Астения души

      Опьяненный странным, ранее не допустимым для себя наваждением Акутагава отстраняется от манящей белоснежной кожи. Он едва заметно ухмыляется, заметив недоумение на лице Ацуши — возможно, она думает, что на этом все и закончится? Как глупо и наивно. Хотя именно такими словами ее можно лучше всего описать. Глупая и наивная девочка-тигр, раз за разом одолевающая всех врагов на своем пути. Как комично звучит.       Парень развевает все сомнения и подхватывает ее на руки. Чувствовать легкость и хрупкость этого тела для него было неправильно, ведь сейчас он нес на руках тот груз, что давил на него уже несколько месяцев. Девушка не оставляла его мысли в покое ни на минуту: она проявлялась в лицах его врагов, которых он сразу же разрывал Расемоном, проскальзывала в разговорах и газетах всего города, делая прерогативу остаться дома все более заманчивой. Но даже там он не мог скрыться от ее образа, что каждую ночь появлялся в его снах. И сколько бы он ни пытался одолеть ее, разорвать, уничтожить, раз за разом он падал от ее удара, видел поблескивающие на солнце слезы и отчетливо слышал яростный голос. После пробуждения в холодном поту Акутагава не желал ничего, кроме как убить эту девчонку. Лишь ее труп смог бы, наконец, избавить его от страха теней прошлого. Ведь если он ее не одолеет, то никогда не станет сильнее.       Так почему сейчас его одолевает наваждение и необъяснимое ощущение наполненности? Он бережно опускает Ацуши на кровать и устраивается сверху, придавливая ее тело к матрасу. Ее щеки снова горят, но и вполовину не так сильно, как столь необыкновенные для такой невзрачной девчонки глаза. В них Акутагава видит все: страх, смущение и любопытство. И этот спектр эмоций бьет куда-то под дых, сбивая остатки воздуха и вынуждая найти спасение в поблескивающих губах, к которым он незамедлительно примкнул. Теперь поцелуй был обоюдный, вызывая у обоих чувства неподдельного благоговения. Акутагава был напорист, но нежен, мягко касаясь языком и спутывая пальцы в платиновых волосах. Ацуши же действовала иначе: не до конца отбросив робость, она отвечала неспешно, но моментами жестко, то прикусывая чужие губы, то сжимая волосы парня. В силу своей неопытности она не знала, как можно еще выразить пылающие чувства. Но мафиози был не против: его это даже удовлетворяло, ведь ощущать нежную натуру человека, который однажды загнал тебя в кому, было бы слишком непривычно. Возможно, он не возражал, если бы она попыталась снова ударить его. Ведь чего еще заслуживает такой слабый человек, как он? Ничего, кроме боли и унижений. Ему бы давно стоило признаться хотя бы самому себе: все то время, что он провел в книге, было для него сущей мукой. Лишенный способности — своего единственного оружия, что был билетом в мир, где ему позволено существовать — он ощущал себя до невозможности беспомощным. Он мог бы сказать, что переносил это даже хуже, чем девушка: та обрела свою способность совсем недавно и вполне представляла жизнь без нее. Акутагава же обладал Расемоном с самого детства, обретя верного друга и сильное оружие, которое не раз спасало его от гибели. Поэтому в этом мире он, действительно, изнывал от своей слабости. Лишь осознание того, что рядом есть человек куда слабее и беспомощнее, позволяло сохранять ясность ума и не впасть в отчаяние, уничтожая всех вокруг. Почему-то слабость Ацуши не вызывала у него отвращение, как раньше. Сейчас она была для него глотком свежего воздуха, отдушиной, позволяющей ему верить, что он все еще сильный. Рядом с ней настоящей, без способности, он был спокоен и рассудителен: давал ей советы, направлял, помогал и защищал. И, возможно, поэтому он мог и хотел касаться ее, обладать ею, раствориться в ней, чтобы снова утвердить свою силу.       Немного отстранившись от ее губ, он спустился к шее, наслаждаясь рваными вздохами и тихими стонами. Одну руку он просунул ей под поясницу, расправляясь со шнуровкой, а большим пальцем второй плавно скользнул ей в рот, ощупывая шершавый, как у котенка, язык. — Такая покладистая, — прошептал ей на ухо парень, мягко подув. — Неужели ты мне настолько доверяешь?       Ацуши не ответила, даже глаза не открыла, явно слишком смущенная такими откровенными действиями и словами. Но мафиози это не устроило, поэтому, приняв сидячее положение, он взял ее за подбородок, слегка вздергивая, чтобы та открыла глаза. После чего, он провел своим языком по большому пальцу, слизывая ее слюну. Накаджима в ту же секунду залилась краской до корней волос, широко распахивая глаза. Это было слишком интимно! — Кажется, я задал вопрос, — с нажимом протянул парень, наслаждаясь реакцией на свои действия. Ацуши нахмурилась, мысленно отмечая, что Дазай оказал на своего бывшего ученика куда больше влияния, чем она могла представить. Он тоже не чурается таких бесстыдных манипуляций. — Доверяю, — буркнула она, отводя взгляд. И за этот честный ответ Акутагава вновь наградил ее трепетным поцелуем, но лишь так ей показалось. Стоило девушке расслабленно утонуть в блаженном чувстве, как внезапно парень, схватив рукава ее платья, резким движением потянул его вниз. — Акутагава!       Она тут же обхватила себя руками, стыдливо пряча обнаженную грудь, и поспешно отвернулась. Смущение сковывало ее тело, противореча тому утверждению, что прозвучало ранее. Акутагава не смог не отметить, что его напарнице стоит научиться думать, прежде чем говорить. Но, как и в прошлых их встречах, она падка выкрикивать громкие слова, не осознавая, какой эффект они могут оказать.       Он медленно наклонился к ее шее, проведя вниз дорожку поцелуев до выпирающей ключицы, позволяя себе осторожно ее прикусить. Его ладони тем временем плавно легли на чужие запястья в попытке их сдвинуть. Но Ацуши еще сильнее прижала к себе руки, упрямо покачав головой. — В такие моменты мне действительно не хватает способности, — тяжело вздохнул мафиози, уже настойчивее раздвигая руки девушки. Она в конце концов сдалась, послушно застыв в том положении, в котором он ее оставил. — Я скажу тебе это всего раз, Оборотень. С объективной точки зрения, как мужчина, я считаю тебя… красивой.       Ему хотелось сказать что-то другое, не столь банальное, но видя перед собой Ацуши: ее светлую, нетронутую кожу, вздымающуюся грудь и необычной формы шрам, он не смог выразиться иначе. — Лжец, — голос ее был тихим и печальным, но звучал так уверенно, что парень не стал бросаться аргументами против. Если ей легче думать, что он лжет, то пусть так и будет.       Облизнув пересохшие губы, Акутагава наклонился над грудью девушки, слегка подув на один из сосков, прежде чем провести по нему языком. Реакция не заставила себя ждать: громкий стон тут же сорвался с губ Ацуши. Парень усмехнулся, обхватывая пальцами другой, слегка оттягивая. Такой сладкий голос был ему куда предпочтительнее, нежели вопли ужаса и рвущиеся проклятия. Было даже слегка тягостно, что податливость Накаджимы исчезнет в тот же миг, когда они вернутся в их мир. Но пока у него есть время и возможность, он был готов насладиться этим вдоволь.       Плавно проведя ладонью по впалому животу, Акутагава вновь схватился за платье, намереваясь, наконец, от него избавить. Но крепкая хватка Ацуши не позволила. — Ты и минуту спокойно полежать не можешь, Оборотень? — недовольно цокнув языком, прошипел парень. — Кое-кого давно стоило посадить на цепь. — А кое-кому надеть намордник, — проговорила девушка, тяжело дыша, с трудом удерживая мафиози. Тот послушно отпустил ткань, но лишь для того, чтоб обхватить руки напарницы и прижать друг другу. Стянув с себя ремень, он обвязал его вокруг запястий, не туго затянув, чтобы не навредить еще незажившей ране. И стоило Ацуши удивленно приподняться, как парень, повалил ее обратно, вновь поднимая руки над головой. — Замри, — на выдохе приказал он, нежно целуя в губы. — Не смей двигаться. — Я все равно смогу в любой момент освободиться, — нахмурившись, осведомила Ацуши, не в состоянии отвести взгляд. — Но ты этого не сделаешь, — усмехнулся парень, прокручивая прядь ее волос. Ацуши обиженно надулась, почти теряя бледность своей кожи из-за лихорадочного румянца. — Да, — сдавшись, выдохнула она, тут же отвернувшись. — Умница, — наверное, впервые за все время их знакомства похвалил ее Акутагава, снова спускаясь ниже. Он все-таки избавился от белого платья, откидывая его на спинку кровати. После чего расположился между ног девушки, медленно очертив языком линию от ее пупка до внутренней стороны бедра. Ацуши дернулась, но в ту же секунду снова замерла, тем самым заставив мафиози ободряюще улыбнуться — все схватывает налету. — Ты невыносим… — пожаловалась она, опрокидывая голову и выгибаясь всем телом, даже не представляя, как при подобных манипуляциях можно не шевелиться. Если бы ей сказали, что всего от одного касания можно испытать всю гамму чувств одновременно, она бы вряд ли поверила. Однако в данный момент без сомнения согласилась с этим утверждением. То, что делал Акутагава, было за гранью ее привычного понимания. Каждый его выдох, касание, слово было подобно импульсу, что молниеносно проходил по всему телу, заставляя беспомощно хвататься связанными руками за выцветшие простыни, открывать рот в беззвучном стоне и содрогаться так, словно раз за разом по ней проводили разряд электричества.       От очередного будоражащего движения она напрягается всем телом, пытаясь подавить разливающуюся волну сладкого возбуждения, кусает влажные губы и жмурит глаза так сильно, что перед ними выплясывают разноцветные картинки. Слишком жарко, слишком откровенно, слишком неправильно — вот как она могла бы описать происходящее, но все равно то и дело содрогалась, получая немыслимое наслаждение. Кто бы мог подумать, что Акутагава способен причинять не только боль. — Хва-хватит… пожалуйста, — почти умоляюще прошептала она, измученно поджимая пальцы на ногах — эта сладкая пытка просто невыносима. Акутагава слегка отстранился, оставляя укус чуть выше колена. — Чего ты хочешь, Оборотень? — издевательски спросил он, обжигая своим дыханием слишком чувствительную в том месте кожу. Накаджиме понадобилось несколько секунд, чтобы связать свои мысли и слова воедино. — Развяжи меня, — тихо попросила она, вытягивая к нему перевязанные руки. Губы парня растянулись в полуухмылке и обхватили несколько пальцев. Ацуши не сдержала протяжного вздоха, прикрывая глаза. — Прошу, — простонала она так жалобно, буквально чувствуя каждой клеткой улыбку мафиози. — Я… Я хочу тебя касаться…       Акутагава остановился, внимательно и как-то странно смотря на девушку потемневшими от желания глазами. Воспламененная от интимных ласк, она едва могла говорить что-то связанное, но ее глаза выражали мысли куда лучше: желание утонуть на глубине блаженства сопровождалось с упрямой прихотью забрать вместе с собой и Акутагаву. Как эгоистично, и как жадно.       Мафиози снова ухмыльнулся, выполняя просьбу и освобождая руки девушки. Взяв одну в свою ладонь, он оставил на запястье короткий поцелуй, а после и десятки других, спускаясь ниже к предплечью, плечу, пока снова не получил возможность целовать ее тонкую шею, наслаждаясь пульсацией сонной артерии.       Ацуши провела пальцами по его волосам, спустилась к груди, неумело пытаясь расстегнуть пуговицы на рубашке. Чувствовать биение его сердца было до головокружения приятно, ведь это свидетельствовало лишь об одном: он реален, он здесь. У него есть сердце: истерзанное, сожженное и, возможно, не знавшее ничего, кроме страдания, но есть, и сейчас оно билось для нее. По крайней мере, ей хотелось в это верить. И, когда она стянула с него рубашку, положила ладонь ему на грудь, прямо там, где сильнее всего было биение. Акутагава опустил свою ладонь поверх, как-то странно смотря на девушку, будто пытаясь в ней что-то отыскать. — Не ищи во мне любви, Оборотень, — серьезно проговорил он, сжимая чужую кисть. — Я не смогу тебе ее дать. — Все в порядке. Я и не считаю, что заслуживаю быть любимой, — печально улыбнулась она, нежно приобнимая парня за шею и наклоняя к своему лицу. — И у меня есть имя. — Я знаю, — выдохнул он, прижимаясь к чужим губам с нахлынувшей на него страстью. Кусать ее губы, сбивать дыхание и ощущать тонкие пальцы в своих волосах было одурманивающе и пугающе. Она мыслит так правильно и неправильно одновременно: неправильно для этого мира, но правильно для Акутагавы. Не требовать большего от человека, который и меньшего дать не сможет — самая верная позиция в отношении к нему. От слабаков никогда ничего не ждут, ровно как и слабаки не имеют права предаваться ожиданиям и надеждам. — Расслабься, — прошептал он ей в губы и расстегнул свои брюки, устраиваясь поудобнее. — Я постараюсь не причинить тебе боли. — Не думала, что когда-нибудь услышу это от тебя, — нервно усмехнувшись, произнесла Ацуши и тут же вскрикнула от непривычного ощущения. Акутагава тут же впился в ее губы в попытке отвлечь в то время, как спину обожгли многочисленные полосы от ногтей. Даже сейчас тигриная сущность дает о себе знать, не позволяя девушке терпеть боль в одиночестве. Если однажды она упадет на дно, без сомнения потянет его за собой. — Ты в порядке? — сипло спросил он, действительно с трудом сдерживая себя от того, чтобы начать двигаться. — Скажи, когда я могу продолжить…       Ацуши глубоко вздохнула, сморгнув выступившие слезы. — Продолжай.       Парень кивнул, делая первый толчок и снова срывая с губ девушки громкий стон. Он двигался мерно, оставляя на ее коже новые засосы, словно помечая, ведь осознавал, что только здесь они останутся до самого заката, а может, и рассвета. И он сможет ими любоваться, поглаживая гладкую кожу и утопая на глубине этих глаз. Гибкость тела поражала, она выгибалась так сильно, что, казалось, позвоночник вот-вот расколется, но Акутагава всегда помнил: ее тело сильное, как и воля. Так почему у такой сильной во многих аспектах девушки такое жалкое существование? В чем кроется ее слабость? Способна ли она будет побороть ее? Вопросов было так много, но также они стремительно расплывались с каждым новым движением и каждым выкриком его имени. Но однажды он обязательно найдет ответы.