* * *
Перед глазами на бешеной скорости проносились улицы Кембриджа, и Гермиона не сводила глаз с мелькающих за стеклом фонарей, кутаясь в куртку Люка сильнее, чтобы хотя бы попытаться согреться. В машине было очень тепло, но долгое нахождение под дождем и пронизывающим до костей ветром оставило следы, заставляющие время от времени мышцы содрогаться. Гермиона чувствовала, что Люк не спускает с нее взгляда, пытаясь понять, что именно с ней случилось, раз уж он нашел ее в совершенно разбитом состоянии в грязной подворотне, но сейчас у нее не было никаких сил объясняться. Да она и не думала, что когда-нибудь у нее получится достоверно передать ему то, что именно ее заставили сегодня пережить. Хоть и понимала, что однажды все равно придется это сделать. Просто так он это не оставит. Хорошо, что сейчас его смогла удовлетворить краткая фраза о том, что она хочет покинуть дом, и он не стал донимать ее расспросами, понимая, что ее нужно оставить в покое. Хотя бы на какое-то время. Гермиона не хотела возвращаться в здание, ставшее на непродолжительное время ее приютом, но необходимо было собрать вещи, постаравшись в процессе не натолкнуться на человека, на которого она могла отреагировать совершенно неадекватно. Грейнджер боялась даже представить, на что в таком состоянии способна. Она часто могла говорить что-то жестокое, сдавшись под напором эмоциональности, но сейчас у нее не было даже примерного представления о том, на что готова пойти, чтобы больше с ним не разговаривать. Она была уверена только в том, что не хочет пересекаться с Драко. Никогда в своей жизни. Это была его вина. Все, что произошло сегодня, было на его совести. Перед глазами появилась до боли знакомая улица, и Крис, так ни разу не подавший голос за их долгую поездку, резко остановился у дома. Выбравшись из машины и не обратив внимания на то, как он перебрасывает Люку ключи, зная, какими были их дальнейшие планы, Гермиона быстро направилась в сторону дома, не прислушиваясь к тихим обеспокоенным голосам, раздающимся за спиной. Проходя мимо беседки, она услышала смех, сопровождаемый до боли знакомым тембром, рассказывающим какую-то историю, и обернулась, столкнувшись с Люком взглядом. — Сколько тебе нужно времени? — спросил он, остановившись. — Пятнадцать минут, — коротко ответила Гермиона. Кивнув, Люк засунул руки в карманы толстовки, пытаясь, видимо, хоть как-то согреться в отсутствие верхней одежды, и, крутанувшись на месте, уверенным шагом направился в сторону беседки. — Крис, — посмотрев на второго парня, умоляющим тоном попросила Гермиона, понимая, что ничего хорошего с таким настроем Уокер точно не сделает, но разбираться со всем самостоятельно у нее не было никаких сил. — Не волнуйся, я не позволю ему на эмоциях слететь с катушек, — улыбнулся тот и кивнул в сторону дома. — Иди. Проследив взглядом, как Крис направляется в сторону, в которой скрылся Люк, Гермиона понадеялась, что он сможет все решить, избежав любых катастрофических последствий, и возобновила путь к дому. Встретив в коридоре Мел, на лице которой, стоило ей увидеть Грейнджер, застыл панический испуг, она просто кивнула в сторону улицы и, попросив ничего у нее не спрашивать, двинулась в свою комнату. Поднявшись в спальню и прикрыв за собой дверь, она позволила необратимо испорченному пальто, перекинутому через руку, упасть на пол, и, сняв куртку Люка и отбросив ее на кровать, подошла к зеркалу. Посмотрев на свое отражение, Гермиона горько усмехнулась. Красотка, ничего не скажешь. Волосы, насквозь промоченные дождем, спутались и представляли собой еще больший хаос, чем обычно. Макияж, размазанный по лицу, делал ее похожей на персонажа бульварных мелодрам, а выражение страдания лишь подкрепляло это впечатление. Сняв промокшую даже сквозь верхнюю одежду футболку, Гермиона растерла ноющие от холода плечи, убрала лежащей рядом с зеркалом салфеткой остатки макияжа, не смытые дождем, и, подойдя к шкафу, достала из нее объемную толстовку. Отбросив ее на кровать, она вновь подошла к зеркалу и, отжав влагу с волос прямо на пол, стянула спутанные пряди в подобие хвоста. Надев толстовку и почувствовав небольшое удовлетворение от прикосновения мягкой теплой ткани, она достала из шкафа необходимые ей на первое время вещи и небольшой рюкзак. Подойдя к кровати, она достала из-под матраса палочку и положила ее на дно рюкзака, прикрыв сверху другими вещами. Но раздавшийся через мгновение звук открывающейся двери заставил ее замереть. Хорошая новость: Крис справился со своей задачей на ура, и никто никого не убил. Плохая новость: пропасть, не столкнувшись с Драко напоследок, не получилось. Посмотрев в зеркало, Гермиона убедилась, что ему не видно ее с его ракурса, и, прислушиваясь к тому, как медленно щелкает замок, запирая дверь изнутри, нащупала палочку на дне рюкзака. Постаравшись, чтобы со спины ее действия не были угадываемыми, она переложила древко, которое больше не пряталось за плотной тканью кобуры, в большой единый карман на животе. Гермиона даже на секунду не задумалась об этом действии. Оно произошло на инстинктах, словно возникшие о прошлом воспоминания вернули и ту ее, которая предпочитала всегда держать палочку под рукой, чтобы быть готовой отразить любую атаку. И ощущение магии на кончиках пальцев добавило ей уверенности в предстоящем разговоре. Или в том, что ей удастся его избежать. — Уходи, — твердо произнесла Гермиона, вытаскивая руку из кармана и снова начиная складывать вещи в рюкзак. — Нет, — прозвучал за ее спиной такой же непреклонный тон. Следующая вещь, отправленная в рюкзак, грозилась превратиться в набор мелких клочков — настолько сильно Гермиона ее сжала, проталкивая внутрь. Раздались звуки уверенных шагов, и она могла поклясться, что с его приближением ее волосы буквально встают дыбом, реагируя на каждый уничтожаемый им дюйм расстояния между ними. — Посмотри на меня, — фраза прозвучала совсем рядом, и, если бы она уже на тот момент не понимала, насколько близко он подошел, его голос смог бы вывести ее из себя и привести к неожиданным даже для нее последствиям. — Не смей никогда больше ко мне приближаться, — стараясь звучать уверенно и спокойно, проговорила Грейнджер, пряча последние вещи в рюкзак. — Посмотри на меня, — настойчиво повторил Драко, стоило ей застегнуть молнию и выпрямиться. — Что? — резко развернувшись, выкрикнула Гермиона, не в силах больше сдерживать ярость, подкатывающую к горлу с самого первого мгновения, как почувствовала его присутствие в комнате. Она стала настолько ощутимой, что даже скрыла за собой любые оттенки опустошенности и бессилия. Гермиона снова была готова себя защищать, не позволяя никому пробираться в свою душу. — Что еще тебе от меня нужно? Считаешь, что ты слишком мало всего разрушил? Тебе нужно окончательно меня растоптать? — Ты знаешь, что я хочу совсем не этого. Драко стоял очень близко. Настолько близко, что, не случись всего этого, ее однозначно уже наполнило бы предвкушение от его прикосновений. Но сейчас, смотря в его глаза, наполненные спокойной уверенностью, Гермиона не могла поверить, что именно этот человек всего десяток часов назад прижимал ее к себе так, словно она была его якорем, позволяющим ему нащупать реальность. Жаль, что за этим она не смогла разглядеть стремление отобрать такой же якорь у нее. Он был уверен в том, что делал. Он это планировал. И, целуя ее сегодняшним утром, он уже знал, чем вечер обернется для них обоих. — Да плевать мне на то, чего ты хочешь, — прошипела Гермиона, окончательно выходя из себя. — Я просила тебя ничего не усложнять. Я практически умоляла тебя не лезть туда, куда я не готова тебя пустить. Но тебе было обязательно сделать все, чтобы причинить мне боль. Радуйся, у тебя получилось. — Тебе нужна эта боль. — Да кем ты себя возомнил? — искренне возмутилась Гермиона, не веря в то, что действительно это слышит. Что он на самом деле считает, что прав. — То, что ты со мной спишь, не дает тебе права решать за меня. Мы друг другу никто. — Неужели? Ты можешь называть то, что нас связывает, как тебе угодно, но нам точно не подходит слово «никто». На секунду на его лице отразилось неприятие сказанных ей слов, но Драко быстро совладал с собой, скорее всего тщательно себя контролируя, чтобы не провоцировать ее на еще большее бешенство. Вот только это не могло ему помочь, потому что его спокойствие раздражало гораздо сильнее, чем если бы он тоже себя не контролировал. Тогда у нее было бы больше оправданий тому, что срывалось с ее губ, практически не спотыкаясь о голос разума. — Ты прав, — Гермиона резко кивнула, сложив руки на груди. — Слово «враги» нам подходит больше. Слово «незнакомцы» еще лучше, — она понизила голос и на несколько мгновений замолчала, сделав вид, что тщательно обдумывает сказанное. — Думаю, стоит остановиться именно на нем. Незнакомцы. Очень нам подходит. — Тебе необходима помощь. — Ты ничего обо мне не знаешь, — отрезала Грейнджер, разворачиваясь обратно к кровати. Пора было прекращать этот бессмысленный разговор. — Я выбрала, как хочу жить. Сделала это давно и осознанно. Меня не интересует твое мнение об этом, и мне все равно, права я или нет. — Мне не все равно. Гермиона прикрыла глаза, пытаясь выкинуть прозвучавшие слова из головы. Все это было неправильным. То, что она все это допустила, было неправильным. То, что сделал он, тем более было неправильным. Он и она были неправильными. — В этом и проблема. Ты думаешь только о себе. И всегда так было, правда? — ее голос прозвучал настолько ядовито, что она сама могла подавиться токсичностью, сопровождающей выходящими из ее горла звуками. — Думаешь, я не понимаю свои проблемы? Ошибаешься. Я прекрасно все понимаю. Вот только знаешь что? Она вдохнула побольше воздуха, готовясь произнести самое отвратительное, что когда-либо говорила. То, что никогда бы не сказала ему при других обстоятельствах, придерживаясь мнения, что не имеет никакого этического права давить на его самые уязвимые места. Но теперь у нее не было никакого сдерживающего фактора. Ей хотелось сделать ему так же больно, как сделал ей он, и она не нашла ни единой причины себя останавливать. Гермиона обернулась, снова сталкиваясь с его взглядом, внимательно отслеживающим каждое ее движение, и выпалила на одном дыхании то, что следовало сказать, но совсем не то, что она думала о нем на самом деле: — Мне все равно. Я готова была с ними смириться, потому что есть вещи важнее меня. И я думала, что ты отлично это понимаешь, ведь именно такие вещи толкнули тебя на то, что ты сам до сих пор принять не можешь. У тебя не меньше проблем, чем у меня, и разберись лучше сначала в своей жизни. Не нужно меня спасать, пытаясь за мой счет искупить свою вину. Ей следовало остановиться. Ей необходимо было замолчать, чтобы после не пожалеть о сказанных словах, но она не могла. Ей едва удавалось сдерживать вновь подступившую к горлу истерику, и, словно компенсируя усилия, обидные фразы вылетали сами, пронзая воздух наточенными кинжалами. Каждое слово, срываясь с кончика языка колючей искрой, сжигало все, что между ними было, и его взгляд, ни капли не удивленный и подтверждающий, что Драко ожидал именно этого, смывал с нее любые намеки на сожаления. — И знаешь что, Малфой. — От тона, которым Гермиона озвучила фамилию, его лицо ожесточилось, но это было единственной видимой глазу реакцией. — Я была абсолютно счастлива. Пока не встретила тебя. Подхватив рюкзак с кровати, Грейнджер обошла его, замершего на месте от ее слов, и сделала шаг в сторону двери, но ее задержала его ладонь, обхватившая ее запястье. — Я тебя предупреждаю — отпусти, — Гермиона дернула рукой, пытаясь вырваться, но Драко ее удержал. Поведя плечом от неприятных мурашек, побежавших по телу от его прикосновения, Гермиона почувствовала, как соскальзывает лямка небрежно закинутого на плечо рюкзака. Как в замедленной съемке он медленно скатился вниз, и Гермиона позволила ему упасть на пол. Хватка на запястье стала еще немного сильнее, и она, запустив руку в глубокий карман толстовки и молниеносно обернувшись, наставила на Драко палочку, едва коснувшись кончиком кожи на шее. На его лице промелькнуло удивление, вызванное, скорее всего, именно тем, что оказалось в ее руках. Но там не было ни единого намека на страх, и Гермиона задалась вопросом, что именно стало с тем мальчиком, который, стоило его тетке покинуть темницы, прятал лицо в ладонях, чтобы не видеть кровавое месиво, оставляемое Лестрейндж после себя. Как он смог справиться со всем этим? Сколько таких событий он видел в своей жизни? И что он делал за дверью своей комнаты, которая скрывала его поникшие плечи в каждом увиденном ей сегодня воспоминании? — Ты же этого хотел, правда? — едко выплюнула Гермиона, не позволяя состраданию перекрыть то, что она должна была к нему чувствовать. — Тебе до такой степени не давал покоя мой стиль жизни, что ты решил разрушить все, что я так долго строила, — она чуть подалась вперед, усиливая давление палочки на его шею, но Драко продолжал удерживать ее за запястье и смотреть на нее настолько спокойно, словно вообще не замечал, в каком положении находится. — Знаешь, отказавшись от магии, я совсем забыла, как она эффективна, когда необходимо себя защитить. — Тебе не нужно защищаться от меня, — его тон прозвучал успокаивающе, но Гермиона даже не собиралась прислушиваться к голосу разума, окончательно перенеся ответственность за все сказанные и еще несказанные слова на эмоции, которые не могла сдержать. Потом. Она пожалеет об этом потом. — Ошибаешься. Сейчас ты единственный, от кого мне действительно следует защищаться. Драко обхватил ее напряженное запястье, не позволяя отвести руку, и нарочито медленно сделал полшага вперед. Гермиона не отвлекалась от его лица, но пальцами чувствовала, как сопротивление его кожи стало сильнее. — Ну же, Грейнджер, — Малфой сузил глаза, пронизывая ее испытывающим взглядом. — Насколько далеко ты готова зайти? — Не провоцируй меня использовать на тебе магию. Я давно не практиковалась и могу случайно применить что-то слишком серьезное, — Гермиона добавила в свой тон максимальное количество предупреждения, на которое была способна, но даже это не помогло. И тогда она произнесла то, во что сама никогда бы не поверила, но очень надеялась, что поверит он: — Лучше бы я никогда не возвращалась. Ты худшее, что могло со мной случиться. Гораздо хуже всего, что было со мной раньше. Пальцы на ее запястье сжались сильнее, выдавая, что слова достигли той цели, на которую она рассчитывала. Драко задержался всего на одно мгновение, прежде чем отпустить ее руку и сделать шаг назад, позволяя ей уйти. Наклонившись, Гермиона подхватила с пола рюкзак и, взглянув на кровать, быстро схватила с нее куртку. Направившись к двери, она всеми силами заставляла себя идти вперед, игнорируя нашептывание внутреннего голоса о том, что она перегнула палку. — Я не мог поступить иначе, — донесся до нее его голос, и она остановилась у двери, покачав головой. — Выбор есть всегда, — процитировала Гермиона сказанную им же фразу. — И ты сделал свой. — Что ты будешь делать потом? — спросил Драко, и после его слов Гермиона крепко стиснула пальцами затвор двери. — Когда ты их вылечишь или поймешь, что надежды не осталось… — От последней фразы она едва заметно вздрогнула. — Как ты будешь жить, когда у тебя больше не будет причины просыпаться по утрам? — А это уже тебя не касается, — отрезала Гермиона, открывая замок, запиравший дверь. Повернув ручку, она остановилась, понимая, что сказала недостаточно для того, чтобы навсегда отвратить его от себя и не оставить у него желания хоть когда-то к ней приближаться. — Знаешь, я думала, что это будет чертовски больно. Думала, что ты гораздо лучше меня и однажды я обязательно пожалею о том, что подпустила тебя настолько близко. Что буду винить себя за это, — она подняла голову и часто-часто заморгала, пытаясь сдержать слезы и отбрасывая от себя мысли, что может пожалеть о том, что настолько категорично рвала все нити, что их связывали. — Но я просто забыла, кто ты… — сцепив зубы, Гермиона сделала усилие, чтобы последняя фраза не прозвучала так же жалко, как она себя чувствовала. — Прощай, Малфой. Надеюсь, ты удовлетворен. Распахнув дверь, она быстрым шагом покинула свою спальню, стараясь не задумываться о том, что оставила после себя. Пусть все происходящее бросало ей под ноги горящие угли, по которым, стоит ей выйти из дома, придется пробираться, чтобы вернуть себя обратно, Гермиона была готова стереть ступни до кровавых мозолей, лишь бы больше никогда не чувствовать к нему то, что впивалось острыми длинными спицами промеж ее ребер. Давно следовало так поступить.* * *
На улице стоял отвратительно пронизывающий до костей холод, стремящийся острыми ледяными иглами пробраться под плед и ужалить кожу, и Гермиона посильнее закуталась в мягкую ткань, не спуская взгляда с горизонта, за которым практически скрылось солнце. Единственный плюс снятого их с Люком номера был в этом виде, успокаивающем ее каждый вечер во все последние дни, и это хоть как-то позволяло ей оправдаться перед собой за очередной побег и попытку спрятаться от проблем за стенами высокоэтажного здания, о пребывании в котором были уведомлены только ее друзья. Гермиона скрылась, перестав появляться в их доме и университете, убедив Люка, что ей необходимо время. Это было сложно, учитывая, что она не могла объяснить ему всего, но он спустил эту мелочь, померкшую на фоне того, насколько сильно его напугало ее состояние, напомнившее ему первый год их знакомства. Грейнджер не спрашивала, что именно он придумал для преподавателей университета, но на протяжении последней недели они занимались исключительно Софи, выбираясь из отеля только в больницу. И Гермиона, хоть и понимала, что пора возвращаться, все еще не находила в себе сил вернуться к жизни, посмотреть в глаза человеку, который, вопреки всем ее запретам, залез ей в душу и вытащил наружу все, что она так долго прятала не только от окружающих, но и от себя самой. Гермиона плохо отдавала себе отчет в своем поведении и состоянии, которое невозможно было проконтролировать с того самого момента, как ее уравновешенность, доведенная годами до непробиваемого состояния, вдребезги разлетелась, сменившись новыми волнами кошмаров, литрами выплаканных и невыплаканных слез и постоянно сопровождающим ее нынешнее существование чувством тревожности, грызущим грудную клетку острыми клыками, оставляющими после себя непрерывно ноющие отметины. Достав одну руку из-под плотно облегающего тело пледа, Гермиона резким движением смахнула слезинку, прочертившую влажную дорожку по щеке. Она не плакала столько очень давно. Возможно, никогда в своей жизни. Словно все слезы, которые она сдерживала на протяжении последних трех лет, накопились, наполнили ее тело без остатка и начали переливаться через край. И ничего уже не могло их остановить. Она совершенно с собой не справлялась. Услышав, как открывается балконная дверь, Гермиона перевела взгляд на появившихся в проеме друг за другом Люка и Мел, постаравшись замаскировать свое состояние за натянутой улыбкой. Будто их можно было обмануть. Люк протянул ей бокал, наполненный небольшим количеством вина, и, стоило ей его забрать, подошел к перегородке балкона. Повернувшись к ней, он смерил ее настороженным взглядом и молча покачал головой. Достав из кармана джинсов диктофон, Уокер с характерным звуком перемотал записанный сегодня разговор с Софи на самое начало и нажал на кнопку воспроизведения. Гермиона сделала глоток из бокала и отставила его на стоящий рядом журнальный столик. Повернув голову, она проследила взглядом, как Мел с тяжелым вздохом присаживается на плетеный стул и, опустив рукава плотного объемного свитера и подогнув ноги под себя, стискивает свой стакан двумя руками. Перехватив ее обеспокоенный взгляд, Грейнджер подняла уголок губ, но, стоило из диктофона донестись произнесенным сегодня фразам, как она откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Спрятав замерзшую руку под ткань пледа, Гермиона молча прислушивалась к своему спокойному голосу, просящему Софи рассказать то, что она вспомнила. Монолог девочки постепенно окрашивался истерическими нотками, и, прежде чем начала звучать самая страшная часть, Грейнджер сжала веки сильнее. — Он сказал, что, если я сделаю то, что он хочет, я буду хорошей девочкой, и тогда он не расскажет маме, что это я разбила вазу… — донесся до нее дрожащий голос Софи, искаженный шипением аппаратуры. Гермиона стиснула зубы, пытаясь сдержать вновь подступившие слезы. За тем, что она услышала сегодня своими ушами, на небольшой промежуток времени померкли даже ее собственные проблемы. — Софи, сколько тебе было лет, когда это произошло? — мягкий тон Люка, прозвучавший следом, отличался от любого другого, который Грейнджер когда-либо от него слышала. — Я не помню, — шепот девочки слишком громко прорезал воздух, сгустившийся от того, что доносилось между строк. — Он говорил, что любит меня и хочет помочь. А я так показываю ему свою любовь. — Выключи, — голос Мел прозвучал настолько истерично, что Гермиона непроизвольно вздрогнула, словно ноты прошли через кожу и едва ощутимым электрическим разрядом сократили каждую мышцу. Она открыла глаза и, посмотрев на подругу, успела заметить, как та, отставив бокал, прячет лицо в ладони. — Я люблю свою работу, я люблю свою работу, я люблю свою работу, — простонала Мел, и Грейнджер, протянув руку через стол, легко погладила ее по плечу. — Этого хватит для полиции? — посмотрев на Люка, спросила Гермиона. — Завтра узнаем, — пожал он плечами, пряча диктофон в карман джинсов. — Там есть что-то более конкретное? — Мел подняла голову и стерла выступившие в уголках глаз слезы. — Очень много чего конкретного, — ответила Грейнджер, взяв в руки бокал и сделав внушительный глоток. — Без подробностей, умоляю, — покачала Мел головой и поднялась. — Простите, но мне нужно это переварить. Увидимся завтра. — Привет ребятам передавай, — на прощание бросила Гермиона, прежде чем ее друзья покинули балкон. Через несколько минут Уокер вернулся, и до чуткого слуха вновь прикрывшей глаза Грейнджер донесся щелчок крышки зажигалки, который через мгновение сопроводил едкий запах табачного дыма. — Думаешь, мать знала? — спросила она, подняв ноги и согнув их в коленях. Поправив плед, она обхватила икры руками и, открыв глаза, окинула его внимательным взглядом. — Уверен, — ответил Люк, отвернувшись к улице и посмотрев на практически севшее за горизонт солнце. Гермиона тяжело вздохнула и перевела взгляд вдаль, понимая, что спорить бессмысленно. То, как мать Софи вела себя с самого начала, намекало, что без ее осведомленности тут не обошлось. Всего услышанного за сегодняшний день было слишком много, и если бы Гермиона не привязалась к девочке, может быть, ее бы даже порадовала такая возможность отвлечься от своих проблем. Если бы еще это могло помочь на продолжительный период времени. Всю неделю она загружала себя до такой степени, чтобы даже на секунду не отвлекаться от стремившихся затечь в голову прозрачным дымом мыслей, но ее накрывало каждый раз, стоило ей оказаться лицом к лицу с проблемами. Когда не оставалось ничего, кроме нее самой, цепляться за реальность становилось сложнее. Ничего не помогало, и Гермиона понимала, что смысла дальше прятаться не было. Пора выбираться из своей раковины и снова привыкать к нормальной жизни. Пора принять, что нельзя ничего изменить. Что придется как-то существовать с этим дальше. — Завтра возвращаемся, — через несколько минут опустошенного молчания твердо проговорила Грейнджер, принимая окончательное решение. — Мы не можем обманывать всех бесконечно. — В университет или совсем? — Люк обернулся и, зажав сигарету в уголке губ и скрестив руки на груди, окинул ее оценивающим взглядом. — Пока только в университет, я еще не готова вернуться домой. Последнее слово прозвучало настолько противоестественно, что Гермиона скривилась. «Дом» — слишком неподходящая характеристика для места, которое теперь еще прочнее ассоциировалось с человеком, вернувшим ее прошлое на то место, где оно должно было быть, но где ей абсолютно не хотелось его видеть. Выпустив дым, Люк перегнулся через бордюр и стряхнул пепел вниз. Снова посмотрев на Гермиону, он едва заметно покачал головой, осуждая ее то ли за принятое решение, то ли за то, что, даже пытаясь вернуться, она все еще стремилась максимально себя «обезопасить». — Ты так ничего и не спросил, — полувопросительно проговорила Грейнджер. — В этом нет смысла, — равнодушно проговорил Уокер. — Пока ты сама не захочешь, допрашивать тебя бесполезно. — Ты так спокоен, — продолжила Гермиона, наблюдая за выражением его лица. Все эти дни, зациклившись на себе, она все равно время от времени ловила себя на мысли, что Люк поразительно уравновешен. Гермиона была уверена, что в тот день на первых эмоциях он что-то сказал Драко, но Мел, ставшая свидетелем того, что там происходило, успокоила ее, дав понять, что Крис все остановил на моменте нескольких фраз. Но после… Он практически от нее не отлучался, не поднимал больных для нее тем и распространял вокруг себя атмосферу полного спокойствия. Его поведение было слишком странным для того, что он увидел в подворотне, скрывшей от мира ее истерику. От него не было никаких проблем, и это делало его… словно совсем другим человеком. — Я должен его убить? — риторически спросил Люк, вскинув брови. Так и не дождавшись ответа, он оттолкнулся от перегородки балкона и, сделав два шага и крутанувшись, мягко опустился на стул по другую сторону стола. Придвинув к себе пепельницу, он затушил окурок и, посмотрев на Гермиону, улыбнулся. — Мел запретила мне влезать. — С каких пор тебе можно что-то запретить? — скептически спросила Грейнджер. — Ты же не думаешь, что она спустила наши с ней разногласия, не потребовав ничего взамен? — ответил вопросом на вопрос Люк. Откинувшись на спинку стула, он вытянул ноги и, сложив руки на подлокотники, соединил ладони друг с другом. — Я обещал к ней прислушиваться и хотя бы постараться оценивать то, что с тобой происходит, не вмешивая в это личное отношение. — Когда ты становишься таким, мне начинает казаться, что тебя подменили, — пробормотала Гермиона, снова вытащив руку из-под пледа и взяв вино. Обхватив тонкую ножку, она качнула бокал, наблюдая, как бурая жидкость плещется небольшими волнами, разбивающимися о прозрачные стенки. — Мне всегда нравилось, как Мел решает проблемы, так что в данный момент я готов передать ей бразды правления и занять место в первом ряду, — с небольшой долей предвкушения проговорил Люк, и Грейнджер перевела на него настороженный взгляд, зацепившись за прозвучавшую фразу. — Мел решает проблемы… — практически по слогам произнесла она, подталкивая его к пояснениям. — Мне нужно сделать вид, что я не в курсе, кто убедил тебя позволить этому развиваться, — посмотрев на нее, полувопросительно спросил Уокер, давая понять, что знает гораздо больше, чем она предполагала. Сделав глоток из бокала, Гермиона отставила его на стол и, придерживая плед, развернулась на стуле, чтобы оказаться к нему лицом к лицу. Расставив ноги по-турецки, она поправила теплую ткань, чтобы скрыть от норовившего добраться до кожи холода все участки, и посмотрела на Люка внимательным взглядом. — Как много она тебе рассказала? — в ее голосе прозвучала слишком очевидная настороженность, и Гермиона поморщилась от того, что после сделанного Драко ей везде мерещился подвох. — Сейчас это не имеет никакого значения, — пожал плечами Люк, запрокинув голову и посмотрев на перегородку находящегося выше балкона. — Важно то, что ты должна понимать, насколько хреново Мел себя чувствует после всего, чему посодействовала, и она взяла с каждого из нас обещание, что, если понадобится, мы позволим ей сделать все, что она посчитает нужным, самостоятельно и без нашего участия. Гермиона мысленно хлопнула себя по лбу за то, что даже не задумалась о реакции Мел. Эта девчонка всегда чувствовала слишком много ответственности за своих друзей, и следовало предсказать, что она может принять все это как личное оскорбление. Особенно с учетом того, насколько сильно ей импонировал Драко. — То, что произошло, никак не связано с тем, что между нами было, — осторожно проговорила Грейнджер, понимая, что необходимо все же как-то объяснить происходящее, чтобы избежать действий со стороны ее друзей. Никто не должен был в это лезть. Проблема существовала только между ними двумя и не имела ни к кому никакого отношения. — Видимо, ты окончательно расклеилась, раз до сих пор не поняла, что все мы догадываемся, в чем дело, — произнес Люк таким тоном, словно разговаривал с ребенком. Посмотрев на нее, он сдвинул брови. — Хочешь об этом поговорить? — Не знаю, — пожав плечами, опустошенно ответила Гермиона, опустив взгляд вниз. — Наверное, нам необходимо это обсудить. — Это связано с вашим прошлым? Слово «вашим» резануло по ушам и заставило ее, резко дернувшись, поднять голову и заглянуть в его глаза. На его лице не было заметно ни единого сомнения, лишь уверенность в том, что он говорит. — Она рассказала тебе и это? — с неверием спросила Грейнджер, сжимая ладони под пледом в кулаки. — Ей пришлось дать мне причину для компромисса, на который я ни за что бы не пошел, не узнай все переменные, — пояснил Уокер. — И в чем же причина? — нахмурилась Гермиона. — Тебе обязательно заставлять меня говорить это вслух? — с небольшим раздражением спросил Люк, но она не стала отвечать, продолжая прожигать его пытливым взглядом. Он тяжело вздохнул и, недовольно покачав головой, посмотрел на горизонт. — Да, Гермиона, я ошибался на его счет. Я все это время думал, что тебе становится из-за него легче, потому что он у тебя ассоциируется с той тобой, которая была еще «до», и считал, что подобное временное облегчение не стоит последствий, которые будут после. Теперь я понимаю, что двигало вами обоими. Мне все еще это не нравится, но, если отбросить личный аспект, я понимаю. — Когда ты начинаешь рассуждать как взрослый, с тобой становится непривычно, — усмехнулась Гермиона, и он недовольно цокнул языком. — Расскажешь о компромиссе? — Как-нибудь в другой раз. Сегодня мы обсуждаем не меня, а тебя, — тоном, не терпящим возражений, ответил Люк, и она не стала настаивать, зная, что сейчас его переубедить все равно не получится. Да и не было у нее на это ни сил, ни желания. — Я не ошибусь, если предположу, что он триггернул тебя на прошлое? — посмотрев на нее, вернулся Уокер к предыдущей теме разговора. — Ты окажешься чертовски проницателен. — Не совсем я, первоначальное предположение принадлежит не мне. — Мел, — с пониманием произнесла Грейнджер. — Что именно он сделал? — согласно кивнув на ее предположение, спросил Люк. Гермиона глубоко вдохнула и заговорила, пытаясь найти правильные слова, чтобы передать суть, не уделяя внимания мелочам. На каждом предложении она запиналась, подбирая подходящие выражения, и с каждой озвученной фразой лицо Уокера становилось все более непроницаемым. — И ты больше не можешь задавить эмоции? — спросил он, стоило ей замолчать. — Я пытаюсь, но имплицитные воспоминания стали активнее*. ___________________________ *прим автора: для того, чтобы понимать, что именно сделал Драко и какой результат получился в итоге, нам нужно немного поговорить. Это будет недолго и очень простым языком, не пугайтесь. Следует понимать, что травмы порядка как у Гермионы очень сильно влияют на восприятие человека. Один из самых распространенных симптомов ПТСР, который приводит к тому, что человек не смиряется с травмой, а задавливает ее — это стремление психики себя защитить от болезненных воспоминаний и эмоций. В рамках этого в момент непосредственной травматизации у человека происходит нарушение эксплицитной памяти и воспоминание о травме остается на уровне памяти имплицитной. Чтобы стало понятнее, эти типы воспоминаний различаются следующим образом: те воспоминания, которые позволяют ехать на велосипеде — имплицитные, а те, которые позволяют нам вспомнить, как мы учились кататься на велосипеде — эксплицитные. Т.е. имплицитная память фиксирует только впечатления, эмоции и телесные ощущения, а эксплицитная отвечает за все остальное. Из-за того, что в момент травмы работает не вся память, у человека возникает диссоциация, и пострадавший воспринимает свой травматический опыт не как непосредственный участник, а, как сказал Драко, «словно со стороны». Т.е. он чувствует последствия травматизации, потому что имплицитные воспоминания о травме имеют определенную особенность — они возникают неконтролируемо, а под воздействием триггеров, которые человек может даже не осознавать, начинают появляться чаще и воздействовать сильнее, но интерпретировать для себя само событие и причины возникновения воспоминаний человек не может. Это часто приводит к тому, что, не интегрируя в свою жизнь этот опыт из-за того, что в восприятии он окончательно не сформирован, человек избегает любых триггеров, которые, по его мнению, вызывают у него чувственно-эмоциональную реакцию, но которые он не может когнитивно проанализировать. Это называется избеганием. Множество терапевтов считают, что это является основной проблемой ПТСРщиков, потому что то, что опыт не усваивается до конца, не позволяет ему остаться в прошлом, а продолжает сопровождать человека на протяжении всей жизни имплицитными вспышками, влияя на принимаемые им решения и на то, как он в дальнейшем воспринимает себя и окружающих. Считается, что для того, чтобы преодолеть застарелый ПТСР, человек должен перестать отвергать свой опыт, ему необходимо вновь его пережить и переработать. И большой эффективностью обладают методы, при которых пациент либо сам рассказывает подробно о своем прошлом, погружая себя в воспоминания, либо его подвергают системе триггеров, которые постепенно становятся для человека менее значимыми. Это происходит за счет того, что имплицитные воспоминания постепенно перерабатываются человеком и дополняются необходимыми для принятия и анализа опыта эксплицитными. При работе с триггерами для увеличения эффекта воздействия клиента могут специально погружать в состояние страха или другого чувственно-эмоционального состояния, чтобы процесс пошел быстрее, но все зависит от конкретного человека, естественно. Кто-то от слишком сильного триггера может окончательно свихнуться, а кто-то, напротив, быстрее справляется с проблемой. Гермиона как раз из второго типа людей. Драко сделал именно это, причем в достаточно жестокой форме, по нескольким причинам. Во-первых, потому что он уведомлен о том, что Гермиона легче всего справляется со своими страхами в экстренных условиях (тут намеками проходят ее прыжки со скал, а также то, что Грейнджер заточила себя под войну и все еще живет так, словно вокруг нее происходят боевые действия. Т.е. ее защиту практически невозможно пробить иначе, кроме как дать ей по голове ее же слабостями). И, во-вторых, потому, что для нее огромное значение имеет ее стабильность, необходимая, чтобы продолжать работу над исследованием дальше. И для того, чтобы она на самом деле захотела преодолеть проблему, ее необходимо было триггернуть на прошлое настолько сильно, чтобы она никак не могла вернуть себе уравновешенность, кроме как решить проблему, а не снова от нее сбежать. Жестоко? Да. Эффективно? Более чем. ___________________________ — Я помню, как ты ненавидела Британию пять лет назад, — внезапно вернулся к их общим воспоминаниям Люк, застав ее этим врасплох. Она ожидала от него немного другой реакции. — Ты злилась на весь мир, на всех, кто был связан с этим твоим опытом, и это нормально. Ты должна была пережить это чувство, чтобы принять все, что с тобой произошло, и идти дальше. Гермиона прикрыла глаза, вспоминая тот период ее жизни. Сразу после войны ее не покидала острая боль, наточенными лезвиями скользящая по сосудам. Картины всего пережитого не покидали ее ни на секунду. Она много плакала. Практически не могла спать, окунаясь в кошмары-напоминания каждый раз, когда закрывала глаза. Почти постоянно ходила по тонкому лезвию, падая в истерическое состояние от любого, даже самого незначительного воспоминания. Но потом это резко кончилось. Боль ушла. На ее смену пришла неконтролируемая злость. В те невыносимые дни, когда она уже была в Австралии, Гермиона спала в одной постели с Люком и с паническим страхом следила за тем, как прогрессирует заболевание родителей, ее не покидала ярость ко всему, что происходило в ее прошлом. Она винила все, что ассоциировалось у нее со случившимся в Британии. Магию за то, что вообще была в ее жизни и привела ее к участию в войне. Волан-де-Морта за то, что существовал и своими амбициями заставил стольких людей страдать. Всех взрослых, которые позволили неокрепшим детям принимать участие в боевых действиях. И больше всего Гарри. За то, что был ее другом. За то, что не оставил ей выбора, оказавшись Избранным. За то, что она не смогла его бросить ни разу за историю их дружбы, постоянно собой рискуя. С самого детства. Гермиона помнила, с какой яростью писала ему письма, пачкая листы своей горечью от того, что ее прошлое являлось не таким, каким должно было быть у нормального ребенка. Помнила злые слезы и внимательный взгляд Люка, следящий, как она снова и снова рвет и сжигает эти письма, так ни одно и не отправив. Помнила, как Уокер будил ее по ночам, когда она в очередной раз кричала слишком громко. Помнила его осторожные вопросы и ее краткие, неинформативные ответы. И помнила, когда все снова изменилось… — Но потом ты перенесла эту логичную злость на себя, посчитав, что неизлечимость твоих родителей достаточный для этого повод, и именно это сделало тебя такой, как сейчас, — озвучил Люк то, о чем вспоминала Гермиона, и, стоило ей перевести на него взгляд и сморгнуть подступившие слезы, посмотрел на нее очень внимательно. — Сейчас эта злость снова трансформировалась, и ты перенесла ее на другого человека. Это прогресс. После множества лет саморазрушения ты чувствуешь что-то другое. — Я в этом не нуждаюсь, — отрезала Грейнджер, постаравшись, чтобы ее голос не дрогнул, а фраза оказалась такой же уверенной, как звучала в ее мыслях. — Ты мастерски убеждаешь себя в чем-то и очень легко находишь весомые аргументы, чтобы оправдаться перед собой, особенно тогда, когда ошибаешься, — хмыкнул Люк, все еще оставаясь абсолютно спокойным. — В таких случаях единственное, что позволяет до тебя достучаться, — это твои слабости. Иногда с тобой можно справиться только выведя на эмоции, которые хоть ненадолго заткнут твой постоянно думающий и пытающийся себя защитить мозг. Раз уж он решил надавить на твое самое уязвимое место, он тоже это осознает. — Ты считаешь, что он поступил правильно, — пораженно выдохнула Гермиона, и он на ее слова неопределенно пожал плечами, оставив реплику без ответа. — У меня создается впечатление, что он начал тебе нравиться. — Я просто стараюсь рассуждать непредвзято. — Он пошел против моих убеждений и не озаботился узнать мое мнение об этом, — настойчиво проговорила Грейнджер. — И правильно сделал, потому что иногда твое мнение — полная херня, — повысил голос Люк, впервые за весь разговор сорвавшись на раздраженный тон. — Мне нужно в очередной раз напомнить, как именно с тобой необходимо себя вести, чтобы ты перестала постоянно защищать личные границы и пытаться взвалить все на свои плечи? — Совсем необязательно акцентировать внимание на том, насколько я дерьмовый человек, я знаю это и без тебя, — раздраженно процедила Гермиона, отводя взгляд. — Я верю, что когда-нибудь ты обязательно перестанешь слышать совсем не то, что тебе говорят, — тяжело вздохнул Люк, поднимаясь. Обойдя стол, он подошел к ней и сел перед ней на корточки, оказываясь с ней на одном уровне. Гермиона снова перевела на него взгляд, столкнувшись с успокаивающей мягкостью, отражающейся в его глазах. — Ты хотела правду. Вот тебе правда, — он поднял руку и провел тыльной стороной ладони по ее щеке. — В некоторых случаях тебя необходимо лишать выбора. Ты очень любишь убедить себя, что окружающие ошибаются, когда пытаются удержать тебя от саморазрушения или в чем-то помочь, но ошибаешься именно ты. В подобных ситуациях с тобой прокатывают только по-настоящему жесткие средства, — улыбнувшись, он закончил: — Но значение имеет не то, какие средства использует человек. — Важно то, что за ними стоит, — прошептала Гермиона окончание фразы, сказанной им когда-то очень давно. Люк кивнул, молча напоминая ей о том, что за прошедшие годы они оба делали не менее жесткие поступки, используя всех, кто мог им помочь. Втираясь в доверие к людям с нужными связями; переступая через других молодых исследователей и выдвигая себя вперед каждый раз, когда появлялся хоть малейший намек на то, что, оказавшись в нужное время в нужном месте, они узнают больше; игнорируя предостережения о том, что порой их подход мог настроить против них все научное сообщество и даже кому-то непоправимо навредить — им удалось пробить своим упрямством и напором путь вперед, не совершив ни единой ошибки, но не всегда их методы отличались правильностью. И было лицемерием думать, что методы, которые Драко считал приемлемыми, чем-то плохи. Она ничем от него не отличалась. — Возможно, я потом об этом пожалею, но сейчас я считаю, что в том, что он сделал, больше правильного, чем неправильного, — продолжил Люк, стирая большим пальцем еще одну несдержанную слезу, прочертившую себе путь вниз по ее щеке. — И если бы я обладал нужной информацией, да, Гермиона, я поступил бы так же, если бы на кону стояло твое благополучие. Возможно, даже хуже, потому что я гораздо лучше него знаю, насколько сложно иногда тебя переубедить в том, что ты вбила себе в голову. Тебе больно, я понимаю, но ты не можешь отрицать, что ты очень специфический человек, с которым нельзя договориться, не проявив напор, — он ободряюще улыбнулся и, дождавшись ее неуверенного кивка, поднялся. — Попробуй выспаться. Завтра будет сложный день, — на грани слышимости произнес Уокер, прежде чем покинуть балкон, оставляя ее наедине с высказанными словами.* * *
— Я забыл тебя предупредить, — голос Джейса все же смог пробиться через мысли Драко и привлечь его внимание. Продолжая двигаться в сторону аудитории, он перевел взгляд на Сандерса и вопросительно вскинул брови. — Абби приезжает через пару недель, — пояснил тот. — Что ей тут нужно? — нахмурился Малфой. Младшая сестра Джейса, с которой он имел несчастье быть знакомым, временами была совершенно невыносимой девчонкой. Ей было девятнадцать, они знали друг друга несколько лет, и каждый раз, когда им приходилось пересекаться, Драко прикладывал множество усилий, чтобы резко не реагировать на ее излишнюю навязчивость. Она выделялась даже на фоне Пэнси, к избалованности которой Малфой за продолжительные годы их дружбы успел привыкнуть. Если Паркинсон все же справлялась со своим высокомерием хотя бы в присутствии близких людей, то Аббигейл окутывала своим самомнением каждого несчастного, оказавшегося с ней рядом. Настолько зацикленной на себе девушки он не встречал ни разу в своей жизни, но воспитание и появившиеся в магловском мире убеждения не позволяли ему вести себя с ней в соответствии со своим к ней отношением. — Соскучилась по тебе, — хохотнул Джейс, толкнув его плечом, и Драко скривился, на что тот уже откровенно рассмеялся. — Не нужно было с ней флиртовать, и тогда она бы не решила, что ты по уши в нее влюблен. — Не путай флирт и банальную вежливость, — процедил Малфой и отвел взгляд, осматривая хаотично перемещающихся по коридорам студентов. — Тебе лучше донести это до нее, а не до меня, пока она сама не увидела, что ты теперь играешь за другую команду, — сладко пропел Джейс, еще больше разозлив. — А то расстроится, когда поймет, что ты теперь зациклен на другой девушке. — Драко бросил на него предупреждающий взгляд, но тот лишь расплылся в широкой улыбке. — Хотя мне было бы интересно посмотреть на то, как твоя Грейнджер спустит ее с небес на землю. Абби не помешало бы пообщаться с людьми, которые не боятся ее родителей. — Ты можешь просто заткнуться? — раздраженно бросил Малфой, на что тот осекся, и улыбка сползла с его лица. — Все настолько серьезно? — осторожно спросил Джейс, в очередной раз попытавшись вывести Драко на откровенный разговор. Он уже не в первый раз за прошедшие восемь дней, в которые о Грейнджер не было известно никаких новостей, пытался добраться до сути того, что между ними произошло, но Малфой не собирался никого пускать в свои проблемы. В эти тем более. Джейс стал невольным свидетелем их небольшой стычки с Люком, но то, что после этого обстановка стала относительно спокойной, скорее всего, натолкнуло его на мысль, что все не так уж и серьезно. Но это было далеко не так. Малфой не видел Гермиону восемь дней, ничего о ней не слышал, и иногда ему казалось, что ее вообще никогда не было в его жизни, настолько призрачным стало ее присутствие. Ее друзья ни разу в его присутствии ее не упоминали и, мало того, никак не демонстрировали своего отношения к произошедшему, продолжая веселые отстраненные разговоры. И если бы Драко не замечал изучающие взгляды, время от времени проникающие ему под кожу, можно было бы поверить, что проблем удастся избежать. Но Малфой не был дураком и осознавал, что все происходящее — всего лишь затишье, вызванное тем, что Грейнджер, прячась где-то на протяжении этого времени, никого не посвятила в то, что между ними случилось. Драко понимал, что в их тесном сплоченном кругу что-то происходит и они просто выжидают, пока не зная, как именно следует реагировать. Но Сандерс был не очень проницательным человеком, когда происходящее не интересовало его слишком сильно, поэтому это понимание прошло мимо его внимания, и он решил, что ничего особо катастрофического во всех последних событиях не было. И Драко было это на руку, потому что все равно временами проскакивающие в их диалогах вопросы выводили из себя. Он ненавидел, когда кто-то пытался его допросить о том, что он рассказывать не хотел. А он практически никогда не хотел распространяться о себе слишком подробно. По крайней мере, с неподходящими для этого людьми. — А если серьезно? — выровняв тон, попытался Драко перевести тему в другое русло. Отвлеченные разговоры помогали хоть как-то абстрагироваться от постоянно маячивших в голове вопросов о том, где в данный момент находится Грейнджер. — Что твоя сестра тут забыла? — Родители уезжают, — беззаботно пожал плечами Джейс, тут же забыв о предмете назревавшего конфликта интересов. — У нее в университете что-то вроде непродолжительных каникул, и за девочкой нужно присмотреть, чтобы она в очередной раз чего-нибудь не натворила. — И ты благородно предложил свою помощь, — усмехнулся Малфой, преодолевая последний поворот перед нужным им коридором, и то, на что сразу натолкнулся его взгляд, заставило его замереть на месте. Он не просто не ожидал ее увидеть. Он был застигнут врасплох первым впечатлением от ее состояния. Выглядела слишком счастливой. Расположившись у окна напротив аудитории, Гермиона, вздернув голову и прикрыв рот тыльной стороной ладони, хихикала, пока присевший на подоконник Крис, активно жестикулируя, быстро что-то рассказывал. Стоящий рядом и прижавшийся плечом к стене Люк тоже выглядел гораздо радостнее, чем в их последнюю встречу, когда от того, чтобы вцепиться друг в друга, их удержали только правильные слова, озвученные его другом. Крис снова что-то сказал, и Гермиона, повернув голову и уткнувшись носом Люку в плечо, затряслась в молчаливом хохоте. — Она выбила из меня обещание уступить ей свою кровать, — пробубнил Джейс, повернув вслед за Драко, остановился и, заметив то же, что и он, присвистнул. — Ого. Вернулись. Восемь дней. — Вот поэтому я предпочитаю спать с женщинами, а не впускать их в свою жизнь, — задумчиво проговорил Джейс, наблюдая за развернувшейся перед глазами картиной. — Когда они просто очередным утром покидают твою постель, у них не получается залезть тебе в душу, вытрясти ее до основания, а потом вести себя как ни в чем не бывало, прижимаясь к кому-то другому. Драко не стал ничего отвечать, окидывая Грейнджер пристальным взглядом. Действительно, если не присматриваться, она выглядела так же, как раньше. Но приглядевшись, он увидел, что его первое впечатление было ошибочным. На ней отразилось слишком много изменений, даже если они были практически неуловимы. Она еще больше похудела, и одежда, обычно подчеркивающая все ее достоинства, сидела на ней гораздо хуже, чем раньше. Ее смех, каким бы натуральным ни казался, не звучал так же, как тогда, когда ей на самом деле было весело. И то, что Гермиона едва заметно вздрогнула, стоило мимо их компании пройти группе других студентов, один из которых под смех своих друзей что-то громко выкрикнул, вряд ли заметил кто-то, кроме Драко и Люка, положившего ладонь на ее практически неуловимо напрягшееся плечо и легко погладившего ее в попытке успокоить. Драко посмотрел на Уокера и тут же столкнулся с его взглядом, в котором пряталось что-то незнакомое: привычная для Люка злость сменилась чем-то иным, непохожим на то, что было там раньше каждый раз, когда они сталкивались. Уокер словно снова его оценивал, но характер этой оценки сменил свою полярность. И от него больше не веяло агрессией, которая практически сожгла Драко изнутри восемь дней назад. Я знаю, что ты к этому причастен. Что, если так? Я позволял тебе к ней приближаться только потому, что она сама меня об этом просила. Но больше ты к ней не подойдешь. Ты очень сильно ошибаешься, если думаешь, что мне требуется твое разрешение. Краем глаза Драко заметил, как Крис, уловив пристальное внимание Люка к другой части коридора, посмотрел в ту же сторону. Словно действовал по точно проработанному сценарию, разыгранному на двух участников. Как и в тот день, когда он точно так же знал, что делать и говорить. Люк, нет. Не сейчас. Даже ты не в силах предсказать, как поведет себя Гермиона, если ты переступишь грань. Не усугубляй и не провоцируй ее на еще более радикальные меры. Померяетесь членами когда поймем, чего от нее ждать. Задержавшись на Малфое взглядом еще на мгновение, Уокер снова посмотрел на друзей, и Крис поступил так же, моментально возобновив разговор и скрыв от Грейнджер, переставшую смеяться, их недолгое отвлечение. — Джейс, можешь пойти прогуляться? — раздался за их спинами голос еще одного члена их компании, который мог принести с собой проблемы. Сандерс посмотрел на Драко вопросительно, и тот молча кивнул. Когда Джейс, на секунду замешкавшись, двинулся в сторону аудитории, Малфой посмотрел на занявшую его место Мел, которая не спускала взгляда со своих друзей. — Отлично притворяется, да? — спросила девушка, и Драко снова повернулся к зашедшейся в смехе Гермионе. — На ее лице сейчас столько штукатурки, что при желании им можно рисовать. Жаль, что Ким сегодня не в городе, могли бы договориться об аренде, — в голосе Мел слышались насмешливые нотки, но за ними отчетливо угадывалась негнущаяся сталь. — Я никогда не слышала, как Гермиона кричит во сне. Когда мы стали общаться ближе и поселились в одном доме, она уже прошла через эту стадию. Но Люк говорит, что сейчас она кричит точно так же, как тогда, — Мелоди повернула к нему голову, и Драко посмотрел на нее, столкнувшись с ее серьезным взглядом, мгновенно развеявшим любые намеки на доброжелательность с ее стороны. — Она практически не спит. Все время работает, а когда отвлекается — плачет. И ей ничего не помогает, — Мел коснулась его плеча и посмотрела на него еще внимательнее. — Гермиона злится на тебя. Очень сильно. Но скоро она будет готова снова с тобой заговорить. И я очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь, потому что если нет… — она выдержала паузу и, отпустив его руку, закончила жестким тоном: — Мне не хочется верить, что я в тебе ошиблась. Натянув на лицо беззаботную улыбку, она зашагала в сторону своих друзей. Подойдя к группе, Мел присела рядом с Крисом и, посмотрев на Гермиону, едва заметно кивнула в сторону Драко. Обернувшись, Грейнджер заметила его, и с ее лица тут же слетело все напускное веселье. Поджав губы, она смерила его ледяным взглядом и отвернулась, снова включаясь в диалог с Крисом, приобнявшим свою девушку и продолжившим увлекательный рассказ. Драко хмыкнул и, опустив руки в карманы брюк, зашагал в сторону аудитории. То, что он предположил в их последний разговор, подтвердилось. Все сказанные Гермионой слова натолкнули его на мысль, что несколько лет назад она застряла где-то посередине, так и не справившись со злостью по отношению к пережитому. Ее реакция, вылившаяся не в предсказуемую истерику, а в неконтролируемую агрессию, привела его к выводу, что, когда он думал, что она пряталась от боли, он очень сильно ошибся. Она не смогла пережить злость и логично вернулась именно к ней. Слова Мел не оставили в этом ни единого сомнения. Было что-то символичное в том, что теперь эта злость направлена на него, откатив их обоих на ту стадию, когда они друг друга ненавидели. Ее прошлое вернулось к ней, принеся с собой то, что она испытывала к нему множество лет назад. И если бы этот факт не взывал снова к сомнению в том, что ему следовало это делать, отбирая у себя единственное, что сейчас ему было нужно, возможно, Драко бы даже посмеялся над тем, насколько у судьбы чертовски хреновое чувство юмора.* * *
Прикрыв дверь ванны, Драко откинул назад влажные пряди, упавшие на глаза, и тихим шагом двинулся по коридору в сторону своей комнаты, пытаясь перемещаться максимально неслышно, чтобы не потревожить жителей дома, уже давно окунувшихся в сон. Подойдя к спальне, он приоткрыл дверь и, заметив полоску света, на мгновение замер, прежде чем распахнуть ее окончательно. Он точно помнил, что, уходя, оставил за собой непроглядную темноту. Зайдя в комнату, он аккуратно прикрыл дверь, но даже от едва слышного звука Грейнджер, изучающая литературу в его шкафу, вздрогнула, однако это было единственной реакцией на его возвращение. На мгновение замерев, она продолжила перелистывать страницы невидимой ему с его ракурса книги, словно по-прежнему находилась в его комнате в одиночестве. С того момента, как Драко снова ее увидел, прошло всего несколько дней, но они оказались гораздо тяжелее тех, когда они вообще не пересекались. То, как она скользила по нему пустым взглядом, словно совершенно не замечая его присутствия, было гораздо невыносимее того времени, когда он вообще не знал, что с ней происходит и в каком состоянии она находится. Но сейчас он видел, что ей плохо. И с каждым днем внимательного наблюдения, которое она точно замечала, но старательно игнорировала, это становилось очевиднее. Ее улыбки становились все ненатуральнее, разговоры с друзьями короче, а скорость, с которой она покидала аудитории, стоило закончиться очередной паре, — стремительнее. Было понятно, что Гермиона опасалась, что он снова попытается с ней поговорить. Но Драко понимал, что пока она сама не созреет для этого разговора — все бессмысленно. Чтобы она смогла услышать то, что он хотел до нее донести, она сама должна была этого захотеть. И, видимо, время пришло. — Ведешь себя так, будто боишься меня, — холодно заговорила Гермиона, откладывая книгу. Обернувшись, она скрестила руки на груди и смерила его внимательным взглядом. — А мне стоит тебя бояться? — спросил Драко, прижавшись спиной к двери и спрятав руки в карманы домашних штанов. Он выразительно ее оглядел, но на ней не было ни единого предмета одежды, за которым могла бы незаметно спрятаться палочка. Правда их последний разговор в очередной раз намекнул ему, что ее не стоит недооценивать. В любых обстоятельствах. Грейнджер выглядела иначе, чем в тот день, и даже иначе, чем во все последние. Скорее всего, ей все же удалось пробиться через эмоции, окатившие ее несдержанной лавиной, и она смогла хоть немного разобраться в себе и уравновесить свой гнев. И сейчас с ней следовало разговаривать очень аккуратно, потому что он и до этого не мог во всех случаях предсказать ее поведение. А сейчас, в том состоянии, до которого он сам же ее довел, вряд ли даже она сама наперед знала, как может себя проявить. — Я не хотела угрожать тебе палочкой. — Хотела, — возразил Драко, стараясь звучать как можно спокойнее. — Ты хотела показать свое превосходство и хотела сказать все то, что сказала. Ты хотела, чтобы мне было так же больно, как и тебе. — Да, хотела, — ее голос дрогнул, но Гермиона не позволила отразиться неуверенности на своем лице. Однако Драко все равно понимал, что она жалела о том, что сказала. Может, не обо всех словах, но о большинстве точно. Как бы Грейнджер ни стремилась показать ему, насколько плохим человеком себя считает, по-настоящему ужасной она не была. Если бы она являлась той, кого пыталась изобразить, ее не грызла бы вина за те поступки, которые она совершала. И она никогда бы не воспроизводила вслух тех размышлений, которые в некоторые моменты лились в таком изобилии, что создавалось впечатление, что она прожила не меньше десятка жизней, проникая в суть человеческого бытия снова и снова. — У меня кровь стынет, когда ты так на меня смотришь, — произнес Драко спустя несколько минут гробового молчания и пристального контакта взглядов, от которого кровь по венам начинала бежать быстрее, раскаченная ускоряющимся стуком сердца. — Считаешь, что я должна смотреть на тебя как-то иначе? — склонив голову, безэмоционально спросила Гермиона. — Тебе решать, — пожал Драко плечами, создавая видимость того, что ему не хочется, чтобы вот это недопонимание, вставшее между ними по его вине, бесследно испарилось, вернув то, что было между ними раньше. Но в обозримом будущем это было невозможно. — Как давно ты снова стала пользоваться магией? — задал он вопрос, не дающий ему покоя с того момента, как кончик ее палочки врезался в его кожу, оставив за собой фантомные напоминания еще на несколько дней, которые он пытался стереть с себя, из раза в раз проводя пальцами по месту контакта. То, насколько уверенно действовала Гермиона, словно никогда не выпускала палочку из рук, наглядно продемонстрировало, что держала она ее не в первый раз после долгого перерыва. И Драко все никак не мог решить, правильно ли он поступил, не зная, что у нее уже получилось достигнуть хоть какого-то прогресса. Он нуждался в ответе на этот вопрос. — Я ей не пользуюсь, только позволяю себе прикасаться к палочке, — ответила Грейнджер, и он выдохнул, понимая, что все было правильно. Она в очередной раз просто придумала себе какое-то оправдание, а не действительно решила преодолеть свои проблемы. — Ты знаешь, почему я это сделал, — перешел Драко к основной теме разговора, которую им необходимо было обсудить. — Знаю, — кивнула Гермиона, и ее лицо стало совершенно непроницаемым. — И ты должна признать, что я прав. — Прав, не прав, будто есть какая-то разница. Это все равно ничего не изменит, — Гермиона развернулась и вытащила с полки очередную книгу, которая вряд ли представляла для нее интерес. Скорее всего, она просто пыталась отвлечь или его, или себя, от того напряжения, что накалялось в комнате с каждой минутой их совместного в ней нахождения. — Я знаю, чего ты добиваешься. Ты хочешь, чтобы я вспомнила все, чего боюсь. Снова прожила это на себе. И легче всего это сделать — рассказать об этом. Подробно, — проговорила она, перелистывая страницы и скользя бездумным взглядом по строчкам. — Вряд ли ты рассчитывал, что я попрошу меня слушать кого-то другого, — закончила Гермиона, подняв на него взгляд. — Вряд ли я рассчитывал услышать, что ты об этом просишь. — Ты прав, я не прошу, — снова опуская взгляд на страницы книги, усмехнулась Гермиона, но за изданным ей звуком не крылось никакого веселья. — Ты можешь мне помочь или можешь не помогать. Я не расстроюсь при любом выбранном тобой варианте. — Сложно рассказывать о себе человеку, которого ненавидишь, — осторожно проговорил Драко, наблюдая за эмоциями, пробегающими по ее лицу. — Не бери на себя слишком много, я тебя не ненавижу. Ненависть слишком сильное чувство, — ее голос прозвучал немного раздраженно, и это подкрепилось громким хлопком, с которым Гермиона закрыла книгу. Отложив ее на стол, она достала из заднего кармана джинсов небольшой лист бумаги и, подойдя к нему практически вплотную, протянула его ему. — Я обращаюсь к тебе только потому, что с тобой процесс пойдет быстрее. Но если ты не согласишься, я тоже не особо расстроюсь. Мне не впервой справляться в одиночку. — Ты врешь, — вкрадчивым голосом проговорил Малфой, беря ее за ладонь. Проигнорировав зажатый в ней клочок бумаги, он легко провел пальцем по костяшке, лаская ледяную кожу невинным касанием. Гермиона поджала губы и отвела взгляд, но руку не отняла. — Тебе не все равно на то, соглашусь я или нет, — он немного сместил ладонь, ощущая под кожей ее стремительно ускоряющийся пульс. Она была очень хороша в том, чтобы спрятать от окружающих то, что чувствовала. Но даже у нее не получалось скрыть, что ее все еще к нему тянуло. Гораздо сильнее, чем ей хотелось, и это прошлось по нему воскресшей надеждой, что еще не все потеряно. Просто им нужно немного времени. Или много. Не имело значения, сколько. — Если решишь согласиться, будь там завтра. В семь вечера, — дрогнувшим голосом проговорила Гермиона и, так и не посмотрев на него, дернула рукой. Драко вытащил лист из ее ладони, стараясь больше не провоцировать новых вспышек гнева, и прочитал написанный на нем адрес. — Лондон? — спросил он, смутно припоминая, что уже где-то натыкался на название указанной улицы. — Хэмпстед-Гарден, — уточнила Гермиона и, сделав шаг вперед, поравнялась с ним, оказавшись прямо у двери. Драко нахмурился, пытаясь точно вспомнить, где слышал этот набор букв. И его внезапно осенило. — Твой дом, — с пониманием произнес он, будто вживую услышав, как название квартала произносит один из Пожирателей, ответственный за поиск ее родителей. — Это одно из ключевых мест моей истории. Чтобы понять, тебе стоит его увидеть, — кивнула Гермиона, положив руку на ручку двери. — Тебе придется быть со мной честной, — настойчивым тоном озвучил Драко ключевой момент, без которого ничего бы не вышло. — По-настоящему. — Я знаю, — процедила Грейнджер, продемонстрировав, насколько сильно ее раздражает этот факт, даже если она понимает его значимость. — Но мне нужно кое-что взамен. — Что ты хочешь? — Ты хочешь мою боль. Взамен я хочу твою. Драко сжал клочок бумаги в руках чуть сильнее, отчего тот пошел мелкими полосами, исказившими адрес, выведенный ее ровным, строгим почерком. Грейнджер была бы не Грейнджер, если бы не попыталась, даже пойдя на компромисс, хоть как-то ему отомстить. И залезть под кожу с ее склонностью к закрытости в ее представлении оказалось самым привлекательным вариантом. Но для Драко никогда не было проблемой рассказать ей что-то. Вот только сейчас его воспоминания сделали бы больно не только ему. Ей от всего, что он видел, будет гораздо больнее. — Если не готов мне это дать — не приходи, — жестким тоном проговорила Гермиона и дернула дверь, заставляя его отстраниться. Сделав шаг вперед, Драко позволил ей покинуть комнату и, услышав хлопок за спиной, снова опустил взгляд на адрес, написанный на бумаге. Дом, в котором она родилась и выросла. Место, в котором, судя по кратким фразам Поттера, Гермиона стерла память своим родителям и, как она считает, разрушила свою жизнь. Посмотрев в окно, он глубоко вдохнул, но, несмотря на всю тяжесть произошедшего разговора, на его губах появился намек на улыбку. Пусть в данный момент Гермиона защищалась от него, двинувшись в своих проблемах дальше и найдя в его лице олицетворение своего прошлого, которое ненавидела. Все равно все было не зря. В его же лице она по-прежнему продолжала видеть то прошлое, которое было лучшей частью ее жизни, раз уж появилась на пороге его комнаты настолько быстро. Раз вообще смогла в такой короткий период принять, что ей необходимо попытаться смириться со своей болью, и что лучше это сделать тогда, когда рядом находится человек, который ее понимает и которому не все равно. И если для него этот разговор был всего лишь небольшим шагом к тому, чтобы, возможно, когда-то убедить ее понять, почему он так поступил, то для нее он соизмерим с трансгрессией на другую часть планеты. И это было гораздо большим прогрессом, чем тот, на который он рассчитывал.