Мерзко и неправильно

— Ты не боишься летать? — у Юнги и голос ненатурально весёлый, и улыбка натянутая, и весь он чересчур фальшивый сейчас, но по-другому не получается. — Нет, — мотает головой сонно Суён. На часах шесть утра, и в аэропорт они приехали в полпятого. — Ну разобьёмся и разобьёмся, подумаешь… Она сползает к Юнги на плечо, прикрывая глаза; Юнги держит её ладошку в своей и смотрит отстраненно в окно. Мама так обрадовалась, когда он сказал, что приедет с девушкой. Весь район наверняка уже знает, что Юнги, наконец-то, познакомит с семьей хоть кого-то. — Дамы и господа, рад приветствовать вас на борту нашего самолета… Голос у пилота доброжелательный и преувеличенно бодрый, Юнги кривится даже. Как можно быть таким счастливым в шесть утра?.. Самолет выруливает на взлётную полосу, Юнги смотрит в иллюминатор на пролетающий мимо асфальт с разметкой, на остающееся далеко здание аэропорта. До Тэгу лететь час с небольшим. Суён посапывает у него на плече тихонько, Юнги смотрит вниз, на облака и думает о том, как будет сегодня смотреть отцу в глаза. * — Ну ты кушай, кушай! — мать пододвигает Суён тарелку с мясом, Суён улыбается, накладывая себе от души, смеётся шуткам отца Юнги. — Ну наконец-то хоть девушку привез, а то он у нас такой скрытный, — мать пихает его легко в бок. — Ничего из него не вытянешь, мы уж думали — вдруг что с ним не так… — Всё со мной так, мам, — хмурится Юнги, набивая рот острой морковью. — Просто Суён уезжает через полтора месяца, решил — лучше сейчас, чем потом. — Молодец твоя девушка, — грохочет отец. — О будущем думает! Посмотрит, как заграницей детей воспитывают заодно, чтобы потом эти знания по делу применить! — он играет бровями, мать смеётся. Юнги косится на Суён. Та улыбается всё так же доброжелательно, совсем не меняясь в лице, и Юнги на секунду вспоминает о Сокджине, который такую же мину мог состроить в любую минуту. В груди становится тяжело. Суён с Сокджином так похожи, почему он не замечал раньше? Спокойные, смешливые, умные, способные держать лицо какая бы дичь ни происходила. Они и лицом похожи: с кукольными пухлыми губами и большими глазами. Юнги пробирает дрожью по позвоночнику. Блять, ну и пиздец. — Юнги? — голос отца долетает как сквозь толщу воды, Юнги дергается, едва не сшибая свой стакан локтем. — Ай, ну что же это такое, ты вообще слушаешь, когда я говорю? — А, да, пап, — его бедра под столом касаются теплые пальцы, Суён улыбается ему приободряюще, и Юнги плакать готов от того, какая же она замечательная. — Ну слава богу, дозвался, — у отца покрасневшие слегка щёки. — Я говорю, мы уж с матерью думали, что без внуков останемся! — Как-то рано об этом говорить, мы студенты ещё, — заминается Юнги. — Ну ты брось, ты же к нам Суён для этого вёз, — отец похлопывает по столу ладонью, мать тихонько смеётся в кулак. — Ты запомни, — поворачивается отец к Суён. — Там в этих Америках полно… Ну этих, не при дамах будет сказано, гомиков. Юнги дергается. — Так вот, осторожно смотри, а то это как зараза, с пропагандой распространяется, — отец смеётся, Юнги снова чувствует, как его тошнит. Дома так душно, уже май, нужно открыть окно; Юнги вытирает лоб ладонью — корни волос совсем мокрые. — Так что надолго-то там не задерживайся, — отец улыбается, такой довольный, что у Юнги сводит скулы. — И ты смотри в оба, а то уведет её кто-то — на всю жизнь останешься бобылем. — Да, пап, — Юнги трусливо набивает рот едой, боясь, что из него выскользнут не те слова, что отец поймёт и сделает с ним что-то ужасное. — Знаете, мне кажется, вы не правы, — говорит Суён всё так же доброжелательно. — Эти люди не могут выбирать себе ориентацию, и вы их даже не знаете. Они не сделали вам ничего плохого. Непрожеванный кусок кимчи вываливается у Юнги изо рта, с тихим шлепком падая на горку риса. Суён, не меняя голоса, расхваливает рагу и спрашивает рецепт у матери Юнги. Он косится на отца — тот сидит такой ошарашенный, с некрасиво отвисшей нижней губой, не могущий, кажется, впервые подобрать слов. Суён ведь не знает о том, что он эта голубая хрень. И всё равно защищает этих людей — Юнги — перед его отцом. Отцом, который в ярости похож на огромного злобного зверя, который всё детство Юнги твердил о том, как отвратительны эти люди. Юнги её вообще недостоин. Они доедают, Суён многословно благодарит за обед, и Юнги ведёт её гулять: показывает свою старую школу, подворотенки, в которых он с друзьями зависал, сбегая с уроков, первую подработку. Суён интересно всё, она улыбается и выспрашивает подробности, такая хорошая. Юнги приводит её в парк, где время от времени выгуливал собаку, и целует украдкой, пока никто не видит. Суён улыбается в поцелуй. Весенний ветер нежно гладит его по щекам, ерошит волосы, Суён держит за руку, и всё так хорошо, как на картинке, на рекламном постере к дораме в кинотеатре, и Юнги вдруг с ужасом понимает, что ничего не чувствует. Суён ему ужасно нравится. Но целоваться с ней вдруг становится так же странно, как с Хосоком. Они возвращаются домой к Юнги уже затемно, поужинавшие в ближайшем ресторанчике (Суён сказала, что хочет попробовать местную кухню; Юнги догадался, что она просто не хочет пересекаться с его отцом). Мать провожает их по лестнице хитрым взглядом, Юнги хочется под землю провалиться. Слишком много всего происходит. Суён усаживается на его кровать, разглаживает складки на покрывале. — Мило тут у тебя, — улыбается она, оглядываясь. — Ага, особенно постеры с полуголыми реперами, — улыбается Юнги криво. — Я постелю себе на полу, — он чешет затылок. — Ванная сразу за дверью, направо. — Мы уместимся здесь вместе, — улыбается Суён. — А, точно… Я тогда умоюсь первым, — мямлит он, открывая дверь. — Чувствуй себя как дома, — предлагает он, выходя в коридор, понимая, что и своим-то может назвать этот дом с натяжкой. Он возвращается из ванной аккурат к тому моменту, когда Суён снимает футболку через голову. Юнги смотрит на её обнаженную спину, на изящные изгибы боков, подходит сзади, дотрагивается, ведет ладонями выше, огибая ребра, укладывая их на грудь. Ничего. Ему приятно, но и только. Суён откидывает голову ему на плечо, и он целует её — как обычно, как всегда целовал, просовывая язык ей в рот, сжимая её соски пальцами. В паху едва заметно тянет, но это всё, что он чувствует. Суён тихонько стонет ему в рот — ей приятно, ей нравится, это заметно, она потирается спиной о его грудь, разворачиваясь, стаскивая футболку с Юнги. — Твои родители не будут против? — спрашивает она, обнимая его за шею. Юнги чувствует, как её грудь касается его кожи, и пытается возбудиться, подумать о том, как они занимались сексом раньше, как было хорошо. — Они ничего не услышат, — выдавливает он, утягивая её к кровати, стягивая с себя шорты вместе с трусами. Суён смотрит на него снизу вверх, такая красивая, такая горячая, и Юнги проклинать себя готов за то, что, кажется, больше её не хочет. Как её можно не хотеть? Он опускается на колени, задирая её юбку, сдвигая её бельё чуть в сторону, касаясь губами. Он трогает её и себя, пытаясь почувствовать хоть что-то, но закрывая глаза, утыкаясь носом в её лобок, он думает о Сокджине, и от этого становится хуже в миллион раз. Так нельзя. Суён тихо постанывает наверху, глухо, наверняка прикрывая губы ладонью. Юнги пытается дрочить себе, но тщетно, это никак не помогает, и тогда он старается только для неё. В коридоре слышны шаги, и Суён чуть напрягается, но Юнги не останавливается, становясь напористее — в конце концов, он умеет это делать, он любит это делать, он может это сделать для Суён. Суён, которая укладывает ладонь ему на макушку и отталкивает осторожно. Юнги отрывается от неё с громким влажным звуком, смотрит ей в глаза, утирая мокрый рот. — Юнги, с тобой что-то не так, — говорит она, сдвигая колени и прикрывая грудь ладонями. — Всё нормально! — Нет, ненормально, - она встаёт, снимая юбку и оправляя белье, переодеваясь в пижаму. Юнги смотрит на неё те несколько секунд, что она стоит перед ним почти обнаженная, и чувствует только неловкость. Да ёбаный же блять нахуй. Суён завязывает волосы в хвост, садится на кровать. — Ты, может, оденешься? — спрашивает она мягко. Юнги смотрит на свой мягкий член. — Да, действительно. Всё как в тумане. Он натягивает трусы и шорты, усаживаясь рядом с ней. — Что случилось? — её голова падает ему на плечо, коротенькие волосы на макушке щекочут шею. — Ты сам не свой в последнее время, даже через сообщения чувствовалось. — Ты просто скоро уезжаешь, — мямлит он. — Мне очень грустно, — и правда это только отчасти. — Юнги, — она берет его ладони в свои, чуть сжимает. — Ты можешь рассказать мне правду. Юнги не думает ни о чём, когда сжимает её пальцы, его голова удивительно пуста в этот момент: — Я, кажется, больше тебя не люблю. Я изменил тебе с Сокджином. Суён застывает рядом с ним. А потом вдруг смеётся коротко, расцепляя их руки, вставая с кровати. Юнги боится посмотреть ей в лицо. — Мне нужно выпить. У вас есть что-нибудь? Они сидят на полу, с двумя ледяными бутылками соджу, остатками кимпаба, которые Юнги раскопал в холодильнике, и правдой, которую Юнги вывалил наружу неаккуратной кучей; Суён пьёт и смотрит на него молча. Юнги чувствует, как горят от стыда щеки. — Я мудак, — говорит он тихо. — Ещё какой! — Суён соглашается с ним, но у неё в голосе нет злобы, или отвращения, или досады. Ей как будто даже немного смешно. — Я подозревала что-то такое, если честно. Особенно после последней встречи. — Серьезно? Так заметно? — Юнги вжимает голову в плечи. Господи, какой же он уёбок. — Да нет, просто… — она отпивает ещё немного. — Я же говорила, заметно было, как он на тебя смотрит. И в этот раз ты смотрел на него так же. — Я себя пиздец ненавижу, — стонет Юнги, закрывая лицо руками. — Отец был прав, когда говорил, что такие люди, как я, хуже всех. — Твой отец — мудозвон, — твёрдо говорит Суён. — Нельзя говорить и поступать так, как он. Если он хоть как-то посмеет сделать тебе больно или оскорбить — скажи мне, я разберусь! Юнги смеётся несмело. — Ты не злишься? — спрашивает он неуверенно. — На тебя? Ужасно злюсь, но, — Суён вздыхает. — Но тут ничего не поделаешь, ты не можешь себя заставить. И ты поступил, конечно, очень хреново, и со мной, и с Сокджином, и даже с Чимином, но… — она допивает стакан. — Я думаю, тебе нужна помощь, Юнги. Не только с принятием ориентации, а в принципе с принятием себя. Юнги смотрит на неё ошарашенно. — Почему ты такая хорошая? — спрашивает он убито. — Я чувствую себя ещё большим обмудком. Суён смеётся наигранно злорадно. — И правильно делаешь! Правда, Юнги, ты наделал дел, конечно, и мы с тобой уж точно расстаемся теперь, — Юнги усмехается. — Но я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Может, не сейчас, но однажды. — Мы можем продолжать общаться? — спрашивает Юнги. — В смысле, когда-нибудь потом, когда я буду меньшим обмудком… — Юнги мы с тобой уже некоторое время больше друзья, чем парочка, — она гладит его по волосам осторожно. — И ты мне дорог, я тебя неплохо узнала за эти полгода, ты не плохой человек. — Да что ж вы все такие хорошие, что ты, что Сокджин, — Юнги утыкается носом в ладони. — Вам бы меня ссаными тряпками гнать, а не вот это всё. Я, блять, так накосячил, я никогда, наверное, не смогу отмыться. — Сможешь, — Суён хлопает его по плечу ободряюще. — Я помогу немного. И Хосок тоже. — Бля-я-ять, я же ещё должен рассказать об этом Хосоку. — Думаю, он тебя жестоко покарает, — невозмутимо говорит Суён. — Но, честно, знай, что я поддерживаю тебя, хотя прямо сейчас ты меня адски бесишь. Юнги кивает. — Давай спать ложиться? — спрашивает Суён. — Завтра утром встанем пораньше и уедем. Или ты хочешь остаться до вечера? — она собирает бутылки и стаканы, Юнги составляет тарелки стопкой. — Нет, я бы вернулся прямо сейчас, — говорит он с сожалением. — Прости, что втянул тебя в это. Я был так рассержен, что ляпнул, не подумав. — Ты много чего делаешь не подумав, — укоряет она его с улыбкой. — Возможно поэтому ты так всем и нравишься. Юнги, — она вдруг смотрит ему в глаза, очень серьезно. — Не возвращайся сюда, если не хочешь, или тебе страшно, или неприятно. Они твои родственники — но не более того. Есть много других людей, которые примут тебя, поймут и ни за что не оставят одного. Это не всегда бывает твоя кровная семья. Запомни это, пожалуйста. Суён выходит из комнаты, и Юнги, сжимая крепче тарелки, чтобы не уронить, жмурится до боли в веках. Наверное это слишком яркая слепящая лампочка, но он чувствует влагу на ресницах и невероятное облегчение внутри. — Ты, блять, ебаный говнюк, — Хосок, вопреки ожиданиям Юнги, вовсе не орёт, говорит тихо и спокойно, но его палочки так сдавливают несчастную сосиску, что та ломается пополам. — Всё это время ты вёл себя как говно что с Сокджином, что с Суён и ни слова мне об этом не сказал? — Я думал, ты начнёшь меня подкалывать, — бурчит Юнги, закрываясь от Хосока кружкой с пивом. — Типа, ты и так смеялся, когда я узнал, что, ну, я би-хрень. — Юнги, блять, ты думаешь, у меня совсем ветер в голове что ли? — фыркает Хосок. — Поверить не могу. Если честно, я пиздец как обижен сейчас. Ты мой лучший друг. Какого хуя ты мне не сказал? — Прости, — Юнги извиняется уже второй раз за эту неделю. — Я… Я правда долбоёб. — Вот именно. Никогда так больше не делай, понял? — Хосок тычет в него кусочком сосиски. — Дебила, блять, кусок. Юнги улыбается вдруг, понимая, что и Хосок его не отвергает несмотря на всю его, Юнги, хуйню в голове. — Чё ты лыбишься? Решил, что делать с Сокджином? Юнги тут же потухает. — Я не знаю, — он отводит глаза. — Я, кажется, люблю его и я расстался с Суён, но… Разве не странно будет прийти к нему с такими признаниями сейчас? — Ммм, — Хосок задумчиво жуёт. — Ну, вряд ли странно, но ты же понимаешь, что у тебя говна в голове по самую макушку? И даже если ты придешь весь такой с распростертыми объятиями, то он имеет полное право тебя послать? И даже если не пошлет — что тогда? — Что? — Ты сам говоришь, что шарахался от него последнее время, потому что тебе постоянно казалось, что кто-то пялится или осуждает. Я не думаю, что это просто так пройдет. — Ну и что? — Юнги чувствует, что Хосок прав, но хочется хоть в чем-то себя отстоять. — Если мы будем вместе, то станет лучше. — Или хуже, ты не знаешь точно. Тебе бы с собой сначала разобраться, Юнги, а потом уже идти к Сокджину. Или ты опять сделаешь ему хреново. Юнги представляет разочарованное, полное боли лицо Сокджина и содрогается. — Блять, ну почему ты вечно прав? — стонет он, стукаясь лбом о столешницу. — Потому что я гений, — самодовольно говорит Хосок. — Да, ты это звание потерял, расслабься. Теперь я отвечаю за мозги. И мозги тебе говорят заказать ещё этих восхитительных сосисочек, понял? — Слушаю и повинуюсь, мой господин. «Привет, как дела?». Нет, так не пойдет. «Что нового?». Хуйня какая-то. «Извини, если обидел». Очевидно же обидел, что за если. Юнги вздыхает, смотрит на мигающий в белом поле курсор. «Прости, что вел себя как мудак. Я знаю, что сделал тебе много плохого, и ты этого не заслужил. Я понимаю, что ты хотел меня поддержать, но я слишком тупой и гордый, чтобы так это всё принимать. Если твоё предложение ещё в силе, то вот, сейчас я хочу это всё обсудить. Если что, можешь меня просто заблокировать, я всё пойму». Юнги жмет на «отправить», не успевая передумать, и отшвыривает телефон к стене. У него трясутся руки. Он это сделал, он молодец. Неизвестно, ответят ли ему, и что ответят, но он хотя бы смог написать, пусть и собирался почти неделю. У него в голове один за одним выстраиваются хреновые варианты развития событий, и Юнги трясет головой, отгоняя их подальше. Не-не-не, всё будет хорошо. Потому что куда уж хуже? Телефон вибрирует по покрывалу, и Юнги берет его в руки очень осторожно, как гранату с выдернутой чекой. «Привет! Я очень рад, что ты мне написал! ♥ Конечно, моё предложение ещё в силе, я выслушаю тебя и постараюсь помочь, чем смогу. Хочешь выпьем кофе завтра, если ты не занят?» Юнги делает глубокий вдох и такой же глубокий выдох перед тем, как ответить: «Да, я не занят, выбирай место, я заплачу». И, подумав, добавляет: «Спасибо, Чимин». Остаток мая пролетает незаметно. До каникул остается всего ничего; Юнги так занят, что вздохнуть свободно не может. Групповой проект, эссе, подработка у черта на куличиках, но зато по специальности. Встречи с Чимином раз в неделю, в два раза чаще — с Хосоком, время от времени с Суён. К началу июня он чувствует себя совсем выдохшимся, опустошенным, но странно спокойным. В голове как в тетрисе мысли складываются в аккуратные, ровные ряды, заполняя собой пустые пространства и схлопываясь, когда то или другое дело завершается. Юнги звонит родителям и говорит, что они с Суён расстались и ещё что он не будет звонить и писать какое-то время, дескать очень занят. Хлопок, ряд сложился. Он слушает Чимина, смотрит видео и читает статьи, которые тот скидывает, разговаривает с ним помногу, даже начинает подыскивать психотерапевта — не с ориентацией разобраться, а так, вообще. Хлопок. Ряд складывается. Он старательно обходит Сокджина стороной, встречая его в университете, не избегая, как раньше, а давая пространство, уважая, хоть и со скрипом и обидой иногда его выбор. Он кивает Сокджину, если они встречаются глазами, и тот кивает в ответ. Как будто они просто знакомые. Как будто между ними никогда ничего не было. Это тяжело, но Юнги старается, и Хосок хвалит его за каждый такой раз. Хлоп, хлоп, хлоп. В середине июня он провожает Суён на самолет, обнимает её крепко в аэропорту, целует в щеку совсем по-дружески, она щелкает его по носу. — Постарайся тут без меня, — просит она. — И пиши обязательно, у нас большая разница, но всё равно! Не унывай. И поменьше пейте с Хосоком. Понял? — Да, — улыбается Юнги, снова обнимая её. — Я буду скучать. — Я тоже, — она гладит его по щеке. — Но я быстро найду себе какого-нибудь американского парня и выскочу за него замуж. — Ты разбиваешь мне сердце, — Юнги хватается за грудь, смеясь. — Или девушку, — задумчиво произносит Суён. — Посмотрю, в общем. Он оставляет её уже у входа в зал ожидания, машет рукой, когда она становится в очередь на досмотр, и тут до него вдруг доходит. — Эй! — орёт он, и на него оборачивается сразу куча людей. — Это в каком смысле девушку?! Суён пожимает плечами и показывает ему язык. Сессия заканчивается, и Юнги заканчивается вместе с ней. Нет переживаний, нет сил на это всё. Юнги просто отсыпается несколько дней подряд, а когда просыпается однажды утром, понимает — пора. Он сделал все, что мог, и дальше ждать бессмысленно. Он набирает сообщение в катоке, идёт умываться, ставит чайник и возвращается к телефону уже с чашкой кофе и сендвичем. На экране мигает окошко сообщения, Юнги открывает его, выдыхая. Завтра в пять. — Привет, — Сокджин выглядит так странно без своего синего пальто, в простой светлой футболке и драных джинсах. Он опускается напротив, со стаканом ледяного американо, смотрит приветливо. Юнги дербанит на мелкие кусочки манжету для кофе. — В первую очередь я хотел извиниться, — говорит он, наконец, поднимая глаза. — Мне очень жаль, что я вел себя как говнюк и причинил тебе столько неприятностей. Правда. — Ладно, — кивает Сокджин, чуть заметно улыбаясь. — Мы расстались с Суён, хотя, может, Чимин тебе об этом говорил, почти сразу после… — Юнги заминается. — Ну, после того как я на вас наорал тогда. За это тоже прости. Сокджин снова кивает, отпивая кофе. — Я стараюсь работать над собой, правда, — Юнги смотрит на него, внутренне задыхаясь от того, какой же Сокджин красивый. — Получается пока не очень, но я стараюсь. — Да, Чимин говорил, что ты делаешь успехи, — Сокджин хихикает. — Таким же ангелом, как он, тебе, конечно, не стать, но очень похвально, Мин Юнги. — Спасибо, — фыркает Юнги, чувствуя, что ледяная стена между ними мало-помалу тает. — Нет, правда, ты молодец, ты прошел очень большой путь, — Сокджин дотягивается до него, гладит по костяшкам большим пальцем. — И здорово, что ты стараешься. Юнги смотрит на его руку и не чувствует стыда, не чувствует воображаемых взглядов со всех сторон. — Когда я был у тебя в последний раз, я сказал, что люблю тебя, — слова даются тяжело, Юнги чувствует, что лоб покрывается испариной и сердце заходится в груди от страха. — Я был пьян, зол и не контролировал себя, творил какую-то дичь, но я говорил правду. И я очень хочу повторить её сейчас, — он переворачивает кисть, укладывая её ладонью вверх, ловя пальцы Сокджина своими. — Ты мне очень нравишься. И я знаю, что со мной пока не всё в порядке, но, наверное, однажды будет. Ким Сокджин, — Юнги чувствует себя так по-дурацки, как будто встает на одно колено, и смеётся от этого. — Ты будешь со мной встречаться? Слова повисают в воздухе и разбиваются с треском, когда Сокджин, чуть печально улыбаясь, говорит: — Нет. — А, — Юнги отпускает его руку, пальцы горят, шея, щеки и уши горят огнём. — Прости, я не подумал, я… Конечно, после всего, что я сделал, это разумно, я… — Ты мне всё ещё очень нравишься, — Сокджин вздыхает так, словно ему очень больно это говорить. — Я очень хочу тебя, — Юнги фыркает смущенно. — Но я не могу. — А, да, я понимаю… — Нет, Юнги, я просто встречаюсь кое с кем. Из Юнги как будто вышибают весь воздух. Очень хочется материться. Хочется ядовито спросить, сразу ли Сокджин нашел другого парня после того, как узнал, что Юнги и Суён не расстались. Хочется сделать назло какую-нибудь мерзость, но Юнги не делает ничего. Он глубоко вдыхает. Выдыхает. — Понятно, — он даже не пытается улыбаться, знает, что так хорошо, как у Сокджина с Суён у него в жизни не получится. — Я не буду говорить, что я за тебя рад. — Ты реально делаешь успехи, — смеётся Сокджин. — Мы можем остаться друзьями. — Нет, — Юнги качает головой. — Я… Мне будет сложно, да и тебе, наверно, тоже. А потом я наделаю каких-нибудь гадостей и всё испорчу. — Ты не хочешь узнать, кто это? — спрашивает Сокджин. — Есть вариант, что я его выслежу и убью, — Юнги ухмыляется как можно более хищно, и Сокджин смеётся. — Так что, наверное, нет. — Тогда это всё? — Сокджин улыбается очень грустно, и Юнги болит в груди. — Ну, видимо да, - ком в горле говорить не помогает, но Юнги очень старается. Они выходят из кофейни вместе, Сокджин дотрагивается до его руки, и Юнги нестерпимо хочется его поцеловать, ну так, в последний раз, как раньше. — Я не буду удалять твой номер, — говорит он вместо этого. — Хотя ты можешь удалить мой, конечно. — Я не буду. — Ну… Тогда пока? — Пока, — Сокджин касается его плеча на секунду, прижимая Юнги к себе. От него пахнет кофе, и чем-то сладким, и ещё каким-то чужим запахом, которого Юнги не знает. — Я буду скучать, — говорит Сокджин тихо, отпуская его, маша на прощание, а потом отворачиваясь резко и быстро уходя. — Я тоже, — тихонько выдыхает Юнги, доставая телефон. «Давай нажремся сегодня», — пишет он Хосоку. «Мы же решили не пить». «Ну хотя бы лапши». «Окей, подваливай к семи». Юнги выдыхает, блокируя телефон и убирая его в карман. Завтра ему на подработку, воздух горячий, пахнет цветами, вокруг лето и у него даже успели немного загореть коленки. Юнги чувствует внутри что-то пустое, как в тот раз, когда на полке внутри его воображаемого шкафа чего-то не хватало. Не хватает всего шкафа, понимает вдруг Юнги. «Купи колы, только из холодильника, и льда, а то жарко, трындец», — квакает ему каток, и Юнги посылает недовольный смайлик в ответ. — Такой момент испортил, — смеётся он тихо, разворачиваясь в сторону, противоположную той, в которую ушёл Сокджин.