***
Закинув руки за голову, Драко внимательно следил за тем, как Грейнджер перемещается по комнате маленьким ураганом, опаздывая. Она одновременно пыталась одеться, привести волосы, превращенные в хаос не без его участия, в порядок и попутно бубнила себе под нос ругательства в сторону будильника и его самого. Ее причитания выглядели очень забавно, особенно в свете того, что Гермиона сама затащила его к себе в спальню, оставив без внимания компанию своих друзей, решивших продолжить их праздник жизни уже дома. И сделала это так, чтобы Аббигейл обязательно увидела, позже полночи отыгрываясь на нем за ревность, которую не хотела принимать. Драко соврал бы, сказав, что, несмотря на все мучения, через которые Гермиона заставила его пройти, это не было лучшей ночью в его жизни. Как и сказав, что Грейнджер, не скрывающая, что ей есть до его связей с другими девушками дело, и запрещающая из-за этого к себе прикасаться, не стала в несколько раз желанней, чем когда-либо раньше. Гермиона очень долго сидела на его коленях, целуя его и угрожая, что, если он притронется к ней хоть пальцем, она остановится и выгонит его вон. Угрозы с каждой минутой становились все менее уверенными из-за ее сбившегося дыхания, но Малфой подчинялся, оценив предложенные ей правила по достоинству. Грейнджер, желающая поиграть, была намного сексуальнее, чем обычно. А когда она встала на колени… Драко глубоко вдохнул, ощутив, как дернулся член, поощряя его за воскрешение в сознании прошлой ночи, и он прикрыл глаза, до деталей вспоминая ее взгляд, пока она расстегивала пряжку его ремня. — Я тебя предупреждала, — она провела ладонью по колом стоящему члену, и ему захотелось зажмуриться, чтобы прочувствовать прикосновение еще ярче, но он не мог позволить себе пропустить ни мгновения. — Если ты до меня дотронешься, я остановлюсь. В тот момент он подумал, что будет просто чудом не спустить от одного огня, полыхающего в ее глазах, но как же чертовски сильно он ошибся, даже не задумавшись о том, что она не позволит ему кончить до тех пор, пока полностью не насладится его мучениями. Ему отчаянно захотелось опустить ладонь под одеяло, чтобы унять еще более возросшее возбуждение, стоило ему словно в реальности почувствовать влажный жар, когда Гермиона опустила голову. Сразу глубоко. В его воспоминании ярко-бордовые губы Грейнджер скользили по его члену, медленно, мучительно. Замирая каждый раз, когда он был готов к тому, чтобы хотя бы приблизиться к оргазму. А следом она снова начинала двигаться, проходясь языком по всей длине, и смотрела прямо ему в глаза, прежде чем вновь принять на всю глубину и насаживаться снова и снова. Приходилось сжимать руки в кулаки, поклявшись себе до последнего соблюдать правила навязанной ему игры, и мысленно представлять, как восхитительно путались бы пальцы в ее волосах и насколько острее чувствовалась бы узость ее глотки, не лиши она его любимого ощущения контроля. Но то, через что заставила Гермиона его пройти, было не менее восхитительным. И позже, когда она все же сжалилась, промучив его непозволительно долгие минуты, он отплатил ей сполна. Драко распахнул глаза, поймав взглядом одевающуюся Грейнджер, продолжающую бубнить что-то о несправедливости мира, гребаных будильниках и отсутствии возможности отдохнуть в субботу. Было глупостью бродить в воспоминаниях о девушке, когда существовала возможность наблюдать за ней воочию. Пусть и занималась в этот момент она не теми же вещами, что несколько часов назад. Поправив чулок, Гермиона схватила со спинки стоящего рядом стула узкую юбку и скрыла под плотной облегающей тканью все еще немного покрасневшие от его ладоней бедра. Драко ухмыльнулся, вспомнив, как под пальцами ощущалось ее возбуждение, стоило ему, не позволив ей даже на секунду перевести дыхание, прижать ее к столу и задрать юбку гребаного платья, которое будоражило его воображение с того самого дня, когда он увидел его впервые. И черт, позже он убедился, что снималось оно гораздо проще, чем в его фантазиях. Оставшись в одних чулках и тех самых туфлях, что он чаще всего представлял, не имея возможности до нее добраться и оставаясь наедине с собой, Гермиона долго хныкала, пока он медленно трахал ее пальцами, глотая губами стоны, становящиеся с каждой минутой все несдержаннее. Уговорить ее на Заглушающее оказалось так просто. Хватило одного: Я хочу тебя слышать. Знала бы она, насколько сильно его раздражает, как она каждый раз сжимает указательный палец между зубами, не позволяя всему дому услышать, чем они занимаются. Не позволяя всему гребаному миру узнать, кто именно ее трахает. Еще проще оказалось развернуть ее к себе спиной и насладиться видом еще более соблазнительных от лунного освещения, проникающего сквозь окна, ягодиц, пока его член скользил в ней, вырывая из ее горла с каждым более жестким толчком новые стоны. Сильнее. Глубже. Так, как всегда нравилось ему. Какое бы отвращение у него ни вызывала Аббигейл, стоило ее поблагодарить за то, что она сделала с Грейнджер одним своим присутствием. Драко решил, что достаточно высказать ей благодарность мысленно. Грейнджер открыла шкаф и, достав две блузки, окинула их придирчивым взглядом. Посмотрев в зеркало, она поморщилась, проведя пальцем по алеющим на плечах следам, и, покачав головой, уверенно повесила полупрозрачную белую блузку обратно, выбрав ткань более темного оттенка. Гермиона не любила, когда на ее теле оставалось какое-то свидетельство нахождения в его постели. Она никогда об этом не говорила, но Драко это точно знал, предполагая, что такое отношение обусловлено ее стремлением принадлежать только самой себе. Вряд ли она воспринимала их как-то иначе, кроме как попытку оставить напоминание. Он тоже не был фанатом «клеймить» женщин. Но с ней это происходило бессознательно. Он даже не замечал. Наверное, не замечал. По крайней мере, раньше. Сейчас Драко пытался убедить себя, что следы на ее коже появились этой ночью не из-за того, что Уокер в очередной раз открыл рот и произнес слова, которые, кому бы ни говорились, предназначались именно для его ушей. Но убедить себя в том, что, если бы она, вновь постепенно начинающая пользоваться магией, свела бы хоть один из следов, ему бы не захотелось ее убить, так и не получилось. — Что самое сексуальное в вашей жизни делала девушка? — спросила изрядно выпившая Аббигейл под конец вечера, когда их компания значительно поредела. — Ну зачем? — простонала Мел, поставив локоть на стол и обессиленно опустив на ладонь подбородок. — Ты же сейчас дала им карт-бланш на такую похабщину, которую даже в самых смелых фантазиях себе представить не можешь. — Это ты сейчас все опошлила одним своим предположением, — рассмеялся Люк, откинувшись на спинку дивана и окинув ее насмешливым взглядом. — Ну давай, удиви меня, — с вызовом бросила ему девушка. — Если речь пойдет не о глубокой глотке, я воздержусь от сарказма в твою сторону на все время до вашего отлета в Дарем. — Мел, Мел, — ухмыльнулся Уокер. — Когда же ты все-таки научишься не облегчать мне так просто жизнь, — он покачал головой и, прикрыв глаза, продолжил: — Какой бы красивой ни была женщина, всегда самым сексуальным в ней является характер. Она может эффектно раздеваться, может, как говорит Мел, владеть очень заманчивыми навыками, но больше всего заводит именно то, как проявляются ее личностные качества. — Скука, — прокомментировала его слова Аббигейл. — Ты просто еще не встречала человека, который зацепит тебя именно этим, — снисходительно ответил ей Люк. — Самое сексуальное, что делала женщина в моей жизни, — спорила, пытаясь отстоять свою независимость. Хотя нет, — он задумчиво покачал головой. — Самым сексуальным оказался тот момент, когда она перестала спорить, приняв, что какие бы аргументы ни были для нее важны, мои ей нравятся больше. Нет более возбуждающего чувства, чем понимание, что какие бы вещи ты ни творил, насколько бы хреновым человеком тебя ни считали окружающие, рядом находится та, которая всегда будет на твоей стороне. При любых обстоятельствах. И взгляд, которым он посмотрел в сторону стойки, где Гермиона смеялась над шуткой Джима, ожидая, пока бармен выполнит их заказ, не оставил сомнений в том, о ком он говорил. — А самыми сексуальными являются те женщины, у которых сформировано четкое видение мира, — продолжил Люк, посмотрев на Аббигейл, внемлющую его словам, приоткрыв рот. Словно загипнотизированная. — Потому что их не подкупить простой иллюзией «долго и счастливо». С ними приходится проявлять фантазию, чтобы дать ей то, что сможет перевесить ее уверенность в том, как стоит жить. И когда получается убедить такую женщину, что жизнь с тобой стоит того, чтобы рискнуть чем-то привычным и понятным, ты чувствуешь себя тем, кто может справиться с чем угодно. А для мужчины нет более приятного чувства, чем чувство собственной силы. — Я думала, ты задвинешь что-то про завязывание галстука, — просмеялась Ким, развеяв простой фразой атмосферу. — Хм, — притворно задумавшись, Люк посмотрел на нее. — Галстук становится сексуальным только на женских запястьях. — У меня мурашки по спине бегут, — вырвал его из не самого приятного воспоминания, которое даже немного снизило возбуждение, настойчивый голос Гермионы. — Прекрати сканировать меня взглядом, — потребовала она, накинув блузку на плечи, и, повернувшись к нему, уперла ладони в бока. Драко поднялся и, опустив ноги на пол и поправив одеяло, уселся на край кровати. — Иди сюда, — протянул он к ней руку. — Я опаздываю, — недовольно пробормотала Гермиона, но, все же сделав несколько шагов в его сторону, вложила в его ладонь свою. Он потянул ее на себя и, сместившись, повалил на кровать рядом с собой. — Ты помнешь мою блузку, — воскликнула Грейнджер, но все же перевернулась с бока на спину, устроившись поудобнее и уставившись в потолок. — Тебе пойдет немного небрежности, — Драко распахнул незастегнутую блузку, обнажая впалый живот, который еще больше втянулся от глубокого вдоха, стоило ему коснуться кончиками пальцев под лифом. — Признай, что ты ревнуешь, — протянул он, легко скользя по просвечивающим через тонкую кожу ребрам. — Она просто мне не нравится, — фыркнула Грейнджер, и он позволил себе расплыться в улыбке. — И ты не выгнала меня еще до рассвета не потому, что хочешь, чтобы она узнала, где я спал? — Малфой чуть сильнее нажал ладонью на ее живот, проводя вдоль пояса юбки на талии. — Конечно нет. — Сделаю вид, что верю. — Признай, что она отвратительна, — Гермиона приподнялась на локтях, отслеживая взглядом путешествие его ладони по ее коже. — Ты в курсе, что это невежливо — так о людях отзываться? — с напускным укором проговорил Драко, подняв взгляд на облаченную в кружево грудь, и легко провел по коже над ней, немного опуская ткань ниже и обнажая больше приятного глазу пространства. — Я вроде никогда не говорила, что я вежливая, — пытаясь звучать пренебрежительно, ответила Грейнджер, но ее голос все же дрогнул, стоило ему увеличить нажим, спустившись к призывно напрягшемуся соску, видному очертаниями сквозь тонкую ткань. — Она послезавтра уедет, — успокаивающе произнес Малфой, продолжая свое занимательное путешествие и не встречая на пути ни единого намека на сопротивление, как бы сильно она ни опаздывала. Жаль, что он слишком хорошо знал, куда она торопилась, и не мог пожертвовать очередным сеансом терапии несчастной девочки в угоду собственной похоти, постепенно начинающей поджигать внутренности. Приходилось довольствоваться оставшимися крохами времени до того, как ей придется уйти. — Не старайся, меня все равно здесь не будет все выходные. — Драко медленно поднял на нее взгляд и недовольно нахмурился, на что она тут же закатила глаза, откинувшись обратно на спину. — Не начинай про то, что я опять не сказала. Я только вчера вечером пообещала, а мы были слишком заняты, чтобы разговаривать на отвлеченные темы. Драко сдвинулся выше, оказываясь напротив ее напрягшегося лица. — Кому пообещала? — Гарри, — очень тихо и немного печально ответила Грейнджер. — Мы очень мало общались все это время. — Опять чувствуешь себя виноватой? — озабоченно спросил Малфой, проводя костяшками среднего и указательного пальцев по ее щеке. — Не в этом дело, — она повернула голову, скорее всего пытаясь спрятать от него взгляд. — Потом не будет возможности увидеться в любой удобный момент. — Он волшебник, Грейнджер, — очень осторожно проговорил Драко, понимая, что ступает на опасную территорию. Любое его дальнейшее слово могло восприняться неправильно. — Есть способы перемещаться между континентами очень быстро. — Есть жизнь, проблемы и то, что всегда находится рядом, — резко ответила Гермиона и, убрав его руку со своего лица, села. — Ни одни отношения не переживут такого расстояния, какими бы замечательными они ни были, — помолчав несколько долгих десятков секунд, закончила она бескомпромиссным тоном и, поднявшись, направилась к зеркалу. Драко ничего не ответил, наблюдая за тем, как она, не отрывая взгляда от своего отражения, застегивает пуговицы и прячет полы блузки под юбкой. Ему не требовались гениальные способности, чтобы понимать, что Грейнджер говорила далеко не о Поттере. — Мне доложат обо всем, что тут будет происходить в выходные, — окончательно одевшись и подойдя к столу, стоявшему за его спиной, насмешливым тоном произнесла Гермиона, спуская на тормозах поднятую тему. — Признаешь? — обернувшись через плечо и посмотрев на нее, Драко иронично выгнул бровь, позволяя ей это. В последний раз. — Не злоупотребляй моим гостеприимством, — покачав головой, проговорила Грейнджер, направившись к выходу. Стоило двери за Гермионой захлопнуться, Драко нахмурился. Чего и следовало ожидать. Как он и думал, Грейнджер уже сформировала в своей гениальной, но временами совершенно глупой голове четкое представление ситуации. Еще в самом начале она придумала то, как все закончится, и, несмотря на то что все уже давно не так, как было раньше, не собиралась изменять этому концу. Может, она и обдумывала возможности отойти от своего первоначального требования, что, когда придет время, они просто разойдутся по разным углам. Но вряд ли Гермиона на самом деле допускала какой-либо другой исход. Как там говорил Уокер? Четкое видение мира. Не подкупить простым «долго и счастливо». Проявить фантазию. Что ж, хорошо, что у Драко никогда не возникало проблем с воображением. И у него еще было время, чтобы придумать то, что сможет переубедить Грейнджер в том, что ее мнение является единственно верным.***
— Ты молодец, — похвалил Люк Софи, выключив диктофон и одарив ее самой мягкой улыбкой из своего арсенала, получив точно такую же взамен. Стоящая поодаль Грейнджер, наблюдая за этой картиной, не смогла сдержаться от такой же демонстрации эмоции, тут же спрятав свое радостное лицо за открытым блокнотом, в котором делала пометки по мере рассказа девочкой очередного всплывшего в ее сознании воспоминания. К счастью, на этот раз оно вновь оказалось радостным. — А кто будет приходить, когда вы улетите? — наблюдая за тем, как Люк собирает со стола все бланки, которые сегодня они использовали, спросила Софи, нахмурившись. — С тобой будет заниматься мистер Клиффорд, — ответил Уокер, и та недовольно поджала губы, но больше ничего говорить не стала. — До завтра, Софи, — попрощалась Гермиона, прежде чем они покинули палату. Отойдя на несколько шагов, они остановились в таком месте, с которого хорошо просматривалось то, чем занималась девочка, но с которого ей было бы сложно их увидеть, если бы она не задалась целью высмотреть кого-то в чуть более темном коридоре. — Когда мы ей скажем? — озабоченно спросила Гермиона, становясь максимально серьезной. — О том, что через полтора месяца мы улетаем насовсем, или о том, что ей уже подыскивают новую семью? — уточнил Уокер, но она промолчала, давая понять, что имела в виду оба варианта, которые очень сильно ее беспокоили. Несмотря на то что их работа шла очень успешно, они допустили крайний непрофессионализм, позволив и себе привязаться к девочке, и самой Софи увидеть в них больше, чем просто людей, пытающихся ей помочь. У девочки были огромные проблемы с доверием после того, как поступили с ней родители, оставив один на один с миром, о котором она почти все забыла, и только им и Клиффорду она за последние месяцы начала по-настоящему доверять. Лишь в присутствии одного из них троих Софи соглашалась говорить с социальным работником и следователем и только при них чувствовала себя более-менее спокойно. В те дни, когда им не требовалось ее посещать, сотрудники, которые за ней наблюдали, рассказывали, что она заметно грустнела, замыкаясь в себе. Это рвало Гермионе душу на мелкие ошметки. Как и то, что им следовало сообщить девочке, что из-за того, что постепенно она идет на поправку, в скором времени ей откажут в постоянном стационаре на территории больницы. Больше в этом не было необходимости, и администрация учреждения вместе с социальными службами уже подбирали подходящий для нее приют. Гермиона старалась верить, что до этого не дойдет и до момента, как Софи придется покинуть больницу, ей все же уже смогут найти подходящую семью. Но и это заставляло ее переживать, потому что у девочки уже был за спиной самый ужасный опыт, который только можно себе представить. И Грейнджер очень боялась его повторения. — Не волнуйся так, они теперь будут тщательно контролировать тех, к кому она попадет, — ободряюще проговорил Люк, заметив ее несчастное выражение лица, направленное на палату, в которой Софи, разместившись на кровати, перелистывала страницы книги, которую ей на недавний день рождения подарила Грейнджер. — Это не дает гарантий, — вздохнула Гермиона. — Надежда? — улыбнулся Люк. — А у нас есть что-то кроме? — риторически спросила Гермиона, отвернувшись от палаты и двинувшись в сторону лифтов. Осталось всего восемь дней до их продолжительного отлета в Дарем, который увеличили с недели до двух в силу грандиозных результатов, и уже сейчас ей было страшно оставлять Софи наедине с чужими для нее людьми. Что же будет в тот день, когда им придется попрощаться навсегда?***
— У аборигенов очень много легенд об Антаресе. Мягко улыбнувшись, Гермиона указала пальцем на ту часть неба, на которой, если бы они смогли заглянуть за линию горизонта, возможно было бы увидеть созвездие Скорпиона полностью. Приближающееся лето позволяло рассмотреть несколько звезд этого рисунка, но целиком Драко видел его только однажды, на юге Испании, несколько лет назад. Не уделив этому должного внимания, конечно. Они вновь оказались поздним вечером на крыше, но в этот раз Гермиона завела нейтральный разговор о звездах. И ему это нравилось, даже если не устраивал повод. Прощаться на этом месте стало странной традицией, несущей в себе печальную атмосферу. В этот раз. Но даже такая она была для Драко гораздо лучше, чем то, как они прощались в прошлый раз. На этом же самом месте. Но с другими эмоциями. Ему казалось, что несколько месяцев назад они и сами были другими. Наверное, так и было. — Мы никогда не узнаем, как тысячи лет назад они смогли открыть переменчивость звезд, как и то, что Антарес имеет красный оттенок, но именно этой его особенности посвящено множество историй, — продолжая улыбаться, Грейнджер запрокинула голову еще больше, рассматривая скопление звезд. — И какая твоя любимая? — спросил Драко, не отрываясь от ее лица. Может, Гермиона и видела в небе что-то важное. Но для него более приятное зрелище было гораздо ближе. — Про Вайюнгари, — мечтательно зажмурившись, улыбнулась Грейнджер. — В племени нгарринджери мальчики проходят очень сложный процесс инициации, превращаясь в мужчин. Драко тихо рассмеялся, принудительно подавив вопрос о том, откуда она столько знает о коренных жителях Австралии. Как-нибудь в другой раз. Сейчас ему нравилось, как звучал ее голос, пока она рассказывала то, что думали о звездах в самой странной, по его представлениям, стране мира. — Ничего смешного, Малфой, это их традиции, — возмущенно проговорила Гермиона, кинув на него недовольный взгляд и едва ощутимо толкнув его локтем в живот. Перехватив ее за талию, Драко развернул ее к себе и, прижав ближе, посмотрел в глаза. — Продолжай. — Во время инициации, помимо других испытаний, некоторое время они находятся в полной изоляции, и особого наказания заслуживают любые контакты с женщинами, — поднявшись ладонями по его плечам, с улыбкой поведала Гермиона. — Какой ужас, — притворно трагично прокомментировал ее слова Малфой, опустив руки чуть ниже ее поясницы, на самую грань приличия. И почему он раньше не ценил это время года? Стремительно приближающееся лето наконец позволило сбросить верхнюю одежду, что открывало больше доступного пространства для блуждания рук. — Ты бы не выжил, да, — пробежавшись взглядом по его лицу, язвительно произнесла Гермиона. — Когда Вайюнгари проходил испытания, он привлек внимание двух жен своего брата, они нашли его хижину и, выманив его из нее, соблазнили, — продолжила она историю, спровоцировав его на новый приступ ехидного смеха. — Всегда думал, что все женщины — исчадия ада. — Почему ты тогда не по мальчикам? — издевательски спросила Гермиона, вскинув брови. Драко склонил голову и прошелся губами по ее шее, больше не прятавшейся под воротом верхней одежды, а лишь немного прикрытой расстегнутой толстовкой. — Мне нравится играть с огнем, — едва слышно проговорил он и провел по бьющейся под кожей вене языком. — И что было дальше? — вернувшись взглядом к ее лицу, спросил он, окунувшись в ее потемневшие глаза. — Его брат попытался убить их. Но они сбежали, и тогда Вайюнгари, чтобы избежать гнева брата, взмолился Млечному пути и вознесся с ними на небо, — Гермиона снова подняла голову, устремив взгляд вверх. — И теперь они втроем сидят в каноэ, и иногда Антарес, которым и стал Вайюнгари, становится горячее, разжигая в смертных вожделение. — Сейчас он точно очень горяч, — провокационным тоном произнес Драко, вновь припадая губами к удачно открывшейся шее. — Ты можешь испохабить вообще все, — пробормотала Грейнджер, но не стала сопротивляться, позволяя ему делать все, что заблагорассудится. — Это мой лучший талант. — Нам пора возвращаться, — через несколько минут тихих всхлипов, сопровождающих блуждание его губ и ладоней по ее телу, дрожащим голосом проговорила Гермиона, заставив его поднять на нее взгляд и резко выдернув реальностью, отражающейся в глазах, из расслабленного тумана напоминанием о том, что ей снова пора было улетать. Перед ним маячило две недели ее отсутствия, и они его раздражали одним своим упоминанием, оставляя внутри пустоту, напоминающую о безысходности. Слишком много они вызывали ассоциаций с тем, что по их истечении останется всего месяц, и затем Грейнджер придется вернуться домой. Обязательно вернуться. Она не сможет поступить иначе. Не было ни одного варианта, который смог бы это предотвратить. Да и Драко никогда бы на это не пошел. Даже если бы у него существовала возможность убедить ее остаться, он бы не смог так поступить, заставив ее выбирать между собой и родителями. Нет, выбор стоял бы не между ним и ее родителями. Выбор стоял бы между ним и ей, слишком привязанной к той ее жизни, что протекала на другом континенте. Даже если бы Грейнджер выбрала его, это никогда бы не сделало ее по-настоящему счастливой. Не в этой стране, потому что ее сердце всегда бы разрывалось, а взгляд грустно смотрел бы на горизонт, за которым осталось лучшее для нее будущее. Но было множество других вариантов. Всегда существовал выход, и Драко пытался нащупать оптимальное решение, уделяя этому все больше внимания с каждым днем, приближающим окончание года. Однако пока выход был эфемерным, не имея под собой никакой конкретики. Малфой не мог сформировать четкий вариант, потому что существовало множество вещей, о которые разбивались любые его идеи. Главной проблемой все еще была пометка «осужден» на его деле. Драко не знал, что его ждет по истечении срока официального осуждения. Он догадывался, что просто так его не отпустят, раз уж магический мир настолько сильно взбудоражило его скорое возвращение, и пусть с недавнего времени статьи Скитер прекратились, Малфой не тешил себя иллюзиями, что все наладилось. И решить эту проблему он не мог до тех пор, пока точно не узнает, что должен сделать, чтобы навсегда освободиться от преследования со стороны магического общества. Конечно, всегда существовал вариант просто бросить все, не разбираясь. Но Драко понимал, что следствием этого варианта будет непродолжительная свобода. А он настраивался на долгосрочные перспективы своей жизни и не собирался рисковать тем, что однажды на его пороге появятся авроры и отправят его в Азкабан за то, что проигнорировал требования приговора. Еще одной проблемой была… Нарцисса. Не потому, что Драко на самом деле хотел в этом разбираться, хоть в последнее время все больше склонялся к тому, что Гермиона права. Если бы существовал вариант оставить их отношения с матерью на той стадии, что они были сейчас, Малфой выбрал бы его, не думая. Но он знал, что Грейнджер никогда не сможет это принять. И угораздило же его связаться с женщиной, которой необходимо было учесть все. Не менее значимой проблемой было его будущее. Он все еще даже примерно не представлял, чем хочет заниматься после того, как обучение закончится. Перед ним развернулось несколько дорог, и только некоторые из них пересекались с жизненными тропами Грейнджер. Но даже в них не наблюдалось никакой определенности. И финальной проблемой являлась сама Грейнджер. Чтобы сформировать в ее голове возможность того, что у них на самом деле есть будущее, все эти аспекты необходимо было подогнать друг под друга таким образом, чтобы она не могла докопаться ни до единой мелочи, которая позволила бы ей повысить свою уверенность в их несовместимости. Это было самым сложным. Но именно это подстегивало его больше всего, пока он перебирал все свои возможности, выискивая самые оптимальные. Потому что она стоила таких усилий. Потому что с тем, как он себя чувствовал, когда она смотрела на него с таким всепоглощающим доверием в глазах, что это не поддавалось никакому логическому объяснению, не могли сравниться никакие трудности. И Драко был уверен, что больше никогда в жизни не сможет отказать себе в этом чувстве. Потому что мимолетные мысли о том, что он может ее разочаровать, делали эти сложности настолько несущественными, словно и не были сложностями вовсе. Даже если порой ему приходило на ум, что Грейнджер достойна кого-то более правильного, хоть и точно так же, как он, считает себя человеком, не заслуживающим хорошего отношения, он был бы не собой, если бы добровольно отказался от той, что стала лучшим, что когда-либо происходило в его жизни. Он потерял бы к себе последнее уважение, если бы хотя бы не попытался стать лучше, чтобы иметь право находиться рядом с ней. Потому что он ее… — Что? — нахмурившись, спросила Гермиона, когда молчание при пристальном контакте взглядов стало для нее неловким. — Расскажу, когда вернешься, — усмехнулся Драко, покачав головой. Он хотел, чтобы она знала. Это было важным, тем более сейчас, когда время стремительно утекало сквозь пальцы. Но Драко знал, что эти слова ее бы напугали. Как раз из-за того, что не существовало никакой определенности в их отношениях и не могло существовать до тех пор, пока таковая не появится в его собственной жизни. А напуганная Грейнджер могла в очередной раз выкинуть что-то непредсказуемое. У него еще появится возможность сказать эти слова. Тогда, когда он будет уверен, что они не приведут к тому, что Гермиона сбежит, отобрав у него любые возможности найти тот выход, который нужен им обоим, но в существование которого верил пока только он. — Это подло, — искренне возмутилась Грейнджер, сжав пальцы на его плечах сильнее и явно даже примерно не догадываясь о словах, крутящихся на его языке. — Я никогда не говорил, что предпочитаю честную игру, — улыбнулся Драко, заводя упавшую на лицо прядь ей за ухо. — Теперь ты будешь все эти две недели думать обо мне. — Не буду, — упрямо ответила Гермиона, выбираясь из его объятий. — Будешь, — уверенно повторил Малфой — И ты будешь по мне скучать. — Пойдем уже, — фыркнула Грейнджер, обходя его и направляясь к выходу с крыши. — Что, даже не скажешь, что не будешь? — насмешливо спросил он. Гермиона остановилась и, обернувшись через плечо, мягко улыбнулась. — Не скажу. Резко отвернувшись, быстрым шагом она направилась к выходу, не ожидая на сказанную фразу никакого ответа. Он не требовался им обоим. Драко на секунду оглянулся на небольшую площадку, которая стала прочно ассоциироваться не с его местом для уединения, а с их общим местом, и, улыбнувшись, направился вслед за удаляющейся Грейнджер. Уверенный, что по-настоящему видел звезды ее глазами не в последний раз.