Последний год

Вокруг все пестрило нежными оттенками полевых цветов; создавалось впечатление, что Гермиона оказалась посреди Флориады — фестиваля растений Австралии, ожидаемого через несколько недель, однако словно уже наступившего в виде главного события в Ботаническом саду Сиднея в конце сентября. Играла легкая расслабляющая мелодия, вдали раздавались голоса, то и дело прерывающиеся радостным смехом и шелестом лепестков — несильный ветер играл в лианах, посреди которых развернулась чудная церемония бракосочетания. Пальцы Гермионы подрагивали, грозясь полностью распотрошить небольшой букет в ее руках еще до начала основного празднества. Она глубоко дышала, то и дело теребя черные ленты, стягивающие стебли белых нарциссов. Время от времени поправляла сползающие бретели своего молочного атласного платья, которое плотно обхватывало небольшую грудь и свободно спускалось ниже, достигая середины бедра. И никак не могла отбросить нервозность. Кто бы мог подумать, что этот день когда-нибудь настанет. Все близкие Гермионы, да и она сама в том числе, считали, что этой свадьбы никогда не случится. Не после того, как невеста отчаянно сопротивлялась попыткам жениха надеть на ее палец кольцо и наградить своей известной фамилией, на звучание которой многие оборачивались, встречая в прессе, — а писали о нем часто, еще бы, открыл один из известнейших и самых востребованных центров психологической помощи. До сих пор не верилось, что невеста решилась. — Пора, — едва слышно шепнула Джеки, облаченная в точно такое же светлое платье, отличающееся лишь черное лентой на поясе — единственный знак свидетельницы, дозволенный невестой. — Где Мел? — Надеюсь, не рыдает. Реплика вышла дрожащей — нервы вот-вот готовы были натянуть сухожилия до такой степени, что те просто порвутся. Гермиона огляделась и выцепила черное пятно рядом с еще одним светлым — Мел тараторила что-то своей матери, пока та пыталась перехватить ее судорожно жестикулирующие ладони, видимо, чтобы успокоить. Гермиона сделала несколько шагов в их сторону, лишь на третьем ступив увереннее. Она приблизилась к говорящим женщинам и кашлянула, привлекая внимания. Мел тут же к ней повернулась, и в ее глазах отразилась такая паника, словно она оказалась перед озером Лох-Несс, внутри которого внезапно разверзся Бермудский треугольник. — Помоги мне, — одними губами взмолилась Мел. — Сейчас, — Гермиона коварно улыбнулась и, более успешно, чем миссис Филлипс, перехватив ладони подруги, тут же вложила в них крохотный букет. Нарциссы — символ безответной любви. Интересно, Крис вкладывал именно это значение, настаивая на сорте цветов? Действительно символично, учитывая, сколько лет они с Мел изображали, что видят в ближнем лишь друга. — Предательница, — взвыла Мел, но букет обхватила крепко, будто боялась обронить. Будто верила в то, что стоит допустить одну-единственную ошибку — и вся эта свадьба рассыплется, как хлипкий карточный домик. — Все будет хорошо, — Гермиона стерла улыбку с губ; ее голос опустился до шепота. — Ты хочешь этого. Бояться — нормально. Мел попросила мать оставить их и, стоило той отойти к мистеру Филлипсу, тут же зачастила: — А если мы совершаем ошибку? — перепуганно спросила она. — Брак все портит. — Ты сериалов пересмотрела? — Гермиона скептически выгнула бровь. — Когда это брак все портил? Посмотри на своих родителей. На моих. На Люка, в конце концов. Она дернула головой в сторону упомянутого, которого можно было разглядеть через просвет выхода шатра, предназначенного для подготовки невесты к церемонии. Вот уж кому точно никто не предсказывал гармонию в семейной жизни, а он не парится вообще и настолько доволен, словно кот, налакавшийся валерьянки, что слизывал с листьев кошачьей мяты, — счастливый до такой степени, что аж зубы сводит сладостью. Такое аномальное счастье заслуживает звания восьмого смертного греха. — Где тогда твое кольцо? — фыркнула Мел уничижительно, но Гермиона даже не подумала оскорбиться. Она понимала метания подруги. Сама такая же. — Речь не обо мне, — Гермиона мягко улыбнулась и коснулась кончиками пальцев щеки Мел. — Ты сегодня такая красивая. Она огладила взглядом яркие черты лица, которые казались притягательнее обычного, подчеркнутые броским макияжем. — Я всегда красивая, — пробубнила Мел, однако в ее тоне отразилось, что квест по успокоению дал свои плоды — стал дрожать меньше. Гермиона мысленно поблагодарила мироздание за то, что ее собственное бешеное сердцебиение неслышно, иначе просить подругу прийти в себя было бы сложнее — одна припадочная молит другую не нервничать, когда сама едва сдерживает себя от панического визга. Сошло бы за комедию, только в реальности и никто не смеется. — Нам пора, — ласково пропела подошедшая Джеки, окольцевав предплечье Мел тощей ладонью. — Гермиона, ты идешь первой. Она вручила Гермионе еще один букет — у подружек невесты они были чуть меньше главного, но все те же белые нарциссы, обтянутые черными лентами. Стебли идеально лежали в ладони — они втроем потратили кучу дней в поисках флориста, способного удовлетворить запросы младшей Филлипс. Еще дольше искали свадебное платье по ее заказу: обязательно черное — Мел заявила, что хоронит свою свободу, — весьма экстравагантное, плотно обтягивающее бюст, но свободное к низу, с кривым многоступенчатым вырезом, обнажающим бедра при каждом шаге. В духе самой девушки, в общем-то. И никакой фаты, конечно, потому что: «Какая фата, сдурели?». Гермиона встала первой в веренице подружек невесты, пока отец Мел — Дориан Филлипс, — улыбаясь так широко, что веселость не скрывали даже усы и борода, покрытые слабой сединой, словно инеем, мягко поддержал ее за локоть, готовясь вести к алтарю. Раздались первые мотивы свадебного марша, и, зажмурившись, Гермиона выдохнула, собираясь сделать первый шаг. Однако чуть не потеряла равновесие, когда ее за локоть резко дернули назад. Она широко распахнула веки, неловко пытаясь поймать равновесие — не то чтобы простая задача на шестидюймовых шпильках, знаете ли. Она сдвинула брови и уставилась на Мел. На фоне мелодия — свидетель миллиардов бракосочетаний — зазвучала громче. — Мелоди Филлипс! — не самым тихим шепотом возмутилась Гермиона. — Ты чуть меня не уронила! Отличная идея сломать одной из подружек невесты обе ноги! — Прости, прости, — затараторила Мел, хватая ее за руки — букет она передала отцу. — Скажи, что все будет хорошо. — Я уже говорила, — вздохнула Гермиона, но следом все же поправилась: — Все будет хорошо. — Ничего ведь не изменится? — Мел, — очень ласково позвала Гермиона. Она повертела головой и, кивнув забеспокоившейся Джеки, дождалась, пока та подойдет. Вывернув запястье из рук подруги, она передала старшей Филлипс — уже год, как не Филлипс — букет и сама сжала ладони Мел. — Тебя ждет у алтаря тот же самый Крис, что был вчера, позавчера, год назад и будет спустя десять лет. Вы все так же будете цапаться по пустякам, а потом бесить всех окружающих непристойностями и дебильными шутками. Он всегда будет любить тебя так же отвратительно слащаво, а ты всегда будешь делать вид, что тебе это не нравится. Кольцо на пальце это не изменит. — У него фамилия дурацкая, — пробубнила Мел с напускным недовольством — сейчас точно напускным, в ее радужках влажными бликами отразилось скупое счастье. — Я тебе сейчас наваляю, — вклинилась в разговор Джеки, подбоченившись, — с двумя потрясающей красоты букетами в полусжатых кулаках выглядела скорее комично, а не угрожающе. — Тяжелая артиллерия подъехала, — хихикнула Гермиона, но быстро вернула себе серьезность. — Если хочешь, можем все отменить. Крис, конечно, расстроится, но как-нибудь переживет, задобришь его. — С ума сошла? — спросила у нее Мел таким тоном, словно Гермиона не просто душевнобольная, а предложила только что разлить по всей планете толстым слоем радиоактивные отходы, чтобы проверить, переживет ли это человечество. — Зачем отменять? — Зачем закатывать истерику? — парировала Гермиона. — Традиция же, нет? — усмехнулась та и шумно выдохнула. — Ладно. Я взрослый серьезный человек, я не помру от паники перед алтарем, — выдохнула еще раз — протяжнее. — Соберись, пока-еще-Филлипс, не дай ему повод стебать тебя до конца твоих дней. — Вот это моя девочка, — Гермиона в последний раз погладила костяшки ее пальцев и, отстранившись, забрала у Джеки букет. — Ты сможешь. — Конечно, смогу, — тон Мел наконец перестал отдавать плаксивыми нотками маленькой девочки; повеяло той самой женщиной, пугающей всех вокруг вечным сарказмом и наездами. — Превращу его жизнь в ад. — Вот это моя девочка, — с ухмылкой заявила уже Джеки и потянула Гермиону обратно к веренице подружек. — Она в норме, теперь у нее есть цель, справится дальше без мамочек. — Ты ужасна, ты в курсе? — скептически спросила Гермиона, едва поспевая за девушкой-ураганом, для которой благодаря десятилетию профессиональной увлеченности стрип-пластикой их сегодняшние каблуки ощущались удобнейшими в мире. — С ней нельзя сюсюкаться, тут же врубает ребенка и требует повышенного внимания, — отмахнулась та, буквально силой поставив Гермиону на нужное место. — Вперед, Грейнджер, начинай свадьбу века, пока Крис не сбежал. Я бы на его месте попыталась, Мел и правда превратит его жизнь в ад. Гермиона громко хохотнула, а затем натянула на лицо добрую улыбку и, наконец, сделала первый шаг. Специально нанятый персонал распахнул завесы шатра, а марш Мендельсона, успевший за время их разговора кончиться, заставив гостей нервничать, заиграл заново. С первыми нотами Гермиона ступила на выстеленную черную дорожку подошвами белых туфель, стараясь смотреть четко вперед — туда, где свою паникующую невесту ждал Крис в черном фраке поверх белой рубашки. Однако все же косилась на стильное убранство, прилагая усилия, чтобы не расплыться в слишком счастливой улыбке. Дресс-код для гостей делал церемонию единой, черно-белое сочетание оттенков, среди которых мелькали лишь светло-желтые сердцевины нарциссов, придавал особой атмосферы — строгой даже в своем празднестве. На поляне, огороженной от постороннего внимания высаженными диковинными деревьями, ровными рядами выстроились резные скамьи — гостей было немного, хватило всего двенадцати, рассчитанных на пять персон каждая. В конце черной бархатной дорожки возвышался алтарь, оплетенный теми же лианами, что стекали со стволов растений вокруг. Заняв выделенную для подружек невесты площадку, Гермиона тут же пересеклась взглядами с Драко, стоящего по другую сторону алтаря — ему наряду с Джимом и еще несколькими приятелями Криса отвели роль друга жениха. Он вскинул бровь, безмолвно интересуясь причинами задержки, на что Гермиона едва заметно пожала плечами, тоже без слов пообещав рассказать позже. Они обменялись совершенно идентичными улыбками — прожившие столько лет вместе люди неизбежно перенимают личность партнера на себя, сливаются с ней, перемешиваются и выдают что-то совершенно особенное. Гермиона гордилась тем, что получилось в их с Драко коктейле. Люк и Джеки, как свидетели бракосочетания, встали за молодоженами. На лицах обоих так и проскакивали на секунду гадкие ухмылки — эти двое точно отыграются на спокойствии гостей, стоит им опрокинуть по паре бокалов шампанского. Подмигнув Драко, Гермиона все же отвлеклась от него, уделяя все внимание церемонии, когда прозвучали первые слова ведущего. Она смотрела на радостную Мел, счастливого Криса и то, как они то и дело сползают взглядами друг к другу, и никак не могла унять улыбки — немного дрожащей. В носу пощипывало, на глаза наворачивались слезы, на брачных клятвах ей на несколько секунд захотелось откровенно разрыдаться, даже несмотря на то, что в словах и жениха, и невесты оказалось больше сарказма, чем признаний в любви. Да и обещания не «буду ценить тебя до конца жизни», а «испорчу тебе каждый день» не походили на сопливую романтику, но так сильно от них веяло духом этой пары, что не прослезиться было просто невозможно. Она радостно взвизгнула наряду с другими гостями, когда клятвы закончились и теперь уже супруги обменялись кольцами. Украдкой стерла все же скатившиеся по щекам слезы — аккуратно, сберегая макияж, — крепко обняла обоих женатиков, напропалую желая счастья, и облегченно выдохнула только в тот момент, когда им позволили разбрестись кто куда. Она тут же упала в объятия Драко, спасшего ее от ноющих ступней из-за высоких каблуков опорой в виде своего плеча. Гермиона почти не следила за остальными приготовлениями, благо вся ответственность лежала на Люке и Джеки, которые, напротив, все время ворчали, стараясь успеть за бешеным расписанием. Они с Драко на автомате проследили за высадкой растения на свадьбу, — нарциссы, кто бы мог подумать, верно? — на автомате прыгнули в машину, на том же автомате, держась за руки и перешептываясь о глупостях, добрались до открытой площадки ресторана, куда собрали отмечать итог дня самых близких друзей и родственников. После бурного начала празднования, нескольких вводных тостов от родителей и длинного, пестрящего иронией — от Джеки, темп чуть замедлился. И Драко утянул Гермиону подальше от толпы — к краю летней площадке, где сильнее всего чувствовался бриз океана, находящегося всего в тридцати ярдах от ресторана. — Видишь, как она счастлива, — искусителем прошептал Драко ей на ухо, скользя кончиками пальцев по ее талии. Гермиона почувствовала в его реплике намек, но не стала акцентировать на этом внимание. Она знала, что он не давит, заставляя ее решить вопрос, висящий между ними уже несколько лет кряду. Просто ненавязчиво показывает хорошее, что видит сам. Лишь рассказывает о своем видении. — Как думаешь, почему она все же согласилась? — спросила Гермиона, наводящим вопросом прося донести до нее больше. Размышления Драко всегда становились для нее не просто важными, а завораживающими — восьмым чудом света, не меньше. Любить человека так сильно, чтобы жизненно нуждаться понять его лучше, наверное, опасно тем, чтобы потерять в нем себя. Однако Гермиона научилась любить так и все еще оставаться кем-то отдельным — личностью с мнением. Научилась у Драко. Забавно. — Поняла его стремление к единению, думаю. — Рука Драко скользнула с ее талии на живот, и Гермиона, повернувшись и прижавшись к его груди спиной, вслушалась в голос, звучащий подобно гипнозу. — Теперь они официально одно целое, — он склонился ниже, задевая губами мочку уха. — Теперь Крис может хвастаться перед всеми, что вырвал из лап судьбы свой главный приз. — Ты так это воспринимаешь? — Ты лучшее, что есть в моей жизни, — он точно понял подтекст вопроса, перенеся разговор на их пару; его голос скрасился улыбкой. — Единственное, ради чего я готов отказаться от всего остального. От всего, Гермиона, — он говорил предельно серьезно, она точно это знала, слыша стальные нотки уверенности. — Если ты внезапно устанешь от вечной занятости и захочешь оставить позади все, чего мы достигли, я без единого сомнения найду для тебя самый заброшенный необитаемый остров на этой планете и превращу в твой личный рай. Думаю, Крис рассуждает примерно так же. — А как же всегда выбирать себя? — задумалась Гермиона над его словами. Как бы приятно они ни звучали, все же противоречили главному конфликту их истории, который больше не вызывал эмоционального отторжения, а остался приятным уроком, приведшим их в этот момент. — Помнится, ты всегда настаивал на этом. — Я и выбираю себя. Себя рядом с тобой, — как само собой разумеющееся сказал Драко. — Тогда слишком многое зависело не от меня. Сейчас я научился быть собой где угодно. Если ты захочешь найти будущее среди пальм, клянусь, я попробую стать самым успешным туземцем. — Она хихикнула на его слова, нежно поглаживая большие ладони на своем животе кончиками пальцев. — А если одному из нас это не понравится, мы всегда договоримся о компромиссе, разве нет? — Возможно. — Я знаю, кто я. И знаю, что ты — единственная в моей жизни статическая переменная. Все другое может меняться, и я обязательно с этим разберусь и умудрюсь остаться предельно счастливым. Ты же — мое начало и мой конец. Все просто. — Когда ты успел походить на курсы по красноречию? — Гермиона добавила в тон иронии просто для того, чтобы их разговор не скатился в откровенную розовую муть — чревато тем, что оба зайдутся в истерическом припадке буквально через минуту, если так все продолжится. — В двенадцать, — огорошил ее Драко; она посмотрела через плечо, выискивая его взгляд, и скептически выгнула бровь. — Серьезно. — Почему раньше не пользовался? — она полностью повернулась в кольце его рук; длинные пальцы погладили ее поясницу. — Пользовался, ты просто не замечала, — хмыкнул Драко ожидаемо. Она вновь хихикнула и, приблизившись вплотную, прижалась щекой к его груди, не боясь замарать тональником одежду. Пиджак мужчина давно где-то бросил, оставшись в привычной рубашке с закатанными до локтей рукавами, на которую точно наложил пару заклинаний — Гермиона слишком хорошо его знала, он точно не допустил бы ни единого шанса выглядеть на этой свадьбе хоть немногим хуже жениха. Она млела под поглаживаниями на обнаженных лопатках, неприкрытых легкой тканью платья на тонких бретелях, и, закусив губу, размышляла о будущем. О том, что ждет их за следующим поворотом судьбы. Быть может, так повлияла атмосфера. Возможно, сыграли роль сказанные Драко слова. Но, скорее всего, ей уже давно надоело бегать, просто она не находила подходящего момента. Который, она чувствовала нутром, наконец настал. — Я буду в белом, — пробормотала она Драко в рубашку почти неразборчиво, борясь с севшим голосом. — М? — он явно не расслышал. Чуть отстранившись, Драко поднял ее лицо за подбородок. Гермиона сделала глубокий вдох, насыщая кислородом бешеное сердце, разогнавшееся до сверхзвуковой, кажется. — На нашей свадьбе, — вышло немного хрипло, и она кашлянула, следом облизав пересохшие губы. — Я буду в белом. Хочу соблюдения хотя бы этой традиции. Драко на секунду застыл каменным изваянием — даже пальцы оставшейся на ее спине ладони замерли. Он с неверием бегающим взглядом изучал ее черты, лишь спустя полминуты его губы растянулись в улыбке. — Это что, только что было согласие? — сказал крайне робко, совершенно ему не свойственным тоном. Когда она кивнула, он все равно переспросил: — Серьезно? — Твоя взяла, — она вновь кивнула, в этот раз гораздо увереннее, и отразила счастливую улыбку, что стала шире на лице напротив. — Будет тебе супружеское рабство, — переиначила она сказанную еще в университете фразу, ознаменовавшую начало их перемирия, которое совершенно неожиданно для нее и предсказуемо для него подтолкнуло их историю любви к развитию. — Потребуешь договор, правила, двойную фамилию? — прозвучало по-деловому, однако Гермиона видела смешинки в серых глазах, намекающие, что он тоже припомнил разговоры столетней давности, когда каждый шаг и каждое слово сопровождались колкими обещаниями не опускаться до шантажа. Стало безумно смешно, и ей пришлось приложить огромное количество усилий, чтобы не захихикать. — Мне нравится твоя фамилия, — насколько получилось серьезно заявила она, отворачиваясь. Драко тут же вновь обнял ее, сцепив руки на животе, и вжался носом в волосы. Гермиона могла поклясться, что чувствует в его горячем выдохе счастье. — Малфой, — тихо произнесла она, смакуя буквы на языке. — Мне подходит. Она накрыла ладони мужчины своими, уголки ее губ дрогнули, стоило ей услышать его тихий смех. После сказанных слов стало неожиданно легко. Она так долго сопротивлялась по той же причине, которая сегодня нервировала Мел. Боялась того, что штамп в паспорте и кольцо на пальце что-то могут изменить. Однако Гермиона припомнила собственные слова: с ней останется тот же человек. Тот самый, кто каждое утро будит ее и по особым дням радует завтраком, пока она варит кофе для обоих; кто ждет ее с работы темными вечерами или, напротив, торопится сам, пока она, пришедшая раньше, нетерпеливо притоптывает, поглаживая умостившегося на коленях Чифа и думая о том, что просто невозможно так сильно соскучиться; кто периодически мстит ей за насмешливые реплики щекоткой, а после, когда дождется умоляющего скулежа о пощаде, прижимает к кристально белым простыням их широкой кровати, растворяясь в обоюдном крышесносном удовольствии; кто иногда грубит первым или в ответ на ее грубости, но после обязательно вместе с ней ищет компромисс, чтобы вернуть их счастливый мирок, в котором они вдвоем могут быть собой; кто всегда прижмется спиной к ее спине и прикроет от любой угрозы — и не только метафорично, но и буквально, если вдруг так случится, что мир вновь затрещит по швам и им придется взять в руки оружие. Это всегда будет ее Драко. В любом статусе они оба останутся теми людьми, что однажды встретились и решили послать все к черту ради друг друга. — Где там уже свадебный торт? — через пару минут молчания пробормотала Гермиона, наблюдая за веселящимися гостями. Драко за ее спиной откровенно прыснул, прижавшись лбом к ее плечу. — Ничего смешного, Малфой, их два, я сама выбирала начинки. Убью за то, чтобы успеть попробовать оба, — заговорщицки проговорила она, чуть повернув голову и видя отстранившегося мужчину на периферии. — Так что никаких островов. — Не выживешь без вкусной еды? — все еще смешливым тоном спросил Драко, вновь притягивая ее к себе и оставляя на виске легкий поцелуй. — Я бы продержалась на твоих завтраках неделю, но, к сожалению, ты не умеешь печь, — кивнула она. — Я бы отвлек тебя иначе, — тише, чтобы никто не услышал намека, заявил он. — Максимум еще на неделю, — с напускным скептицизмом осадила Гермиона, однако губы растянулись в счастливой улыбке, выдавая правду. — Удар ниже пояса, — так же неискренне возмутился Драко. — Ты в очередной раз бросаешь мне вызов. — Докажешь свое мастерство дома, необязательно для этого отправляться на остров. — Договорились, — Драко закрепил обещание влажным поцелуем на ее шее. А позже было много визга невесты, которая с удовольствием сбежала бы со своей церемонии на другую, стоило ей услышать, что той все-таки быть. Реки шампанского и обещанное Гермионой десяток лет назад выкрикнутое в момент тоста: «Я же говорила!». Океан сарказма из уст Люка: «Я все еще храню ковбойскую шляпу, одумайся, Гермиона, я уже потерял одного друга на этой свадьбе!», и новое обещание от пышущей праведным гневом Мэл: «Я отыграюсь на твоей свадьбе, пока-еще-Грейнджер, обещаю, ты пожалеешь!». Позже под громкий смех и улюлюкание летел букет невесты, который Гермионе пришлось по велению довольного Драко пойти ловить — впервые за все празднества подобного рода. Естественно, она демонстративно позволила стоящей рядом молодой девчонке ухватить потрепанные жарой нарциссы, даже не попытавшись ее опередить, за что Драко пообещал с ней расквитаться дома на мягких простынях и за закрытыми дверьми. И огромное, безграничное счастье, которое хотелось собрать по крупицам, сложить в резную позолоченную шкатулку и водрузить на самую красивую полку в их квартире рядом со снимками, отражающими их путь, чтобы любоваться временами. Чтобы открывать в тоскливые дни и вспоминать те, что один за другим вписывались в список лучших. Сегодняшний в том числе.