Медовая ловушка

— Соскучились по мне? — я медленно обернулась и мои губы растянулись в широкую улыбку, которая отдалённо все же немного напоминала хищный оскал. Мирко и Радко, а теперь уже Осло и Хельсинки, смотрели на меня одинаковыми взглядами, в которых читались несмелая радость и обреченность одновременно. — Я так и знал, — трагично сказал Мирко с каким-то христианским смирением во взгляде. — Я знал, что это ограбление твоих рук дело. — Я совершенно не понимаю, о чем ты, Хельсинки. Я чиста, как первый снег, — пролепетала я, сжимая основание трости двумя руками и поднося наболдашник к своей щеке, чтобы выглядеть максимально невинно. Я даже часто заморгала для пущей убедительности, но серб моих актерских потуг не оценил. — За все то время, что нам довелось на тебя работать, я уяснил одно, — он посмотрел на меня в упор. — Миэль Сандерс всегда лжет. — Ну, ты ещё громче моё имя скажи, а то не все ещё услышали, — недовольно проворчала я, поглядывая на него исподлобья. — В этот раз я действительно не причём. Я просто сидела себе в парке спокойно, никого не трогала, как тут подкатывает этот черт на красной «Ибице» — и вот я здесь. Я же говорила, что собираюсь отойти от дел. — Не далеко же ты отошла, — раздался насмешливый голос Радко, и я закатила глаза. В отличие от брата у него были проблемы с разговорным испанским. Он практически все понимал, но сказать ничего не мог, поэтому говорил исключительно на сербском, однако я-то его прекрасно понимала. — А-ха-ха, как смешно, — сказала я, безбожно кривляясь и едва сдерживаясь, чтобы не показать язык ухмыляющемуся Осло, который был доволен, как слон. Я фыркнула, а затем обратилась уже к Мирко: — Слушай, угомони этого шутника, иначе я сама его угомоню! Я многозначительно перекинула трость из одной руки в другую. — А силенок хватит? — хохотнул Мирко, прекрасно понимая, что это всего лишь шутка. Я практически никогда не срывала злость на своих людях, потому что для этого у меня было полно недоброжелателей. — Неужели ты забыл? Тогда подойди и проверь. Кривая ухмылка обезобразила моё лицо, и я провокационно посмотрела на Хельсинки, сверкая глазами. Он знал. Лучше чем кто-либо другой знал, что я паршивый стрелок, но стоит оказаться в пределах моей досягаемости в ближнем бою и все закончится быстро и печально. Видел собственными глазами. Серб только сокрушенно покачал головой в ответ на мои действия, а затем изменился в лице. В его глазах мелькнуло несвойственное его характеру шкодливое выражение, и он медленно двинулся ко мне. Что ж, с кем поведешься, как говорится. — Эй, ты чего это удумал? — настороженно произнесла я, немного отступая назад, и наблюдая за тем, как он развёл руки в стороны. Я слегка склонила голову на бок в недоумении, а потом до меня дошло. — Нет! Не смей, это запрещённый приём! Я попыталась увернуться, но было уже поздно — меня уже душили в крепких медвежьих объятьях. Мои ноги оторвались от пола, и я только закатила глаза, устраиваясь поудобнее и шикая на едва сдерживающего хохот Осло. А ведь история нашего с ними сотрудничества изначально не планировалась быть продолжительной. Они должны были стать лишь разменными пешками на одну партию, а в итоге достаточно долго проработали на меня. И как их только угораздило… — Миэль, у нас проблема, — проинформировал Джей, как всегда бесцеремонно ворвавшийся в мой кабинет без стука. — Джей, скажи, ты никогда не думал о карьере горничной? — раздражённо спросила я, нехотя отрываясь от важных дел. «Важные дела» недовольно зарычали из-за прерванной близости, но, быстро придя в себя, мгновенно навострили уши, ожидая, когда Джей пояснит ситуацию. Вот всегда восхищалась способности Цезаря быстро реагировать на изменения окружающей обстановки. — Почему горничной? — удивлённо спросил парень. — Потому что врываешься ко мне без стука и приглашения. А вдруг я здесь голая? — Ой, можно подумать, это может меня смутить, — фыркнул он. — Я тебя и голой и пьяной видел. Достаточно часто, а иногда и одновременно. Но вот посмотреть на Цезаря без одежды, я бы не отказался… Его голос стал томным и тягучим, словно патока, на что я только закатила глаза и принялась успокаивающе поглаживать грудь Цезаря, забираясь пальцами под расстегнутую рубашку, чтобы предотвратить возможное покушение на убийство. Джей был очень любвеобильным, но дураком точно не был, поэтому подобные выпады в сторону Гандии он позволял себе только в присутствии меня, чтобы в случае слишком бурной негативной реакции я выступила в роли буфера. А сейчас я была им даже не в метафорическом, а в буквальном смысле, потому что мужчина сидел в моем кресле, а я удобно устроилась на нем, оседлав колени, тем самым становясь вполне себе конкретным препятствием между руками моего телохранителя и шеей неугомонного секретаря. — Я бы тоже не отказалась от Цезаря без одежды, но твоё присутствие все больше и больше отдаляет меня от заветной цели. Говори, что там случилось, и вали. А ещё лучше не докучай мне со всякими мелочами и разберись с проблемой сам. — Я когда-нибудь обращался к тебе по пустякам? — возмущённо воскликнул Джей. — Это касается Аарона и… И, может, ты соизволишь развернуться? Я устал разговаривать с твоей спиной! Я недовольно цокнула языком, переставая изучать тело мужчины, и развернулась одним резким движением, меняя положение и оказываясь спиной уже к Цезарю. — Теперь твоя душенька довольна? — спросила я, подпирая щеку кулаком. — Более чем. Так вот… — Я вам не мешаю? — Гандия, до этого с титаническим спокойствием хранивший молчание, наконец подал голос. — А? Нет, мне вполне удобно, но спасибо, что спросил, — нагло ответила я и слегка поерзала на его коленях, разводя шире ноги, и немного повернула голову к нему, хитро прищурившись. Цезарь моего нахальства явно не оценил, судя по приподнятой брови и холодном осуждающему взгляду. — По-моему, это я вам мешаю! — возмущённо фыркнул Джей. — Имейте совесть, это вы тут хорошо устроились, что далеко ходить не надо, а у меня с этой работой вообще никакой личной жизни нет! Миэль, ты вообще… — Ладно-ладно, все, — я примирительно подняла руки ладонями вверх. — Я тебя внимательно слушаю. — Наконец-то, — недовольно буркнул он и поправил очки. — Была перестрелка, наши люди сцепились с людьми Аарона. Потери минимальные, к слову, но нам удалось схватить двоих сербов из его банды. — И в чем тогда проблема? — Я сербского не знаю! — Как же вы мне все дороги… — вздохнула я и возвела глаза к потолку. — Ладно, тащи их сюда, я с ними побеседую. — Сюда? — с сомнением переспросил парень, потому что прекрасно знал, что означало это «побеседую» и что третий раз от крови этот ковёр ни одна химчистка не отмоет. — Ага, — отстраненно пробормотала я и потерла подбородок. Сегодня я была не склонна к проявлению насилия, и, к тому же, в моей голове уже начала выстраиваться многоходовая схема, как можно использовать их в свою пользу. Джей только тяжело вздохнул, видимо, уже мысленно поминая ковер, но перечить не стал и послушно пошёл исполнять поручение. — Ты так и будешь на мне сидеть? — голос Цезаря, раздавшийся у самого уха, вывел меня из раздумий, и по телу непроизвольно пробежали мурашки от ощущения горячего дыхания на моей шее. — Тебя что-то не устраивает? — лениво спросила я и вновь повернулась к нему лицом, обнимая за шею. Наши носы практически соприкасались, и я слегка припала к губам мужчины, требуя поцелуя. — Работа, босс, — Гандия отстранился и, подхватив меня под коленями, поднялся на ноги вместе со мной, а затем аккуратно усадил в кресло и принялся застегивать свою рубашку. — Зануда, — недовольно фыркнула я. — Да и смысл уже себя в порядок приводить, и так понятно, чем мы тут занимались. Ты мне всю шею искусал, акула скалозубая. Я невольно провела рукой по бледной коже, на которой алели свежие отметины, понимая, что ближайшие несколько дней мне придётся носить шейные платки. К моменту, когда дверь распахнулась, и мои люди втащили в кабинет двоих мужчин, мы с моим телохранителем уже успели принять более-менее презентабельный вид. Себастьян и Сантьяго грубо бросили их на пол и отошли к двери, застывая возле дверного проема каменными изваяниями. Я же принялась с любопытством разглядывать стоящих на коленях мужчин в наручниках перед моим столом, интуитивно отмечая, что Цезарь, стоящий по левую руку от меня, тоже их оценивал на предмет угрозы. — Зачем же так грубо, мальчики? Разве так обращаются с гостями, пускай и вынужденными? — спросила я с притворным разочарованием и укором в голосе. Я соскользнула с кресла и обогнула стол, по пути подхватывая трость и напрочь игнорируя злое шипение своего телохранителя. — Миэль Сандерс, очень приятно! Ответом мне стало невнятное бормотание под нос. Явно на сербском и явно матерное. Я коротко усмехнулась. — Неужели я настолько тебе противна? — спросила я на сербском, пусть и с явным акцентом, намеренно обращаясь у одному из них. Мне было интересно, кто первый поднимет голову. Мужчина, чья борода была короче, чем у его брата-близнеца, первый оторвал взгляд от созерцания пола и встретился со мной глазами. Второй повторил его жест с секнундной заминкой. — Да, я знаю сербский. На уровне разговорного, разумеется, но это уже детали. А вам никогда не хотелось выучить еще один язык? Как говорится, чем больше языков ты знаешь, тем больше ты че… — Ты не человек,  — зло прорычал один из близнецов и дернулся. Стоящий рядом со мной Цезарь моментально достал пистолет и подался вперед, но я предупреждающе выставила перед ним трость, останавливая его в явно недружелюбном порыве. Я подошла к сербу ближе, возвышаясь над ним, и поддела набалдашником трости его подбородок, чтобы он не смел больше опускать взгляд. — Как тебе будет угодно. Но, по крайней мере, у меня есть имя, а ты мне так и не представился. Как тебя зовут? — Мирко, — коротко выдохнул он сквозь зубы. — Вот теперь действительно очень приятно, — довольно произнесла я. — А твой брат не хочет представиться? Или он дар речи потерял при виде такой сногсшибательной девушки? Сербы хранили молчание, и меня это начало слегка подбешивать, поэтому я решила добавить им немного мотивации и просто спустить пар. — А ведь знаешь… — задумчиво протянула я, обращаясь к Мирко, и, убрав трость от его лица, повертела ее в руках, с нарочитым любопытством изучая серебряный набалдашник. — Я могу быть сногсшибательной еще и в прямом смысле! Я резко замахнулась тростью и прицельно ударила молчуна в висок, но не рассчитала силу, и он завалился на бок без чувств, не успев ничего понять. — От него все равно было толку ноль, — фыркнула я, переходя на испанский язык. — Как я поняла из вас двоих ты главный, и уж прости я не верю, что ты не говоришь на других языках. Никто не будет подстраиваться под солдат, а работа вам нужна — следовательно нужен и язык. Так что, будь добр, прекрати ломать комедию и говори нормально. Иначе пострадает не только его голова. — Чего ты хочешь? — спросил он на испанском, напряженно следя за вздымающейся и опускающейся грудью своего брата. — Я тебе все равно ничего не расскажу, можешь сразу убивать. — Сотрудничества, — на моем лице появилась широкая улыбка. — Мне глубоко плевать, что там планирует Аарон, так что свои откровения можешь оставить при себе, но вот от пары крепких ребят, как вы, я бы не отказалась. Одному моему казино нужны хорошие охранники. Что думаешь? — Зачем тебе это? — напряженно спросил он. — Вы мне приглянулись, будете эстетично смотреться. — Ты правда думаешь, что после всего я соглашусь на подобное?! — А почему нет? — я пожала плечами. — Давай, я объясню, как тут все работает. Я не сторонник негативного подкрепления в отличие от Аарона, поэтому если ты работаешь на меня, то с моей стороны не придется ждать никакой угрозы… — Охотно верю, — саркастично отозвался он и кивнул в сторону бессознательного брата. — Ну, так, а ты пока еще не на моей стороне, — спокойно сказала я. — Все просто. Смоделируем ситуацию. Первый вариант: ты отказываешься от моего предложения, Цезарь вас убивает, а я наконец-то избавляюсь от этого бесячего ковра. Второй вариант: ты принимаешь мое предложение, но решаешь поиграть в двойного агента, и тебя убивает Аарон, потому что я уже проворачивала подобную схему с побегом из плена с его бывшими людьми, и второй раз он на это не поведется. Его бывшие люди, кстати, стоят сейчас у двери. КПД в этом ноль, но мне будет забавно за этим наблюдать. Третий вариант: ты соглашаешься и действительно на меня работаешь со своим братом. В этом случае все в плюсе, в первых двух — только я. Ну, что скажешь? — Теперь я понимаю, как ты это делаешь… — медленно протянул он. — Ты ждешь пока люди станут бесполезными, пока их ничтожность не вылезет наружу… Потому что достигнув дна, ты пойдешь за любым. — Врать не буду, отчасти так и есть, ты просто излишне сгущаешь краски, Мирко… Знаешь, в чем плюсы пребывания на дне? — неожиданно спросила я, и тот отрицательно покачал головой. — Когда ты уже на дне, то падать больше некуда, и у тебя остается только один путь. Я вскинула указательный палец, указывая на потолок. — Наверх. Ну так… мы договорились? — спросила я, уже видя ответ в его глазах. Конечно, мы договорились. У них попросту нет выбора. Когда их увели, я обернулась к недовольному Цезарю и слегка склонила голову на бок. — Что не так? — Кажется, мы решили, что вопросами безопасности и подбором охраны занимаюсь я. — Ну и занимайся, кто тебе не дает? — фыркнула я и обняла мужчину за шею, прижимаясь к нему всем телом. — Не думаешь же ты, что они действительно нужны мне в качестве охранников? — А для чего тогда? — В качестве приманки, — я хитро прищурилась и потерлась носом о щеку Цезаря. — Поэтому они будут стоять на самом видном месте, чтобы Аарон точно заметил. Тогда у него не останется выбора, кроме как убрать их, чтобы они не сболтнули лишнего, а когда он пришлет за ними кого-нибудь, кто действительно знает что-то стоящее, то мы уже будем их ждать. Скучно и предсказуемо, Аарон — всего лишь пешка. И эти двое всего лишь пешки. Но, когда играешь в шахматы, нельзя недооценивать ни одну фигуру… — Вот как? — Цезарь прижал меня к себе теснее и снова припал к моей шее, вызывая у меня низкий вибрирующий стон. — И кто же я для тебя? — М-м-м? — Какая фигура? — Не думала о тебе в таком ключе, — медленно проговорила я, потому что его вопрос застал меня врасплох. — И я считаю, что факт того, что я не отождествляю тебя с бездушной фигуркой, уже говорит сам за себя… Знаешь, как строится Староиндийская защита? Мне от чего-то очень захотелось перевести тему. Я отлипла от мужчины и придвинула одной рукой шахматную доску, принявшись расставлять на ней фигуры. — Главный принцип в том, что белые стремятся получить максимальный перевес в пространстве с помощью сверхмощного пешечного центра. Идея понятна и логична, однако требует времени. А черные могут и должны успеть развернуть свою контригру, чтобы убрать белого офицера, так что… Мои глаза на секунду озарились безумным отблеском. — Винсенту Паркеру пора показать, что он не сможет прикрываться своими пешками вечно, а играть в человеческие шахматы против меня — затея не самая удачная. — Да поставь ты меня уже на землю, а! — я недовольно всплеснула руками, устав от того, что меня тискают как плюшевую игрушку. — У меня слабый вестибулярный аппарат! — А еще очень ревнивый телохранитель, — вставил Осло свои пять центов. — Как он, кстати? — спросил Хельсинки и поставил меня на землю, а я тут же принялась приводить в порядок свою растрепанную прическу. На вопрос о Цезаре я только отмахнулась. я не хотела сейчас о нем говорить, потому что пару месяцев назад мы с ним очень крупно поцапались. Ну, как поцапались… Расстались. А причиной всех бед снова, как назло, стала моя миопатия. Да, именно она, а вовсе не мой дрянной характер. — Даже слушать ничего не хочу, Цезарь! — я хлопнула ладонью по столу и мой рот искривился от злости. — Не лезь не в свое дело! Дело было в том, что один врач, который выступает посредником между мной и еще одним уважаемым человеком решил выслужиться передо мной и начал говорить об одном новом экспериментальном методе лечения миопатии. Я просто вежливо улыбалась и пропускала его слова мимо ушей, потому что решила все для себя еще в тот момент, когда отдала Андресу лекарства. Но вот Цезарь с моим решением был в корне не согласен. — Все что касается тебя и твоей безопасности — мое дело! — он повысил голос и уперся руками в стол, слегка склоняясь ко мне. — Твоя болезнь излечима, почему ты не хочешь даже попробовать?! — Потому что это мое решение! — я тоже вцепилась в стол, словно это было единственным, что позволяет мне держать опору, и зло сощурилась. — И с каких это пор ты повышаешь на меня голос?! Вопрос глупый. Цезарь имел привычку кричать на меня, Джея и Клео, а иногда просто на ситуацию в целом, и в этих случаях я просто прикидывалась ветошью и не отсвечивала, пока буря не утихнет, но именно в этот момент его тон меня задел. Возможно, у меня просто скоро будут женские дни. Возможно, потому что этот разговор уже происходил между мной и Джеем, и закончилось тогда все очень печально. — Ты по-другому просто не слышишь! — А я и не собираюсь тебя слушать! Твое мнение меня мало интересует! Ты ничего не понимаешь и никогда не поймешь, потому что не чувствуешь того, что чувствую я! — я откинула волосы назад и отошла к окну, чтобы восстановить дыхание перед тем, как снова заговорить. — Болезнь делает меня той, кто я есть, Цезарь. Я ему не врала. Не будет ее, не будет и жестокого бессердечного гения, потому что все, что я знаю, — это только злость, боль и обида, которые родились из-за этой несправедливости. И если я умираю, то имею полное право утянуть за собой в Ад столько людей, сколько захочу. Мне нужно оправдание моей бесчеловечности, но Цезарю об этом я не расскажу. — Считай это глупостью, но с этой болезнью меня ни что не остановит, потому что я знаю, когда умру. Смерть не имеет власти над тобой, когда не подобна грому! Так же вроде говорят, да? Я контролирую даже собственную смерть, представляешь? — из моей глотки исторгнулся нервный смешок, возвещая о начале истерики. Я посмотрела на свое отражение в оконном стекле и отшатнулась в ужасе, широко распахнув глаза. — Что такое? — настороженно спросил Цезарь, поймав меня и придержав за плечи. — Мне показалось… Нет, не важно, — я потерла висок, а потом, придя в себя, грубо сбросила его руки. — Важно то, что мне плевать на собственную смерть, как и на жизнь соответственно. Я медленно повернулась к мужчине лицом и посмотрела ему прямо в глаза, поймав того за подбородок. — А если мне наплевать даже на свою собственную жизнь, то подумай, как мало для меня значит твоя. Он взял меня за запястье и осторожно отвел мою руку от своего лица, но из своей ладони так и не выпустил. — Тебе нужно отдохнуть. — Мне нужно, чтобы ты захлопнул рот и не ебал мне мозг своими советами! — я вырвала свою руку. Меня несло, я сама не знала, откуда сейчас во мне взялось столько ярости и злобы, но мне очень захотелось сделать Цезарю больно. — Помнишь, ты спрашивал меня, какая ты из фигур на шахматной доске? Так вот, ты пешка, Цезарь. Всего лишь один из многих, незначительная фигура, которую я могу заменить щелчком пальцев, и ничего не изменится. Ни-че-го. В его взгляде что-то изменилось, но лицо так и осталось абсолютно непроницаемым, и темная тварь внутри меня довольно заурчала, хищно ощерив зубы. — Как скажете, сеньорита Сандерс, — мужчина вытянулся по струнке и посмотрел на меня сверху вниз. Меня как будто ударило током. Цезарь называл меня так только в начале нашего с ним сотрудничества. Обычно он звал меня «босс», что в наших отношениях было своего рода аналогом милой клички, которой влюбленные называют свою вторую половинку. По имени он звал меня редко, а уж тем более по фамилии. В подобных случаях это говорило о крайней степени его неудовольствия. Если бы я только могла сейчас рассуждать здраво, то я бы сделала глубокий вдох и, наступив себе на горло, извинилась перед ним, но холодная ярость ослепила мой разум. Тварь внутри хотела продолжения банкета. — Значит, я снова для тебя «сеньорита Сандерс», — медленно произнесла я, проведя языком по верхней губе. — Мы вернулись в начало? Хорошо! Тогда забирай свою побрякушку! Мне он больше не нужен! Я схватилась за цепочку на своей шее и резко дернула, разорвав застежку, а потом запустила ему в грудь. Осознание того, что же я тогда натворила, пришло гораздо позже. От мрачных мыслей меня отвлекла вибрация телефона во внутреннем кармане пиджака. Я раздражённо достала гаджет и выругалась сквозь стиснутые зубы. «Цербер» — гласила надпись на экране. Быстро же он узнал. Хотя… Я же разрешила Джею подключить Клео, а если эта змеюка неугомонная что-то знает, то это автоматически становится известно Цезарю. Две подружки, блин. — Помяни чёрта… — пробормотала я, а потом обратилась к Хельсинки. — Кто там интересовался Цезарем? Хельсинки, ты? На, держи, узнаешь из первых уст. Я быстро сняла вызов и впихнула телефон ошарашенному сербу в руки, пока он не успел опомниться. Он приложил трубку к уху, но Цезарь так кричал, что даже нам с Осло было все прекрасно слышно. По крайней мере, фразу «убью тебя, Сандерс!» я разобрала отчётливо. Дальше шло внушительное перечисление всех моих родственников до седьмого колена и их нетрадиционные увлечения. Особенно громко Цезарь подозревал их в постоянном совокуплении с ядовитыми змеями, баранами и ехиднами, и результатом всей этой зоофилии стала я. Хельсинки вежливо слушал все, что Гандия думает о моем поистине ангельском характере, а главное — адекватности. Судя по лицу, с половиной красочных эпитетов он был полностью согласен. Подлец! — Кхм, здравствуй, Цезарь, — Хельсинки все же удалось вставить слово, и мужчина на том конце провода мгновенно умолк. — Рад тебя слышать. Серб сказал это таким слабым голосом, все ещё пребывая в прострации из-за услышанного, что я невольно прыснула от смеха. Но надо отдать Цезарю должное, он быстро ориентировался и это умение только улучшалось с течением времени. Он уже вовсю давал указания Мирко, судя по сосредоточенному лицу последнего. — Какой он все-таки… Темпераментный у тебя, — выдохнул Хельсинки, закончив разговор и возвращая мне телефон, а затем вдруг неожиданно шлепнул меня по затылку. Не сильно, но вполне себе ощутимо. — Агрх! Тебе что, жить надоело?! — прошипела я, потирая голову и попутно пиная ржущего Осло ногой. — Цезарь просил передать, — ухмыльнулся он по-доброму, но потом вдруг посерьёзнел и, взяв меня за плечи, спросил: — Скажи правду, Иерихон. Это ты на самом деле все это устроила? Это же очередной спектакль, да? Я вздохнула и посмотрела на него тяжёлым взглядом. Конечно, он подумал, что здесь у руля я, потому что я часто любила претворяться и выдавать себя за эскортницу, отдавая дань уважения старой профессии, или секретаршу, заставляя кого-нибудь из приближенных играть роль начальника на встречах. Мне нравились такие игры, отчасти поэтому я позволяла людям ближнего круга так по-свойски вести себя со мной. Почти по-семейному. Джей говорил, что таким образом я компенсирую недостаток подобного в детстве. А когда мы появились под ручку с Профессором, то картинка в его голове сложилась сама собой. Профессор — подставное лицо, оболочка. Я — настоящий мозг ограбления. Однако в этот раз все было взаправду. Но это не значило, что рокировка в этой шахматной партии невозможна. В определённый момент я перехвачу контроль, и он этого даже не заметит. — Нет, Хельсинки, я действительно здесь не при чем, — чётко сказала я, глядя ему в глаза. — Но это не значит, что я не преследую свои цели и что в итоге все не будет по-моему. — Тогда это тоже не игра? — мои слова его совсем не успокоили, и его голос стал ещё напряжённее, когда он указал на моё горло, на котором уже, наверное, поступили синяки. — Это сделал Берлин? — Возможно, — осторожно ответила я и сняла его руки со своих плеч. — У меня все под контролем. — Ты уверена? Или нам стоит… — он многозначительно похрустел кулаками. — Так, а вот этого точно делать не надо, — предупредила я, мой тон стал гораздо жёстче, и в нем зазвучали явные повелительные нотки. — Никакой самодеятельности. Никто не должен знать, что мы знакомы, а уж тем более, что вы работали на меня. Это ясно? Я посмотрела сначала на Хельсинки, а потом на Осло, и, дождавшись их послушных кивков, я продолжила: — С Берлином я сама разберусь, — сказала я, глядя в упор на Мирко. — Ты ведь сам видел, как я могу за себя постоять. Серб кивнул. Я невольно повела плечами, вспоминая, что я сделала. Это был один из тех случаев, когда я снова притворялась шлюхой и сидела весь вечер на коленях у одного из своих людей, который говорил от моего имени, контролируя ситуацию и наблюдая. Однако встреча подошла к концу и я ушла в уборную, чтобы поправить макияж. Мне было откровенно паршиво. Я отправила своего телохранителя во Францию, чтобы он убрал одного человека, но ссора с Цезарем никак не хотела выходить из головы, и перед глазами то и дело всплывало его абсолютно безразличное лицо и холодные ртутные глаза, поэтому я не заметила, как оказалась в комнате не одна. Молодая девушка слегка задела меня бедром, проходя мимо, хотя по-хорошему там могла проехать машина и места было бы ещё навалом. Я вынырнула их своих невесёлых мыслей и оглядела её с ног до головы. Она была одной из тех классических стерв, которые думают, что им все позволено и все им что-то должны. Похожа на меня, если честно, вот только я знаю, где можно качать права, а где лучше не высовываться. А эта блондинка в кричащем красном платье с глубоким декольте явно таким полезным умением не обладала. — У тебя со зрением проблемы или с координацией движений? — холодно поинтересовалась я, наблюдая, как она манерно закурила сигарету. — У меня есть хороший оккулист, если что. — Не думаю, что мне что-нибудь может понадобиться от такой жалкой шлюхи, как ты, — брезгливо фыркнула она и посмотрела на меня, как на грязь под ногами, а затем выдохнула облако табачного дыма мне прямо в лицо. — Напрасно, — сказала я, поморщившись. — Шлюхи должны помогать друг другу. Ты ведь тоже та ещё блядь, как и я, только вот я честна с собой и этого не скрываю. Так что их нас двоих жалкой выглядишь только ты. Не знаю, что вывело её больше: мои слова или мой безразличный тон, но её лицо вдруг исказилось гримасой ярости, и она подошла ко мне вплотную. Я только подняла бровь, даже не пытаясь отстраниться. — Вот как? — прошипела она мне в лицо. — А что ты скажешь теперь?! Блондинка резко затушила окурок о моё открытое плечо, и я закричала от дикой боли, против воли опускаясь на колени. На глаза навернулись слезы. — Неужели не понравилось? — издевательски спросила она. — А я то думала, что о тебя часто окурки тушат и ноги вытирают, что ты привыкла. Что молчишь? Нечего сказать или наконец вспомнила свое место? — Я всегда помню свое место в отличие от тебя, — я вскинула голову, мои глаза едва сдерливали ярость, а рот искривился в ухмылке. — Кажется, тебе не помешает освежить память. В твоём случае, думаю, хватит трех фунтов. — Ты сама напросилась, — блондинка фыркнула и, закатив глаза, попыталась пнуть меня ногой. И это стало её ошибкой. Потому что я знаю, как будет работать примитивный мозг, и могу предвидеть дальнейшие действия на десять ходов вперёд. Мой кулак со слегка выдвинутой вперёд костяшкой указательного пальца ударил её под косточкой, и она повалилась на пол, потеряв равновесие и комично взвизгнув. — Поражение софинных нервов. Давление три фунта на квадратный дюйм, — услужливо пояснила я, наслаждаясь болью на её лице. Она зло оскалилась и попыталась отвесить мне пощёчину, но я была быстрее. Мой кулак снова ударил с хирургической точностью на этот раз в руку. Послышался мерзкий хруст и её болезненный вой. — Вывих запястья. Давление восемь фунтов на дюйм. Чем больше она стонала, тем больше мне хотелось слушать её вопли и наслаждаться её болью. Мы с ней сидели на полу, и я медленно двинулась к ней по-кошачьи, опираясь на руки, пока она пыталась безуспешно отползти. В моих янтарных глазах горели огни безумия, и я совершенно не собиралась себя сдерживать. Моя рука нежно легла на её плечо. — А давление в шесть фунтов на сонную артерию прекращает приток крови к мо-озгу, — сладко пропела я, сжимая руку и наблюдая, как ее глаза начинают закатываться, а она сама начинает медленно оседать. Я испытывала странное чувство удовлетворения, такого никогда раньше не было. Наслаждение чужими страданиями вытеснило боль от разрыва с Цезарем, и мне было так хорошо, словно я была под кайфом. Я почти полностью отдалась этому чувству, как тут мою эйфорию прервал звук глухого удара об пол за моей спиной. Я повернула голову и увидела пораженно застывшего Мирко, из рук которого выскользнул пистолет от шока. — И как давно ты там стоишь? — Я пришёл, как только услышал твой крик… — Понравилось представление? — деловито поинтересовалась я, возвращая себе самообладание и поднимаясь на ноги. Он не ответил. — Мне тоже не особо понравилось. Неудовлетворительно, — сказала я, рассматривая отвратительный ожог в отражении и обращаясь скорее к нему, нежели к сербу. — Но мне нравится играть с соотношением сил! Что бы ещё с ней сделать… Как бы Мирко меня не отговаривал, до утра она не дожила. Я же запретила ему рассказывать о произошедшем кому-либо, а особенно Джею или Цезарю. А ожог удалила, надеясь, что и это помутнение сотрётся из моей памяти вместе с ним, но я то и дело мысленно возвращалась к этому случаю. Нет, это не было моим первым убийством, но чувства, которые я при этом испытывала, были мне в новинку. Неужели… Неужели Цезарь значил для меня так много, что трещина в наших с ним отношениях заставила меня настолько потерять контроль? — Я все понял, — его голос помог мне очнуться. — Но осторожнее с этим типом. Я хотела ответить что-то колкое, но передумала и молча кивнула, а затем неопределённо махнула на прощание рукой и выскользнула из комнаты, предварительно осмотрев коридор. Нужно отвлечься. Добравшись до своей комнаты, я прислонилась спиной к двери и сползла по ней на пол, прижимая ладони к вискам и слегка массируя, а потом достала телефон и написала Джею. Включи мне удалённый доступ. М.С. И, получив ссылку, я погрузилась в работу, искренне надеясь, что она меня отвлечет. Мирко, Радко, Андрес, Профессор, Винсент, Джей, Клео, Цезарь… Все они лишь пешки в моей игре. Тогда почему мне так паршиво?