От судьбы не уйдешь. Или первое впечатление всегда будет верным.

Блаженно-умиленное расположение духа мелкого в мгновение ока превратившегося из доброй ласковой лапочки в ощетинившегося дикобраза, улетучилось без следа. Люто зашипев на нахала, пацан с проворством дикого кошака резво отлетел подальше от дерзкой конечности в нагромождение из подушек, чуть не целиком забиваясь в угол дивана, а из-под покрывала теперь выглядывали лишь недоумело вытаращенные на обидчика, буквально горящие праведной яростью глазенки-блюдечки и рыжий взъерошенный чубчик. — Эй! Ты чего?! — грозно и с обидой возмутились из-под укрытия, — Совсем уже! Зачем ты так?! Рука, не достигнув цели необдуманно злодейских поползновений, застыла в воздухе. Деис, ее хозяин, буквально оторопел от безрассудности невольно сотворенной им глупости и от, явно не ожидаемой, совсем уж открыто-неприязненной реакции омеги на нее. Та воображаемая, парящая корова, похоже, и не собиралась оставлять парня в покое и все продолжала щедрым потоком гадить на голову. О чем ты вообще думал, уебище ты недоделанное?! На что рассчитывал?.. Деис не особо хорошо помнил Мартина. Сохранились лишь отдельные кусочки обрывочных воспоминаний. И далеко не все радужные и безоблачные, если говорить о горькой кончине папы и брата, или о том что после случилось с отцом-альфой. Однако, если рассуждать только о светлых, не вызывающих непреодолимого желания забыть случившееся навсегда, то самыми яркими и любимыми, несомненно, являлись незабываемые моменты, когда папочка пребывал в положении. Особенно четко помнился, без сомнения увлекательнейший период, когда ребенок в ставшем уже надутым, словно большой воздушный шарик животе, вел… ну просто необычайно активную жизнедеятельность, нещадно и безостановочно дубася внутренние органы и стены своего временного жилища. Мартин без каких-либо запретов очень даже охотно позволял маленькому альфе «общаться» с младенцем. И на это была своя, можно сказать, небескорыстная причина. Каким образом они общались? Деис рассказывал малышу какие-то свои, придуманные на ходу фантастические детские басенки, что именно он сочинял — взрослый альфа, разумеется, уже забыл, осторожно прикасался к животу ручками, гладил его и, затаив дыхание, слушал, как это загадочное суматошное чудо-юдо, звавшееся «будущим братиком-омегой», пинается ему в ответ. Как-то само собой, в процессе «общения» выяснилось, что у мальчугана реально здорово получалось наладить контакт и усмирить расшалившегося юлу (у папы Салиэнса не выходило настолько действенно и убедительно), чем, пусть и не на продолжительное время, значительно облегчалось самочувствие несчастного беременного создания. Деис явственно помнил, как они с омегой, покончив наконец со всеми запланированными на день делами, устраивались поудобней на диване в гостиной или в кровати в комнате Мартина с немалой посудинкой, наполненной мороженным, включали какой-нибудь добрый мультик, фильм-сказку и коротали вместе дорогие сердцу как тогда, так и сейчас часы, оставшиеся до возвращения главы семейства с работы. Мороженое уничтожал в основном старший, последнее время изрядно подсевший на лакомство, причем обожал любое, лишь бы называлось мороженым. Маленький Деис ни капли не обижался на горе-папулю, который, увлекшись, часом и вовсе забывал делиться с сыном вкуснятиной. Разве до мороженого было, когда в твои детские ручки столько радости привалило и тебе никто и ничто не мешает вволю нянчиться с невидимым глазу обитателем «воздушного шара» — не то что какая-то там вкуснятина, тут даже самый захватывающий мультик не особо-то нужен. Малявка, почувствовав на себе касания, почти сразу в виде приветствия отвешивал несколько смачных пинков пяточкой, ручкой, а, может, головкой прямиком в приложенное к животу ушко, что приводило крошку-альфу в неописуемо дикий восторг и затем, под легкие убаюкивающие поглаживания, едва слышимые воркования, постепенно утихомиривался, шевеления становились все тише, реже, и под конец совсем затихали; задобренный ласками, приправленными небылицами, юный боец засыпал. По обыкновению, буквально следом — через минут десять-пятнадцать, счастливо лыбясь и с нежностью прижимая к груди опустошенную емкость, напрочь убаюкивался и папа. А сынок, безмерно счастливый и гордый собой, тихонечко, чтобы не разбудить никого, устраивался под боком родителя, ревностно охраняя покой любимых людей, и терпеливо дожидался прихода альфы-кормильца домой… Может под действием бережно сохраненных в памяти эмоций, внезапно вспыхнувших из далекого прошлого, Деис повел себя как дикарь. Но это ведь не оправдание. Ни один омега, обожающий свое ненаглядное детище больше жизни, не дозволит кому попало притронуться к сокровищу — ни после, ни уж тем более до рождения, только самым близким. Исключение — лечащий врач, и то не всякий. Для Мартина ты был наилюбимейшим сыном, а для Корхема кем являешься? С какой стати ты вдруг вообразил, что он считает тебя не «кем попало» и позволит? Всего лишь из-за того, что последнее время атмосфера ваших взаимоотношений ощутимо оттаяла, пацан улыбается, радуется налаженной жизни и порой начало казаться, малыш вроде как даже отвечает взаимностью на твои чувства? Дурак ты набитый! Кого обманываешь? Это всего лишь иллюзия — отчаянное стремление принять желаемое за действительность. Доверия между вами как не было, так и нет. Откуда ж ему взяться после прошлых пролетов? Рыжичек, хоть и лезешь из кожи вон пытаясь доказать что стал лучше, от тебя точно от заразы шарахнулся, из чего следует — едва ли простил и верит, или вообще хоть когда-нибудь доверится на все сто процентов… — Пррости… Черт… Снова я за свое, — жутко сконфуженный юноша сам с не меньшей резвостью подорвался с того дивана, будто вдруг обнаружилось что сидит на осе, — я нне хотел. Я совсем не думал… — спешно, с запинками заоправдывался парень, живо поднявшись на ноги и, подняв руки в знаке полной капитуляции, отступил от дивана на почтительное расстояние для пущей убедительности в том, что пацан действительно находится в безопасности и никакая повторная попытка «нападения» конечностей ему не грозит. — Да уж точно… не подумал… — все так же недовольно буркнули из подушкового убежища, однако покрывальце опустилось до уровня подбородка… — Ты меня просто немного ошеломил своим известием, — альфа совсем не в лад старался выйти из неловкого положения и хоть чуть умилостивить разгневанное дите, — и я настолько обрадовался, что… — Но разве был в этом смысл? Что толку оправдываться? Чего ради? Омега все равно в душе тебя ненавидит и считает конченым отморозком. Безысходная тоска-безнадега стальными клещами больно стиснула грудь, — Черт!.. Ну что за белиберду я несу? В любом случае я не имел права себя так вести. Еще раз прошу, извини, — в сердцах воскликнул альфа, — я правда очень рад за вас с малышом. Если захочешь, мы завтра обязательно отпразднуем это знаменательное событие. Но сейчас… — Деис, вздохнув, с виноватой горечью глянул на омегу, — мне наверное лучше уйти, пока снова что-нибудь не выкинул, — подняв с пола упавшее полотенце, вновь накинул его на плечи, — Спокойной ночи, ты, может, тоже ложись, а то поздно… — проговорил напоследок и, понуро опустив голову, в тихом отчаянии направился к выходу. — Деис… не уходи, — донеслось вдруг со стороны дивана. И тон, с каким произнеслось обращение неожиданно стал вполне миролюбивым. Деис, правда не зная чего ему ожидать и с чем связана резкая перемена настроения, обернулся… Несложно заметить в каком состоянии сейчас находился молодой человек и мальчишке за свои нелепые страхи даже стало стыдно. Оправившись после полученного потрясения и увидев, насколько парень подавлен, Корхем осознал, что изрядно перестарался… Ну на фига, спрашивается было панику разводить?! Деис же действительно не хотел ничего плохого, да и не сделал. Захотел потрогать живот, что в этом такого страшного и предосудительного? Он — Корхем — на месте альфы, после услышанной новости, тоже б загорелся потрогать. Мальчишка начал потихоньку выбираться из своего всеобъемлющего гнездилища, — сначала ты являешься как призрак в ночи, а потом с безумными глазами на людей кидаешься. Нуу… вот я и струхнул… От неожиданности, а не от того, что не хотел, и то — просто обычный рефлекс сработал, вот и все. — Омега, выкарабкавшись из подушек, вновь принял в них нормальное сидячее положение и смотря на Эратту открыто, без тени какой-либо враждебности или недоверия, улыбнулся, — На самом деле, я совсем не против, чтобы ты с ним поздоровался… — подросток доверительно протянул в его сторону руку, чувствуя, как щеки и уши таки начинают потихоньку покрываться предательской краснотой, — Нуу, если ты еще не передумал конечно… — Аа… Не передумал, — Деису даже не верилось. Неужели все, что он накручивал буквально полсекунды назад — сущая ересь, живущая только в его голове? — Но… Ты уверен? Твои рефлексы больше не… — Нет, больше не… Эратта неуверенно, словно во сне, двинулся к мальчику, только он достаточно приблизился, тот легко взял его за руку и сам положил ее ладонью себе на живот… У молодого альфы на несколько секунд перехватило дыхание, кинуло в холод, потом резко в жар, кожа сплошь покрылась пупырышками, а волосы торчком вздыбились от бесчисленной армии фантомных букашек, исступленно забегавших по телу в щекотно-хаотичном порядке. Да что там дыхание, волосы — от полученного, будто электрического разряда окружающий мир распался на крохотные осколки, а затем собрался обратно, время закрутилось в бешеном ритме и замерло… — Правда, я не знаю пошевелится ли он сейчас, — пробормотал тихонько Корхем себе под нос, стыдливо отворачивая куда-то в сторону смущенную, вконец раскрасневшуюся мордашку. От касания горячей альфьей ладони с мальчуганом на миг в аналогичном порядке случились те же симптомы: перехватило дыхание, желудок подпрыгнул теннисным мячиком к самому горлу, сердце остановилось и окружающая реальность, перестав быть реальностью, потеряла для мальчишки какой-либо смысл. Никогда не было между ними ничего настолько сокровенного. Самый «интимный интим», имевший место за последнее время — абсолютно дружеское полуобъятие, ну… или едва ощутимое, опять же чисто приятельское похлопывание по плечу. На большее, после памятного прощания с лебедями, Деис еще ни разу не расхрабрился. Они за руки-то, не было случая, чтобы держались. А тут столько всего и сразу… — Поначалу дети нечасто толкаются. И может он спит уже… — Ничегго страшного… Я все равно очень благодарен тебе, — сдавленным голосом прохрипел юноша. Чтобы часом не грохнуться в обморок от переизбытка охвативших душу эмоций, осторожно, не делая резких движений, чтоб по новой не спугнуть жуть как волнующегося ребенка, опустился перед диваном на пол на колени и, все же не устояв пред соблазном и очень рискуя нарваться на новые неприятности, любовно погладил небольшой тугой холмик, скрытый под мягкой тканью необъятной футболки, — то, что ты сделал, имеет огромное значение для меня… — Неприятности не возникли. Маленькие, слегка подрагивающие от переживаний пальчики робко лежащей на руке Деиса ладошки, порывисто сжали кисть, чуть сильнее прижимая мужскую длань к животу, но не так, чтобы стеснить ее мягкое скольжение по поверхности холмика. Однако, подтверждая предположения омеги, изнутри на ласковые движения никто не ответил, единственным отзывом было глубокое прерывистое дыхание и частые удары сердца подростка. Возможно, малыш действительно спит, а они тут шумят и его беспокоят, а может и такое — на данный момент у крошки абсолютно нет никакого желания «общаться» с кем-либо. Но как бы там ни было, Деис совсем не расстроился — получить фактическое доказательство, вопреки лабуде, роящейся в голове смутной тучей, полнейшего отсутствия скрытой злости, обиды, это и так прыжок выше неба. Какое ж еще проявление подлинного взаимодоверия тебе требуется?! Да никакого! Корхем своим жестом, трепетным неподдельным волнением, достаточно ясно и четко выразил отношение к твоей персоне. Ну, а малыш? И правда ничего страшного, в другой раз пожелает поздороваться с родственником… — Подожди… Может так лучше… — судя по всему омегу такое вот неясное положение дел не удовлетворило особо. Он целый день грезил, рисуя в голове красочные картинки, как Деис не помня себя от бешеной радости, завороженно внемлет шевелениям крохи. Так мало того, все вышло совершенно не так красочно как предполагалось в фантазиях, так малыш еще в придачу «поднял восстание», напрочь отказавшись демонстрировать альфе «признаки жизни»… Неет не выйдет. Наверное придется принимать крайние меры…