Danse Macabre

В Доках Эгнес была всего однажды — вместе с Джахейрой; они вдвоем тащили какого-то парня, которого в темном переулке покоцали бандиты. На вопрос о том, почему бы не отвести его в Храмовый Комплекс, Джахейра тогда буркнула что-то вроде «это наше дело» и вообще вела себя так таинственно и высокомерно, что хотелось от души врезать ей по тонкому и аккуратному полуэльфийскому носу. Может быть, Джахейра и была хорошей подругой Горайона, и да, они с Халидом здорово помогли, когда Эгнес и Имоэн только-только вышли в мир — но, честное слово, с тех пор как не стало Халида, характер Джахейры сделался невыносимым. В общем, Доки запомнились Эгнес как что-то, одуряюще воняющее тухлой рыбой, кричащее голосами моряков, которые разгружали бесконечные баржи, и скалящееся разбитыми и кое-как залатанными окнами облезлых домов; она надеялась увидеть причал и море, но как раз их-то и не увидела, потому что насупившаяся Джахейра быстро свернула в какой-то проулочек, отстукала замысловатый ритм по неприметной двери и сдала покоцанного парня с рук на руки вышедшему к ним навстречу полуэльфу — после чего они обе быстро ушли обратно в Трущобы. Причал, кстати, оказался очень так себе — ну, или у Эгнес просто не было настроения его как следует рассмотреть. — Слушай, — она запихнула выбившиеся пряди обратно под повязанный на голове шарф, — а может, я просто по-тихому проникну в какой-нибудь трюм? Что тут сейчас плывет в Бриннло? — Ничего не плывет, — Йошимо мрачно посмотрел на простиравшуюся перед ними верфь. — А если бы даже и плыло, это диверсия. За такое по жопе бьют. Или не бьют, — зловеще добавил он. — Тебе чего, лишние проблемы нужны? — Нет, — Эгнес мягко улыбнулась. — Мне нужен свой маленький дом, грядка с огурцами и личная магическая библиотека. И чтоб никому до меня не было дела. А, ну и еще б знать, что с моей Имоэн все нормально. Вот как-то так. — Потрясающее отсутствие амбиций для Дочери Баала. — Ну, а что поделать. У моего братика были амбиции, что-то не особо они ему помогли. Йошимо равнодушно пожал плечами и сунул в рот пластинку жевательного табака. В этот гостеприимный район они прибыли почти что на рассвете — справедливо рассудив, что откладывать неприятное событие себе дороже. В первом же тупике их встретил какой-то полурослик и с понимающей, но неимоверно отвратительной ухмылкой велел идти к причалу и ждать какого-то Эмбарла; Йошимо и Эгнес переглянулись. — Но зачем? — резонно спросила Эгнес и тут же ойкнула от крепкого тычка в бок. — Мы пойдем, — немного нервно ответил Йошимо и почему-то заозирался. — Не вздумай им хамить, — шипел он, как кошка, в которую кинули фунтом апельсинов, пока они плутали по грязным улицам, — нам и так, считай, последнее кара-турское предупреждение сделали... — Последнее? — саркастически заметила Эгнес. — Для меня оно было первым... Йошимо! Ее как кипятком ошпарила догадка. — Ну да, — его плечи опустились. — Для тебя. Йошимо конкретно был на измене — он ерзал на месте так, что, казалось, скоро протрет дыру на брусчатке тротуара; за все то время, что они простояли у причала, он ни секунды не провел без движения: он то натягивал на поджившее лицо повязку, то шарил по карманам в поисках неизвестно чего, то сплетал и расплетал пальцы. Его мельтешение так надоело Эгнес, что она в конце концов отвернулась, без интереса разглядывая полустертую вывеску таверны с кокетливо изогнувшейся креветкой и кривой надписью «Дары моря». Когда ей окончательно осточертело следить за качающейся туда-сюда, украшенной ржавым якорем дверью таверны, к ним наконец-то направилась какая-то фигура в капюшоне; перепрыгивая через две ступеньки, она приблизилась. Йошимо застыл, перестав жевать свой табак. — Это, — фигура откинула с головы черный капюшон и оказалась молодым белобрысым парнем лет семнадцати. — Че как, птенчики, заждались? «Птенчик» Йошимо, который был старше парня раза в полтора, аж подавился. Эмбарл — а судя по всему, именно он и был Эмбарлом — заухмылялся во все свои двадцать-с-чем-то зубов. — Красивая краля у тебя, — он подмигнул. — Вместе работаете? — Я не его краля, — довела Эгнес до его сведения. — Но за комплимент спасибо. Ты тоже ничего! — Походу, не вместе, — заключил Эмбарл и со вкусом зевнул. — Поедемте, господа. И они поехали. Точнее, пошли — хотя позже Эгнес в упор не могла вспомнить, как и куда. Судя по всему, это была какая-то магия, не позволяющая непосвященным запомнить, где именно располагается штаб гильдии; в этом был смысл, если вдуматься. Наконец, остановившись у входа во что-то, сильно напоминающее лавочку бакалейщика средней руки, Эмбарл развязно поманил их пальцем и нырнул в проход. Теперь они оказались в длинном темном коридоре, освещенном несколькими тусклыми лампами — в нем объективно не было ничего зловещего, но Эгнес почему-то захотелось юркнуть в просвет между кирпичами в кладке стены и пропасть для всего этого неласкового конкретно к ней мира. Эмбарл уверенно вел их по изгибающимся развилкам — он даже беззаботно насвистывал какую-то дурацкую мелодию, сворачивал то налево, то направо и в конце концов окончательно запутал Эгнес. — Прибыли, — сказал он, когда они миновали шестой или седьмой поворот, и прекратил насвистывать. Место, куда Эмбарл привел Эгнес и Йошимо, больше всего напоминало кабинет чиновника не самого высокого ранга: несколько жестких стульев, железный шкаф и потертое бюро. Эгнес ожидала чего-то большего от штаба аж целого главного ворюги Аскатлы, но, с другой стороны, опыта в этом вопросе у нее все равно не было. Рядом с бюро, оперевшись о него бедром и читая длиннющий свиток, стоял какой-то мужчина — по виду ненамного старше двадцатичетырехлетней Эгнес. Она инстинктивно сделала шаг к Йошимо. — Мастер Ренал, — сказал Эмбарл совсем другим голосом — сухим и деловитым. — Я их привел. — Замечательно, — отозвался мужчина. — Свободен. Эмбарла как ветром сдуло. — Ну что, сиротки, — добродушно улыбнулся мастер Ренал и бросил свиток на стол, — что скажете в свое оправдание? В его лице было какое-то непонятное несоответствие: приглядевшись, Эгнес поняла, в чем тут дело. У него были разные глаза — левый, темно-карий, очень подходил к его смугловатой коже и черным волосам тетирца; правый же, светло-серый, как намерзший поздней осенью лед, казался взятым с чужого лица северянина. Взгляд таких глаз и в обычное время не вселял бы, наверно, душевного равновесия — а сейчас и подавно. — У меня сестру украли, — выпалила Эгнес, потому что смотрел он прямо на нее, игнорируя Йошимо. — Я ей деньги собираю. — Маленькая? — участливо спросил Ренал. — Двадцать три годика, — Эгнес изо всех сил старалась сохранить достоинство. — Печально. А кто ж посмел? — Сутанники. Она воспользовалась магией, вот они и... — Ясно, — Ренал почесал длинный шрам на лбу. — Как я понимаю, это у вас семейное. А тот ненормальный маг, которого недавно повязали, не ваш брат случайно? — Это Айреникус, — с каменным лицом сказала Эгнес. — Он над нами издевался. Мы от него сбежали. И вообще, это не смешно! «Тебя ж сейчас грохнут, дура», — подумала она безнадежно. — Ладно, — вдруг сказал Ренал. — Невежливо заставлять гостей стоять, так? Йошимо тут же плюхнулся на один из стульев — и моментально был остановлен взглядом, который на него метнул Ренал. — Дама может сесть. Ты стой. Не обращая на него более внимания, Ренал продолжил, обращаясь исключительно к Эгнес: — Аскатла принадлежит нам, Эгнес. Запомни это. Не Совету Шести и даже не Сутанникам, а нам. Вот скажи, сколько времени ты дожидаешься лицензии на магию? — Неделю и один день... — Эгнес поправила съехавший на лоб шарф. — Кстати, откуда ты знаешь о том, что я ее жду? — Я все знаю. Так вот, мы можем пнуть магов под их тощие ученые зады, и лицензия уже сегодня вечером будет у тебя на руках. Собственно, даже и не вечером. Он вытащил из ящика бюро свиток и протянул его Эгнес; торопливо развернув свиток, она ошалело вытаращила глаза. В самом центре темно-синими чернилами было начертано ее имя — Эгнес Мильтон; ниже же чернело благословенное слово «лицензия», сопровождаемое несколькими строчками мелкого текста. И печать, печать!.. Та самая печать, ради которой она несколько дней бегала по кабинетам, общаясь с высокомерными магами в черных рясах... Эгнес страшно захотелось кинуться Реналу на шею — однако, памятуя о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, она подавила этот идиотский порыв. — И что же я вам должна? — как можно более безразлично спросила она. — Я же вам что-то должна, да? — Ну почему сразу «должна», — оскорбленно сказал Ренал. — Я бы назвал это актом благодарности людям, которые желают тебе только добра. Мы же желаем вам добра, так, Йоши? Лицо стоящего, как столб, Йошимо слегка перекосилось. — Можно, вы не будете меня так называть? На моем языке это означает... — Да мне плевать, что оно означает, — глаза Ренала похолодели. — Мы тебя предупреждали? Предупреждали. Как мужчину и вора. Больше предупреждений не будет. Завтра ты идешь в гильдию Маэ Вара и становишься ее членом. И делать ты будешь то, что тебе скажут. Иначе — мы тебя ликвидируем. Тебе ясно, Йоши? — Да, мастер Ренал, — бесцветно ответил Йошимо. — Хорошо. А то я начал сомневаться в твоих умственных способностях. Теперь к тебе, Эгнес. Не повторяй ошибок своего друга, он часто бывает неправ. Благодарность однажды спасет мир. — Что вам от меня нужно? — печально спросила Эгнес. — Не грусти, Эгнес, — Ренал выглядел довольным, как человек, знающий, что ему не откажут. — Улыбнись, я же знаю, у тебя красивая улыбка. — Аж даже интересно, откуда? — Оттуда. Не задавай глупых вопросов. Ты же согласишься нам помочь в одном деле? — он выдержал короткую паузу. — Мне нужно, чтобы этой ночью ты пришла на кладбище и нашла там могилу Коннора Ясеневой Дубины. Тебя там встретят. В час ночи чтобы была как штык. Лицензию бери с собой. — Что я должна буду делать? — Я тебе только что сказал, — Ренал, кажется, начинал терять терпение, но самообладание его не подвело, и он легко улыбнулся. — Час ночи, Кладбищенский Округ, Коннор Ясеневая Дубина. Не опаздывай. Только сейчас Эгнес ощутила, как ее по рукам и ногам опутывают невидимые веревки. Ничего, подумала она. Ничего. Лишь бы найти Имоэн. А там... только они ее и видели! Этим же вечером Эгнес остервенело запихивала в тубус свои многочисленные свитки — только сейчас она поняла, как же страшно соскучилась по своей магии, которой по милости Сутанников ей почти целый месяц нельзя было пользоваться. Демонов город, демоновы нравы; как же это бесчеловечно — лишить волшебницу ее силы! Она будто бы стала инвалидом, добровольно отрезавшим себе обе руки. Всю свою жизнь связанная с магией, Эгнес с трудом представляла, как живут те, у кого нет дара; то есть, конечно, она понимала, что живут-то они как раз не хуже нее — наверно, потому что не знают, каково чувствовать Плетение — но вот именно ей такой жизни не было нужно. В Кэндлкипе Эгнес не была многообещающей ученицей — но она брала упорством и яростью, то есть именно тем, чего чаще всего не хватает истинным талантам. Она пыталась, пробовала, раз за разом преодолевала неподатливые заклинания — и в конце концов побеждала. Она не могла посрамить Горайона — единственного человека на всем этом свете, которого она по-настоящему уважала. Спустившись в зал, она тут же наткнулась на Амаласа; при виде Эгнес он приветливо и немного сально заухмылялся. — Здравствуй, девочка моя, — он перегородил ей дорогу, встав между столами. — Пришла в карты перекинуться, а? Он загоготал. Эгнес сдержанно улыбнулась. — Ну что ты, Амалас. Как можно. Она щелкнула пальцами, беззвучно шевельнула губами — и Амаласа согнуло пополам, как от сильного удара кулаком. Это и был кулак — невидимый «кулак Бигби», заклинание, не раз выручавшее Эгнес на улицах Врат Балдура. Магия снова была с ней, в ней, вокруг нее — Эгнес чувствовала, как пронизывают ее тело золотые нити Плетения, которые больше не нужно было насильственно отключать; она снова была сама собой. И она была очень зла. — Прочь. С моего. Пути, — отчеканила она, глядя в его искаженное болью лицо. — Иначе я превращу тебя в пепел. — С-сука белобрысая, — невнятно, но с отчетливой ненавистью простонал Амалас, и Эгнес укоризненно покачала головой. — Как же грубо. Она успела увидеть, как рука Амаласа тянется к кинжалу на поясе — и просвистевший в воздухе кинжал ударился прямо о сотворенный ею щит. Ей хотелось растоптать, истереть в пыль эту сволочь, посмевшую... но Эгнес уже не в первый раз выдернула из души этот порыв, словно гнилой росток. Амалас урод, это бесспорно. Но не превращаться же из-за него в подобие Саревока, чтоб ему на том свете неспокойно было?! О том, что, вообще-то, она нарвалась первой, Эгнес решила не задумываться. — Тронете меня — и ваше оружие обратится против вас, — спокойно сказала Эгнес. — Хорошего вечера, Амалас. Ответом ей было молчание. Она удовлетворенно кивнула. С заткнутой за пояс огненной палочкой — для самообороны — и благословенной лицензией в тубусе Эгнес вышла в теплую летнюю аскатланскую ночь. До Кладбищенского Округа было что-то около часа ходьбы; Эгнес вышла пораньше и могла позволить себе не спешить. Отстукивая каблуками дробь по грязноватой брусчатке, она вышла на широкую центральную улицу — и тут же нос к носу столкнулась с тенью. — Эй-эй, — сказала тень высоким женским голосом. — Это ж ты Эгнес? Эгнес чуть опустила растопыренные пальцы, на которых зрело заклинание парализации. — Ну я Эгнес, — подозрительно сказала она. — Ага, хорошо. Я Мук. Мне сказали тебя проводить. Из-под ее капюшона были видны только пухлые губы и круглый подбородок; было не очень уютно разговаривать с половиной лица. Эгнес со свистом вздохнула. — Проводить или проследить, чтобы я не сачканула? — уточнила она. — Проводить. Мастер Ренал не хочет, чтоб тебя по дороге вампиры сожрали. Ты ж не Теневой Вор, в одиночку не отобьешься, — с легким превосходством заявила Мук. — Вот так. Эгнес вскинула брови. — Какая трогательная забота. А кусок пирога он мне в дорогу не положил? — Слушай, ну без обид, — Мук примиряюще выставила вперед ладони. — Мы знаем, что ты крутая волшебница и все такое, но я те отвечаю — ночью тут опасно. Вот просто опасно. У нас тут на днях... — она вдруг осеклась и замолчала. — Неважно, короче. До кладбища они добрались без особых приключений; пару раз Эгнес причудилось, что по стенам домов скользнули чьи-то тени, но, в конце концов, это могла быть просто игра воображения. Мук шла быстро и молча — от ее недавней словоохотливости не осталось и следа; когда они прошли по аллее, предваряющей ворота кладбища, она вся как-то напружинилась, будто опасность подстерегала их с любой стороны света. Кладбищенский Округ оказался полной противоположностью Трущобам — когда Мук, звякнув отмычками, отворила ворота, Эгнес поняла, что очутилась едва ли не в самом роскошном районе города. Аккуратно выметенные широкие дорожки между могилами, окруженными изящными оградками, были обсажены тисами, чьи верхушки темнели в неясном лунном свете; тут и там серебрились бархатные листья чистецов, тускло синели барвинки, пушились мелкие беловатые цветки ибериса. Она медленно прошлась между каменных надгробий. — Коннора ищешь, поди? — Мук почему-то хихикнула. — Не, он точно не тут... — А где? — без доли интереса сказала Эгнес. — Сегодня — во-о-он там, — загадочно ответила она и указала пальцем куда-то на дальние аллеи — присмотревшись, Эгнес увидела несколько древних надгробий. — Что значит — сегодня? — Эгнес постепенно начала закипать. — Вы издеваетесь, что ли? Мало того, что я приперлась сюда, как индюшка, так еще и... — Я не издеваюсь! Это выражение такое. Прийти к Коннору Дубине — значит, прийти на стрелку. Ты не знала, что ли? Кажется, несмотря на всю свою нервозность, Мук откровенно смеялась. А вот Эгнес не было смешно. Некие умозаключения, которые она сделала по дороге на кладбище, подтвердились целиком и полностью. Она не боялась, нет — не после Врат Балдура, не после Айреникуса, будь он миллион раз проклят — но до чего отвратительно было ощущать себя марионеткой... — Нет, я не знала, — сказала Эгнес, когда они дошли до плакучей березы, похожей на темно-зеленый шатер. — Я вообще ничего не знаю. Ваш мастер не потрудился по-человечески мне все объяснить. Это же, — саркастично добавила она, — так ужасно трудно — сказать, зачем я вам понадобилась. — Значит, так было нужно, — Мук посуровела. — Раз мастер Ренал сказал — надо идти и делать. И не выделываться! Он-то уж точно лучше нас знает... Даже под капюшоном было видно, как заалели щеки Мук. «Да она чего, влюблена в него, что ли? — подумала Эгнес, уловив в голосе девицы особенные какие-то нотки. — А впрочем, мне-то что...». — А я не из ваших Теневых Воров, — она раздула ноздри. — Откуда мне знать, что меня тут ждет, а? — Вот именно, ты не из наших. — Как же печально, — ответила Эгнес. — Наоборот, хорошо! Наверно, они бы еще долго препирались — Эгнес была в настроении поскандалить, да и вообще любила это дело, а Мук явно задело пренебрежение к ее любимому мастеру, так что бодаться они могли еще неопределенное время — но появившийся из темноты некто заставил их обеих замолчать. Это была женщина — высокая и тощая, с зеленовато-бледной, как у лежалого трупа, кожей. Женщина была роскошно и вычурно одета в синее сари наподобие тех, которые носят уроженки Термиша, а на костлявых руках, щиколотках и шее болтались многочисленные золотые браслеты. Ее длинные черные волосы были заплетены в четыре косы — две лежали на плоской груди, две — за спиной. Она приблизилась, и Эгнес поняла, что дело не только в коже: от женщины несло гниющим мясом так, что ее чуть не затошнило. — Свята благословенная ночь, — нараспев сказала женщина. — Я рада видеть вас, будущие сестры. — Я тебе не сестра, — грубо ответила Мук. — Ты за нами следила, дохлая? — Я наблюдала, — женщина взмахнула худой рукой. — Я прощу тебе это оскорбление, ибо ты, в глупости своей, не понимаешь, что не способна меня обидеть. Я дакини, помощница нашей прекрасной госпожи, и я горжусь этим. Эгнес с отвращением заметила, что ноги женщины странно вывернуты — пятки были впереди, как будто кто-то выкрутил ступни на сто восемьдесят градусов. Как же это чудовище ходит, подумала она в смятении. — Ножками, — будто прочитав ее мысли, улыбнулась та. — Меня зовут Мередит, к слову. Она вот, — Мередит кивнула на Мук, — знает. — Еще как знаю, — Мук плюнула на землю. — И тебя, и Геллала. Гнилые мрази — вот вы кто! Эгнес в недоумении подняла на нее глаза — в голосе Мук звучала искреннее отвращение и... обида? В ответ Мередит равнодушно пожала плечами. — Не более гнилая, чем гильдия Маэ Вара, Муки. — Не называй меня так больше! — Не буду, Муки. Она задумчиво погладила сухой рукой могилу. — Моя тоже где-то тут, — поведала Мередит. — Могла бы быть, точнее. Меня не хоронили. Я умерла... сейчас скажу... ах, да. В переулке на Мосту. Меня ограбили и убили. Так обидно было, вы представить себе не можете! Меня, Мерри Коготь, так унизили... В ее красноватых глазах появился отблеск чего-то, похожего на страдание. — А потом пришла прекрасная госпожа. Она утолила мою боль и подарила вечность... И теперь вы, идиотки, пытаетесь задеть меня тем, что составляет радость моего бытия?! Ты дура, Муки. Но ты... — она уставилась на Эгнес и ухмыльнулась уголком губ. — Из тебя бы вышел толк. Прекрасная госпожа давно хочет познакомиться... ближе. — А я не очень хочу, — ровным голосом сказала Эгнес. — Боюсь, не оценю ее прекрасности, и она оскорбится. — Вот как? — безразлично сказала Мередит. — Очень жаль. Она вскинула руки — и тут же, сунув два пальца в рот, пронзительно свистнула Мук. В ту же секунду окружающие их тени ожили: Эгнес могла бы поклясться на собственной крови, что секунду назад никто не стоял ни у входа в старый склеп, ни под унылой кроной плакучей березы, ни за широко раскинутыми крыльями печального каменного целестиала. За какую-то долю секунды одна тень выросла за спиной Мередит, подхватила ее под руки, будто поддерживая, и Мередит как-то странно обмякла. Ее лицо перекосилось от ненависти. — Ты... ты обещала прийти одна... — просипела она. — Одна... и привести баалово отродье мне... — Конечно, она обещала, — тень за спиной Мередит проявилась; блеснули два разноцветных — темный и светлый — глаза. — Мне. Мук удовлетворенно улыбнулась и сделала что-то вроде не очень грациозного, но весьма залихватского книксена. В свете вышедшей из-за облаков луны Эгнес увидела на запястьях Мередит два серебряных широких браслета. — Я все сделала, как вы сказали, мастер, — сказала Мук. — Ах ты... сволочь... — Мередит как-то странно, почти кокетливо завалилась назад, откинув голову Реналу на плечо. — Я должна была догадаться... Муки-Муки... к кому же из нас... твоя любовь... сильнее... — Вот же дура ты, Мерри, — пробормотал он. — Ну как есть дура... Она хрипло хихикнула, щелкнула длинными зубами — и на том месте, где она только что стояла, взвились в черное небо два кожистых крыла летучей мыши. — Стреляйте! — отрывисто приказал Ренал, и небо тут же располосовали серебристые прочерки болтов, летящих прямо в Мередит-мышь. Болты отлетали от нее, как от железной пластины — но она все равно завертелась в воздухе, словно неумело брошенная бумажная птичка. — Эгнес, брось в нее огонь. Быстро, Эгнес! Думать и требовать объяснений было некогда — вокруг Мередит уже разливалось странное ярко-зеленое сияние; Эгнес сосредоточилась и протянула вверх руку. Огонь вырос на ее пальцах и скрутился в клубок. «Туда», — одними губами приказала она; клубок алой кометой понесся прямо в уродливую морду Мередит и разбился об нее, рассыпав в черном небе сноп ярких искр. От жуткого, неестественного крика летучей летучей мыши Эгнес замутило; она схватилась за взорвавшуюся болью голову и зажмурилась. Когда она открыла глаза, Мередит-человек в изорванном сари уже лежала на земле. Она вся была какая-то обожженная и в копоти, словно головешка — но тем не менее все еще живая. Ну, или не-мертвая. А над ней, словно карающая тень, стоял Ренал, и в его темных волосах играли серебряные лунные лучи. В его руке удобно, как короткий меч, лежал аккуратно выструганный кол. Мередит слабо завозилась и что-то невнятно залепетала сгоревшим ртом — Эгнес сумела разобрать только «именем Шар». — Я тебе ничего не скажу, — неожиданно четко проговорила она. — Ничего. Ничего. Ничего! — Это мы еще посмотрим, — с нежностью ответил он и прижал что-то блестящее к ее запястью. Последовавший за этим звенящий крик заставил Эгнес вздрогнуть. В ответ на тихие вопросы Ренала Мередит вопила — сначала громко и металлически, не верилось, что такой звук может породить даже условно человеческое горло; спустя какое-то время ее крик начал слабеть и больше походить на скулеж. Эгнес наблюдала за всей этой сценой с какой-то гадливой завороженностью. Интересно, думала она, сколько эта недомертвячка выдержит? Динахейр потеряла сознание очень быстро, так ведь Динахейр была живая... Динахейр... бедная Динахейр. Впрочем, и Ренал не был Айреникусом — никакого намека на удовольствие, даже скрытое, на его лице не отражалось. Наконец, стих и скулеж — теперь Мередит что-то отрывисто шептала. — ...не хочу, — сумела разобрать Эгнес, — чтоб ты сдох. — Не дождешься. Он всем телом навалился на кол, и Мередит несколько раз конвульсивно дернулась — после чего как-то тихо всхлипнула и осела, будто испорченное тесто. Теперь она стала настоящей несвежей мертвячкой — роскошные черные косы превратились в паклю, глаза и рот ввалились, а челюсть бессильно отвисла; резко выдернув испачканный кол, Ренал брезгливым движением отбросил его в сторону. — Лин, Дуглас, отволоките ее к воротам, снаружи, — велел он стоявшим неподалеку Теневым Ворам. — Мук, бери оставшихся и приберите тут. Эгнес безучастно смотрела, как рассыпавшиеся по кладбищу воры споро делали свои дела: двое потащили, схватив за руки и за ноги, теперь уже окончательно мертвую Мередит, которая теперь казалась странно маленькой и засохшей, как цветок иммортеля; еще четверо, имен которых Эгнес не знала, собирали болты, вытирали от копоти надгробия, поправляли покосившиеся венки — и все это выглядело так странно обыденно, будто они из ночи в ночь ловили заблудших вампирш и возвращали их Безмолвному Лорду. Вскоре участок стал таким же, каким и был до их прихода, и ничего не напоминало о том, что совсем недавно тут развернулась настоящая маленькая битва. Ренал не присоединился ни к тем, ни к другим; деловито вытерев руки, он вытащил из кармана куртки перевязанный ниткой пучок травы, дунул на него — и трава начала тлеть, распространяя горький полынный аромат. — Ты жрец? — спросила Эгнес, когда к аромату прибавились легкие вибрации — что-то похожее было, когда Викония взывала к своей Шар. Полынь, припомнила она — очищает от зла. — Был когда-то, — он растер между пальцами остатки травы. — Ну, спасибо, что помогла. Мы б ее еще сто лет выманивали, если бы не ты. — Как будто я могла отказаться, — едко проронила Эгнес. — Не могла, — с легкостью согласился Ренал. — Но мне тебя что, поблагодарить нельзя? — До чего ж я докатилась, — горько сказала Эгнес. — Вот так могла бы уважаемой волшебницей стать, а вместо этого — подсадной уткой для воров работаю. Где в этой жизни справедливость, скажите мне, пожалуйста? — Ты это у меня спрашиваешь? Он цепким взглядом охватил вычищенный и приглаженный участок и, по-видимому, не найдя ничего, к чему можно придраться, снова повернулся к Эгнес. — Никогда не говори в Аскатле слово «справедливость», — наставническим тоном сказал он. — Тут так не принято. — Все совсем плохо? — Эгнес пригорюнилась. — Хуже, чем ты думаешь, — заверил Ренал. Эгнес почему-то поверила сразу. Однако следовало кое-что прояснить. — Эта Мередит... — она щелкнула пальцами. — Теперь-то ты можешь объяснить, для чего я ей? — Почему нет, могу. Все в Доки, — Ренал махнул рукой Мук, маячившей неподалеку, и та, понятливо кивнув, скрылась в темноте. Вслед за ней ушли Дуглас, Лин и прочие. — Мередит — вербовщица. Вешает нашим людям на уши вранье и заставляет их перейти к... ним. — К кому — к ним? — В гильдию вампиров, — будничным тоном сообщил он. — Или ты не догадалась? А! — он сморщил нос. — Откуда бы тебе... — Гильдия?.. Эгнес едва не затошнило от отвращения — ей почему-то вспомнилось, как в детстве в их с Имоэн спальне завелись клопы; их черные, лоснящиеся тельца чем-то напомнили ей мертвые глаза Мередит. — Гильдия. Мы принимаем меры, как видишь, — Ренал развел руками, — и делаем все возможное. — Есть же еще стража... — задумчиво сказала Эгнес. — Есть, — в голосе Ренала явственно зазвучало презрение. — Легионеры Стражи гоняют с улиц бродяг и гремят саблями. Наши оперативники выслеживают и упокаивают кровососов. У каждого в этом городе своя задача. — И ваша, конечно же, самая важная. — Именно так, — просто сказал он. Без самолюбования и хвастовства — будто констатируя обычный, всем известный факт. — Мередит искала ребенка Баала, таково было ее задание. Только мы, — Ренал усмехнулся одним уголком рта, — нашли его раньше. Он чем-то напоминал Эгнес того самого валета с карты — наверно, таким же ярким и дерзким, не то чтобы красивым, но каким-то запоминающимся лицом, в котором явно намешалась не одна кровь: тетирская смуглота кожи, четкий профиль иллусканца и глаза, в продолговатой форме которых было что-то кара-турское. Великой Сьюн бы он понравился, подумала Эгнес. — С чем вас и поздравляю, — она удобнее перехватила тубус. — Я вам больше не нужна? — Какие упаднические настроения. Еще как нужна, — Ренал придержал ее за локоть, и Эгнес была вынуждена остановиться. — Мередит — не единственная вербовщица. Хотя и была лучшей из них. — Это еще почему? — Потому что она была когда-то Теневым Вором. И одним из мастеров Аскатлы. Эгнес чуть не разинула рот, как деревенская девка, впервые увидевшая Невервинтер. — А-а, — только и сказала она. — Сочувствую. — Не стоит, — с глухим смешком ответил Ренал. — Той Мерри давно нет в живых. Луна почти совсем исчезла в сгустившихся облаках; Эгнес несколько раз моргнула, привыкая к темноте. Ей показалось, что где-то далеко кто-то завыл — прислушавшись, она вздрогнула. Выло несколько человек. Она встретилась глазами с насторожившимся Реналом. — Твою мать, — выразительно налегая на согласные, произнес он. — Хорошо хоть, Мук ушла... Во мраке зажигались, как бледные огоньки, множество пар круглых глазенок; Эгнес выхватила из-за пояса огненную палочку и повела ею, словно пикси из детских сказок. В свете зажегшегося навершия она увидела мертвецов — десяток мертвецов всех рас, возрастов и полов; она взмахнула рукой — и очертила вокруг них с Реналом круг пламени. Сюда бы Виконию, подумала она лихорадочно — Викония бы всех их разбросала... только где она сейчас, та Викония?.. — Умница, — очень спокойно сказал Ренал. — Держи огонь. Сколько понадобится. Он вытянул вперед руки с выставленными ладонями, будто отодвигая невидимую стену. — Domina nostra, mediatrix nostra, advocata nostra... — начал он размеренно и четко — словно произносил эти слова в храме перед прихожанами, а не в кольце голодных злых зомби. — Не презри молений. Но от всех опасностей избави. Под Твою защиту прибегаем... Не презри моих слов, Великая... и благосклонно внемли просьбе моей. За треском огня слышался уже не вой, а визг и скулеж — белая вспышка осветила мертвые, обтянутые зеленоватой кожей костлявые лица. Кто-то упал; сминая их, вперед перли оставшиеся мертвецы, и тоже рушились на землю, уничтоженные белым сиянием. Заряды заканчивались — это Эгнес чувствовала по палочке, становящейся все холоднее и легче. Скоро огонь погаснет, думала она. Огонь их сдерживает. Не будет огня — конец... Кто-то уже подбирался ближе — те, кто больше не боялся умирающего пламени; Эгнес ткнула навершием палочки, как головешкой, прямо в нос тянувшегося к ней мертвеца, и тот зашипел. — По-моему, нам крышка, — пробормотала она. — Да ничего подобного, — он азартно облизнул губы, и Эгнес с удивлением поняла, что он ни капли, ни чуточки не боится, а скорее наоборот. — Я чего, зря кладбище окуривал? Это им крышка. С этими словами он схватил Эгнес за предплечье и ринулся прямо в толпу мертвецов. От толпы к тому времени, впрочем, мало что осталось — трое, быстро поняла Эгнес. Орудуя выхваченным из-за пояса кинжалом, Ренал полоснул по глазам мертвую чернокосую девицу и, не прерывая движения, воткнул его в горло полурослику с выкаченными, как у повешенного, глазами. Все вместе заняло какие-то мгновения — уже через несколько минут они стояли среди разбросанных по земле тел. — Ты где так научился? — тяжело дыша, Эгнес попыталась улыбнуться и прислонилась к стене склепа; проклятая палочка отняла почти все ее силы. — Своевременный вопрос, — он заткнул кинжал обратно в ножны, и Эгнес увидела, как дрожат его руки. — Наверно, в храме, как ты думаешь? Пять лет отслужил. Если тебе интересно. — Кому ты поклоняешься? — Селунэ, — односложно ответил Ренал. — Пошли отсюда. Он окинул недовольным взглядом учиненный ими бардак и тяжело вздохнул. — Утром сторож придет и уберет. — А ночью здесь что, никого нет? — Эгнес запоздало удивилась. — Раньше были ночные сторожа. Когда нежить тут не ползала, — он состроил гримасу. — А как появилась — все, до свидания. На ночь ворота закрывают и все. — Порядочки, — осуждающе заметила Эгнес и чихнула — запах полыни почти не ослабился. — А ты как думала. Все жить хотят. Пошли к воротам уже! Ворота начисто отказались отпираться. Ренал примеривался к замку и так и эдак, запихивая в него отмычки таких причудливых форм, что они напоминали скорее ожившие картины безумных художников-гномов, чем что-то практически полезное; Эгнес стояла поодаль, с нарастающим беспокойством наблюдая за его попытками. Помучив недоступный, как куртизанка из «Пяти графинов», замок еще какое-то время, Ренал от души пнул ногой ворота и отошел в сторону. Вид у него был довольно-таки раздраженный. — Нас закрыли, — сообщил он в ответ на безмолвный вопрос Эгнес. — М-мередит, сука... Взявшись руками за решетку, Эгнес выглянула наружу. Сука Мередит безмятежно лежала по ту сторону ворот, именно там, куда ее было велено отволочь. Кажется, она даже злорадно ухмылялась — но, впрочем, этого нельзя было сказать наверняка, потому что ее лицо как будто еще немного осело. — Так ведь Мук вышла! — Эгнес озадаченно сдвинула брови. — А зачем ей Мук? Ей не Мук нужна. Была, — он привычным движением почесал шрам на лбу. — Сейчас ей уже ничего не нужно, однозначно. — Зато мне нужно! Сжав свои тонкие пальцы на стальных прутьях решетки, Эгнес злобно затрясла их. — Я хочу домой, — приговаривала она, — домой, дьявол побери! — Не ори, — посоветовал Ренал. — Хочешь, чтобы еще кто-то вылез? — А-а, — Эгнес захохотала, как ведьма в канун Дня Поминовения, — так это еще не все? Какая ж, мать твою, наглость, сначала втравить меня в это дерьмо, а теперь... ой, а вдруг кто-то еще вылезет? Ее начинало нести, а это никогда не приводило ни к чему хорошему. «Бу, пойди успокой Агнетку», — обычно говорил в такие моменты Минск, и Эгнес, как ни странно, успокаивалась — доброго взгляда берсерка и мягкой шерстки хомяка вполне хватало. Но сейчас Минск сладко сопел в своей комнате в «Медной Короне», а Бу лежал рядом с ним на подушке, и возвращать душевное равновесие Эгнес было некому. Несколько секунд Ренал молча ее слушал. — Да я тебя сам мертвецам отдам, если рот не закроешь! — взорвался он наконец, очевидно, тоже не отличаясь долготерпением. — Если они еще такую отраву жрать будут. Чего ты вопишь, а? На рассвете чары спадут, и мы выйдем. Выйдем. Туда, — для наглядности он даже ткнул пальцем в ворота. — Ясно? — А до рассвета мы что делать будем? — выкрикнула Эгнес. — До рассвета — целая ночь! — Вот именно. Смотри, какая красивая ночь. Наверняка, такими ночами часто любуются дружки Мередит. Клянусь сиськами Шар, они где-то здесь... — И они нас убьют? — спросила Эгнес наивным голосом выпускницы Кэндлкипа. — Нет, накормят пирожными и уложат спать. Эй, ты чего? Эгнес уже поставила ногу на резную перекладину решетки; обернувшись, она послала Реналу воздушный поцелуй, словно заправская артистка. В ответ он приподнял бровь. — Приятного путешествия, — серьезно сказал он. С каждой новой перекладиной отчего-то становилось все тяжелее и труднее дышать; поначалу Эгнес списывала все на нервное напряжение. Когда она наконец взялась за одну из острых пик, венчавших ворота, ее голова закружилась, а в ушах загудело, но Эгнес, упрямо не обращая на это внимания, перебросила ногу на другую сторону — и вдруг поняла, что сейчас она умрет. Эта холодная и липкая уверенность захлестнула ее с головой, обдала страхом, бросила в пот; Эгнес покачнулась, и на ее лицо опустилась тонкая черная вуаль. — ...назад!.. — услышала она прежде, чем вуаль вдруг стала густой и непрозрачной. Падать, наверно, было больно — но впавшая в беспамятство Эгнес этого уже не ощутила.