* * *
Под мерное постукивание ножа по доске и треск масла на сковороде Гермиона, опустившись локтями на столешницу, смотрела в окно, наблюдая, как на улице Люк, то и дело прерываясь на смех, разговаривал с ее отцом, готовящим барбекю. Несмотря на долгие причитания родителей, которыми сопровождался первый час их пребывания в гостях четы Грейнджер, постепенно атмосфера сгладилась до дружественной, и встреча приобрела привычные теплые краски. От разговоров, как и обычно, тянуло неловкостью, но каждый из них пытался сгладить углы. Словно они настоящая семья, в которой люди хорошо знают и любят друг друга. Гермиона чувствовала себя мерзкой лицемеркой, когда натягивала улыбку и смотрела в лицо мамы, но показать ей правду, когда та пыталась сохранить хотя бы видимость нормальных отношений, заботясь, она просто не могла. Ей хотелось одновременно остаться тут на подольше и убраться прямо сейчас, чтобы не продолжать втискивать ногти в кожу до боли и не смотреть в улыбающееся лицо матери, опасаясь, что в следующую секунду не увидит там узнавания. Чтобы не бояться сказать какое-нибудь скверное слово, которое сможет разрушить хрупкую иллюзию. Чтобы внезапно не вспомнить, что она всего лишь выброшенная на обочину собственной жизни изломанная кукла, которая так и не смогла правильно собрать оторванные части и все еще примеряет их не на предназначенные для них места. — Я ведь научила тебя готовить? — помешав обжаривающиеся на сковороде креветки и вернувшись к измельчению помидоров, спросила Джин, мельком взглянув на нахмуренную Гермиону. — Пыталась, — отстраненно ответила она, усмехнувшись от вида зашедшегося в смехе папы. Хоть кто-то чувствовал себя здесь в своей тарелке. Как ей однажды рассказывала мама, папа всегда настаивал на втором ребенке, мечтая о сыне, но та отказывалась, отдав предпочтение карьере. Может, именно этим вызвано его излишнее внимание к Люку. Или все же сказывалось то, что о нем он помнил гораздо больше, чем о собственной дочери, и, подменяя понятия, тянулся к человеку, который мог заполнить выпавшие из жизни фрагменты. Вспомнив злую шутку, высказанную в сентябре прошлого года во время очередного кризиса, Гермиона хмыкнула. Тогда она сказала Люку, что они просто могут поменяться родителями. После они долго смеялись — немного истерично, — а потом она разрыдалась и проплакала целых пятнадцать минут, потеряв столько слез, сколько не набралось бы и за весь прошедший с того дня год. Последний раз, когда она позволила себе окунуться в жалость. — Но я не слишком старалась, — Гермиона повернулась к маме и выдавила натянутую улыбку. — Странно, Амелия мне расхваливала твои кулинарные способности, — с сомнением проговорила Джин, высыпая нарезанные помидоры в большую салатницу. — Как она? — спросила Гермиона, наблюдая, как мама выкладывает из контейнера рукколу и промывает ее прохладной водой. — Вы к ней еще не ездили? — нахмурилась та. Положив рукколу на доску, Джин вытерла руки полотенцем и, взяв нож, начала ее измельчать. — Нет, — покачала Гермиона головой. — Люк настраивается. На любой заданный утром вопрос Люк моментально напрягался и, бросив что-то, отдаленно напоминающее «когда будет время», скрывался из вида, отказываясь продолжать разговор. В очередной раз до самого конца откладывал встречу с женщиной, которая всегда смотрела на него жалостливо, но совершенно не узнавала. — Так странно, что мы ничего не помним о своих… — рука Джин вместе с ножом замерла. Гермиона ободряюще погладила ее по плечу в немой поддержке. — Но так хорошо помним чужих, — продолжила Джин через несколько мгновений полного молчания и благодарно улыбнулась. — Мы встречаемся каждый раз перед тем, как должны увидеть вас. Делимся своими воспоминаниями. Она снова занялась рукколой, но Гермиона заметила, что ее руки подрагивали. Она удивленно посмотрела в лицо матери. Гермиона никогда не думала, что они встречаются с такой целью. Она знала, что они поддерживают близкую дружбу, но в нюансы не вникала. — Я очень мало помню о тебе, но о нем… — Джин выглянула в окно и улыбнулась, осматривая двух разговаривающих на улице мужчин. — Вы ведь расстались, да? Я никак не могу вспомнить почему, — одной рукой надавив на висок, задумчиво произнесла Джин. — Не срослось, — Гермиона повела плечами, стараясь ни одной эмоцией не показывать, насколько глубоко внутрь проникали слова матери. — Но он все равно заботится о тебе, — с гордостью проговорила Джин, высыпая рукколу в салатную миску. — Заботится. — У вас все хорошо? — уловив в ее голосе что-то, спросила та. — Все отлично, — оптимистично ответила Гермиона, снова натянув на лицо невозмутимую улыбку, но мама продолжила смотреть в ее глаза в поисках честного ответа. — Я рада, что у тебя есть он, — видимо так и не обнаружив ничего странного, продолжила Джин и отложила нож. Положив обе ладони на столешницу, она опустила голову и протяжно выдохнула. — Мне так жаль, Гермиона, что тебе пришлось столкнуться с подобным. Я даже представить себе не могу, что ты сейчас переживаешь, — выпалила она немного истерически, сделав акцент на имени дочери. На протяжении всего дня она упорно его повторяла, словно боялась забыть в самый неподходящий момент. Гермиона обняла маму за плечи. Та вцепилась в ее руку с такой силой, будто не сделай она этого — их непременно раскинуло бы в разные стороны, как бывает от ударной волны при взрыве. — Не надо, — прижавшись губами к ее виску, успокаивающе произнесла Гермиона. — Я в порядке, правда. Она чувствовала, как маму пробивает нервная дрожь, и легко провела свободной рукой по ее плечу. Когда женщина в ее объятиях перестала содрогаться в предистерической агонии, она отстранилась и мягко улыбнулась. Джин положила ладонь ей на щеку и легко погладила, словно пыталась запомнить не только глазами, но и при помощи осязания. Повернувшись к окну, она заметила, что Люк и отец Гермионы о чем-то спорят, и озабоченно нахмурилась, но почти сразу они вновь вернулись к смеху. — Амелия сказала, что каждый раз, когда она снова все о нем забывает, в ее сердце становится пусто, и так остается до тех пор, пока она не прочитает свои записи, — упавшим голосом снова заговорила Джин, не сводя взгляда с парня на улице. — Она не говорит ему, не хочет делать еще больнее. Но мне кажется, он должен знать, — Джин посмотрела на дочь и сжала ее ладони в своих. — Скажи ему. — Хорошо, — кивнула Гермиона. — Ее слова дали мне надежду на то, что, даже когда я забуду о тебе, любовь никуда не денется, — отрывистым шепотом продолжила Джин, и Гермиона подняла голову и часто заморгала. — И всегда буду чувствовать, что потеряла что-то важное, — еще больше расстроила ее мама, и Гермиона не смогла удержать несколько слезинок. — Ну не плачь. Джин привлекла ее к себе и, обхватив ее лицо, стерла влагу. Пробежавшись взглядом по чужим чертам, она улыбнулась практически благоговейно. — Ты такая красивая, — прошептала Джин и отстранилась, позволяя ей немного прийти в себя. Гермиона стерла остатки еще нескольких выкатившихся слезинок и грустно улыбнулась. Джин, покачав головой, помешала креветки на сковороде, которые уже начали пережариваться, отключила плиту и перевела диалог в другое русло: — Если ты больше не с Люком, может, есть кто-то еще? — Это сложно, — Гермиона сложила руки на груди, потом только это заметила и, недовольно мотнув головой, уронила их по швам. — Я умудренная возрастом женщина, — хихикнула Джин и, когда дочь так ничего и не сказала, посмотрела на девушку. — Расскажи мне. Пожалуйста, — практически неслышно попросила Джин, и ее ладони снова сковал тремор. — Я почти ничего о тебе не знаю, — отчаянно закончила та и закусила губу точно так же, как всегда делала сама Гермиона. — Мы с ним знакомы со школы, — сдалась Гермиона. — Всегда друг друга недолюбливали, но в этом году снова встретились. И… — И он тебе понравился? — предположила мама. — Вроде того, — подтвердила Гермиона, хоть и не считала, что такое простое слово могло все отразить. Это уже давно была не просто симпатия, но другого слова в ее лексиконе не находилось. — Но мы не вместе, — поспешила она пояснить, после чего мама стала выглядеть еще растеряннее. — Я же сказала, это сложно. Гермиона развела руками. — В чувствах нет ничего сложного, Гермиона, — возразила Джин. — Они нам неподвластны и не поддаются контролю, как и все силы, которые выше человеческого понимания. Все усложняют сами люди, потому что предпочитают верить, что есть более важные вещи, — последнее она произнесла несколько презрительно, и Гермиона нахмурилась. — Но все великие истории любви подтверждают лишь то, что, помимо нее, ничего не имеет значения. И если ты не поймешь этого вовремя, то однажды проснешься и осознаешь, что потеряла смысл жизни. — Почему ты так в этом уверена? — скептически спросила Гермиона, отведя взгляд. Раздумывать о жизни в таком амплуа не хотелось. — Потому что если бы мне предложили отдать все, что у меня есть, за воспоминания о тебе, то я бы не раздумывая согласилась. — А если бы тебе предложили отдать за это папу? — на грани слышимости задала новый вопрос она; ладонь на ее плече сжалась сильнее, но уже через мгновение мама расслабилась. — Материнская любовь гораздо сильнее любви партнерской, и когда-нибудь ты обязательно это поймешь, — с легкой улыбкой проговорила Джин, привлекая ее к себе в неловкие объятия. — Но ты должна понимать, что ради Роджера я тоже пожертвовала бы всем. Кроме тебя, конечно, — едва ощутимо погладив дочь по спине, она отстранилась и заглянула в грустное лицо. — Я тебе помогла? — Я подумаю об этом. — А теперь, раз уж я профукала твое детство и не привила любовь к готовке раньше… — ее голос изменился, и Гермиона мысленно взвыла, представляя, что сейчас начнется. Джин протянула ей нож и кивнула в сторону успевших немного остыть креветок. — Пора это исправить. Гермиона молча встала на место мамы и, прислушиваясь к ее отстраненному бормотанию, продолжила за нее приготовление салата.* * *
Клуб Шона всегда был пристанищем местных, здесь редко появлялись назойливые туристы, не ориентированные на специфическую обстановку: слишком тяжелая музыка; отсутствие живых выступлений местных групп, которые были характерны для большинства развлекательных заведений Сиднея; персонал, который не привык прогибаться под людей и не делал исключений ни для кого, — все это делало клуб не особо привлекательным для приезжих, за что Гермиона с компанией очень его любили. Временами туристы надоедали, и нужно было место, где можно абстрагироваться. В этом клубе наплыв приезжих бывал только в вечера стриптиза, но, к счастью, сегодня был не такой день. Гермиона поздоровалась со стоящим на входе амбалом и проскользнула в приоткрытую для нее массивную дверь. Стоило ей пересечь порог, как по ушам ударили глубокие ноты артхауса, а перед глазами развернулась танцующая толпа. Аккуратно переступая на высоких каблуках, она обогнула танцпол, то и дело кивая встречающимся знакомым лицам, и добралась до барной стойки, у которой музыка звучала приглушенно. Усевшись на высокий стул, она оперлась локтями на стойку и с улыбкой огляделась, впитывая в себя забытую атмосферу. Закинув ногу на ногу, Гермиона поправила немного задравшуюся латексную юбку, изучая столики неподалеку. Знакомых лиц было немного, в основном более старшее поколение. Достав телефон из сумки, Гермиона посмотрела на время и недовольно цыкнула. Она задержалась на двадцать минут, слишком увлекшись разговором с Томпсоном, но все равно умудрилась прийти первой. — Герм, — протянул голос за спиной, и она, улыбнувшись, повернулась к появившемуся за барной стойкой человеку. — Привет, Шон, — поздоровалась Гермиона, не отреагировав на сокращение своего имени. Она терпеть не могла, когда кто-то так делал, но в Австралии привычка сокращать не только любое подходящее для этого слова, неискоренима. Выдрессировать за годы своих друзей ей удалось, но со всеми подряд она это не практиковала, зная, что затраченные силы все равно не оправдают результат. Изучив хозяина клуба, сегодня принявшего на себя роль бармена, Гермиона улыбнулась еще шире. Он был забавным, частенько присоединялся к их компании, ненадолго оставляя свои «важные» управленческие дела. За время работы Джеки в этом клубе они очень близко подружились и сохранили теплые отношения. Шон был старше их всех минимум на десять лет, но при общении это совершенно не чувствовалось. — Ты почему за стойкой? — спросила Гермиона. — Не могу отказаться от удовольствия иногда почувствовать себя молодым, — пожал он плечами и протер полотенцем столешницу из камня. — Рад тебя видеть, — расплылся он в довольной улыбке, перекинув ткань через плечо. — Как обычно? — Сегодня мне нужно что-то покрепче, — покачала Гермиона головой и придвинула к себе коктейльную карту. Пробежавшись по ней взглядом, она указала пальцем на изображение изумрудного коктейля в объемном стакане. — Давай «фею», — посмотрев на Шона, проговорила она, и он кивнул. — С двойным абсентом. — Проблемы? — озабоченно спросил Шон, и она неопределенно повела плечом. Вряд ли простым словом «проблемы» можно охарактеризовать весь происходящий в ее жизни треш. — Бытует мнение, что бармены — лучшие психологи. — Да неужели, — сыронизировала Гермиона, и он поднял уголок губ в намеке на ухмылку. — Но ты не бармен, — возразила она, отмечая про себя, что Шон включил режим соблазнения. Не так уж и удивительно: для него флиртовать с каждой симпатичной девушкой было так же привычно, как вставать по утрам. Видимо, наложился отпечаток работы в подобном месте. — Сегодня бармен, — подперев подбородок ладонью и хитро прищурившись, продолжил настаивать Шон. — Тогда налей мне выпить, бармен, — отвернувшись, она еще раз огляделась в поисках своих друзей, но никого не обнаружила. Почувствовав легкое прикосновение к ладони, Гермиона хмыкнула и резко развернулась, встречаясь взглядом с лукавыми голубыми глазами, ласково пропела: — Шон. — Да, солнышко? — отозвался тот, обводя кончиками пальцев костяшку на ее запястье. — Отвали. Шон тут же отдернул ладонь. — Все такая же неприступная, — псевдорасстроенно вздохнул он, отточенным до совершенства движением доставая из-под стойки бокал. — Моих не видел? — спросила Гермиона, наблюдая, как он наполняет стакан крошенным льдом. Ей нравилось смотреть. Она мало что знала о жизни Шона до того момента, как они познакомились, но Джеки как-то упоминала, что в студенческие годы он долго работал барменом в Мельбурне, а потом переехал в Сидней и открыл собственное дело, добившись для своего возраста грандиозного успеха. — Люк с Джеки точно где-то здесь, — поставив перед собой абсент, ром, водку, текилу, ликер из дыни и Blue Curacao, пожал он плечами. — Где? — следя, как жидкости в бокале перемешиваются, приобретая ярко-изумрудный оттенок, произнесла Гермиона. — Без понятия. — Как у тебя дела? — спросила она, стоило ему закончить с ее коктейлем и придвинуть к ней бокал. Втянув жидкость через трубочку, она на секунду прикрыла глаза, смакуя вкус. Энергетик разбавлял слишком выраженные ноты алкоголя, а специфический оттенок абсента делал его… особенным. — Да что мне будет, — улыбнулся Шон и начал беззаботно вещать о том, что произошло в клубе за последние полгода. Гермиона покачивала ногой в такт музыке и кратко комментировала веселые истории, пересказанные Шоном в перерывах между обслуживанием других клиентов. Ее понемногу накрывала опьяняющая нега, когда на ее плечи опустились чужие ладони. Обернувшись, она увидела улыбающегося Майка и отсалютовала ему наполовину опустевшим бокалом. — Ты уже здесь, — восторженно пропел он, опираясь локтем на барную стойку. С недовольством показав ему время на телефоне, она поцокала языком, но он лишь пожал плечами, посмотрев на Шона. — Привет. Он тут же перехватил моментально появившуюся перед ним бутылку пива. — С пунктуальностью сегодня у всех не лады, — возмутилась Гермиона. — Ник звонил, у них там запара какая-то, но они уже выдвигаются, — пояснил Майк, сделав глоток. Шон тут же самоустранился, переключив свое внимание на других клиентов. — А Люк с Джеки где? — спросила Гермиона, так же отворачиваясь от стойки и окидывая толпу расфокусированным взглядом. Майк указал бутылкой по диагонали на второй этаж, и она посмотрела туда, сразу обнаружив разношерстную компанию из знакомых лиц. Следовало догадаться изучить ВИП-площадки ранее, но она слишком сильно устала, чтобы хорошо соображать. За небольшим столиком разместилась вся яркая компания преподавательского состава школы Джеки во главе с ней самой, и на фоне остальных они выделялись. Филлипс принимала к себе на работу только исключительно талантливых людей, которые, как правило, выглядели специфически. Гермиона натолкнулась взглядом на единственное незнакомое лицо — девушку, которая стояла, практически полностью прижавшись к Люку, и водила пальцами по его плечу. Гермиона никогда ее не видела и отметила про себя, что даже издалека та кажется привлекательной. Высокая, с подтянутой фигурой, стройными длинными ногами, подчеркнутыми узкой юбкой, короткими взъерошенными белыми волосами, обнажающими изящную шею. Очень яркая девушка. Не странно, что Люк не обошел ее вниманием. — Кто такая? — наклонившись к Майку, спросила Гермиона. — Кис-кис, — ответил он, проследив за ее взглядом. — Кис-кис? — Сценический псевдоним, — пояснил Майлз и сделал глоток из бутылки. В этот момент их заметила Джеки и, поднявшись из-за стола, подошла к Люку. Махнув в их сторону, она двинулась в сторону лестницы. Люк что-то сказал блондинке, на что та обернулась к своим друзьям, что-то взяла из рук сидящего рядом парня и обхватила Уокера за запястье. — Кира, — снова привлек внимание Гермионы Майк. — Новенькая девочка у Джеки. Переехала из Канберры пару месяцев назад. Талантище. Занимается Pole Sport, на снаряде творит жутко страшные вещи, — он передернул плечами. — Редкостная сука. — Ты ей не нравишься? — с ухмылкой спросила Гермиона, отставив свой бокал после того, как сделала последний глоток. — Не-а, — недовольно протянул Майк. — Она считает, что я много болтаю. — Интересно почему, — съязвила она, снова переведя взгляд на площадку, но не обнаружила там Люка. Однако Киру ей все еще было хорошо видно. — Она в его вкусе. Красивая. Яркая. Сука. Точное попадание. — Ему там вряд ли что-то обломится, — фыркнул Майк. — Она принципиальная. Да и парень у нее вроде есть. — Точно в его вкусе, — насмешливо протянула Гермиона, и они, переглянувшись, расхохотались. Под громкий смех к ним присоединилась сначала Джеки, тут же упав в объятия Майка, а следом практически сразу и Люк занял положение справа от Гермионы, опершись спиной на стойку. Они перебросились стандартными фразами-издевками, не заметив, как пролетело время до того, как на горизонте появились Ник и Оливия — их одногруппники и соседи по бывшему дому. Сопровождающие их две девушки были Гермионе не знакомы, и она оглядела их оценивающим взглядом, но не обнаружила ничего примечательного. — Знакомьтесь, Бекки и Ханна, — представил своих спутниц Ник, обняв их обеих за плечи. — Те, кто сейчас занимают ваши комнаты, — пояснил он на вопросительные взгляды. — А это, девочки, — он оглядел сначала одну, потом другую и указал ладонью на Люка и Гермиону, — те самые фанатики, о которых мы рассказывали. — Много болтаешь, — язвительно произнесла Гермиона. — Я должен был рассказать о легендах нашего университета, — отмахнулся от нее Ник, подняв руку, чтобы привлечь внимание одного из барменов. — Так уж и легендах, — фыркнула она. — Принимай похвалу достойно, — наклонившись к ней, насмешливо проговорил Люк. — Я не ты, мне постоянная подпитка самолюбия не нужна. — А вы все такие же, — просмеялась Оливия, наблюдая за ставшей обыденной за годы картинкой. — А что с нами будет? — риторически спросил Люк, посмотрев на нее, и та, улыбнувшись, стиснула в объятиях сначала Гермиону, а потом и самого Уокера, попутно бормоча что-то о том, как без них было скучно. — Так что, как вам в нашем аду? — закинув руку Гермионе на плечо, заинтересованно спросил Люк, расплывшись в ухмылке и оглядев британок своим фирменным я-способен-видеть-сквозь-одежду взглядом. Девушки смутились, а остальные в голос расхохотались, давно привыкнув к выкрутасам этого типа. — Я скучала по тебе, кобелина, — Оливия отставила ладонь, и Люк хлопнул по ней свободной рукой. Продолжая хихикать, Гермиона случайно заметила на лежащем чуть ниже ее плеча запястье выведенные аккуратным почерком цифры. Она тут же посмотрела туда, где пару десятков минут назад наблюдала за флиртом незнакомой девушки с Люком, и снова натолкнулась на нее взглядом. Кира стояла на той же площадке, нагнувшись и опустившись на локти, и наблюдала за ними. Переведя взгляд на Люка, Гермиона нахмурилась, заметив, что он смотрит в ту же сторону, отчего по ее венам заструилось колючее раздражение, словно кровь кристаллизовалась и царапала каждый сосуд изнутри с такой силой, что захотелось сжать зубы. — Шон, нам восемь стопок текилы, — отвлек ее громкий голос Ника, но непривычное, практически забытое собственническое чувство от увиденного не собиралось ее покидать. Гермиона отследила в глазах Люка эмоцию, которой там по отношению к другим девушкам не было очень давно. Чистый. Неприкрытый. Всепоглощающий. Интерес.* * *
Открыв дверь небольшого кафе, Драко прошел внутрь и занял знакомый ему по прошлому визиту столик. Заказав у подошедшего официанта себе кофе, а человеку, с которым хотел встретиться, облепиховый чай, он уставился через стекло на Бристольский залив. Ему не очень нравился этот город, и он бывал здесь всего несколько раз летом между первым и вторым курсом, когда в его жизни еще присутствовала Кейси. Под конец их «отношений» дни, когда он не мог ей сопротивляться и поддавался, случались чаще, и в один из таких «спокойных» периодов она показала ему свой родной город. Несмотря на то что те мгновения остались на его памяти приятными отпечатками, Бристоль для него так и остался всего лишь провинциальным отвратительным городком с одним-единственным приличным заведением, войдя в которое он не кривился от брезгливости. Скользя взглядом по копошащимся на берегу залива парам и семьям, выбравшимся на улицу в преддверии Рождества, Драко усмехнулся, вспомнив причину своего здесь появления. Стоило Грейнджер с рассветом покинуть его спальню и через несколько часов страну, он погрузился в размышления, обдумывая все, что произошло в предшествующие этому событию дни, и внезапно осознал, что оказался в той же ситуации, что и на первом курсе, только теперь он был по другую сторону непреодолимой стены. То, как складывалась его судьба, снова показалось ему саркастичным. Жизнь словно специально хотела ткнуть его носом во все совершенные ошибки. Не обратив внимания на слова официанта, когда тот поставил перед ним заказ, Драко опустил голову и зарылся пальцами в волосы, углубляясь в путающиеся мысли. Та стена, которую выстроила между ними Гермиона, была настолько кристально прозрачной, что временами казалась всего лишь плодом его воображения. Но потом Грейнджер творила что-то в своем духе, и стекло будто запотевало, проявляясь, и его толщина была такой, что можно биться о него лбом до скончания жизни, но находящаяся по другую сторону девушка все равно не услышит. Драко уже и не знал, есть ли в этом смысл. Самым паршивым было то, что Драко не имел права винить ее или злиться, как бы ему ни хотелось обратного. С самого начала все это развивалось только потому, что с течением времени и взрослением он стал еще большим эгоистом и теперь гораздо чаще ставил свои желания выше желаний окружающих. Гермиона изначально дала понять, что ей все это ни к чему. Она неоднократно твердила, что не хочет сближения. Она его не обманывала ложными надеждами. Но Драко проигнорировал все ее слова, поставив свое мнение выше и воспользовавшись слабостями другого человека. И что это, если не высшая форма эгоизма? Он прекрасно помнил, как его раздражало, когда Кейси упорно лезла в его дела и не сдавалась. Он говорил ей множество гадостей, чтобы вынудить отступить. Он вел себя точно так, как сейчас вела Гермиона, и пусть причины были другими, в целом… Оказавшись на месте Кейси и осознав, насколько тяжело ей было в то время смириться с таким отношением, он… в очередной раз предался переосмыслению. — Драко, — раздался за его спиной знакомый голос, и он задержал дыхание, подняв голову и уставившись прямо перед собой. Настолько близко он не слышал ее интонации очень давно, но оказалось, что до сих пор помнил каждую. Девушка появилась в зоне его видимости и, медленно расстегнув пальто, повесила его на крючок рядом со столиком. Она улыбнулась настолько мягко, словно это не он испоганил ей жизнь несколько лет назад. Оглядев его, она удовлетворенно кивнула и, отодвинув кресло, грациозно приземлилась. Придвинув к себе чай, она втянула носом запах, и ее глаза, направленные на него, радостно сверкнули. — Привет, Кейси, — покрутив свою кружку по часовой стрелке, поздоровался Драко. — Рад тебя видеть. — Не ожидала, что ты позвонишь, — мягко произнесла девушка. — Я тоже. Краем глаза он зацепился за кольцо на безымянном пальце и усмехнулся. До него доходили слухи, что она вышла замуж за того парня, с которым начала встречаться в прошлом году. Видимо, ей все же удалось стать счастливой. Драко изучил ее внимательнее, подмечая детали. Она изменилась за последние полгода. Скорее всего, такое впечатление складывалось из-за того, что они не разговаривали больше трех лет и он вообще о ней ничего не знал. Она повзрослела, стала более сдержанной, аккуратной. От нее веяло непривычной утонченностью. Той безбашенной, постоянно надоедающей и никогда не сдающейся девчонки больше не существовало, и Малфой понадеялся, что это все же взросление, а не его влияние. — Неужто соскучился? — спросила Кейси, и он отвел взгляд на окно, пряча неуверенность. — Ты в порядке? — Я хотел извиниться. — За что? Кейси настолько изумилась, словно между ними не произошло ничего из ряда вон. Будто это не они мотали друг другу нервы на протяжении целого года, превращая свои жизни в постоянные эмоциональные качели. — Не делай вид, что не понимаешь, — это прозвучало немного резче, чем ему бы хотелось, и Драко мысленно себя одернул. — Я только сейчас смог в полной мере понять, насколько это было тяжело… — он запнулся. — Для тебя. — Почему сейчас? — нахмурившись, обеспокоенно произнесла Кейси, и он посмотрел в свою кружку и небрежным движением помешал содержимое, не зная, как ответить на этот вопрос так, чтобы она действительно поняла. Драко чувствовал себя настолько некомфортно, как не ощущал, наверное, со времен первого курса. — Да ты как-никак влюбился, Драко Малфой, — с улыбкой произнесла Кейси, и он поднял на нее тяжелый взгляд. — Извини, просто ситуация… Осекшись, она спрятала растерянность за ободом кружки, сделав глоток. — Знаю, — едва слышно проговорил Драко. — Все это стоило того? — Конечно, — ответила Кейси таким тоном, будто он спросил несусветную чушь. — У нас было множество плохих дней, но ведь были и хорошие. Даже замечательные. Каждый из них стоил усилий. И смотри, каким ты стал. Может, я преувеличиваю свою значимость, но если хоть малая роль твоих изменений принадлежит мне, то я счастлива. — У тебя все хорошо? — Все отлично. Я вышла замуж пару месяцев назад. Драко выразительно посмотрел на ее руки, на что она хихикнула и покрутила обручальное кольцо на пальце. — Поздравляю. Он любит тебя? — Любит. Ответ позволил ему окончательно взять себя в руки. Ей удалось пойти дальше и обрести то, чего она не смогла добиться от него. — Я рад, — искренне проговорил Драко и отпил кофе, ощущая, как его отпускает напряжение. Он долго сомневался, стоит ли ей звонить, но после двух дней непрерывного самобичевания понял, что, если не извинится и хотя бы не попытается исправить одну из своих самых идиотских ошибок, не сможет привести хотя бы часть мыслей в порядок. Давно надо было извиниться, но раньше это не казалось важным. — Не кори себя за наши отношения, ты не виноват в том, что видел мир иначе, чем я, — рассудительно продолжила разговор Кейси с несвойственной ей мудростью в тоне. — То, что между нами было, пошло нам обоим на пользу. — И как это помогло тебе? — Я поняла, что иногда люди приходят и уходят и с этим просто нужно смириться, — пожала она плечами. — Я все еще помню, что была с тобой счастлива, хоть и недолго. Это было хорошее время. Ты замечательный человек, Драко, — мягко произнесла Кейси. На его скептический прищур она тихо рассмеялась и покачала головой. — Я действительно так считаю. У тебя огромный потенциал в этой жизни, тем более сейчас, когда ты больше не идешь за своей семьей, — последнее Кейси произнесла немного расстроенно, и Драко поморщился. — Долго же ты набирался смелости, чтобы встретиться со мной. — Я всегда тормозил. Кейси рассмеялась. Открыто. По-настоящему. Так, как множество лет назад. — Что есть, то есть, — она пережала переносицу указательным и большим пальцами. Кейси окинула его заинтересованным взглядом и откинулась на спинку кресла, поставив кружку себе на колени. — Расскажешь мне о ней? — Зачем? — Мне интересно, что за девушка смогла изменить твое мнение о том, как стоит жить. — Это была ты. — Нет, Драко, — покачала Кейси головой. — Я всего лишь показала тебе направление, но я наблюдала за тобой, и до этого года ты никого не подпускал к себе слишком близко. Но сейчас что-то изменилось. — Драко продолжал сохранять молчание, и она недовольно повела плечом. — Давай договоримся, что ты мне расскажешь, а я тебя прощу. — Я тоже тебя кое-чему научил, да? — сыронизировал Драко. — Только самым отвратительным вещам, — в тон ответила Кейси, и, задержавшись на несколько секунд, пока пронизывали друг друга проникновенными взглядами, они одновременно опустили головы и засмеялись. И именно этот момент ощутился как окончательное примирение и, возможно, прощение? — Я слушаю. Ему не захотелось отпираться. Слова сами пришли на ум, и Драко не стал их сдерживать. Он говорил долго. Спокойно, размеренно, завуалированно. Ему практически не приходилось думать, чтобы рассказать все, не озвучивая ничего конкретного, но отражая суть. За столько лет он научился общаться с маглами, правильно подбирая слова. И пока он говорил, на грани сознания набатом стучала мысль, что единственный человек, которому за последние почти пять лет ему не приходилось врать, — это Грейнджер. Может, именно поэтому Драко с настолько маниакальным упорством пытался избежать любой ситуации, в которой ему пришлось бы ее обманывать. Когда врешь всем вокруг, встретить человека, с которым можешь быть откровенным, лучшее, что может случиться в пропитанной ложью жизнью. — Ты не просил, но я все же дам тебе совет, — выслушав и недолго подумав, произнесла Кейси. — То, как ты о ней говоришь, и то, как она идет тебе навстречу… — она отставила опустевшую за его монолог кружку и сцепила пальцы. — Она нуждается в тебе, даже если не признает этого, и если ты чувствуешь, что она того стоит, не сдавайся. Я ни на секунду не пожалела, что тогда до последнего билась за тебя. Даже малейший намек на счастье стоит того, чтобы за него бороться. В любви и на войне все средства хороши, а уж в выборе средств лучше тебя никого нет. — Ты стала проницательнее. — Это ты стал воспринимать меня иначе, — возразила Кейси. — Если повезет, она окажется умнее тебя, — произнесла она и, поднявшись, сняла со стойки пальто. Повесив его на согнутый локоть, Кейси подошла к Драко и, положив руку ему на плечо, ободряюще сжала. — Удачи. Она тебе понадобится. Она улыбнулась на прощание и оставила его в одиночестве. Не оборачиваясь, Драко вслушивался в стук ее каблуков и, когда хлопок двери обозначил то, что она ушла, перевел взгляд на улицу. Встреча прошла лучше, чем он думал. Даже если это нельзя было посчитать за настоящее исправление ошибок, он хотя бы попытался примириться с внутренними конфликтами, все это время постоянно напоминающими ему о девушке, которая много лет назад была одним из важнейших людей в его жизни. Скорее всего, больше им не суждено встретиться, и то, что в их истории появилось еще одно приятное воспоминание, хоть и разбавленное легкими, практически неуловимыми нотками тоски, хороший конец. И именно такие концы лучше всего подходят для нового начала.