Мерзко и неправильно

— Слушай, — Юнги болтает ногами, нервно постукивает пальцами по пластиковой поверхности стола. — Что бы ты сделал, если бы узнал что я… Ну… — Что ты что? — спрашивает Хосок, расковыривая котлету из бургера на молекулы. — Если бы я сказал, что я пидорас? Хосок поднимает голову от растерзанной котлеты, смотрит на него без удивления. — А ты что, нет? — Блять, я в смысле что, ну… Если бы я сказал, что я гей? — Юнги сложно говорить такие слова, его как будто душит комом в горле. — А ты что, нет? Юнги пинает Хосока по коленке пребольно. — Давай без шуточек твоих тупорылых! — пыхтит он, утыкаясь носом в бумажный стакан с колой. — Да я и не шучу, ты тот ещё мудак… Ну и насчет гейства — я же говорил, что ты на Сокджина запал! — Ни на кого я не запал, — Юнги чеканит слова, жалея уже, что вообще эту тему поднял. — У меня так-то девушка есть. Если ты не заметил. Хосок закатывает глаза. — Конечно, не заметишь тут, когда Суён то, Суён это, мы с Суён на тусовку не придем, я с тобой сегодня не пойду, мы с Суён в кино идем, а-а-а. — Я это к тому, что я не гей, — Юнги выразительно поднимает брови. — Ага, точно. Юнги, ты где был, когда в школе уроки сексуального образования шли? — У нас в Тэгу такого не было. — Ну хоть бы гуглом тогда пользоваться научился, — хихикает Хосок. — Твоё «не-гейство» называется бисексуальность, дружок. — И это значит что? — Это значит, что тебя содержание штанов не волнует, лишь бы человек был хороший, — Хосок приканчивает, наконец, несчастную, котлету, окончательно превращая её в пюре, собирает месиво булкой и с блаженной рожей жует. — Дошло? Юнги пялится в пространство. — Не, ну это как-то неправильно… — бормочет он. — Правильно, неправильно — природа за тебя решила. Так к чему вопрос-то? — Ни к чему, — Юнги болтает оставшейся колой, вслушиваясь в глухое перестукивание кубиков льда. — Просто так спросил. — Юнги, — Хосок хватает его за запястье, в глаза заглядывает прочувствованно. — Если тебе важно, то я всегда останусь твоим другом, пидорас ты или нет! — Ой, отвали, — Юнги залпом допивает колу, проглатывая вместе мелкий совсем кубик льда. Да быть того не может, чтобы он, Юнги, был этим самым… Внутри становится холодно, лед застревает на секунду в горле. — Пошли отсюда, — говорит зло он, швыряя стакан в урну. Юнги смотрит в потолок — там ничего интересного с прошлого раза не появилось, всё та же грязно-белая неровная поверхность, в уголке едва заметная трещинка, плафон с одинокой лампочкой в 60 ватт, который пора бы протереть. Юнги переворачивается на бок, закрывает глаза. У него в груди скребет какая-то тоска по Сокджину. Юнги старается о ней не думать, но вот так, когда он остается один вечером, без Суён и Хосока, без рабочих смен — его накрывает Сокджином заново. Господи, они дружили-то три неполных месяца, было бы о чем говорить. Юнги бы рад был никогда с ним больше не видеться, универ большой, но Сокджин словно назло постоянно оказывается рядом, Юнги часто издалека видит его голубое пальто, мелькающее в коридорах или столовой, и застывает на месте в ступоре. Их разговор тем утром у Сокджина стал последним — нелепо оборвавшийся на каких-то скомканных извинениях и постыдном бегстве, затертый грохотом поезда метро и чуть похрипывающими древними наушниками. Юнги прокручивает его в голове иногда, не понимает, зачем рот вообще открыл, зачем на трезвую, пусть и похмельную голову ляпнул про поцелуй, почему Сокджин не слил это всё шуткой, тупой обмудок. Юнги морщится. Сокджин на самом деле ведь не заслужил этих оскорблений. Юнги не гомофоб ведь, вот совсем. Ну в смысле все эти ребята могут заниматься чем угодно, в постель же к нему они не лезут, но одно дело — это какие-то абстрактные мужики, которых он не знает, и другое — Сокджин. Юнги переворачивается на живот, скулит в подушку. Без Сокджина хреново. Юнги нашаривает телефон, открывает гугл, пальцы царапает трещина через весь экран, когда он набивает «бисексуальность» в поиске и нехотя, через не могу читает заботливо подсунутые интернетом статьи. Он отрывается от крохотного экрана посреди какой-то лекции на ютубе только когда батарейка в левом углу начинает мигать красным и умоляет поставить на зарядку. Юнги трёт глаза пальцами, под веки как будто песка насыпали. Эти веселые парни и девушки в роликах так рассказывают про своих партнеров и жизнь, как будто в этом нет ничего такого, как будто они свои любимые пирожные перечисляют. «Было страшно совершать камингаут», — говорит одна из них. — «Но родители приняли меня и поняли. Сейчас я живу с девушкой!». Юнги представляет, что будет, если он придет к родителям и невзначай обронит, что ему нравятся мужики. Фу, блять. Юнги гуглит на всякий случай фотки голых мужчин — и в нем ничего не ёкает, в животе не становится тяжело, как когда он с Суён и она сидит у него на коленях. «Хосок дебил», — думает Юнги удовлетворенно, подчищая историю браузера. Этой же ночью ему снится Сокджин, такой же голый, как те мужики с размытых фотографий, и Юнги просыпается в холодном поту. — Привет, — у Сокджина голос доброжелательный и в улыбке искренности перемешано со сладким сахарным сиропом в пропорции 50/50. — Как дела? — Нормально, — отвечает Юнги, глядя в столешницу очень внимательно. — А у тебя как? — Тоже нормально, — Сокджин, кажется, снимает пальто, стягивает шарф, бросая их в кресло. — Я себе кофе возьму, хочешь чего-нибудь? — У меня всё есть, — Юнги салютует ему чуть ли не литровой кружкой переслащенного чая. — Ну, тогда я быстро. Юнги не может собрать себя в кучу. Прошло полтора месяца, шесть недель, Юнги не выдержал, написал первым, позвал выпить кофе, Сокджин согласился. Что делать после того, как они встретятся, Юнги почему-то не придумал. — Ох, ну и погодка сегодня, — Сокджин садится напротив, и Юнги приходится посмотреть. У Сокджина мокрая от снега чёлка, розовые щеки и губы влажно блестят — наверняка опять бальзамом обмазался в четыре слоя, Юнги даже прыскает от этой мысли. — Что-то смешное? — интересуется вежливо Сокджин, размешивая сахар. — Я соскучился, — слова вылетают изо рта быстрее, чем Юнги успевает подумать. Наверное это к лучшему — у Юнги вообще с размышлениями плоховато. — Оу, — Сокджин отпивает кофе, откидывается на спинку. — Я тоже, если честно. — Давай дружить обратно, — Юнги понимает, как тупо и по-детски это звучит, но лучше ничего придумать не может. — Давай, — Сокджин соглашается слишком легко, Юнги щурится на него: — И всё? — А что-то ещё должно быть? — Сокджин смешно пучит глаза, Юнги хихикает. — Слушай, я рад, что ты написал и что перестал от меня бегать, правда. И я отлично справляюсь с ролью друга, ты же знаешь, — он улыбается. — Если тебе не противно со мной… — Совсем не противно, просто… — Юнги заминается. — Это было слишком неожиданно, понимаешь, у меня такого раньше никогда не было… — Окей, я понял, — Сокджин улыбается, как будто обрубая все оправдания. — В общем, если ты не против, то давай дружить, да. Внутри Юнги что-то лопается, как будто воздушный шар, давящий на легкие и мешающий жить. — Я ужасно боялся, что ты не придешь, — признается он, обмякая, растекаясь по креслу. — Ты очень дорог мне, — говорит Сокджин мягко. — Я бы не смог не прийти. Юнги кивает, думая, что все эти слова он раньше принимал как дружеские, и теперь тоже сможет. Сокджин хороший друг, Юнги тоже хороший друг. Они отличные друзья, да. Хосок смотрит на него так ехидно, что Юнги хочется ему по темечку настучать. — Даже не начинай, — хмурится он угрожающе из-под нависающего козырька кепки. — Я вообще молчал! Юнги затягивается сигаретой, она тлеет неярким красным в темноте. Табак паршивый, в горле першит, в желудке какая-то мерзкая жижа — бар в этот раз Хосок так себе выбрал. — Я думаю познакомить вас с Суён, — наконец говорит Юнги. — Ооо, такая честь, — Хосок паясничает, расплываясь в улыбке. — А у вас с ней всё как, серьезно? — Ну, есть такое, — Юнги улыбается, выпуская дым из приоткрытых губ. — Первую базу-то прошли уже? — пихает его Хосок локтем в бок. — Давай, поделись с боевым товарищем! — Мы уже на третью выбежали, — ржёт Юнги, когда видит как вытягивается лицо Хосока. — Да ты развратник! — орёт Хосок. — Полтора месяца и такая прыть! Посмотрите на него! Пошли, куплю тебе пива! Юнги хихикает, позволяя затащить себя обратно в бар и благосклонно принимая от Хосока банку пива. — Привет, — Хосок вскакивает, кланяется слегка. — Я — Чон Хосок, друг вот этого чучела. Суён смеется. — Пак Суён, привет, это же с тобой у меня должно было быть свидание? — Да, и я до сих пор жалею, что мы не встретились, — Хосок прижимает руки к груди мелодраматично. — Поверь мне — Юнги тебя недостоин, — шепчет он слишком громко. Суён прикрывает рот ладошкой. — Ох, как же так, — она деланно удивляется. — А мне казалось, что он неплохой парень… — Куда там, тот ещё хмырь! — Хорош, — Юнги отодвигает стул Суён, помогая ей присесть, сам садится рядом. — Ты — цыц, — поворачивается к Хосоку. — Ты — не верь всему, что он несёт, — к Суён. — Хорошо, — улыбается она. — Закажем?.. — Привет. Суён с Хосоком синхронно вскидывают головы, Юнги задерживается взглядом на меню. — Привет, — говорит он, поднимая наконец лицо, встречаясь глазами с Сокджином. — Садись, мы ещё не заказали. Хосок косится на Юнги, но молчит, Суён улыбается вежливо. — Это Сокджин, — представляет его Юнги. — Это — Хосок, это моя девушка, Суён. Сокджин кланяется коротко, «позаботьтесь обо мне пожалуйста» и тут же кричит: — Свиные ребрышки, пожалуйста, две порции! — Сонбе угощает? — ухмыляется Хосок. — Да, — Сокджин улыбается. — А я тебя помню! — вдруг восклицает Суён. — Ты был тогда с Юнги, перед нашим первым свиданием! — Ага, — посредине стола ставят два блюда с ребрышками, четыре кружки пива. — Ну, будем? Юнги касается губами белой шапки, колышущейся опасно над краем стакана, Хосок балаболит что-то, Суён смеётся вежливо. Сокджин молчит. — А как вы с Юнги познакомились? — спрашивает Суён, осторожно отпивая своё пиво. Юнги заминается. Сокджин улыбается: — На тусовке, Хосок должен был отвезти его домой, но не смог, я вызвался — всё равно в универе сталкивались. Как-то так. — Ты не говорил, что много пьёшь, — Суён толкает его в предплечье кулачком, Юнги смеётся. — Я и не пью, и вообще по тусовкам не ходок, они наговаривают! — Ага, точно, — поддакивает Хосок. — А то он как напьется, начинает нам тебя живописать такими красками, что все немедленно начинают завидовать. Суён краснеет немного — то ли от смущения, то ли от алкоголя. — Ой, да ладно, — отмахивается она. — Скажешь тоже. — Нет, правда, — подключается Сокджин. — Поет тебе дифирамбы, а мы все сидим, одинокие и несчастные, — он выразительно смотрит на Юнги, тот всхохатывает. — Хорош заливать, — он вгрызается в мясо. — Закажите ещё пива. Они с Хосоком выходят покурить, оставляя Суён с Сокджином внутри, Юнги грустно смотрит на последнюю сигарету в пачке. — Надо бы, наверное, завязывать, — с сожалением говорит он, подкуривая. — Суён против? — Да нет, просто… — Она классная, — Хосок говорит серьезно, и Юнги кивает. — И умненькая, — Хосок поднимает брови. — И к чему ты это? — К тому, что Сокджин на тебя смотрит умирающим тюленем, а она далеко не дура. — Чего… — растерянно переспрашивает Юнги. — Ты чего несешь? Мы договорились — друзья, что ты там себе навоображал? — Зачем ты его позвал? — Потому что у меня не так много друзей, — Юнги складывает руки на груди, закрывается от ветра и от хосоковых слов. — И я бы хотел тусить с вами всеми, не разрываться же на части. — Ну-ну, — кивает Хосок. — Ну-ну. — Я, кстати, гуглил эту твою би-фигню, — выплевывает с досадой Юнги. — Нифига это не про меня. — Ага, ладно, — Хосок соглашается как-то слишком уж легко. — Вот именно! — Юнги чувствует себя каким-то взъерошенным бойцовским воробьем. — Так что не надо мне вот это всё, окей? Мы с Сокджином друзья. Как с тобой. — А чего ты меня-то в этом убеждаешь? — Хосок затягивается в последний раз, до самого фильтра. — Мне вообще по барабану, на кого там у тебя в штанах шевелится, — он выбрасывает окурок в урну. — Пошли уже. Суён заваривает кофе утром, потягивается — длинная футболка, которую Юнги выдал ей в качестве пижамы, задирается, Юнги провожает её движение наверх, цепляет взглядом белую полоску белья и нежную кожу бедра, улыбается довольно. — Твои друзья милые, — говорит она, садясь напротив. — Хосок смешной. — Ага, я ему говорил — иди в комики, а он в танцы свои уперся, — кивает Юнги. — Мы с ним с детства дружим. — Оно и видно, — Суён пьёт кофе. — А Сокджин… ты про него как-то никогда и не говорил толком… — Мы не общались в последнее время, — отбрехивается Юнги. — Времени не было, недавно вот снова списались, посвободнее стали. — А, — она улыбается, и Юнги жопой чувствует — что-то не так. — Знаешь, он на тебя так смотрел вчера… — М? — Юнги забивает рот тостом. — Как? — еле выговаривает он с набитым ртом. — Странно, — Суён чуть наклоняет голову набок, как будто подбирает слова тщательно. — Если бы он был девушкой, я бы сказала, что он в тебя влюбился. — Фу-у-у, — Юнги прячется за этим смехом как за щитом. — Глупости какие-то. — Ага, — кивает Суён. Глаза у неё опасные, Юнги перегибается через стол, целуя, на губах привкус кофе и масла с тостов, всё домашнее, уютное. — Пойдем в кровать? — шепчет она ему в рот, и Юнги не нужно просить дважды. «Пойдем в кино?» — пишет ему Сокджин, Юнги зашивается по учебному проекту, отвечает коротко «не сейчас», Сокджин присылает короткое «ок» и смайлик. Юнги смотрит на окошко мессенджера, вздыхает, записывает голосовое: — Я с удовольствием, но учеба сраная, не могу даже поесть нормально, давай когда посвободнее станет? «Окей» — и снова смайлик. Юнги так окапывается в учебниках, что не сразу слышит трель звонка, а когда слышит, подрывается так резко, что коленям больно и затекшие ступни колет. — Твою ж, — он плетется шатаясь к двери, открывает, застывая: — Привет. — Я принес продуктов, — Сокджин отодвигает его с пути, разувается, идет к плите. — Нормального тебе чего-нибудь приготовлю. — Да ну, не надо, — Юнги неловко как-то — и из-за заботы, и из-за слов Хосока и Суён. — У тебя же тоже наверное дел вагон… — Я сдал уже всё, — оборачивается на него Сокджин, доставая сковородку из шкафчика движением, которое Юнги назвал бы привычным, если бы его спросили. — У тебя рис есть? — В холодильнике что-то оставалось… — Юнги неловко как-то, как это будто он приперся в гости и теперь стоит над душой, ждет, когда покормят. — Правда, не надо… — Иди делай свою учебу, я не буду мешать, — машет на него лопаткой Сокджин. — Давай, давай, — он надевает наушники. Юнги пытается ещё попротестовать, но Сокджин громко говорит: — Ничего не слышу, лалала, — и Юнги сдается, снова окапывается в книжках и пропадает. Он приходит в себя часа через два, не меньше, трясет головой, принюхивается: пахнет вкусно. Юнги встает, потягиваясь, разминает затекшую спину, плетется на кухню. — О, — Сокджин блокирует телефон, откладывая. — Накладывать? — Ага, — Юнги в шоке смотрит на сковородку с жареным рисом и овощами, на мясо с кимчи, стопку блинчиков. — Это что за шведский стол, я столько не съем… — Это же не на один раз, — смеётся Сокджин. — Я разложу по контейнерам, потом в холодильник уберешь, останется только разогреть. Юнги кивает, всё ещё ошарашенный. Он запихивает в себя еду на такой скорости, как будто кто-то отбирает: после магазинных обедов и набившего уже оскомину рамёна готовка Сокджина чувствуется как амброзия, Юнги в пяти минутах от того, чтобы разрыдаться, так вкусно. — Господи, ты же так подавишься, — Сокджин щелкает переключателем чайника, тот уютно шумит, нагревая воду. — Ешь спокойнее. — Очень вкусно, — Юнги проглатывает огромный ком риса, заедая его мясом. — Очень. — Я рад, — Сокджин улыбается мягко, смотрит на часы. — Оу. Я не думал, что уже так поздно. Юнги тоже смотрит — половина первого ночи. — Так, — Сокджин встает резко. — У тебя в том шкафчике четыре или пять контейнеров, переложи всё в них, только сегодня, а то испортится, убери в холодильник. Потом фотку скинешь. Он быстро идет мимо Юнги к вешалке, надевает пальто, затягивает капюшон толстовки. — Хён, — всё происходит слишком быстро, Юнги даже теряется. — Ты куда? — Время, — Сокджин выразительно постукивает пальцем по циферблату. — Мне ещё до метро ехать, если не успею — придется на такси, а я как-то не планировал эти траты сегодня. Юнги представляет, как Сокджин несется до автобуса, потом скачками до метро, едет там запыхавшийся, и ему становится как-то иррационально стыдно. — Ты это, — он поднимается со стула, шею потирает. — Оставайся, если хочешь. Завтра спокойно уедешь. Сокджин поднимает на него взгляд резко, замирает, не завязав шнурки на левом кроссовке. — Это не проблема, правда, — говорит Юнги быстро, пока тот не начал возражать. — Я всё равно не планировал ложиться сегодня. Сокджин молчит, лицо у него такое, словно он обдумывает что-то сложное. — Ты уверен, что всё будет нормально? — спрашивает он напряженно. Юнги кивает. — Я бы, все-таки, не хотел тебе мешать… — Ты не мешаешь, — упрямо говорит Юнги. — Разувайся. Сокджин выдыхает и стягивает кроссовки, снимает пальто и вешает обратно на вешалку. — Окей, — говорит он, но словно бы не Юнги, словно соглашаясь с самим собой. — Окей. Юнги стелет ему на узкой полуторке, выдает футболку и какие-то видавшие виды штаны, в которых спит время от времени Хосок, когда остается на ночь. — Я лампу включу, — предупреждает он. — Мешать не будет? — Мне ничего не мешает, — уверяет его Сокджин. — Ну смотри, — Юнги усаживается к нему спиной, раскладывает книги и тетради вокруг. — Спокойной ночи. — Спокойной, — говорит Сокджин, и Юнги надевает наушники. Когда он в следующий раз отрывается от учебы, на часах почти четыре утра, и спать хочется страшно. Может быть если бы он не поел, он продержался бы на чувстве голода до утра, а потом позавтракал в маке, но есть не хочется от слова совсем, а спать — да, ужасно. Юнги оборачивается назад, смотрит на кровать с сожалением — Сокджин, как назло, лежит у самой стенки, сопит тихо. — Да блин, — Юнги трет глаза. — Ладно, — сдается он, осторожно отодвигает стул, чтобы не разбудить, идет в ванну, чистит зубы и переодевается, так же тихо возвращается и укладывается на кровать. С Суён спать было удобно: Юнги компактный, она миниатюрная, им хватало места с головой. У Сокджина широкие плечи, он высокий, и Юнги как-то иррационально чувствует себя крошечным рядом с ним, хотя сколько у них разницы в росте? Четыре сантиметра? Пять? Пфф. Юнги осторожно поворачивается с боку на бок, пытаясь улечься удобнее, но удобнее получается только близко к Сокджину. — Эй, — голос над ухом звучит хрипло, Юнги вздрагивает от неожиданности. — Сколько времени? — Эээ, — косится на ярко вспыхнувший экран телефона. — Четыре двадцать. — Я могу уйти, — предлагает Сокджин сонно. — Куда? — спрашивает Юнги скептично. — Автобусы не ходят. — До метро прогуляюсь, — Сокджин зарывается лицом в подушку. — Не тупи, а? — Юнги выдыхает, укрываясь одеялом. — Там холодно, а тут тепло. — Точно, — усмехается Сокджин, выжидает немного и спрашивает: — Тебе не противно? — Что? — с каждой секундой спать хочется только сильнее. — С чего вдруг? — В прошлый раз просто… Юнги с усилием вспоминает, что там было в прошлый раз, как он ночевал у Сокджина, как нёс какую-то пьяную херню, про поцелуи, и, может быть, не хоти он так спать, он бы правда мог об этом поговорить, но веки ужасно тяжелые, а мысли вязкие, поэтому вместо слов он просто подползает ближе, утыкаясь в чужое плечо носом, цепляясь за футболку пальцами. — Нет. Не противно. Давай спать. Сокджин говорит что-то ещё, но Юнги вырубает, и он не слышит ничего. Наутро Сокджина в квартире не оказывается: завтрак на столе, омурайсу с кляксой кетчупа, записка: «Еда в холодильнике, не забывай кушать», и никаких больше следов того, что в его квартире кто-то был. Юнги встречает их случайно, он в этой части города и не бывает-то толком, слишком далеко от его окраины, но собеседование на новую подработку, почти даже по специальности, и ему физически необходимо выпить что-нибудь после: кофе или пива, без разницы, что попадется на пути первым. Первой попадается какая-то шикарная кофейня, которую Юнги проскакивает не глядя, его взгляд падает на Twosome Place, и Юнги решает что это то, что надо. Он берет готовый салат, здоровенный стакан американо и падает в кресло как можно дальше от входа. Он почти доедает и раздумывает, не взять ли вдобавок пирожное, рассматривает лениво людей вокруг: компания, оккупировавшая самый большой стол, мать с ребенком, увлеченно обмазывающим лицо сливками, Сокджин… Сокджин? Юнги моргает пару раз, Сокджин не исчезает. Он у витрины, выбирает что-то, и Юнги уже думает окликнуть его, когда замечает ещё одного человека. Парня. Тот невысокий (наверное, они с Юнги одного роста), виснет у Сокджина на руке, тычет в витрину, улыбается так счастливо. Юнги очень хочется подойти и спросить, кто это, но он остается сидеть на своем месте. Он вовсе не следит, просто не может уйти сейчас: если он встанет, то они его заметят, придется знакомиться, болтать, всякое такое, а Юнги так устал после собеседования, поэтому он остается сидеть на месте и просто наблюдает. Они тоже усаживаются в самый угол, так, как будто не хотят привлекать внимания. Сокджин говорит что-то, смех второго Юнги слышит даже со своего места. Ничего криминального. Они просто едят. А потом Юнги замечает, как Сокджин накрывает руку парня своей, переплетая пальцы, и Юнги резко отворачивается, как будто увидел что-то постыдное, неправильное. «Мерзко». «Отвратительно». Эти слова всплывают у него в голове голосом отца так четко, словно тот сидит рядом, Юнги жмурится, а когда открывает глаза, наталкивается на взгляд Сокджина. Они смотрят другу в глаза несколько секунд, за которые сердце Юнги пропускает пару ударов, а потом Сокджин отворачивается к своему собеседнику, улыбается ему — так же искренне, как Юнги. Юнги очень быстро убирает за собой, выбрасывает недопитый кофе в мусорку и бежит из кафе так, словно за ним все демоны ада гонятся. Сокджин не пишет ему, а сам Юнги не осмеливается почему-то. — Что-то случилось? — спрашивает Суён, и Юнги мотает головой. — Нет, ничего, — ему стыдно говорить о таком с ней, ну боже мой, было бы о чем, конечно. Он знал, что Сокджину нравятся мужчины. Большое дело. Юнги был уверен почему-то, что он единственный такой, на кого Сокджин обратил внимание. Теперь это чувствовалось так, словно у него отобрали вещь, которая и не нужна была никогда, пылилась на полке и от нее осталось пустое, мозолящее взгляд место. Иррациональная херня, нет, ничего не случилось. — Ты какой-то странный, — говорит Хосок, растягиваясь на полу в шпагате. — Чё с тобой не так? — Да чего вы привязались! — возмущается Юнги из угла, в котором сидит на сложенных стопкой матах. — Нормально всё! — Ага, — кивает Хосок, наклоняясь то к одному колену, то к другому. — Суён это будешь рассказывать, как будто я не знаю тебя как облупленного. — Я видел Сокджина на днях, — говорит Юнги. — С парнем. — Ну и чт-- А, — осекается Хосок. — С парнем типа… с парнем? — Да. — И что? — Хосок встает, потягивается. — Проблема какая-то? Юнги молчит. Он даже себе не может объяснить, в чем проблема, не то, что Хосоку. — Ты ревнуешь что ли? — спрашивает тот с просветлевшим лицом. — Тебя мама в детстве не роняла? — спрашивает Юнги ядовито, поднимаясь с матов. — Херню какую-то несешь. — Ревнуешь, — с удовлетворением повторяет Хосок. — Да это нормально, я тебя тоже к Суён ревновал первое время, потом успокоился. Нормальная фигня, с кем не бывает? Юнги прислушивается к себе. Ревность потому, что они друзья? Так бывает? Он смотрит на Хосока — его он почему-то никогда не ревновал ни к кому. Был уверен, что Хосок останется с ним несмотря ни на что? Чувство, которое не дает написать Сокджину, незнакомое, ненадежное, к Хосоку Юнги такого никогда не чувствовал. — Наверное да, — лжет он. — Ты закончил уже? — Да, сейчас, ключи на вахту вернем и всё. Хосок запирает двери, дергает за ручку, проверяя. В пустом коридоре шаги слышатся глухо, почти пугающе. — Как в хорроре каком-то, — произносит с весельем в голосе Хосок. — Уууу, уволоку тебя в мир мертвых. — Да отвали, — смеётся Юнги, тыкая его в бок. — Иди, относи ключи, я на улице подожду. Кампус вечером совсем другой, Юнги оглядывается. Весна наступает очень уверенно, ещё немного — и появятся листики, всё будет зеленым, можно будет обедать на улице, а не в кафетерии. Сзади что-то хрустит, словно сломанная ветка, и Юнги резко оборачивается, как будто он и правда в фильме ужасов. — Напугал? — Сокджин улыбается виновато. — Да, — улыбается Юнги. — Извини. Они молчат, а потом Юнги не выдерживает, открывает рот, но Сокджин успевает первым: — Там, в кафе, это был мой- — Парень? — перебивает Юнги. — Не совсем, мы пока на два свидания сходили. — А, ну и как? — Юнги пытается, правда пытается делать вид, что ему очень всё равно. — Непонятно пока, я ни с кем не встречался особо до этого. Стараюсь выяснить, что к чему. — Он тебе нравится? — Ну, да? Я бы не ходил с ним никуда, если бы нет, — недоуменно говорит Сокджин. — Понятно, — Юнги кивает, с ужасом чувствуя, что его пустое место на полке всё разрастается. Он хочет сказать что-то еще, но не успевает, его перебивают: — Приве-е-ет, — Хосок подлетает к ним сзади, хлопает Сокджина по спине. — Мы в бар, пойдешь с нами? — Если что — мы не всегда ходим в бары, мы не алкоголики, — говорит Юнги. — Иногда мы посещаем эти, как их? — Дэнс-баттлы, — серьезнеет Хосок. — И концерты какой-то андеграудной херни. Ну так? Пойдешь? Юнги косится на Хосока убийственно, Хосок игнорирует с веселой улыбкой. — А это удобно будет? — спрашивает Сокджин. — Удобно, — отвечает за всех Хосок. — Правда же, Юнги? Юнги не остается ничего, кроме как кивнуть, и Хосок тащит их обоих прочь от универа. — Ты его ревнуешь! — с восторгом говорит Хосок, пока они курят на улице. — Ты ревнуешь и даже скрывать это не пытаешься! Юнги стоически молчит — стоит ему открыть рот и Хосок накидает ему по двадцать контраргументов на каждую отговорку. — Ага, ага, я прав! — с восторгом верещит Хосок, Юнги устало отворачивается. — В чем? — Сокджин встает рядом с ними, достает из пачки сигарету, закуривает. — Ты что, куришь? — у Хосока едва ли глаза из орбит не вываливаются. — Время от времени, — улыбается Сокджин, выдыхая дым в небо. — Так в чем ты прав? — Во всём, — рожа у Хосока хитрая. — Ой, — он спохватывается. — Срочно, надо срочно в туалет! — он выбрасывает окурок в урну и уносится обратно в бар. Юнги курит молча, смотрит на часы. В нём три пива и безобразно хочется домой. — У тебя очень грустное лицо, — говорит Сокджин. — Давай сбежим? — предлагает Юнги. Хосок задолбал его за сегодня, очень хочется куда-то, где тихо и не надо никому доказывать ничего, просто молча посидеть было бы здорово. — Давай, — улыбается заговорщически Сокджин. — Побежали? — Побежали. И они и правда бегут, выдыхаются через два квартала, ржут, как поехавшие. — Хочешь на набережную? — спрашивает Сокджин. — Ага. В круглосуточном они берут горячий кофе, греют руки об стаканчики, говорят о чем-то дурацком, нелепом, что забудется на следующее утро, но отлично заполняет время сейчас, а потом сидят на лавочке и молча смотрят на Ханган, на огни на противоположной стороне реки. От ветра мерзнут уши и шея, Юнги надевает капюшон, допивает кофе, уже остывший, смотрит исподтишка на Сокджина. У того красный нос и на щеках желтые блики от фонарей, мимо проходит группка студентов, они смеются громко и Сокджин тоже улыбается. Юнги спокойно и так уютно, хочется оставить этот момент только для себя, спрятать за пазуху, доставать иногда, любоваться. Юнги мысленно примеряет его к пустому месту, и вроде бы даже подходит, вроде бы даже встает, куда нужно. Сокджин дышит зябко на руки, поворачивает голову: — Тебе не холодно? — спрашивает он, Юнги кивает. — Поехали по домам? Юнги медлит. Больно уж хорошо. — Поехали к тебе? — предлагает он. — Или ко мне. Сокджин смотрит на него нечитаемо, достает телефон из кармана. — Ну, если хочешь, то поехали, конечно. Такси или до метро дойдем? Юнги оценивает свои ощущения — промерз, кажется, до костей, не совсем же весна всё-таки. — Такси, — кивает он, и Сокджин набирает номер. — Давай ко мне, тут близко. Квартира Сокджина ровно такая же, какой запомнилась Юнги в первый раз: маленькая, уютная, чистенькая. — У меня тоже обычно чисто, — оправдывается Юнги с чего-то вдруг, проходя в комнату, плюхаясь на кровать. — Просто на сессии бывает такое. — У меня тоже, — улыбается Сокджин. — Просыпаешься однажды, и везде такой бардак, что кошмар. — Точно, — улыбается Юнги. Они молчат. — Хочешь, посмотрим что-нибудь? — спрашивает Сокджин. — Кино какое-нибудь? Или сериал? Аниме? — Нет, — Юнги озирается, замечает гирлянду. — Можно её включить? Сокджин втыкает вилку в розетку, огоньки мигают, Юнги прикрывает глаза. — С тобой так спокойно, — говорит он. — Спасибо? — смеётся Сокджин, Юнги слышит звон чашек с кухни. — Пожалуйста? Юнги разваливается на кровати — у Сокджина полноценная двуспалка, Юнги даже морской звездой может разлечься, если захочется. — За кровать пришлось доплатить, — говорит Сокджин. — Но мне кажется, так лучше, чем ютиться на раскладушке. — Определенно. Где-то рядом чашка опускается на деревянную поверхность тумбочки. — Я сделал чай, травяной, попей, должно согреть. Юнги приоткрывает глаза, садится — Сокджин сидит напротив, на стуле у стола, весь такой расслабленный, умиротворенный. Юнги хочется спрятать его, унести, как давешнее воспоминание с набережной. Чтобы никто больше не видел его таким, чтобы никому он так больше не улыбался. Никаким там своим парням-недомеркам в кофейнях. «Мерзко». «Мерзко». «Мерзко». Голос отца в голове звучит приглушенно, Юнги топит его горячим чаем, обжигается, шипит. Это ревность? Это просто глупое детское «хочу себе»? Что это, блять, за хуйня, которая не дает жить спокойно? — Как дела у Суён? — интересуется Сокджин, и Юнги моргает удивленно. Точно. Суён. Он ни разу не вспомнил о ней за сегодняшний вечер. — Хорошо, — говорит он после паузы. — Хочет в Америку по обмену съездить в следующем году, уже документы собирает. — Оу, — Сокджин замирает. — А как же, ну, вы? — Ну, не знаю, — Юнги правда как-то об этом не думал. — Потом решим, наверно. — Тебе не обидно? — спрашивает Сокджин, и Юнги не понимает, о чем он. «Мне обидно», думает он почему-то с досадой, «что ты с кем-то шатаешься по кофейням». — Ну, если она поучится там, это будет жирный плюс к резюме, я не могу ей сказать — давай ты никуда не поедешь, потому что тут у нас с тобой отношения, — говорит Юнги, болтая чашкой, чай идет волнами, как море в шторм. Сокджин молчит, Юнги болтает чашкой всё сильнее. — Ты говорил с ней об этом вообще? — Да нет, вроде, — Юнги не нравится этот разговор. Он почему-то до этого момента не задумывался о том, будут ли они в отношениях, пока Суён будет в Америке. Или им нужно будет расстаться? Как это работает вообще? — Я бы не хоте- Ай, блять! Он дергает рукой слишком сильно, обливается чаем, триста миллилитров теплой воды оказываются на его толстовке и джинсах, Юнги матерится, Сокджин ржёт, бросаясь к шкафу за полотенцем. — Штаны, штаны, — бормочет он, пока Юнги стягивает джинсы и толстовку, оставаясь в футболке и трусах. — Сейчас найду что-нибудь, подожди! Штанины его треников на Юнги подметают пол, свитер, и так оверсайзнутый, оказывается огромным, Юнги заворачивает рукава до локтей, чувствуя себя ребенком, напялившим отцовский костюм. — Пфф, — Сокджин ржёт в открытую. — Ты крошечный такой, боже. — Завали, — советует Юнги, безуспешно пряча улыбку. — Нет, правда, — Сокджин садится перед ним на корточки, тычет пальцем в бедро. — Малыш, где твои родители? — Ты сейчас получишь, — Юнги угрожающе наклоняется к нему, щурится грозно. — Ага, брата старшего позовешь? — Сокджин улыбается ехидно. — Сам справлюсь, — и Юнги толкает его в плечо. — Эй! — Сокджин едва не падает, покачнувшись. — Ну все, я хоть детей и не бью, но ради тебя исключение сделаю! — он встает, перехватывает Юнги за запястья. — Ну, как? — Не знаю, дедуля, — Юнги ухмыляется. — Ты мне скажи, — и пяткой пихает его под коленку. Сокджин качается снова и валится-таки на кровать. Они возятся, как будто им пять и они в детском саду, Юнги пыхтит — Сокджин, хоть и выше и шире, но забороть его совсем легко, Юнги, натренированный долгими детскими драками с братом знает, что делать — тычет Сокджина в бока, небольно, тот хохочет и орет полузадушенно: — Хватит, господи, перестань, пожалуйста, умоляю, Юнги. Юнги победно останавливается, его руки на боках у Сокджина, он улыбается самодовольно. — Так-то со мной связываться. — Ты победил, победил, слезь с меня, — и Юнги вдруг обнаруживает, что сидит у Сокджина на бедрах. Веселье как ветром сдувает, Юнги скатывается с Сокджина резко, отворачивается. — Эй, — голос у Сокджина встревоженный, он касается его плеча, Юнги дергается: горловина свитера сползла, шее и ключицам холодно. — Юнги? Юнги молчит. — Тебе неприятно быть рядом со мной? Юнги молчит. Ему кажется, что стоит открыть рот и оттуда польется так надежно вбитое отцом «мерзко, неправильно, грязно, ебучие педики», головой Юнги понимает, что это нормально, он посмотрел все эти видео в интернете, он знает, что ничего стыдного или плохого в этом нет, и это же Сокджин, по которому он скучал, его хороший друг Сокджин. Вместо этого всё внутри заслоняет родительская ненависть, сливаемая годами на тех, кто непохож на них, въевшаяся так глубоко под кожу, что Юнги не может и рта раскрыть, чтобы не сказать гадость. — Я вызову тебе такси, хорошо? — спрашивает Сокджин, голос у него расстроенный. Юнги оборачивается резко, Сокджин сидит совсем рядом, набирает что-то в телефоне. У Юнги всего секунда уходит на принятие решения, он не думает, потому что если начнет, то страх и омерзение заполнят всё. — Не надо, — он несмело накрывает руку Сокджина своей, пальцы у него дрожат. — Мне не неприятно, — он берет паузу, вдыхает глубоко. — И я не пьяный, ты говорил, что я не должен делать этого, если я не контролирую себя, — он приближает свое лицо к сокджиньему, в его голове образ отца, краснолицего, разъяренного, бросающегося оскорблениями. — Если я тебя сейчас поцелую, это что-нибудь изменит? — Юнги, не надо. Ты пожалеешь. — Изменит? — настойчиво переспрашивает Юнги. Сокджин молчит. У Юнги перед глазами плывут огоньки гирлянды, в голове толкаются боками объемные красные буквы «откажись», «пожалуйста, не отказывайся», «оттолкни», «обними меня», лицо Сокджина очень близко, он не закрывает глаза, смотрит внимательно, чуть печально. — Давай я всё-таки вызову такси? — теплым выдохом в лицо. — Поцелуй меня, — отчаянно просит Юнги. — Я сам не решусь. Поцелуй меня. Пожалуйста.