Мерзко и неправильно

Юнги почти не спит. Он дергается от каждого звука, просыпается от каждого хосочьего движения, ему то душно, то слишком холодно. Он забывается короткой, неспокойной дремой уже под утро, но и из неё его выдергивают хриплым веселым: — Какого хрена я тут делаю? — Ты не помнишь? — Юнги трёт лицо. В носу всё ещё кислый запах рвоты, мышцы ломит так, словно пробежал марафон восемь раз подряд. — Я помню, что склеил какую-то классную девочку у бара, а дальше проснулся здесь, и никакой девочки, только ты, — с сожалением говорит Хосок и, отпихивая одеяло, слезает с кровати. — Ты какой-то зелененький. — Отвали, — Юнги со стоном вминает лицо в подушку. — Просто… отвали. — Окей, — Хосок не обижается, идёт в туалет, потягиваясь. — Ого! — орет он уже из ванны. — Это кого тут прополоскало? — Меня, — стонет в ответ Юнги. — Бро, — Хосок выглядывает из-за двери. — Мы с тобой настоящие соулмейты — набухался я, а стошнило тебя, — он делает сердечко руками и закрывает, наконец, за собой дверь. Юнги дышит в свою подушку. Мир не схлопнулся. Юнги всё ещё надо в универ. Надо… рассказать Хосоку? — Блин, ты не представляешь, какое разочарование, что я с тобой проснулся, а не с той красоткой, — Хосок вываливается из ванной в одном полотенце. — Кстати, это чье? — он держит на вытянутых руках синий свитер. — Какое-то слишком огромное для тебя. — Это Сокджина, — Юнги не отрывает лица от подушки, поэтому звуки выходят глухими и смазанными. — Я поехал к нему вчера. — О, здорово, — Хосок стягивает полотенце с бёдер, трет волосы. — И как? Юнги смотрит на него, голого и тощего, и не чувствует ничего. Это просто Хосок, обычный такой Хосок, заспанный и опухший. Отец говорил, что все гомики только спят и видят, как бы выебать всех вокруг. Что они все — тупые животные. Хосока ебать не очень хочется. — Алло, приём? — Хосок напяливает трусы и штаны, трясет головой, чтобы обсохнуть побыстрее. — Юнги? — А, нормально, — Юнги отрывает голову от подушки, перекатывается на спину. Нужно почистить зубы и поесть, в желудке словно взорвалась чёрная дыра. — Мы поцеловались вчера. Слова выходят из него очень просто, Юнги даже замирает на миг, испугавшись, но они не зависают в воздухе, не падают на пол тяжелыми кирпичами. — С кем? — Хосок нюхает футболку, морщится. — Фу, вся провоняла, я возьму твою, ок? — Ок. С Сокджином. Хосок не прекращает копаться в шкафу, даже голос у него не меняется: — И как? — Нормально. А потом меня стошнило. — Так плохо целуется? — ржёт Хосок, натягивая одну из бежевых футболок Юнги, запихивая подол в джинсы. — Обычно он целуется, просто… — Юнги не знает, как описать то, что происходило вчера. Хосок хороший, Хосок его лучший друг. Но Хосок не поймет. — Видимо, я тоже перепил, — улыбается Юнги. Губы саднит, он вспоминает, как пытался оттереть их вчера. — У тебя есть пары сегодня? — Ага, минут через сорок. У тебя? — Через час. Пошли пожрем где-нибудь, у меня в холодосе пусто. Он не наталкивается на Сокджина в универе: то ли пары в разное время, то ли у того вообще сегодня выходной. Думать, что Сокджин его намеренно избегает, не хочется, да и не с чего, вроде. Зато наталкивается на Суён, прямо на выходе из корпуса. — Привет, — машет она ему, целует в щёку. — Мы собирались пообедать сегодня вместе, забыл? Юнги стопорится. — Точно, — тянет он. — Прости, пожалуйста, как-то… Заучился? — Ой, да всё нормально, — она улыбается ярко, подхватывает его под локоть. — Пойдем? Она заказывает пасту, Юнги обходится чаем. — Ты поел уже? — Суён наматывает спагетти на вилку, захватывая кусочки бекона. — Нет, просто не хочется, — Юнги смотрит на неё внимательно, пытается отловить отголоски стыда или хотя бы смущения, но не чувствует ничего подобного. Суён ему всё ещё очень нравится, Юнги чувствует себя влюбленным, хочется держать её за руку и целовать, но внутри, рядом с чувствами к ней, зреет что-то новое, что-то совершенно незнакомое. — Ты сегодня какой-то странный, — улыбается она. — Что-то случилось? — Нет, не то чтобы, — Юнги мнётся. Наверное, он может ей рассказать. Возможно, она сможет даже понять и подсказать, что ему делать дальше. Что им делать дальше. Телефон встревает в разговор, требуя внимания. «Мама». — Извини, — он поднимает трубку. — Да. — Привет, милый, как дела? — Здравствуй, нормально, — он улыбается Суён одними глазами. — Я занят немного. — О, что делаешь? — Я в кафе, — закатывает глаза Юнги, Суён смеётся тихонько. — Омо, Юнги, я что, слышала девичий смех только что? — Нет, мама, это… — Юнги, ты завел девушку? Дорогой, у Юнги появилась девушка! Юнги слышит где-то вдалеке голос отца, и ловит себя на том, что ладони начинают потеть. — Ладно, мам, я занят, позвоню потом, — выпаливает он скороговоркой и сбрасывает вызов. — Всё хорошо? — Суён промакивает губы салфеткой; на белой бумажной поверхности остается прозрачный розовый след. — Они, как бы сказать, немного одержимы идеей моей женитьбы, — выдыхает Юнги, переводя телефон на беззвучный и откладывая в сторону экраном вниз. — Ой, не говори, — Суён смеётся. — Мои тоже всё спрашивают, не решила ли я ещё остепениться. — Они знают про меня? — Юнги отпивает глоток чая — на вкус, как тот травяной, что он пил вчера у Сокджина. — Ну, скажем так, я им намекала, но толком ничего не говорила, — Суён отодвигает тарелку. — Если бы я сказала, что встречаюсь с кем-то официально, нам пришлось бы поехать в Тэджон и знакомиться со всей моей семьей, а я вот как-то не готова к такому повороту. — Думаю, ты и в Тэгу ехать не захочешь, — улыбается Юнги. Суён смеётся согласно. У Юнги чешется ей рассказать. Она умная, она понимающая, она почти раскусила тогда Сокджина. Юнги даже рот открывает, но тут же захлопывает. — М? — Суён смотрит на него вопросительно, с улыбкой. — Что мы будем делать, когда ты уедешь в Штаты? — спрашивает вдруг Юнги. — Я не думала пока, если честно, — у неё лицо задумчивое, такое вроде «что же взять, пирожное или печенье?». — До Штатов ещё полгода, хочешь сейчас решить? — Нет, я просто, ну, — Юнги мнётся. — Просто подумал, что надо как-то готовиться к этому, ну, не знаю. Подумать хотя бы. — Ты хочешь расстаться? — спрашивает она в лоб. — Нет! — на восклицание Юнги поворачивается мужчина с соседнего стола, Юнги извиняется одними губами. — Нет, — говорит он уже спокойнее. — Просто ну правда. — Ну правда, потом подумаем, — Суён отбрасывает длинные волосы за спину. — Пойдем? Юнги гипнотизирует взглядом синее окошечко какао. Последними сообщениям там висит давнишняя переписка про какой-то тупой сериал и позавчерашний ночной звонок, Юнги смотрит на своё «бвахаха», и не может придумать, что написать. Он вертит слова и так, и эдак, примеряет одно на другое, выстраивает в предложения — но всё как-то не так. Не то. Юнги злобно выдыхает. Он же, блин, поэт, он тексты на заказ пишет, чё за херня? В животе бурчит, Юнги мысленно инспектирует холодильник: кроме двух, вероятно, стухших яиц, недоеденного кимчи в банке на нижней полке и непочатой пачки молока там нет ничего. В животе от этих мыслей бурчит настойчивее. — Да ладно, ладно, я понял, — Юнги с неохотой встает, натягивает куртку, кидает взгляд на сложенные аккуратной стопкой треники и свитер, подумав, складывает их в рюкзак осторожно, чтобы не помялись. Даже если Сокджина не будет дома, будет предлог позвонить, спросить чего как, в крайнем случае — просто пожрать, в том районе полно дешевых забегаловок. Юнги кивает сам себе утвердительно и идёт на автобус. Сокджин открывает после второго звонка. — Юнги? — он улыбается — но не Юнги, а куда-то в квартиру, кому-то в квартире. — Привет. Ты чего тут? — Я вещи привез, — Юнги стягивает рюкзак с плеч, лезет в него, чувствуя себя последним долбоебом. Надо было позвонить. — О, — Сокджин смотрит, как он неловко копается в рюкзаке. — Ну заходи, что ли. Юнги топчется на пороге, не зная, раздеваться или нет, его не ждали всё-таки. — У меня гости просто, — у Сокджина голос чуть извиняющийся. — Привет, — из комнаты высовывается чье-то лицо. Юнги его помнит. Это тот мелкий из кафе. — Это Чимин, — представляет его Сокджин. — Это Юнги. — Привет, — у Чимина короткопалая ладонь с мягкими пухлыми пальцами и съезжающая с ключиц полосатая футболка, он тянет руку Юнги, тот пожимает её неуклюже. От Чимина пахнет чем-то приятным, сладким, но не приторным. Юнги почему-то именно это бесит больше всего. — Мы тут кино смотрим, — говорит Чимин, улыбаясь. Что же они, блять, все сегодня улыбаются?! — Хочешь с нами? Юнги беспомощно смотрит на Сокджина, тот приподнимает брови: — Останешься? И Юнги как-то назло всему выдирается из куртки, стягивает кроссовки, сминая задники. — Конечно, почему нет. Фильм подходит к середине, Юнги подходит к точке кипения. Объективно — придраться не к чему: Сокджин дружелюбный, как и обычно; Чимин — ну, Юнги не знает, какой он обычно, но сейчас — внимательный и заботливый, сразу спросил, можно ли Юнги хёном называть, налил чаю и выдал тарелку с едой стоило Юнги пару раз буркнуть пустым животом, достал плед из шкафа. У Юнги от этого его хозяйского «я знаю, что где лежит» немножко глаз дергается, если честно. На экране какой-то вусмерть, видимо, угашенный почти бывший актер пытается удержаться за призрак былого величия; перед экраном Чимин незаметно берёт Сокджина за руку и утягивает к себе на колени, играет с пальцами бездумно, гладит костяшки. Кривая ладонь Сокджина так себе смотрится в его маленьких пальцах. «А что, в твоих смотрелась бы лучше?» спрашивает его внутренний голос почему-то интонациями Хосока, и Юнги закатывает глаза. — Неинтересно? — спрашивает Чимин участливо, поворачиваясь к нему. — Не-не, нормально, — Юнги пьёт остывший уже чай, надеясь всего себя запихнуть в кружку. — Ну ладно, — весело выдыхает Чимин и устраивается обратно, укладываясь макушкой Сокджину на плечо. Это бесит. Юнги не ревнует. Просто Чимин… Чимин вот как раз из тех, кого отец называл гомиками. Мягкий, заботливый, с высоким голосом и наверняка мягким телом, похожий больше на девчонку, чем на мужчину, пусть и молодого. У Юнги по затылку продирает отвращением. Он косится на Сокджина осторожно — Сокджин поглаживает Чимина по волосам, съезжая иногда на краешек уха. Фу, блять. Юнги воспринимает Сокджина почему-то отдельно от всей этой голубой фигни. «Что, он не похож на стереотипного глиномеса?» спрашивает снова ехидный внутренний Хосок, и Юнги устало морщится. Чимин, наверное, неплохой, и Сокджину он подходит — они комично смотрятся вместе, но, видимо, друг другу нравятся, и Юнги только несколько дней назад твердил себе, что это нормально всё, а вот убеждения его отца — нет, и как он снова здесь оказался?.. Надо было не соглашаться остаться. Надо было отдать свитер и уйти. Юнги думает, насколько невежливо будет уйти прямо сейчас, пока тупые мерзкие мысли не пожрали его с головой. — Ой, — Чимин ставит фильм на паузу, встает, разминаясь. Его свитшот задирается, Юнги молча смотрит на плавный изгиб, уходящий под ремень джинс. Блять. — Мне надо в туалет, не смотрите без меня! — он шутливо грозит им пальцем и уходит из комнаты. — Как дела? — тихо спрашивает Сокджин. — Норм, — Юнги ковыряет крошечную дырку на штанине. — А у тебя? Я сорвал ваше свидание? — Да нет, — Сокджин смотрит на него чуть устало. — Это… Ну, это не то чтобы оно. Мы ещё притираемся друг к другу. — А. Юнги слышит, как в ванной шумит вода, как напевает Чимин, видимо, вытирая руки. В комнате душно, хочется открыть окно, проветрить, опционально — вывалиться туда самому, чтобы не слышать звонкого: — Я ещё чаю сделаю, будете? И почти нежного в ответ: — Конечно, давай. Чимин проходит мимо, на кухню, гремит там чашками, булькает водой. Он очень близко, между комнатой и кухней нет двери — их разделяет тонкая перегородка, и если Чимин выйдет из кухни, то сразу же увидит их. Юнги двигается быстрее, чем успевает себя остановить. Кровать скрипит под его весом обиженно, прогибаясь от резких движений, Сокджин только рот успевает приоткрыть, и Юнги угадывает, а не слышит удивленное «Что..?», когда целует его. «Ну ты и свинья, Мин Юнги», думает он, размыкая губы. Сокджин не двигается, даже не дышит, кажется. За перегородкой Чимин напевает себе под нос популярный мотивчик, тонко журчит разливаемой по чашкам заваркой. Толчок в грудь, в плечо, у Сокджина лицо испуганное и непонимающее, между бровями складка, и Юнги накрывает паническим ужасом. Зачем? — Я сахар не клал, — Чимин выходит к ним, вручает чашки, возвращается на кухню за своей. — Ну что? — он удобно устраивается на своем прежнем месте под боком у Сокджина. — Дальше смотрим? — Сейчас, только проводим Юнги, — Сокджин говорит очень спокойно, Юнги бы ему даже поверил. — Да, извини, друг позвонил, — Юнги резко отставляет чашку, подрывается. — Я пойду. Пока. Рад был познакомиться. Он одевается очень быстро, куртку даже не застегивает. — Пока! — кричит он еще раз, выскакивая за дверь. — Пока?.. — несется ему неуверенное в спину. Холодный ночной ветер обнимает как родного, заползая сквозняком под куртку, трогая бока. Юнги так жарко от стыда и ужаса, что он даже не замечает. Зачем. Нахуя. Господи блять боже, Юнги, что это такое было? Он прислушивается к себе, ждет тошноты или ещё чего похуже, но нет, ничего подобного внутри нет, всё как будто бы в порядке. Юнги застегивается, надевает наушники и идёт в сторону метро. Сожаление. Юнги чувствует сожаление. Он понимает это очень отчетливо уже приехав домой, раздевшись и проскроллив твиттер пятьдесят семь раз вдоль и поперек. Сожаление от того, что там был Чимин, сожаление от того, что Сокджин его оттолкнул, сожаление от того, что было так мало. Юнги вытягивается на своём древнем скрипучем стуле до хруста в позвоночнике, разминает шею. Прошло почти три часа с тех пор, как он выбежал из сокджиньего подъезда, они наверняка уже досмотрели фильм, и. И… И дальше воображение Юнги работать отказывается, потому что ну допустим они поцеловались. Допустим даже, что Сокджин Чимина раздел. А дальше? Юнги знает, что нужно делать с девочками, как их трогать и куда целовать. Юнги представляет, что остается с Сокджином один на один и… И что? Наверняка же ничего сложного — он сам мужик, он знает, где и как ему самому бы понравилось. Юнги представляет, как трогает Сокджина, и хихикает как пятиклассник, которому друзья притащили первый в жизни «Плейбой». Юнги набирает в поисковике «гейский секс», нерешительно кладет палец на энтер. Если бы Хосок узнал, что он тут гуглит, он бы уже задохнулся от хохота. Гугл выдает под полсотни тысяч страниц и почти все — на порно сайты, Юнги ржет. Надо как-то, наверно, по-другому формулировать. В голову не лезет ничего приличного. Как люди вообще секс гуглят, господи боже. В дверь звонят, и Юнги подпрыгивает на стуле — как будто мама в комнату постучала, а у Юнги тут горячиепарни дот ком на весь экран. В дверь звонят ещё раз, Юнги панически сворачивает все окна, прижимает ладони к щекам — горячие, но свет не включен, так что кто бы там ни был — ничего подозрительного не увидит. — Кто? — спрашивает он из-за двери. — Свои, — очень угрожающе отвечают оттуда, и Юнги, помявшись, всё-таки щелкает замком. — Ну и какого хуя это было? У Сокджина очень негодующее лицо и очень дурацкий возмущенный голос, он протискивается внутрь, расстегивая пальто, бубнит ещё что-то, закатывая рукава свитера — того же, в котором был дома. — Эй! — он, неистово сверкая глазами, поворачивается к Юнги, зависшему у закрытой двери. — Мы договорились — один раз и всё, что это было, ещё и при Чимине, ты совсем что ли? А? Юнги? У Сокджина брови сведены так, что между ними залегает морщинка, волосы чуть встрепанные, он движется как-то рвано, наскоками. Очень дурной. Совсем не выглядящий опасным или жутким. Искренний. Юнги навылет пробивает открытием — это полный пиздец, но, кажется, он по уши влюбился.