Птицы весело перелетали с ветки на ветку, держа в клювах свою добычу, маленькие птенцы один перед другим звонко кричали, требуя обеда. Лето было в самом разгаре, солнце припекало, а воздух настолько раскалился, что хотелось только одного: лечь и не вставать. Гендаро Кумоноске хотел так поступить, если бы не знатный урожай персиков, которые, если не собрать вовремя, сгнивали или были съедены птицами. Старик тяжело разогнулся, перехватывая корзинку и недовольно поглядывая в сторону гнезда, вот еще завелось паразитов.
Гендаро Кумоноске жил в горах, подальше от других селений, в частности и от Конохи, которая последние годы стала знатной проблемой для него. Проклятущие шиноби совали свои носы и в его дела, каждый раз допытываясь, что да почему. Старик знал, что за ним следят каждый раз, как он спускается к небольшой деревушке у подножия его горы. Неприятная улыбка тронула морщинистые губы, он так долго живет в этих местах, что уже присвоил их себе. Будем честными, Гендаро и сам уже не помнил, сколько живет на этом свете. Около полувека назад его привычная жизнь, правда, успела пошатнуться, нарушился привычный ход вещей. Но и Кумоноске не смог оставить раненую девочку умирать. Она напомнила ему кого-то, кого он потерял.
У нее были страшные раны, и Гендаро пришлось приложить немало усилий, чтобы задержать душу бедной в этом грешном мире. Девушка была прекрасна, напоминала лесного эльфа, своими тонкими чертами лица и заостренным подбородком. Старик отдал ей практически всю свою чакру, в сердце теплилась надежда, что вот-вот ее веки вздрогнут, и на него взглянут чистые, слегка перепуганные глаза цвета ясного неба. Кумоноске почему-то был уверен, что у эльфийки глаза окажутся небесно-голубыми.
Только этого не произошло. Ни через день, ни через месяц, ни через десяток лет. Девушка не была мертва, грудь поднималась и опускалась от размеренных вдохов и выдохов, и сердце тихо стучало в груди. Она чем-то напоминала Гендаро куклу, маска безмятежного сна застыла на юном лице. А через время рана на груди затянулась и без помощи чакры старика, не оставив и следа.
Происходящее на глазах старца было сродни чуду, он завороженно наблюдал, как кожа спасенной им девушки покрывается витиеватыми узорами, словно ядовитый плющ. Старческие мутные глаза Кумоноске загорелись злым огоньком алчности. Жгучее желание узнать, что за технику использует незнакомка, затопило старика, и тот, не раздумывая, спрятал девушку в своей небольшой лачуге подальше от любопытных глаз.
Сам Гендаро Кумоноске собирал и продавал лечебные травы и растения, предлагал услуги врачевания и вел затворнический образ жизни. Старался не распространяться о себе и своем прошлом, был скрытным и неприятным человеком. В деревне, у подножия его горы, люди пускали разные слухи: и что Гендаро был нукенином одной из скрытых деревень, который скрывался от правосудия, и что практиковал запрещенные техники и даже мог вернуть к жизни мертвеца. На что старик только поджимал губы и стрелял недовольными взглядами, распугивая детишек.
Кумоноске никогда не опровергал эти слухи, но и не давал никакого подтверждения им. Отчасти все это было правдой, только случилось намного-намного раньше, чем все могли предположить. Когда химе клана Сенджу бездыханным телом прибилась к каменистому берегу, совсем недалеко от того места, где Гендаро жил полвека назад, он был отшельником, собирающим байки о мудреце шести путей. Двадцать лет спустя, как раз в то время, когда он был в бегах, как ниндзя-предатель скрытого камня, ему посчастливилось забрести на земли страны Огня и наткнуться на полусгнившую хижину в горах. А эльфийка все также спала беспробудным сном, только сломанные кости начали срастаться, отчего девушка все меньше и меньше походила на сломанную куклу. Гендаро записывал все изменения, что замечал, вел дневники, исписывая десятки свитков, пытаясь понять, что за запрещенную технику могла применить химе.
В небольшом доме всегда было светло и пахло какими-то лечебными травами. Гендаро привычно занимался своими делами, измельчая и смешивая лекарства. Незамысловатая мелодия, которую старик напевал, сам того не замечая, навевала приятные воспоминания о далеком. Кумоноске отставил в сторону горшочек с мазью против укусов насекомых и почесал затылок, который неприятно заныл от чьего-то пристального взгляда. Желудок сделал испуганный кульбит, и мужчина выжидающе застыл, пытаясь распознать чужую чакру.
Если это снова те приставшие шиноби из Листа, он точно не поскупится на ругательства, эта чертова бабка Цунадэ о чем-то явно догадывалась. Раздраженно цокнув, мужчина нацепил на лицо маску неприязни и обернулся, встречаясь лицом к лицу с переливающимся на солнце янтарем. Испуганное «ох» невольно вырвалось из груди, и Гендаро невольно завалился назад. Светловолосая эльфийка с неприкрытым интересом разглядывала его, глаза блестели живым непониманием, а розовые губы беззвучно что-то шептали.
— Вы кто? — хрипло произнесла девушка, складывая руки на коленях и отодвигаясь назад.
Кумоноске сглотнул и, разогнувшись, сел напротив девушки, возвращая той заинтересованный взгляд. Как будто и не спала шестьдесят с хвостиком лет, как же тебе это удалось, девица? Злорадный голос, который червячком жил внутри Гендаро, противно захихикал, готовясь узнать тайну прелюбопытной техники.
— Кумоноске Гендаро, — прочистив горло, представился старик. — А твое имя?
Внутри что-то замерло в ожидании, что вот-вот падет одна из тайн прекрасной эльфийки. Старик, конечно, знал, что она из клана Сенджу, хотя бы по небольшой повязке с гербом клана, что стягивала волосы девушки в низкий хвост, да и химе он ее нарек не просто так, уж очень дорогим было кимоно, в котором он ее нашел.
— Сенджу Террума, — слегка склонив голову направо, девушка улыбнулся уголками губ. — Что произошло? В моей голове какой-то туман, я ничего не могу вспомнить. И еще… — Терру́ вытянула руку на свет, внимательно разглядывая витиеватый рисунок на коже. — Что это такое?
Старик протянул неопределенное «хм» и махнул рукой, указывая на низкий столик с разложенными на нем травами. Терру́ приняла молчаливое приглашение и, подогнув ноги под себя присела, наблюдая за тем, как Гендаро, не спеша, убирает растения и разливает чай из глиняного чайника.
— Хотел бы я сам это знать, девочка, — сделав большой глоток зелёного чая, наконец, ответил старец.
Террума удивленно распахнула глаза, никак не ожидая получить подобный ответ. Кумоноске криво усмехнулся, отчего его глаза практически исчезли в морщинах. Он каким-то неуловимым движением поймал руку химе в свои сухие жилистые пальцы, поворачивая ее в разные стороны, разглядывая под разными углами.
— Со временем рисунок изменился, — задумчиво констатировал Гендаро. — Раньше он был выпуклым, теперь больше похож на татуировку, — отпустив руку девушки, старик беззубо улыбнулся. — Лучше ты мне расскажи, что за техника такая занятная?
Мелкие чаинки всплыли, мерно покачиваясь в кружке. Терру́ непонимающе бегала взглядом от старика к своей коже. В голове отрывками, яркими воспоминаниями всплывали лица людей, обрывки разговоров, но ничего, что могло бы внести ясности и дать ответы на роящиеся вопросы, не было.
— Не знаю, — шепнула Сенджу, чувствуя, как паника волной прокатывается по позвоночнику. — Мне нужно найти братьев, — вскинув глаза на Кумоноске, засветилась надеждой девушка. — Хаширама и Тобирама Сенджу, вы должны их знать.
— Знаю-знаю, — прокряхтел старик, доставая откуда-то пыльную книгу с односложным названием «Шиноби». — Хаширама стал легендой, его богом шиноби прозвали, девочка, — пролистывая пожелтевшие страницы, хмыкнул Гендаро. — А младший вел неоднозначную политику в Конохе, — старец приложил палец к губам. — Я, правда, тогда жил в стране Песка, так что мало знаю об этом, — мутные глаза Кумоноске сузились и с каким-то неявным сочувствием взглянули на Сенджу. — Девочка, они уже давно мертвы, а косточки их превратились в пыль.
Терру́ выпустила из рук чашку, выливая ее содержимое на простое серое одеяние, в котором она проснулась. В груди, что-то неприятно сжалось, а губы против воли сложились в нервную улыбку. Химе хихикнула и замахала руками.
— Что вы такое говорите, старик-сама, они не могут быть мертвы, — чувство, будто ее бросили в чан с кислотой, разъедало сердце. — Я ведь не могла так долго находиться без сознания.
Гендаро хмыкнул и резво поднялся на ноги, бормоча что-то себе под нос, и быстрыми, дёргаными движениями отыскал стопку исписанных свитков, после чего всунул их в руки растерянной химе. В них был записан каждый день с того момента, как судьба привела его к берегу реки. Кумомноске сам не понимал, чего добьется этими дневниками, надеялся понять работу запрещенной техники или сохранить именно для этого дня, чтобы не утруждаться бессмысленным трепом.
— Девочка, твой сон продлился шестьдесят лет, твои браться основали скрытую деревню шиноби, а пост Хокаге успело сменить пять человек, — Гендаро покачал головой, глядя, как с каждой секундой и без того бледная Терру́ становится белее мела. — Сейчас пост заняла эта ведьма Цунадэ, — старик скривился, каждый раз чувствуя неприятное покалывание в области затылка при упоминании новой Хокаге. — Кстати, она-то внучка твоего старшего брата Хаширамы.
Слова долетали до Терру́, пронзали легкие, заставляя подавиться воздухом.
Все, кого она знала, мертвы? Тошнота подкатила к горлу, а голова пошла кругом. Как же так? Как так вышло, что она проспала столько времени и совершенно не изменилась? Террума с силой вцепилась в ворот льняной рубахи. Не может быть. Ложь.
Старик деловито поскреб подбородок, поднимая взгляд к небу. Да, переварить такую информацию нелегко, но другого выбора у химе не было.
— С этой твоей странной техникой я могу кое-чем помочь, — Гендаро любил старые байки и часто прислушивался к перешептываниям. Слухи и легенды на ровном месте не рождаются, но и за чистую монету все принимать Кумоноске не спешил. — Твой братец ведь был обладателем стихии дерева, значит, в тебе тоже могут быть задатки к этой стихии, — причмокнув губами, старик стрельнул глазами, наблюдая за изменениями эмоций на лице Сенджу.
Террума прижала к груди свитки и подняла покрасневшие глаза на Гендаро. Его голос звучал будто-то из-под толщи воды. И Сенджу отчаянно гребла руками, пытаясь ухватиться за его слегка противный, скрипучий голос, лишь бы не задыхаться. В комнате стояли шкафы, доверху наполненные склянками, стоял стол, стояли кресла. Стояло все, только Терру́ падала. Девушка завалилась на бок, прижимая к груди руки и пытаясь вдохнуть хоть каплю кислорода. Перед глазами плыло.
«Не может быть. Это ложь. Он врет, врет, врет.»
Только это правда, Терру́. Реальность, в которой ты оказалась. Называй ее Адом, ничего от этого не изменится.
— Эй, девочка, — подскочив к Сенджу, старик потряс ее за плечи, на дне его колючих глаз плескалось беспокойство. Неужели, успел привязаться? — Ну-ну, успокойся.
Кумоноске как-то неумело поглаживал плечи химе, слушая, как ее надрывные хрипы превращаются в спокойное дыхание. Разговор пришлось отложить. Гендаро уложил Сенджу на скрипучую кровать, принес теплого чая и с чувством, будто он сам когда-то уже это делал, подтолкнул ей одеяло. Террума молчала, бездумно смотрела в потолок и нервно теребила край одеяла. Старик помялся на месте, но решив, что стоит приготовить что-то на ужин, задернул цветастую занавеску, что служила «дверью» между двумя комнатами его жилища, что-то забурчал себе под нос и принялся готовить.
***
Террума задумчиво разглядывала узорчатые крылья бабочки, что присела на ее тонкие пальцы. Насекомое пошевелило усиками и поползло вверх по руке, щекоча и вызывая слабую улыбку. Гендаро насвистывал какую-то незнакомую мелодию и поливал горшки с уродливыми огурцами. Уродливыми они были только потому, что имели странную форму: выпуклые там, где не нужно или страшно маленькие, так что за один укус можно было съесть.
— Моя стихия — это яд, — наблюдая, как бабочка порхает к цветам, нарушила молчание Сенджу. — Ты говорил что-то о том, что мой долгий сон может иметь отношение к стихии дерева. Но брат был единственным, кто мог использовать ее.
Кумоноске сорвал один из огурцов-лилипутов и довольно им захрустел. Вкус от того, что эти овощи выросли такими страшными, не становился хуже, а может даже был лучше. С того дня, как проснулась Терру́ прошло немного больше недели. Семь дней, за которые девушка не произнесла ни слова, а только отрешенно смотрела в потолок и рыдала по ночам. Гендаро ничего не говорил, только исправно готовил горячий ужин и заваривал ароматный чай. Все, что ей было нужно — это время, чтобы осознать и смириться.
— Тогда это даже объясняет больше, — выдернув сорняк, старик постучал пальцем по подбородку. — Те странные завитушки были похожи на какое-то растение, похоже, ты, сама того не осознавая, использовала какую-то из своих техник, — странные рисунки сошли с кожи Сенджу через несколько дней, они медленно побледнели и просто исчезли, будто их и не было. — Когда я тебя нашел, ты была не жильцом, даже мои навыки в исцелении ничего не смогли бы поделать, — Гендаро покачал головой, вспоминая, как он принес переломанную Терру́ в свою лачугу. — Пробито левое легкое, задето сердце, сломан позвоночник и не меньше четырех ребер. Девочка, да с такими ранами ты должна была отправиться к праотцам! — всплеснув руками, старик со смачным шлепком отправил в полет гусеницу. — А потом появились эти рисунки, и ты медленно начала восстанавливаться.
— Но почему это заняло так много времени? — поднимаясь с корточек, девушка подцепила пальцами спелый персик.
Гендаро пожал плечами, ему было достаточно и этих объяснений, теперь, когда он узнал об улучшенном геноме химе, все стало на свои места. Осталось только понять, как активировать эту технику, и он сможет использовать ее в своих целях. Кумоноске видел, что предложи он ей стать его помощницей, и Сенджу согласится, потерянность была сейчас ее верным спутником. А он мог дать ей какое-никакое пристанище и будущее в этом другом мире.
— Не поймем, пока не разберемся, как это работает, — хмыкнул старик, любовно поправляя ограду вокруг своего небольшого огорода.
Террума прокусила мягкую кожицу, чувствуя сладковатый привкус на языке. Персики в саду старика Гендаро были отменными, сладкими, но не приторными. Зажмурившись от яркого солнца, девушка вытерла сок с подбородка. Последние дни ее одолевали невеселые мысли, она старалась гнать все, что касалось братьев, потому что смириться с их смертью было слишком сложно. Зато другой вопрос никак не хотел оставлять ее.
«Кто я теперь? Осталось ли для меня место в этом мире?»
— Старик-сама, а что стало с кланом Учиха?
Гендаро с трудом разогнулся, чувствуя, как стреляет в копчике. Чертова спина! Ох, он бы многое отдал за парочку часов на горячем источнике. Отмокнуть, как следует, да глядишь еще, и повезет подглядеть в женскую купальню.
— Вырезали несколько лет назад.
***
Осень наступила внезапно, просто в один день Терру́ проснулась от шума дождя за стенами хлипкой лачуги. Прохладный воздух приятно бодрил сонное тело. Террума привычно умылась ледяной водой из самодельного умывальника и завязала волосы в высокий хвост. Даже в такую погоду старик Гендаро заставлял ее тренироваться. Точнее, это было сугубо желание Сенджу. После того, как она увидела катану в вещах Кумоноске и расспросила того, не был ли он случайно мечником, тот поведал, что одно время обучал детей этому делу. Террума решила, что ей стоит отвлечься от угнетающих мыслей, да заодно и закалить собственное тело, поэтому решительно настояла на том, чтобы старик сделал ее своей ученицей.
Кумоноске не скупился на ругательства и тычки, постоянно ворча на девушку и вздымая руки к небу со словами, что она его худшая ученица. Тело химе было безбожно слабым, а выносливость и того хуже. Ей хватало пары часов, чтобы обессилено упасть в грязь лицом и смириться со своей участью. В какой-то момент Гендаро даже хотел сдаться и отослать девушку куда подальше, но та пригрозила тем, что не станет ему помогать разбираться в своей необычной технике. Старцу ничего не осталось, как в сотый раз ударить неугомонную химе по спине, взрываясь криком, чтобы она держала спину ровно.
Поначалу катана выглядела глупо в тонких руках Терру́, девушка, словно ребенок, махала ей в разные стороны, заставляя левый глаз Кумоноске нервно дергаться. Но в химе оказалось столько упорства, что Сенджу изматывала себя тренировками до бессознательного состояния, когда в ее силах было только упасть в застеленную кровать и забыться сном. Ни мыслей, ни воспоминаний. Террума не видела снов, только серая дымка и неясный голос, что звал ее по имени. Она знала, кому он принадлежал, только отчаянно не хотела вспоминать его имя.
Ливень слегка успокоился, и девушка привычным маршрутом побежала в лес, полной грудью вдыхая запах мокрой травы и осени. Гендаро еще вчера отправился в деревушку пополнить их запасы, поэтому в планах Терру́ была одиночная тренировка с соломенными мишенями, которые для нее сделал старик.
Пальцы привычно сжали рукоять, а быстрые отточенные движения попадали точно в цель. Ее упорство приносило плоды не только эмоциональному состоянию, но и телу: руки стали сильнее, ноги проворнее, а дыхание глубже и правильнее.
Террума фатально старалась игнорировать скребущее чувство внизу живота. Когда-нибудь ей придется взглянуть в глаза правды. Спросить у собственного отражения:
«Кто ты, чертова незнакомка, и что делаешь в этом чужом для тебя мире?» И с каждым вдохом, с каждым днем лавина становилась все больше и больше.
