Увидь меня в глубине леса

       Тамико нервно сжимала старое потрепанное хаори, наблюдая за тем, как из-под ладоней Сенджу мягким свечением расходилась зеленая лечебная чакра. Чисе, чье состояние ухудшалось на глазах, находилась в бреду лихорадки. А взволнованное выражение лица химе не внушало в женщину надежды.        — Ну, как она? — кусая губы, задала вопрос Тамико.        Террума сжала зубы, вкладывая всю чакру, что успела скопить за несколько часов. Девочка была в плохом состоянии: высокая температура, надрывный кашель, та же зараза, что и у Сюдзи. Перед глазами самой Сенджу уже начали прыгать черные точки, точный признак того, что ее сила на исходе. Но Чисе, кажется, задышала ровнее и, устало прикрыв глаза, провалилась в такой же исцеляющий сон.        — Лучше, — кивнула химе, отсаживаясь от ребенка, чтобы Тамико могла нежно смахнуть светлые волосы дочери с бледного личика. — Сон поможет ей восстановить силы.        Женщина кивнула, чувствуя, как облегчение растекается по телу. Ее ребенок спасен. И не кем-угодно, а врагом. Сжав губы в тонкую линию, Тамико обернулась к Сенджу и протянула той хаори.        — Это твой шанс, — тихо пояснила она. — За этой лачугой сразу начинается лес, если поспешишь, к ночи выйдешь к главному торговому пути, а там до вашего лагеря несколько дней пути.        Террума неуверенно прижала к груди верхнюю одежду, внутри зашевелилась надежда, что она сможет бежать, вернуться к братьям и тогда нужды решать, кого принести в жертву, не будет. Химе кивнула, скорее сама себе, чем Тамико, накинула на плечи хаори и уверенно двинулась к выходу из небольшого домика. Замерев у дверей, девушка обернулась и неуверенно посмотрела на мать с дочерью.        — А как же вы? — забеспокоилась Сенджу. Внезапная мысль, что заставила ее остановиться, а не броситься сломя голову в лесную чащу, тихим шепотом вырвалась наружу: — Последней, с кем меня видел Мадара, была ты. Он сразу обо всем догадается.        Тамико передернула плечами, будто само понимание того, что треклятая Сенджу беспокоится об их с дочерью благе, больше чем о себе, заставляла ее чувствовать себя нехорошо. Женщина подтолкнула одеяло, тихо мурлыча незамысловатую колыбельную.        — Это все, что я могу сделать, чтобы отблагодарить тебя, — вздохнув, пояснила Учиха. — Мадара-сама не тиран, он не причинит вреда Чисе, — любовно проведя по лицу дочери ладонью, продолжала Тамико. — А я скажу, что ты напала на меня. Поэтому используй этот шанс и возвращайся туда, откуда пришла.        — Спасибо, — только и смогла выдавить химе.        Старая деревянная дверь надрывно скрипнула, выпуская Терру́ на волю. Пасмурные облака висели низко, а у кромки леса клубился туман. Чувство приближения чего-то плохого, скрутило внутренности, но Террума только посильнее запахнула накидку и скрылась в чаще. Она не была сенсором и редко придавала собственным ощущениям много внимания, хоть Тобирама без конца повторял, что ей следует внимательней прислушиваться к себе.        Сенджу использовала всю чакру на лечение дочери Тамико, поэтому идти приходилось пешим шагом, то и дело хватаясь за деревья, что своими голыми ветвями будто тянулись к девушке. Терру́ мотнула головой, желая отогнать наваждение, такими темпами она не сможет добраться до дороги к вечеру, а проводить ночь в холодном, осеннем лесу, было смерти подобно.        Черные глаза бусинки зорко следили за бредущей девушкой. Вороны перелетали с ветки на ветку, время от времени гортанно каркали и хлопали крыльями. Террума давно их заметила, но продолжала игнорировать, потому что нарастающий страх, что оплетал ее внутренности, ей был не к чему. Она и так полностью выбилась из сил. Голова кружилась, а лесная тропинка перед глазами расплывалась.        Еще один шаг стал для нее последним. Зацепившись за торчащий корень, Сенджу рухнула наземь, зная, что встать уже точно не сможет. Слабость мягко укрыла ее одеялом желтых листьев, баюкая и напевая колыбельную. Тихий вздох сорвался с посиневших губ юной химе, холод уже не казался такой большой проблемой, хотелось просто закрыть глаза и немного отдохнуть, набраться сил.        Недовольное воронье ворчание заставило девушку невольно дернуться, перевернуться на бок, зажать уши и прижать колени к груди. Тело практически не слушалось, а в голове гудело. Вороны облепили все ближайшие деревья, следили за каждым ее движением. «Ждут, пока я умру», пронеслось в голове, заставляя внутренности болезненно сжаться.        Оставаться в сознании больше не было сил, Терру́ устало прикрыла глаза, позволяя темноте протянуть к ней свои костлявые руки. Та улыбалась, демонстрируя ряды острых зубов, а бусинки глаз, точно такие же, как у тех ворон, зажглись красным шаринганом.        Сквозь неприятную дымку Террума уловила знакомый запах. Он напоминал ей о чем-то далеком и давно забытом. Нет-нет, забытом не потому, что время стерло это из памяти, забытом по ее собственной прихоти. Пахло мускусом и хвоей. Терру́ тянулась к этому запаху, хваталась за него, как утопающий за плот, желая избежать смерти.        Потом чувствительность вернулась к телу. Девушка попыталась пошевелиться, но чьи-то сильные руки только крепче сжали ее окоченевшее тело. Ей подумалось, что если это шинигами, то смерть не так уж и страшна. Террума прижалась крепче к чужому, теплому, живому телу. Нет, это точно не бог смерти, пришедший по ее душу. Сенджу уткнулась лбом в шею незнакомцу, теряя нить мысли и проваливаясь в небытие. Теперь оно не было таким темным и холодным, скорее просто давало уставшему телу желанную передышку.        Мадара бы многое отдал, чтобы узнать, что творилось на душе девушки, которую он непривычно нежно прижимал к своей груди, облаченной в доспехи. Ее мерное дыхание щекотало кожу на его шее, будоражило сознание, возвращая его на несколько часов назад, когда он дразнил ее, покрывая лебединую шею горячими поцелуями. Знала бы Терру́, как долго он этого желал. Почувствовать ее учащенный пульс под своими губами, вдохнуть поглубже запах ее кожи, прикоснуться к изящным изгибам.        Несколько воинов, что сопровождали главу клана Учиха, учтиво склонили головы и исчезли в туманном лесу. Приказ был отдан: проверить территорию и убить всех чужаков. Вороны с громкими криками вспорхнули с веток, растворяясь в темнеющем небе, обращаясь в прах.

***

       Алые цветы покачнулись от легкого ветерка, что проникал сквозь открытое окно. Красная паучья лилия — символ страны мертвых. Мадара потер переносицу, будто это могло предотвратить нарастающую головную боль. Взгляд невольно каждый раз возвращался к спящей девушке в его постели. Терру́ была как-никогда бледна и хмурилась во сне, будто то, что ей снилось, приносило девушке боль. Перед Учиха лежало несколько новых свитков, что ранее ему услужливо предоставил один из старейшин. Мужчина внимательно бегал глазами по строкам, исписанным кривым почерком. Даже если Хаширама откажется выполнять условия поставленного Мадарой ультиматума, у Учиха останется козырь в рукаве.        Тихое движение со стороны кровати заставило мужчину отвлечься от своего занятия. Мадара отложил в сторону свиток и откинулся на спинку стула, привычно складывая руки на груди. Террума сонно приоткрыла глаза, затуманенным взглядом оглядываясь кругом. Вот ее янтарные глаза наткнулись на Учиха и раскрылись в немом ужасе, девушка странно дернулась, принимая вертикальное положение и тут же покачнулась, жмурясь.        — Ч-что я здесь делаю? — мотнув головой, будто отгоняя дурноту, хрипло спросила Терру́.        — А сама как думаешь? — внимательно следя за девушкой, хмыкнул Учиха.        Полувздох, полустон вырвался из девичьей груди, вызывая у Мадары смутное желание подойти и утешить свою пленницу. Это было чем-то новеньким для него, и радостных эмоций эти новые чувства точно не вызывали. Мужчина стиснул зубы, злясь на самого себя. Это не было ново для него, кого он обманывает, ему всегда хотелось, хоть мимолетным прикосновением, почувствовать нежность ее кожи.        — Как ты меня выследил? — справившись с тошнотой, Сенджу подтянула одеяло к самому подбородку, разочарованно замечая, что кимоно на ней было надето другое. — И почему я в другой одежде?        Учиха поднялся из-за стола, медленно его обошел и встал у окна, наблюдая, как ветер срывает последние пожелтевшие листья с деревьев. Хотел бы он, чтобы в нем было чуть меньше чести.        — Тамико тебя переодела, то кимоно было промокшим и грязным, — мужчина прищурился, обернувшись на химе. — Решила таким образом лишить меня туза в рукаве? — Мадара скривил губы, медленно двигаясь к застывшей девушке. — Вот так просто решила распрощаться с жизнью, Терру́?        Террума сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладонь, оставляя следы в виде полумесяцев. Он прав, она вот так просто была готова сдаться. Девушка свято верила, что просто не боится смерти, когда на деле, просто готова была сдаться.        Сенджу продолжала следить за надвигающимся на нее Мадарой, впервые маска вечного спокойствия и ледяного высокомерия дала трещину, показывая его настоящие эмоции. Злость и непонимание смешались горящим пламенем в угольных глазах мужчины.        — Что молчишь? — Учиха застыл над Терру́, желая услышать: «нет, это просто недоразумение», а видел только всецелое поражение в ее глазах. — Ты думала о братьях? Что бы они чувствовали, узнай, что их младшая сестра сдохла в лесной чаще, а кости ее обглодали дикие псы?        — Ты не в праве мне это говорить, Мадара, — юное лицо исказилось тихой яростью. — Не смей меня попрекать братьями.        Мужчина на мгновение прикрыл глаза, прячась от горящего ненавистью взгляда Сенджу. Хотелось одного, наплевать на все и просто испепелить все, что стояло между ними. Мадара нервным жестом пробежался рукой сквозь волосы и подцепил пальцем подбородок Терру́, заглядывая в ее глаза и в свои страхи. Внутри что-то отозвалось тупой болью. Ненависти в чужих глазах не было, только усталость, безумная и всепоглощающая.        — Почему это должен быть именно ты? — тихий шепот сорвался с ее губ, словно натянутая на тетиву стрела, пронзая его сердце.        В этих словах столько боли и безысходности, что хотелось выть раненным зверем. Мадара закрыл глаза, ведя большим пальцем по чужим губам, будто этим жестом пытаясь стереть сказанное. Террума дрожала от его прикосновений, чувствуя, как собственное сердце вот-вот остановится.        — Ты слышала легенду о паучьей лилии? — Мужчина отстранился, отходя к столу, а голос в опустившейся ночи прозвучал болезненно надломлено. — Эта легенда о двух духах, что покровительствовали разным частям этого цветка, — Мадара задумчиво подцепил красный лепесток, растер его между пальцами. — Мандзю заботился о цветах, а Сяге был хранителем листьев. Однажды они встретились, осмелившись оставить свои обязанности… — Учиха присел на край стола, обращая все свое внимание к притихшей Терру́. — Они полюбили друг друга, — черные глаза Мадары блеснули в свете догорающих свечей. — Но Боги не потерпели такой наглости духов и наказали их, разделив цветы и листья. Теперь, когда распускаются цветы, листья опадают, а когда отцветают бутоны, вырастают листья, — Учиха криво усмехнулся. — Когда Мандзю и Сяге встретились в загробном мире, то пообещали, что обязательно найдут друг друга в следующей реинкарнации. Ни один из них так и не выполнил обещания.        Воцарилась звенящая тишина, Мадара с интересом разглядывал бледное лицо химе, искал в мелькавших эмоциях что-то только ему известное. Террума пошевелилась, выпуталась из-под тяжелого одеяла, что пахло мускусом и хвоей. Пахло Мадарой. Сердце сделало болезненный кульбит от осознания этого. Тихие женские шаги звучали оглушающе.        — Послушай, — Терру́ каким-то неуловимым движением опустила руку на его скулу, слишком нежно, чтобы это было правдой. — Ты единственный, кто может изменить нашу судьбу, — ее голос звучал мягко, будто она пыталась объяснить что-то глупому ребенку. И в любой другой ситуации Мадару бы это разозлило, но не сейчас, когда на ее губах появилась слабая улыбка, а голова склонилась вправо. — Нам не обязательно становиться невыполненными обещаниями друг для друга.        Учиха отчаянно хотел напомнить ей, что единственное обещание им было дано Хашираме. Он обещал, что будет оберегать Терру́ и, черт возьми, он сдержал его. Но сейчас, именно в этот момент, когда ее чертовски маленькая ладошка, так трепетно поглаживала его лицо, он хотел дать ей сотню обещаний и все их сдержать.        — Терру́, — хриплый шепот разлетелся пеплом.        Мадара прикрыл глаза, боясь, что еще чуть-чуть, и он обязательно сдастся. Сенджу пришлось встать на носочки, чтобы дотянуться до желанных губ Учиха. Прикосновение, легкое, будто крылья бабочки по весне. Террума вложила в этот неумелый поцелуй всю свою душу и надежду, а еще просьбу, мольбу послушать ее и не дать им закончить как треклятые духи из старой байки.        Ветер усиливался, срывая занавески и туша все свечи до единой, оставляя их в кромешной темноте. Мадара больше не был в силах совладать с собой. Он всегда думал, что его самообладанию можно только позавидовать, а ирония заключалась в том, что Сенджу простыми прикосновениями разбивала хваленую выдержку Учиха. Мужчина сжал тонкую талию своими грубыми руками, забравшими сотни жизней, но сейчас удерживающие одну единственную, что была целой вселенной. Терру́ обняла его за шею. Мадара буквально поднял ее над землей, но углублять поцелуй не спешил. Знал, что если они пойдут дальше, то он даст свое согласие на ее просьбу.        Химе прижалась своим лбом к чужому, так проникновенно заглядывая в глаза Учиха, что казалось, будто она видела его душу.        — Прошу тебя, — едва слышный шепот, а его пальцы только сильнее впились в девичье тело. — Прошу тебя, Мадара.        Готов ли он предать Изуну, согласиться на мирный договор и оставить в живых Тобираму. Готов ли он пойти на это ради той, что возвращала его к жизни, напоминала ему, что кроме тьмы, был еще и свет?        — Прекрати, — он выдохнул ей в губы, а у самого в горле пересохло. Обреченно хотелось глотнуть чего-то, с большей вероятностью какого-нибудь яда, только бы не видеть молящих о невозможном глаз девушки. — Заткнись.        Мысли путались. Пока она была рядом, пока прижималась к нему, Мадара не мог соображать. Единственное, до чего ему удалось додуматься, это то, что он хочет сорвать это идиотское кимоно с ее худых плеч, прижать своим телом к кровати и ловить губами нежные девичьи стоны. Только это не могло помочь ему разобраться с собственной ненавистью.        Учиха нехотя отпустил Терру́, отстраняясь, дёргано откинул волосы и захлопнул окно. Ветер вперемешку с дождем бушевали на улице, будто все происходящее сейчас в душе Мадары нашло выход в реальный мир.        — Я говорил, Терру́, ты хочешь невозможного, — привычный холод вернулся в голос главы клана. Широкие плечи напряглись, пока он с несвойственной ему тоской наблюдал за грозой.        Террума перестала дышать, разглядывая крепкую мужскую спину. Душа ныла и начинала с новой силой чернеть, противные чудовища подбирались к самому горлу, любовно царапая его изнутри.        — Тогда убей меня, — звонкий девичий голос звучал удивительно серьезно. Кажется даже, будто она давно все решила, просто ждала подходящего момента. — Возьми мою жизнь за жизнь Изуны.        Мадара поиграл желваками, борясь с желанием что-то разрушить. Но Учиха только с силой сжал кулаки и обернулся к девушке, что горела уверенностью в собственных словах, и от этого становилось невыносимо. Какая же ты дура, Терру́.        — Что, если я соглашусь? — внутренне сгорая в пламени Аматэрасу, голос Мадары оставался равнодушным. — Ты думаешь, это спасет твоих братьев? Вернет мир? Сделает кого-то счастливым? — Террума открыла рот, собираясь согласиться с его словами, потому что считала, что это освободит душу мужчины от тягостного груза ненависти к ее клану. — Нет, даже не думай, — грубо оборвал ее Мадара, уже с трудом скрывая свою ярость. — Ты, правда, не понимаешь? — мужчина ударил кулаками о деревянную поверхность стола, от чего та жалобно затрещала, оперся на ладони и тяжелым взглядом посмотрел на Сенджу. — Ты причинишь только боль. Всем.        Терру́ взорвалась, всплеснула руками и больше была не в силах держать под контролем эмоции, которые горячими дорожками побежали по бледным щекам. Губы предательски задрожали, и ей пришлось обнять себя.        — Ты сам поставил Хашираму перед выбором: моя жизнь или жизнь Тобирамы! — девушка тяжело дышала, обиженно перебирая пальцами складки одежды. — Так я делаю этот выбор вместо него.        Мадара раздраженно вздохнул сквозь зубы. Черт его побрал лезть в это болото! Теперь им так просто не выбраться из этой трясины, а она будет затягивать их все глубже и глубже, пока оба не окажутся на самом дне без капли необходимого кислорода. Вселенная жестока. И прежде, чем мужчина успел продумать, как теперь выбираться из зыбучих песков, Террума нервно вцепилась в ворот своего кимоно, оседая на пол и отчаянно хватая ртом воздух. Страшные хрипы, которые сопровождали каждую ее попытку втолкнуть кислород в легкие, заставляли волосы вставать дыбом. Учиха мгновенно оказался возле химе, заключая ее лицо в свои ладони, заглядывая в глаза с застывшими в них слезами.        — Тише, тише, — легко поглаживая скулы Терру́, шептал Мадара.        Сейчас все сражения, смерти и ужасы войны отошли на второй план, казалось, такого животного и мучительного страха он еще никогда не испытывал. Он не мог позволить себе потерять еще одного человека, которого любил.