Увидь меня в глубине леса

       Холодный пол камеры не давал забыться беспокойным сном, каждую секунду напоминая о том, где она и что ее ждет, когда первые лучи рассеют тьму. Террума закрыла уставшие глаза, не в силах больше разглядывать паутинку трещин в стенах. Сюдзи, который ее сюда привел по приказу Мадары-сама, оказался тем же мальцом, которому она помогла днем. Сейчас ее невольный конвоир сжимал металлическую миску с похлебкой, которую вряд ли бы хорошие хозяева предложили даже собаке. Зато Терру́ ни секунды не жалела о своих словах. Было не правильно пользоваться благами, что ей предоставил Учиха. Она — пленница, жизнь которой он положил за месть Тобираме. Тут, в сырой темнице, ей будет куда легче ненавидеть Мадару.        — Вот, — оставляя миску с дурно пахнущей похлебкой в стороне, мальчишка просунул сквозь прутья руку с небольшим свертком. — Это в благодарность.        Сенджу приподнялась на локтях, наблюдая, как на бледных впалых щеках Сюдзи расцвел румянец. Мальчишка отвернулся, выглядывая в пустой коридор. Вероятно, ему сильно перепадет, если кто-нибудь узнает об этом знаке благодарности. Химе забрала теплый сверток, чувствуя слабый запах каких-то специй.        — Спасибо, — кривая улыбка тронула сухие губы девушки.        Сюдзи отрывисто кивнул и поспешно скрылся, слишком громко захлопнув главную дверь. Единственным источником света, что остался у Терру́, была круглая лепешка луны, висящая как-то искаженно низко. Ее лучи мягко проникали сквозь решетку в окне, ложились дорожками на каменный пол, разделяя его на свет и тьму. Химе дрожащими пальцами раскрыла сверток. В нем оказалось два рисовых шарика. Болезненный спазм сковал внутренности, а голова предательски закружилась. Рот непроизвольно наполнился слюной, и девушка поспешно отщипнула кусочек клейкого риса. Ей нужно набраться сил, чтобы пережить эту ночь. В этом году осень выдалась слишком холодной, так что на утро белая изморозь покрывала голую землю и пушистые иголки елей.        Притупив голод, девушка свернулась клубочком в небольшом пространстве, что освещалось луной. Терру́ давно не десять, она не должна бояться монстров и темноты, ведь они не реальны. Только, сколько бы химе себя в этом не убеждала, демоны противно ухмылялись и звали ее к себе в темноту. В голове все перемешалось и спуталось, мысли вспыхивали, как огоньки, прокручивали обрывки диалогов. Террума не сомневалась, нет, не в этот раз, она твердо приняла решение, просто не знала, как отреагируют старшие братья. Девушка шумно выдохнула, прикрывая глаза рукой. Конечно же, они не позволили бы ей пасть ни жертвой черной мести Мадары, ни призрачной надеждой на подписание мирного договора между кланами после.        Солнце взошло слишком рано, слишком быстро, не дав Терру́, как следует, подготовиться к новой встрече с главой клана Учиха. Тяжелые шаги нарушили нависшую тишину, Террума зажмурилась, стискивая ворот в похолодевших пальцах, мысленно прося прощения у братьев. Три поворота ключа и грубый голос приказал ей подняться. Химе что-то прошептала одними губами, раскрывая свои глаза и смотря на горящий восход сквозь прутья оконной решетки. Мужчина, который пришел сопроводить ее, грязно ругнулся и сплюнул под ноги, подходя к девушке и намереваясь поднять ее за волосы. В груди Сенджу бурлила чакра, она сама не ожидала, что сможет за такой короткий срок накопить достаточное количество.        Мир взорвался, когда из пальцев девушки проросли мелкие белые цветы, тут же растворяясь в воздухе и повисая белёсой дымкой. Мужчина схватился за горло, падая на пол прямо перед химе и смотря на нее безумными глазами. Он пытался вдохнуть жизненно необходимый воздух, лицо покрылось красными пятнами. Терру́, покачиваясь, встала на деревянные ноги и попятилась к двери, не спуская какого-то странного взгляда с умирающего Учиха. Тот смотрел в ответ, скривился и, словно выброшенная на берег рыба, бился в конвульсиях. Террума возненавидела себя еще больше, когда сорвалась на бег к заветному свету улицы. Пусть эта ненависть сожгла бы ее дотла, но химе не могла позволить ей разгореться в груди Хаширамы, а Мадаре захлебнуться в ней.        — Кажется, я тебя недооценил, — Учиха, залитый солнечным светом, уже ждал ее в окружении своих воинов. — Ты изменилась.        Химе затормозила, но земля была слишком скользкой и рыхлой после ночного ливня, заставляя ее проскользнуть и рухнуть на колени, чудом вовремя подставив ладони. Сенджу впилась пальцами в грязь, прячась за прядями светлых волос, и задрожала от ярости.        — Если мы не прекратим порождать ненависть, эта война никогда не закончится, — срывающимся голосом всхлипнула девушка. — Мертвых не вернуть. А мы только и делаем, что отправляем детей на тот свет.        Мадара молчал, смотрел на сидящую на коленях девушку и до тошноты хотел чувствовать к ней только лишь презрение, но видел перед собой ту маленькую фею, которая плакала над раненым Хаширамой. Мужчина кивнул кому-то из воинов, наблюдая, как тот подошел к Сенджу и с нескрываемой злобой схватил ту под руки, волоча к дому главы клана. Мадара не пошел следом, просто стоял какое-то время и ждал, когда из помещения с камерами вынесут тело Учиха. А самого колотило от злости на химе, за то, какая она глупая и хрупкая, за то, что решила взвалить всю ненависть на свои плечи.        Воин Учиха оставил ослабевшее тело Терру́ на попечение той самой женщины, которой вчера она обещала излечить дочь. Та молчала и стянула с безвольной Сенджу напрочь испорченное кимоно, несколько раз попросив ее подняться и залезть в ванную, но девушка осталась глуха, только смотрела пустым взглядом в стену. Женщина вздохнула, присела перед ней на корточки и потрясла за плечи, привлекая внимание.        — Как вас зовут? — фокусируя взгляд на Учиха, спросила химе.        — Тамико, — отозвалась женщина. — Послушай, Мадара-сама приказал отмыть тебя и привести в порядок.        Террума нахмурилась, из-за чего между светлых бровей появилась морщинка. Тамико говорила что-то еще, но Сенджу пропустила все ее слова мимо, только слабо схватила за руки, останавливая.        — Как появится возможность, приведи ко мне свою дочь, — заглядывая в черные глаза женщины, начала Терру́, — у меня осталось немного чакры. Я постараюсь ей помочь.        На языке осталось не озвученное: «пока у меня еще есть время». Но химе только увереннее сжала ладони Тамико и вздрогнула, когда двери банного помещения с характерным звуком отворились, впуская внутрь прохладный воздух. Сенджу съежилась, желая спрятать обнаженное тело от незваного гостя, а Тамико только почтенно склонила голову и бросила взволнованный взгляд на девушку. Только бы господин не услышал их разговор.        — Слишком долго, — Мадара не спешил входить, стоя у дверей. — Я ведь приказал не задерживаться.        — Простите, Мадара-сама, — всполошившись, Тамико с мольбой посмотрела на Сенджу.        Мужчина с каким-то наслаждением следил за попытками женщины достучаться до Терру́, за напуганными глазами, в которых еще пылала надежда, что он мог не услышать их разговор и обещание химе помочь ее бедной дочери. Пар клубился под потолком, нагоняя скуку на Учиха. Препирания и тихие уговоры Тамико выполнить приказ Мадары начинали действовать на нервы.        — Выйди, — короткий приказ, но в опустившейся тишине прозвучавший как-то угрожающе.        Тамико замерла всего на мгновение, поклонилась господину и исчезла из комнаты, даже не взглянув на Терру́. Оставила ту наедине с тьмой полностью беззащитной и обнаженной. Террума вцепилась пальцами в спутанные волосы, прижимаясь торсом к коленям.        — Что опять тебя не устраивает? — проходя вглубь комнаты, вздохнул Мадара. Какого черта, он творит? Просто не хотелось бы, чтобы его пленница сдохла раньше положенного срока от воспаления легких или еще какой заразы.        — Почему ты это делаешь? — сжимаясь еще сильнее, прохрипела Террума. — Зачем заставляешь меня ненавидеть себя еще сильнее?        — Не могу смотреть на тебя, когда ты в таком виде, — неожиданно тихо произнес мужчина, замирая над девушкой.        Терру́ вздрогнула всем телом и подняла на него глаза, ища в его бесстрастном лице ответы на сотни вопросов, но находя только холодную маску отчужденности. Нет, еще чего, он ей так просто не позволил бы залезть ему в душу. Мадара пробежался пальцами по взъерошенным волосам и отошел на несколько шагов в сторону, с какой-то ленивой неряшливостью скидывая с себя одежду.        — В детстве все казалось проще, — разглядывая наполненную ванную, заметил Учиха. — Проще было дружить, ненавидеть или любить… — мужчина с легкостью расправился со штанами и откинул вещи в сторону. — Ты просишь меня о невыполнимых вещах, Терру́. Простить смерть брата… — обернувшись к притихшей Сенджу, Мадара прищурил свои пронзительные глаза. — Смогла бы ты простить меня, убей я Тобираму?        В груди все сперло, Террума отвернулась, отчаянно борясь с тем, что она держала под замком. Не смогла бы простить, но и мстить не смогла бы. Это война, а на войне умирали. Умри Хаширама или Тобирама, Террума бы легла рядом с ними.        — Что ты делаешь? — прижав пальцы к вискам, Сенджу отвела взгляд в сторону от поразительно быстро раздевшегося Учиха.        Плохо скрываемый румянец, что расцвел на бледной коже химе, забавлял Мадару. С ним она выглядела живой, настоящей, не простым видением или лесным эльфом. Хотя сейчас от той волшебной девушки, которую он помнил из детства и редких встреч на поле битвы, не осталось и следа. Кожа посерела, волосы спутались, кости торчали совершенно не соблазнительно, даже наоборот.        — В нашем клане мужчина всегда делит ванну с женщинами, — спокойно ответил Учиха, выжидающе глядя на химе. — Не залезешь сама, придется применить силу. Противно смотреть на тебя.        — Боже, ты больной, — прикрыв лицо ладонями, выдохнула девушка. — Это не правильно. Мы больше не дети. — Терру́ перешла на горячий шепот. — Ты сам уничтожил все то, что было тогда.        Сенджу перевела взгляд на деревянную ванную, под которой мерно потрескивал огонь, чтобы сохранить тепло воды. Желание хоть ненадолго расслабить напряженные мышцы растеклось острой усталостью по телу. Оттолкнувшись руками от небольшой скамейки, на которую ее усадила Тамико, химе на ватных ногах прошла мимо замершего Мадары, сердце сделало болезненный кульбит. Терру́ зажмурилась и тряхнула головой, желая отогнать наваждение.        Теплая вода мягко окутала измученное тело девушки, позволяя замершим мышцам разомлеть. Тихий вздох сорвался с порозовевших губ Сенджу, будоража мысли Учиха. Будучи честным с собой, мужчина до последнего ожидал, что Террума будет противиться. Но вот она, хрупкая, словно первый снег, смущенно прятала взгляд и прижималась к противоположной стороне просторной купальни.        Химе старательно отводила глаза, с преувеличенным интересом разглядывая тени от свечей на стенах, но предательский румянец не заставил себя ждать, когда до слуха донесся плеск воды. Мадаре в каком-то садистском смысле нравилось наблюдать за смущающейся Сенджу. Чувство собственного превосходства над хрупкой девушкой, словно наркотик для мужчины.        — И часто ты принимаешь ванну вместе с пленниками? — перебирая пальцами пряди волос, с иронией в голосе поинтересовалась Террума.        — Ты первая, — незамедлительно прозвучал ответ с не меньшей долей ехидства.        Тишина затягивалась, действуя для обоих одинаково расслабляюще. Химе некоторое время сосредоточенно распутывала узелки в волосах, а Мадара наблюдал. И обоим до безумия хотелось повернуть время вспять, когда они еще были детьми, когда над ними не весел груз клановых войн.        — Прекрати, — Террума мылила волосы и все так же старательно прятала глаза от Учиха. — Я знаю, это в твоих силах.        Мадара тяжело вздохнул, закидывая свои сильные руки на края ванны и сдерживая позыв ущипнуть себя за переносицу. Опять все сначала.        — Я уже говорил, пока жив Тобирама никакого мира, и в помине, не будет, — с нажимом напомнил мужчина.        — Ты спросил меня, что бы я сделала, убей ты моего брата, — Терру́ зачесала мокрые волосы от лица и, наконец-то, посмотрела на Мадару. — Я бы не смогла пережить этого. Смерть брата от руки человека, которого лю… — Сенджу замолкла на полуслове, вглядываясь в черноту, что пряталась в глазах Учиха. На душе кошки заскреблись, хотелось просто пробить грудную клетку и вырвать, к чертовой матери, собственное сердце, чтобы оно перестало так громко стучать. — Любила.        Теперь очередь Мадары скрывать эмоции в глазах. Мужчина устало провел ладонью по лицу. Химе опустилась ниже в воду, что теперь доходила ей до подбородка.        — Терру́… — в голосе главы клана Учиха слышалась такая непривычная для него мольба, что невольно сердце сжалось.        — Помнишь, когда-то я тебе говорила, что не люблю красный цвет, — мечтательная улыбка тронула губы девушки, воспоминания былых дней всегда вызывали в ней теплые чувства. — Сейчас из-за красного цвета я чувствую себя одиноко. Мне грустно из-за него… — голос Сенджу затих, и она посмотрела на Мадару. Мужчина молчал, колючие черные глаза снова скрывали его истинные чувства. — Может быть, потому что он тускнеет.        Последние слова растворились с белым паром, просачиваясь сквозь небольшое окошко под потолком и исчезая в осеннем пасмурном небе. Оба хотели бы поймать их и изменить, но оба только молчали и не двигались. Боялись, что одно неверное слово или действие испортит и так хрупкие стены, что они выстроили для себя.        — Те детские чувства были не больше, чем привязанностью, — голос мужчины прозвучал непозволительно громко, отчего химе вздрогнула всем телом. — Никакая это не любовь.        Сердце Терру́ выстукивало какой-то неаккуратный ритм. Хотелось прижать его, надавить руками: сердечная реанимация, спаси себя сам. Террума так и делала, прижимая руки к грудной клетке, только это было не спасение раненного сердца, а сумасшедшее желание добить себя.        — Тогда скажи, что никогда не любил, — обиженно поджала губы, хотя до одури не хотела, чтобы Учиха знал, как больно ей от всего этого.        А Мадара молчал, смотря на нее, и не мог раскрыть рта. Он знал, что только так можно принести облегчение и ему, и ей. Потянулся к ней рукой, обхватывая подбородок девушки пальцами и поворачивая к себе лицом. И не давая шанса ни себе, ни ей на осмысление происходящего, наклонился ближе, сминая губы Сенджу в неистовом поцелуе. Второй рукой зарылся в тяжелые от влаги волосы Терру́, полностью убирая возможность на побег. На языке чувствовался металлический привкус крови, а в нос ударил запах сирени. Террума в смятении даже забыла закрыть глаза или оттолкнуть наглеца. Поймала пальцами скулы мужчины и ответила с не меньшим отчаянием. Мучительный стон, словно звон разбитого стекла, отрезвил обоих. В этом поцелуе не было ни капли любви, только боль и безграничная тоска.        Мадара отстранился, сбитое дыхание и полуприкрытые глаза делали его преступно желанным в свете догорающих свечей. Терру́ все еще сжимала скулы мужчины в своих ладонях, слишком маленьких, слишком нежных, слишком тонких. Учиха знал, что именно эти «слишком» и делали ее непозволительной роскошью для его мира. Мужчина вернулся на место, проведя пятерней сквозь волосы, и ничего не сказал, зная, что стекло в этот момент дало трещину.        — Не нужно было этого делать, — выбираясь из ванны, тихо заключила девушка. — Это только сильнее нас запутает, — Террума прикрыла глаза и слабым голосом добавила. — И сделает больно.        И больнее было, конечно же, ей, ведь девичье сердечко намного нежнее, чем закаленное войной и утратами сердце Мадары. Терру́ завязала пояс оставленного кимоно, и перекинула светлую копну волос через плечо. Она тихо ненавидела себя за слабость перед этим мужчиной. Ей самой хотелось верить, что время, которое не щадило ничьих чувств, должно было превратить в пепел детские воспоминания.        — Сегодня я отправлю Хашираме письмо, — покидая купальню, оповестил Сенджу Мадара. — У них будет неделя, чтобы принять решение, — надев на свое сильное, закаленное нескончаемыми боями, тело только штаны, мужчина бесшумно подошел к химе, мягко обнимая ту со спины, опускаясь горячим дыханием к ее уху. — Впредь, дорогая, постарайся не калечить моих воинов, — голос Учиха стал более низким и хриплым, угрожающим. — Не стоит тешиться воспоминаниями давно минувших дней. Я уже не тот мальчишка и между нами не те отношения.        Терру́ тяжело сглотнула и мягко положила свои ладони поверх чужих, краснея от контраста размеров их рук. Дыхание предательски сбилось, но химе сжала зубы, приподнимая голову.        — Твои действия говорят об обратном, Мадара, — она говорила тихо, переплетая их пальцы. — Твои действия и твое тело.        Учиха ухмыльнулся, опаляя дыханием нежную девичью шею. Табун мурашек опустился по спине. Горячий язык властно прошелся по ушной раковине Терру́, вызывая у той дрожь в коленях.        — Ты куда соблазнительней, чем думаешь сама, — тихо проговорил Мадара. — Особенно когда твои волосы вьются на кончиках, а кожа пахнет сиренью, — прикусывая молочную кожу, прошептал Учиха. — Простое мужское желание.        Пелена перед глазами спала, три слова не хуже ледяной воды отрезвили опьяненное сознание. Террума дернулась, выкручиваясь из хватки Мадары, поворачиваясь к нему лицом. И прежде чем тот успел что-то сообразить, маленькая женская ладошка встретилась с его лицом. Злость исказила милое, еще чуть детское лицо Сенджу.        — Ты мерзавец, Учиха Мадара, — сжимая кулаки, вспыхнула девушка. — Ненавижу тебя.        Когда поддаешься эмоциям, нужно всегда помнить о разнице в силах. И сейчас эта разница была слишком явной. Мгновение и Террума оказалась прижата к стене, а горящие красным шаринганом глаза главы клана смотрели с нескрываемым раздражением.        — Я предупредил тебя, — обманчиво спокойным голосом сказал Мадара. — Лучше не испытывай мое терпение.        Терру́ выдохнула, наблюдая, как за Учиха закрылась дверь, а через минуту в банную комнату вбежала Тамико. Женщина быстро подобрала забытую господином одежду и, наказав ждать ее, снова скрылась за дверью. Террума тяжело вздохнула, опуская взгляд на свои мелко дрожащие пальцы. И до одури хотела ненавидеть Мадару, а не себя. Только не получалось. Она словно глупый мотылек летела на огонь, несмотря на то, что в отличие от насекомого знала, что подлетев слишком близко, сгорит. Проклинала Мадару и спонтанный поцелуй, и не знала, как сильно его тянуло к ее свету, в детском желании сбежать от темноты. А ее свет наоборот затухал, когда соприкасался с чернотой его души.        Тамико воровато оглянула коридор и тихо прикрыла двери, подбегая к Сенджу и хватая ту за руки.        — Сейчас господин занят, я проведу тебя к своей дочери, — глотая некоторые буквы, затараторила женщина.        Химе удивленно вскинула брови, поражаясь бесстрашию Тамико. Узнай Мадара о том, что его пленница прогуливается по лагерю в сопровождении одной только слабой женщины, точно пришел бы в ярость. Терру́ чуть было не застонала, понимая, что Учиха понять сложнее приемов тайдзюцу, которое ей никогда не давалось. Какой еще глава клана станет в своем уме принимать одну ванну с пленницей?        — Хорошо, — ободряющее улыбнувшись ожидающей ее ответа Тамико, кивнула Сенджу.