Danse Macabre

Играли флейты и скрипки. Такого чистого, беспримесного счастья, как сейчас, Эгнес не испытывала, пожалуй, с самого детства. Она с любопытством вертела головой, словно девочка, впервые увидевшая приехавший в Кэндлкип бродячий цирк; помнится, ее, семилетнюю, не на шутку впечатлили тогда разноцветные, усыпанные блестками наряды гимнасток и танцовщиц, а еще больше — роскошное красное платье ассистентки фокусника. Эгнес даже потом упрашивала Горайона купить ей такое же, но ассистенткой быть она не хотела. Ненадолго у нее появилась мечта — стать цирковой фокусницей. Как зачарованная, Эгнес шла по высокому, освещенному огромной тысячесвечной люстрой залу, и вокруг нее танцевали, смеялись, переговаривались красивые, приветливые люди. Они казались Эгнес немного неестественно бледными, но, рассуждала она, это и неудивительно, ведь их освещает такой яркий синий огонь — словно рожденный горящими поленьями синелиста, подумала она смутно. Ей было немного стыдно за свои растрепанные волосы и изорванную, перепачканную мантию — ведь все здесь выглядели очень нарядными — но, подумав, Эгнес решила, что никто ей ничего не скажет. Они ведь такие добрые... — Миледи! К ней подлетел какой-то русоволосый молодой человек, неуловимо напомнивший Эгнес Элдота (не то чтобы приятно напомнивший, но в окружавшем ее мареве абсолютной радости это было несущественно), мягко взял за талию и закружил в вальсе — как раз под взлетевшее до потолка скрипичное адажио. Они носились по залу, легко, как подхваченные ветром листки; Эгнес совсем не умела танцевать, но это и не было важно, потому что партнер вел ее так непринужденно и в то же время аккуратно, что танец не представлял для нее никакой трудности. Все, что было нужно — просто слушаться его. Протанцевав круг, он оставил церемонный поцелуй на ее запястье — на миг Эгнес показалось, что она укололась или вроде того — и подвел ее к другому танцору. Музыка становилась все громче и громче; этот второй мужчина тоже проскользил с ней несколько тактов вальса и тоже, поцеловав-уколов ее руку, передал ее кому-то еще. Двигаться становилось все труднее и труднее. Бесконечные лица, красивые, белозубо улыбающиеся, сменяли друг друга, как в безумной карусели; Эгнес уже не летела, а беспомощно висла на руке очередного партнера, а к следующему ее не подводили, а подтаскивали; но все равно ей было хорошо, очень, очень хорошо! Скрипки взорвались торжественным аккордом; все присутствующие расступились, образовав что-то вроде коридора, ведущего к Эгнес и ее нынешнему партнеру. — Прекрасная госпожа... прекрасная госпожа... госпожа... — прошелестел по залу восхищенный шепот, и в ту же секунду Эгнес увидела ее. Она действительно была убийственно прекрасной — такой прекрасной, что ради нее вполне можно было отправить в Баатор хоть всю Аскатлу. Совсем невысокая — ростом, пожалуй, не выше Эгнес — она, тем не менее, держалась с достоинством королевы и оттого казалась намного выше. Гордо поднятую голову венчала затейливая прическа из множества затейливо скрученных, перевитых нитками алых драгоценных камней, блестящих черных кос; они выглядели богатой короной на фоне белого тонкого лица и красиво оттеняли прекрасные глаза цвета темного граната. Эгнес показалось, что она эльфийка, но определить точнее было невозможно, потому что косы прикрывали оба ее уха. Шурша длинным белым платьем, больше похожим на что-то, сшитое из лепестков розы, она с ласковой улыбкой шла к Эгнес. — Оставь ее, мой милый, — мелодично сказала она, приблизившись, и тот, кто приобнимал Эгнес за талию, покорно отошел в сторону; лишившись поддержки, она едва не упала. — Наша девочка... Она мягко тронула Эгнес за подбородок. — Тебе же не понравилось у Йона, да? Он у меня немножко импульсивный, но это только потому, что увлеченный... У меня тебе понравится, я обещаю. Ее глаза были близко-близко — два удивительно глубоких кровавых омута под тонкими черными дугами бровей; Эгнес не имела сил оторвать от них взгляда. — Какая ты красивая, — выдохнула она, и женщина рассмеялась — как горсть золотых монет рассыпала. — Спасибо, моя хорошая. Я знаю. «Потому что ты знаешь все на свете», — расслабленно подумала Эгнес, растворяясь в этих невероятных глазах. Если бы женщина в белом велела ей вскрыть себе вены, Эгнес бы вскрыла, плача от счастья. Она пришла к точке, где лучами сходились все ее цели и желания, и больше ей ничего не было нужно... а кстати, какие у нее были цели и желания?.. Голова кружилась. Эгнес становилось холодно. Ей мерещилось, что за черными бархатными шторами, закрывающими стены, притаилась чья-то тень — причудливые складки ткани и отблески свечей, казалось, складывались в какую-то фигуру, но стоило приглядеться, и морок спадал. И все же это нервировало — как маленькая, но острая соринка в углу глаза. — Меня зовут Бодхи, — с улыбкой сказала женщина. — Думаю, ты заслужила право это знать, ведь ты скоро умрешь. — Да? — Эгнес тоже улыбнулась — это было очень забавно. — Да. Эгнес хихикнула. — А как я умру? — Ну, — Бодхи ласково взяла ее за руку, — сначала я отправлю тебя в Зал Крови и Шипов. Там Геллал выкачает из тебя всю до капли кровь, — она подбородком указала на русоволосого юношу, который первым танцевал с Эгнес. — Потом я смешаю ее с вином и травами... впрочем, ты этого уже не увидишь. Танова, моя придворная волшебница, вырежет твои глаза. Но умрешь ты вовсе не тогда. Ты умрешь, когда будешь готова отдать мне свою душу... — Но я и так готова... — О нет. Это тебе только так кажется, — Бодхи легонько щелкнула ее по носу. — Ничего ты не готова. — Нет, нет, нет! — Эгнес испугалась, что прогневала ее. Вокруг нее шорохом осенних листьев пронесся смех; Эгнес увидела, как кто-то из находящихся в зале ладонью прикрывали усмехающиеся рты — а кто-то и просто смеялся, не таясь. — Почему они смеются? — Они глупые. Не обращай внимания... Бодхи с любовью на нее смотрела. А за ее спиной мутным белым айсбергом в океане счастья вставало чем-то знакомое ухмыляющееся лицо с большой уродливой родинкой на щеке. Несколько секунд Эгнес на него смотрела. А потом на нее обрушилась, как камни с горы, ужасающая какофония, которая только что казалась Эгнес прекраснейшим в мире вальсом; вместе с ней к Эгнес пришло понимание. Горайон с раннего детства преподавал Эгнес важные уроки жизни и магии, среди которых основополагающим являлось вот что: самое главное для волшебника — не талант, не сила заклинания и даже не умение швырнуть огненный шар прямо в лицо противнику. Главное для волшебника — это хладнокровие и умение в нужный момент сжать свое сознание до размера крошечного сверкающего бриллианта. Тверже которого, как известно, в мире камня нет. Тщательно сохраняя на лице выражение восторженного идиотизма, Эгнес подняла глаза к люстре, висевшей в центре зала на длинной бронзовой цепи, и мысленно прикинула расстояние от потолка и силу удара. Тени за портьерами вновь шевельнулись — или ей показалось? У нее была ровно секунда — а может, и того меньше. Пан или пропал — но лучше уж она сгорит заживо, чем достанется этим уродам. Эгнес представила, как ржавеет, истирается эта цепь и в конце концов перестает держать такую тяжесть, как огромная люстра. На это нужно время, но, быть может, законы вещественности пойдут ей навстречу?.. Она сосредоточилась. И сверкающее, как крошечный бриллиант, сознание превратилось в стрелу «Увядания», которая устремилась прямо в потолок. От кошмарного грохота и последовавших за ним воплей Эгнес едва не оглохла. Все вокруг занялось отвратительным синим огнем, от едкого дыма защипало глаза; платье завизжавшей Бодхи охватило пламя. Кашляя и прикрывая рот подолом мантии, Эгнес из последних сил бросилась к выходу — быстро, пока все не опомнились. В густом дыму было трудно что-то разобрать, и бежала она почти наугад; воздуха начинало не хватать. Кроме того, ее охватила слабость. «Дьявол, дьявол, дьявол, — запоздало подумала она, — а вдруг они заперли двери?!» Кто-то крепко схватил ее поперек талии; не раздумывая, она попыталась вцепиться этому кому-то ногтями в лицо. — Не дерись, — дохнули ей в ухо теплым дыханием. — Я тебя сейчас спасать буду. — А я думала, тебя убили, — мгновенно успокоившись, пробормотала Эгнес. — Прости, что расстроил. Двери, кстати, были незаперты. Когда они уже были снаружи, из наполовину закрывшейся створки высунулась чья-то бледная тонкая рука и попыталась схватить Эгнес за прядь волос; Ренал коротко рубанул по ней кинжалом — как побег сорняка отсек. Крепко задвинув засов, он начертил на нем какой-то сияющий белый знак. С той стороны трещало пламя, что-то со стуком падало на пол и кто-то орал. — Пусть побегают, — туманно сказал он. — Давай наверх. Только бегом! Второй раз просить Эгнес не пришлось.