордон Эспри, временно заменяющий своего, подозрительно резко заболевшего отца, на посту главного нотариуса… — Как не успел?! Вы что прикалываетесь? — показалось, что это неожиданное известие искренне ошарашило не только Корхема, но и самого сына умершего, — Почему я об этом узнаю только сейчас? — А откуда мне было знать, что господин Эратта, не посвящает вас в свои планы? — невинно развел руками Гордон, — Я думал, вам известно, что, как меня уведомил отец, Салиэнс Эратта планировал это сделать после возвращения из поездки. — Нет… мы не обсуждали этот вопрос, я был полностью уверен, что он уже обо всем побеспокоился, — Деис пребывал в полном замешательстве. — Ну что ж… Мне жаль сообщать об этом, — супруг бывшего любовника вперился на потрясенного Корхема своими, гадко суженными глазенками. И мальчик, холодея и цепенея внутри, вдруг явственно осознал — «Он. Он все знает. Ему все известно… про них… с Майклом. И сейчас… настал час расплаты…». Обиженное, оскорбленное достоинство, буквально упивалось от появившейся прекрасной возможности — отомстить, унизить, окончательно растоптать перед и так презирающим его Деисом, получая при этом, с трудом скрываемое наслаждение… И хотя лицо юриста в этот момент, было совершенно спокойно и даже на первый взгляд, вроде бы действительно выражало неподдельное сожаление, но глаза… В них откровенно читалось — в душе Гордон Эспри празднует и ликует. Мальчишке еще ни разу не приходилось вплотную сталкиваться с омегой директора. Он редко навещал мужа в приюте. И как стоит думать, что когда он там появлялся, Корхема, естественно, ну ни как не могло быть поблизости. Он видел его издалека и никогда с ним не разговаривал. Но насколько парнишка знал, даже Майкл боялся своего благоверного. У него был зверский характер. Ревнивый и до ужаса мстительный. Теперь, мальчик во всех отношениях прочувствовал на себе, что порядком поднадоевшие уже предупреждения директора, оказались не пустыми словами. А ведь он, не принимая их всерьез, когда-то просто смеялся над мнительным Майклом. Самоуверенный мальчишка не боялся Гордона, как и никогда впрочем, перед ним не испытывал чувство вины, за то, что спит с его альфой. Ныне же, оставалось только сожалеть и больно кусать локти, что он так опрометчиво недооценил возможности, крайне изощренного в своей мести, соперника. «Что ж малыш, теперь получай, ты это полностью заслужил…». «Как он узнал?» — этот вопрос даже не возник — всему интернату было известно, что они любовники. Стало только интересно — «Почему именно сейчас? Когда мозг и без того готов разорваться от скопища проблем, свалившихся на его несчастную душу. Почему не в какое-то другое время, он получает этот подлый удар в спину? И почему… он узнает такую «сногсшибательную» новость, именно от этого мерзкого типа, а не хотя бы от его отца? Неужели ему все было известно заранее? Он просто выжидал?..», — Но ваш отец, последний раз менял завещание три года назад, имени Корхема Флейма там никак не может быть. Поэтому, я не знаю, есть ли смысл зачитывать документ в его присутствии… — Вы ошибаетесь… моя фамилия Эратта, а не Флейм, — сказал Корхем, всеми усилиями воли, стараясь быть спокойным. Он не позволит гаду отыграться, как он того хочет! Не позволит в полной мере оторваться от унижения, — И я… хочу своими ушами услышать подтверждение ваших слов, как наследник, я имею на это право… — По закону нет. Пусть вы пока и носите фамилию мужа, вы не являетесь наследником, — Гордон гаденько, «с сочувствием» улыбнулся, его глаза еще больше сузились, откровенно насмехаясь. — Пусть слушает. Я не против, — в противоборство омег вмешался Деис, — Там нет ничего секретного, я думаю, он действительно имеет право. — Как будет угодно. Раз вы не против, — Эспри покорно принялся зачитывать завещание. Он не обманул. Единственным и неоспоримым наследником практически всей семейной собственности, включая в себя и огромный особняк, в котором они жили, являлся Деис. Так же, в его руки полностью переходило владение компанией. Ему принадлежало все, за исключением разве что довольно-таки немалой суммы денег и какого-то домика в какой-то элитной деревне, — это должна была получить миссис Воцем. Из-за нее, как оказалось, Салиэнс менял последнюю волю три года назад, решив отблагодарить старушку за ее старательный труд. Но похоже, это было никому неизвестно, иначе, она бы тоже явилась на слушание. Имени супруга омеги — в документе не фигурировало и близко, как-будто его действительно не существовало. Корхем терпеливо выслушал, заумный и насыщенный юридическими терминами текст, что читал Гордон, последними крупицами надежды стараясь убедиться в своей реальности. Но нет… Его не было, не было и малыша… Мечты родственников исполнились словно по мановению волшебной палочки. Он неуверенно посмотрел на Деиса, в этот момент тот тоже повернулся в его сторону — лицо альфы светилось победой. Как же он мог… вчера, на похоронах… к этому ублюдку испытывать сочувствие? «Черт, какой же ты — Корхем сентиментальный придурок!..». — Ну что гад доволен!? Ты просто сияешь от счастья, — вскричал мальчик не выдерживая напора ярости. Хотя до этого, он и старался не давать выход бурлящим в душе эмоциям, но вид еще одной самодовольной напыщенной рожи, буквально сразу выбил из колеи, — По крайней мере, ты скотина, теперь убедился, что я не виноват в его смерти. Если бы мне нужны были деньги, разве я мог допустить такое?! — Эй… полегче молодой человек, вы в приличном обществе находитесь, а не где-то… Свои бурные выражения чувств, держите пожалуйста при себе, — строго сказал Гордон, опережая возмущение Деиса. — А ты не лезь не в свое дело! Приличное общество, с вами обоими и рядом не стояло, и нечего мне рот затыкать! — свой гнев мальчик теперь обрушил и на него, — Зачем ты заставил меня сюда приехать, если прекрасно знал, что мне тут делать нечего? Поприкалываться захотелось? Так вот сука! Не выйдет! Мне по барабану это наследство, так что можешь не радоваться сильно, а то морда еще больше морщинами покроется, если будешь так лыбиться. Раньше как-то жил, и дальше проживу, — Корхем с достоинством поднялся, намереваясь покинуть этих двух, так одинаково противных ему людей. — А куда вы собрались? — спокойно задал вопрос омега, как-будто и не слышал оскорблений в свой адрес, — С вами до конца еще не все решено… — О чем ты? — Корхем задержался, напрягаясь. Неужели это не все? Внутри все съежилось еще больше, неужели скотине мало? — Я хочу уехать домой, как понимаю, мне нечего тут слушать. — Да… мистер Эспри, в чем дело? Пусть едет, я не намерен больше выслушивать подобное, — Деис, будучи «в теме» насчет прошлых интрижек малолетки с супругом юриста, уже понял — чтение завещания превратилось в какие-то левые омежьи разборки, и это порядком начало раздражать, — Остальные формальности могут пройти без его вмешательства. — В какой интересно дом, вы мистер Флейм, собрались уехать? — уже с плохо скрываемыми нотками триумфального ехидства, продолжил разговор Гордон, даже не обращая внимания на реплику альфы, — Вашего дома больше нет. Он вам не принадлежит, на данный момент, как ни прискорбно мне снова говорить об этом, после смерти вашего опекуна и мужа, он перешел в собственность Деиса Эратты. Вы же сами это слышали, не так ли? И поскольку, никто из родственников не изъявил желание, взять вас под свою опеку, с вами сегодня встретятся представители социальной службы, для определения места вашего дальнейшего проживания… — Да черт побери, что тут происходит?! — Деис окончательно взбесился, он чувствовал, что его присутствие в этом кабинете абсолютно ненужно, — Какая служба? Кто из родственников сказал вам такое? И по какой причине, я опять не поставлен в известность? Юрист вновь невинно развел руками, — Простите господин Эратта, меня только сегодня утром, буквально перед вашим приездом, оповестили об этом родители господина Салиэнса, я не успел заранее вам сказать. И еще, они требуют, чтобы Корхем сменил фамилию. Раз он теперь не принадлежит к семье, то носить фамилию Эратта ему ни к чему. Если мальчик не откажется добровольно, они подадут в суд. Корхем обомлел, ему сделалось дурно. Директорская гнида превзошла саму себя. Омега тихо сел обратно в кресло. «Как же он мог забыть о этом?». Полночи раздумывая и строя взрослые планы о будущем своего малыша, он совсем упустил из виду, что он сам еще ребенок. Школьник, даже не окончивший школу. Его муж, был не только ему супругом, но и опекуном. Салиэнс мертв. Теперь ему не то, что негде жить, он остался без присмотра. Никто не захотел заботиться о нем дальше — этого стоило ожидать, просто не подумал, забыл. По закону, он, как несовершеннолетний, не имел возможности шага ступить без вмешательства взрослого… «Неужели его сегодня же, отправят в приют? И явно не в прежний. Нет… только не это…». — Я уже связался с опекунским советом, они скоро прибудут. А пока мы с господином Эраттой закончим вопросы о завещании, вы молодой человек, можете подождать за дверью, но не вздумайте предпринимать каких-либо действий к побегу, это бесполезно, кругом охрана, — Гордон торжественно встал из-за стола и подойдя к двери, открыл кабинет. Мальчик молча поднялся с кресла, понимая, дверь открыли специально для него. Повернув голову, он еще раз глянул на альфу, будто искал в нем поддержку, хотя был уверен, ничего кроме злорадной ухмылки, он не найдет в его лице.