От судьбы не уйдешь. Или первое впечатление всегда будет верным.

Деис не успел и словом обмолвиться, чтобы более убедительно объяснить: все в порядке, не надо ни о чем волноваться, ты же в другой раз позволишь пощупать животик, когда появится у брательника настроение тогда и проявит себя. Так нет же. Это чудо выкинуло очередную, буквально вновь парализовавшую сознание альфы штукенцию. Корхем для удобства немного выгнулся в пояснице и проведя руками скрытые под покрывалом загадочные манипуляции, выудил на свет божий нижний край пространной тряпицы, и задрал парашютище по самую грудь. Нижняя часть туловища осталась тщательно спрятанной от постороннего глаза, но Деису Эратте и оголенного брюшка хватило с лихвой. — Вот… — с гордым видом выпятив живот, решительно произнес подросток, — Может так он лучше тебя почувствует и захочет. — Аа… Корхем, детка, ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? — спросил обескураженный альфа, стараясь справится с нарушенным ритмом дыхания и уже просто теряясь в догадках как ему этак пограмотней среагировать на происходящее. А вдруг дите вправду с перепугу не ведает что творит. — Может не стоит? — Под «хорошо ли ты себя чувствуешь?» ты имеешь в виду «в себе ли я?»? — ответил омега, явно догадываясь о подозрениях опекуна, невзирая на пунцовое от смущения личико и легкую дрожь в голосе, говорил он уверенно и вполне здравомысляще, — Так вот, я полностью вменяем и отвечаю за свои действия. — Да нет. Я не сомневаюсь в твоей вменяемости. Просто, это как-то… — альфа все не решался вновь притронуться к омеге. Чересчур уж это. Да и чего притворяться. Близкорасположенность недосягаемого предмета благоговейного обожания и без того плавила мозг, так оно еще провоцировать вздумало, тут самолично не далеко умом тронуться. Деис и мечтать не смел, чтобы хоть пальцем прикоснуться к неодетому, даже приличному кусочку малолетнего тела… в ближайшем будущем по крайней мере, а маленький засранец сам неприличности вздумал творить. — Непривычно? Шокировать обычно входит в твои обязанности? Настала моя очередь, — мальчишка лукавенько улыбнулся, — Ну же, не бойся. Не укушу. Ладонь альфы таки поддаваясь провокации очутилась на животе, теперь между ней и бархатистой упругой возвышенностью не было хлопковой перегородки. Деис хотел было как-нибудь парировать на легкие подстебки проказника, но недавно пережитые феерические ощущения снова накрыли головокружительным цунами двух незадачливых влюбленных, только они были намного — в сто, в миллион раз сильнее и альфа ни словечка не смог вымолвить, слова просто-напросто растворились в гортани… Сколько они просидели, неотрывно милуясь друг другом в полном трансцендентном молчании, нарушаемом лишь бульканьем аквариумного компрессора — неизвестно, время в тот момент потеряло всякую власть над их душами, однако непреклонный ребеночек и в этот раз решил не участвовать в задушевном сеансе знакомства, видимо посчитал, что третий в данной ситуации — лишний. Сколько Корхем с замиранием сердца к себе ни прислушивался, сколько Деис уветливо, едва касаясь кожи не гладил животик, ничего не помогло — малыш сделал вид что его нет. Никто не сдавался, парочка, чрезвычайно увлеченная процессом, неутомимо б караулила карапуза до самого рассвета, но магии романтического безмолвствия суждено уничтожиться и самым, что ни на есть неподходяще-казусным образом — резким звучным ревом Корхемового желудка. Буквально следом гостиная наполнилась звуками не менее громогласного хохота, причем оба заржали, из-за фактора крайней сюрпризности никто не успел вовремя сообразить и тактично сделать вид что ничего не случилось. — Блиин… Корхем!.. Ха-ха. Так и заикой можно стать. Ха-ха… с трудом проговорил альфа, смахивая выступившие от смеха слезинки, — Надеюсь ты не соврал по поводу ужина и этот страшный рык не от голода, иначе сейчас же приму меры для принудительного кормления… — Да какой от голода! — осерчал омега, тоже вытирая невольные слезы, но все же было неимоверно стыдно за свой недисциплинированный организм, — это от постоянного обжорства и от твоих растираний. У меня кишки чувствительные к массажу. Скажи спасибо, что ничего другого случайно не вырвалось. — Ладно, убедил. Тогда не жалуйся, сам на массаж напросился, — сказал с малюсенькой долей ехидства Эратта, — ну, а насчет чего-другого — не страшно, если б и вырвалось. Все мы человеки. И тебе кстати, вдвойне простительно. — Ага, простительно. Умник… Тебе легко говорить, я бы тогда точно от позора провалился сквозь землю, — надул губки омежка. — Да ладно… не заморачивайся, — альфа легонечко похлопал по голенькому пузеньчику. Какой бы конфузной ситуация не была, но своей смешливостью она невероятно раскрепостила обоих мальчишек, — Все нормально. Что поделаешь, лучше заранее привыкнуть, к концу девятого месяца и не такая оказия может стрястись. — Оказия?.. Супер! Ты, слов нет, какой мастер по успокоению беременных, я просто в шоке от тебя… — скептически буркнул Корхем и хотел было еще чего интересного добавить в адрес явно бесталанного утешителя, как, так долго ожидаемое волшебство совершилось. Буквально застав всех врасплох, прямо в ладонь альфы что-то стукнулось, едва осязательно, но это без сомнения было Оно самое — не бурчание, не газы, а именно ребенок. — А… Ты почувствовал?! — еле отводя голос от великого счастья промлеял омежка, моментально забывая обо всем на свете. — Да… Успел. Черт, так здорово! Я даже и не знаю что сказать, — пребывая в не меньшем экстазе от случившегося молвил Эратта, — Слов нет, чтобы выразить Что сейчас чувствую. — Не надо ничего говорить… — пацанчик, крайне удовлетворенный и гордый за сыну — в конце-концов смилостивившись над папой, малипусечка не подкачала в столь исторически важный момент, с горячностью вновь возложил на кисть альфы — обе ладошки, теперь храбро и совершенно не вздрагивающие, ласково сжал ее, прижимая к себе, — И так понятно — ты его любишь. — Люблю. И ты представить не сможешь, как сильно! — пылко согласился молодой альфа. Затем…"Ау!» — Корхем громко взвизгнул, чуть не подлетая в уютных перинках, и если б не рука Деиса, то он и вправду б выпал с дивана. Оно повторилось. Скорее всего первый раз был ознакомительно-тренировочным — малыш подготавливался для настоящего боя, ибо второй пиночек, опять-таки прямохонько по ладони, был намного более впечатляющий — юноша, хоть для полностью отчетливой осязательности еще рановато, голову мог дать на отсечение — через тонкую кожу реально прочувствовал, не что иное, как крохотный кулачок. — Ё-моё! Ну и ну! — воскликнул потрясенный будущий родитель, когда немного дух перевел. Подскочил скорее он от внезапности, чем от боли, и все ж сынок для своей мелковатости порядочно двинул, — Мне главное, он еще не устраивал потрясных нежданчиков. Ты видимо ему очень понравился… — Но мальчику не ответили. Эратта не слышал его. Для него сейчас все, кроме того малюсенького кулачка, стукнувшего его по руке — возможно надуманного бурным воображением, а может совершенно и нет, не имело значения… «Ну мелкий, привеет… " — взволнованно обратился парень к животику, медленно, будто околдованный чарами склонился над ним и, полностью теряя контроль над собой, самозабвенно объял его руками, нашептывая ласковости и одновременно покрывая нежную шелковистость горячими поцелуями. Ничто не страшило, даже то, что подросток снова мог взбунтоваться, испугавшись очередного нахрапа неуправляемых чувств. Исчезли какие-либо дурацкие самокопания, условности, запреты, неразберихи — будто в голове провели кардинальную дезинфекцию мозга, подчистую изничтожив весь лишний безнадобный хлам. Уцелела только любовь. Одного Деис не учел, совершенно без каких-либо левых мыслей, всецело отдав себя угождению наимладшенького Эратты, который, похоже уже до рождения обладал не особо покладистым нравом и был себе на уме, несмотря на альфьи, чуть ли не отеческие любовные рвения, твердо решил — сегодня с него показательных выступлений предостаточно, и «гордо удалившись в подполье», боле ничем не выказывал признаков своего наличия в животе; незадачливый юноша совсем позабыл, что собственно тот животик и его «содержимое» вообще-то кому-то принадлежат, по сути являясь неотъемлемой составляющей живого полноценного организма. И тот самый полноценный подрастающий организм, пока альфа забыв обо всем, «домогался» ребенка, не то что и не думал хоть как-то пугаться или выражать несогласие, он в придачу втихаря возбудился. Тут и не мудрено конечно, организм совсем юненький, гормонов в нем — из всех дырок хлещут фонтаном и Корхем за последнее время успел изголодаться не только по сексу, но и чертовски соскучился по хоть маломальскому проявлению «понятного» интереса противоположного пола к себе. И вдруг такого вот озабоченного проголодавшегося омегу осаждает, пусть и без всяких уголовно наказуемых помыслов, неоспоримо, по всем критериям «идеального альфы», ни что иное как «Само Совершенство», к тому же тайно Любимое и почти не одетое, так чему ж удивляться? Это вполне здоровая реакция физического тела на сногсшибательный раздразнитель. Только ж это самое настоящее попадалово: вроде и отказаться — послать к чертям сил нет, ибо то, что Совершенство творило, было до смерти приятным, но и признаться как-то смутительно, ведь те ласки вроде и не ему — Корхему предназначены. А глупый альфа, ни сном ни духом, так бы и не заметил, что своими, безгрешными действами бедного малого почти до ручки довел. Мальчуган до последнего сносил все «страдания», всеми фибрами старался не выдать нелепейшего в данный прекрасный момент, состояния и не испортить чудное мгновение невинного счастья, если б не гадский предательский полустон-полувздох, нечаянно вырвавшийся из груди, когда этот безмозглый подонок-производитель ну очень уж ласково не чмокнул его пупок — это была последняя капля терпения. Стон получился едва слышным, но это не спасло, альфа, несмотря на занятость среагировал в мгновение ока: — Ээ… Что случилось? Я сделал тебе больно? — Деис тут же оставил в покое младенца, и подняв голову недоуменно уставился на подростка и… естественно, обо всем догадался… «Это ж надо. Приехали… называется» — Эратта будто очнувшись от одного волшебного сновидения, моментально оказался в другом, не менее запредельном. Он уж точно не мог предвидеть, что вполне банальный полуночный поход на кухню за бутербродом, может привести к столь «тяжелым необратимым» последствиям.