Во имя любви

      Они отправляются в путь, когда солнце уже высоко в небе. Геральт привык выезжать с рассветом, но сегодня он дал Лютику столько времени, сколько нужно для того, чтобы парень пришёл в себя.              Бард искренне считает, что ему легче. После секса, а также бесчисленного количества поцелуев и объятий Юлиан больше не чувствует боли и головокружения, а сознание остается практически ясным. Вздувшиеся вены на руке почти не беспокоят, но Лютик все равно решает, что расчесывать их уж точно не следует.              Почти всю следующую неделю они ночуют в лесу, потому что местность в округе не шибко населенная, и им не встречается постоялых дворов. Бард, за некоторыми исключениями, чувствует себя прекрасно, остается таким же веселым и много шутит. Юлиан предпочитает не задумываться о своей скорой участи и просто наслаждаться жизнью и их любовью, пока есть такая возможность.              Геральт уделяет Лютику почти все свое внимание, потому что хочет и потому что это необходимо. В их жизни внезапно появляется много объятий, прикосновений, поцелуев, они даже иногда ходят за руку. Не сказать, что ведьмак является фанатом яркого выражения своих чувств, но он старается научиться, потому что понимает, что сейчас это нужно Юлиану как никогда. Ведь благодаря этому болезнь барда протекает практически бессимптомно.              Единственным, что довольно сильно пугает Геральта, является то, что Лютик очень часто уходит в себя, рассматривая взбухшие вены на руке и, кажется, подмечая малейшие изменения. В такие моменты ведьмак старается отвлекать его, и бард, будто вынырнув из омута своих мыслей, снова начинает о чем-то болтать или рассказывать очередную историю. Мужчине искренне хочется верить, что Юлиан в порядке, но он прекрасно понимает, что это неправда.              Спустя неделю они все-таки добираются до мало-мальски приличного города. Геральт успевает убить двух чудовищ по дороге, поэтому у них есть деньги, чтобы позволить себе приличную комнату. Лютик не может сдержать счастливой улыбки, когда переступает порог и видит по центру комнаты огромную двуспальную кровать.              — Хозяйка странно мне подмигнула и сказала, что кровать скрипеть не должна, — ставит парня в известность Геральт, тем самым заставляя того рассмеяться.              — Кажется, она догадалась, чем мы здесь будем заниматься.              Оставив вещи в комнате, они спускаются на первый этаж постоялого двора, который одновременно оказывается весьма популярным в этом селении трактиром. И если Геральт просто хочет поесть и посидеть в самом дальнем и тёмном углу, то Лютик соскучился по вниманию публики. Поэтому бард быстро закидывает в рот пару кусков мяса, чмокает ведьмака в щеку и уходит покорять сердца зрителей. Мужчина, ожидаемо, за ним не следует, но смотрит за выступлением, почти не отрываясь. Ему нравится, как Юлиан поёт, пусть он и редко говорит об этом вслух. Голос Лютика и его песни так зачаровывают присутствующих, что в трактире даже становится немного тише.              Геральт наблюдает за парнем, допивая свое пиво и улыбаясь уголками губ. Публика в восторге от песен барда, и ведьмак даже замечает, как официантка трактира расстегивает две верхние пуговицы рубашки, выставляя напоказ свое внушительное декольте. Раньше Юлиан, возможно, повёлся бы на это, но не теперь, когда он наконец-то получил то, что по-настоящему хотел. Геральта.              Когда Лютик начинает петь чеканную монету, ведьмак ненадолго отвлекается и поэтому то, что музыка резко прервалась, улавливает не сразу. Когда же до него наконец-то доходит, что в трактире стало слишком тихо, мужчина тут же переводит взгляд на Юлиана.              Парень стоит посреди комнаты и сжимает в руках лютню до побелевших костяшек. Он больше не играет, не поёт, да и вообще не двигается. Взгляд у Лютика настолько растерянный и одновременно напуганный, что Геральт тут же поднимается с лавки, но не решается подойти к нему.              — Прошу прощения… — наконец-то произносит бард, обращаясь к своей аудитории, и его голос надламывается на последнем слове. — Мне нужно… нужно уйти… — бросает он и буквально выбегает из здания.              Ведьмак хватает со стола кошелёк и тут же следует за ним.              — Ох, у него, похоже, случилось что-то плохое… нужно догнать его, — говорит та самая официантка, видимо, обращаясь к своей подруге, когда мужчина проходит мимо.              — Даже не вздумай! — Геральт буквально рычит на нее, заставляя бедную девушку сделать испуганный шаг назад и прижать пустой поднос к груди в защитном жесте. Ведьмаков все еще побаиваются в народе, и именно сейчас мужчине это только на руку.              Геральт выходит на улицу и оглядывается по сторонам, но Лютика нигде не видно. Это плохо. Его нельзя оставлять одного, особенно, в таком состоянии. Ведьмак напрягает зрение, стараясь уловить в темноте малейшие признаки движения, но вокруг все тихо. Если бард и был где-то здесь, то уже ушёл.              Геральт начинает нервничать. Мало того, что все происходящее его вина, так он ещё и Юлиана умудрился потерять. Чего-чего, а любви парня он точно не заслуживает.              Совладав с мимолетной паникой и подавив в себе порывы к самобичеванию, ведьмак закрывает глаза и принюхивается. Он знает запах Лютика, и, возможно, оставшегося в воздухе следа будет достаточно, чтобы Геральт смог понять хотя бы приблизительное направление движения парня.              Ведьмаку требуется всего несколько секунд, чтобы ухватиться за едва уловимый след, и он тут же бросается по нему, надеясь, что тот не рассеется раньше времени. Постоялый двор находится на краю города, поэтому мужчина почти не удивляется, когда выходит в поле.              Геральт находит Юлиана через несколько минут. Тот сидит посреди поля и рыдает, уткнувшись лицом в ладони. Эльфийская лютня, которую парень так любит и с которой практически не расстается, сейчас одиноко лежит на земле недалеко от него.              Бард плачет отчаянно, с надрывом, потому что думает, что его никто не видит, и у Геральта просто сердце разрывается от безысходности. Подумать только, многие считают, что у ведьмаков нет сердца. Тогда что же так сильно болит у него в груди сейчас, когда он видит, как плачет его любимый человек?              — Лютик… — аккуратно, чтобы не напугать, произносит ведьмак, опустившись рядом с ним на одно колено.              Юлиан убирает руки от лица и закусывает губу, прежде чем отвернуться. Он не хотел, чтобы мужчина видел его слезы. Его страх. Его слабость.              — Прошу, не прячься от меня, — говорит Геральт, аккуратно касаясь рукой плеча барда и заставляя снова посмотреть себе в глаза.              Лютик кивает и, продолжая плакать, подается вперед, чтобы обнять ведьмака. Мужчина не знает, что именно произошло, но понимает, что парня нужно утешить. И Геральт сделает все, чтобы облегчить ту боль, которую сейчас испытывает Юлиан.              Проходит несколько минут, прежде чем рыдания затихают, и дыхание Лютика более-менее выравнивается. Ведьмак все это время крепко обнимает его и нежно гладит по голове, не забывая при этом корить себя за все происходящее. Это его вина. Только его.              — Я не могу… не могу вспомнить слова своей собственной песни, — произносит Юлиан, и его голос надламывается прямо посредине фразы. — Все так быстро происходит. Совсем скоро я не смогу вспомнить ни одной баллады. Не смогу больше быть бардом, — шепчет Лютик, цепляясь руками за куртку мужчины. — Мне страшно.              Геральт не знает, что сказать. Правда, не знает, ведь парень не хочет, чтобы он извинялся. Но в сознании ведьмака ничего, кроме непомерной вины за все, через что сейчас приходится проходить Юлиану. Самому светлому человеку, которого мужчина когда-либо знал, выпало самое жестокое наказание. И как после этого можно верить в справедливый мир?              Геральт осторожно берет правую руку Лютика в свою и аккуратно закатывает рукав его рубашки, чтобы ни в коем случае не зацепить взбухшие вены и не причинить парню большей боли. Яд продвинулся дальше и теперь был на полпути к локтю. Вены, казалось, вздулись сильнее и едва заметно пульсировали.              — Ты должен попробовать разлюбить меня, — говорит мужчина, и пусть ему больно от этих слов, это единственный выход.              — Не могу.              — Ты должен хотя бы…              — Я не могу! — Юлиан восклицает это слишком громко и отчаянно. — Не могу и не хочу, понимаешь?! Я люблю тебя, и это меня убивает, но я люблю тебя. Прошу, не проси меня об этом больше. Эти слова причиняют мне боль.              Ведьмак кивает, чувствуя на своих плечах тяжесть целого мира. Он хочет возразить, попытаться донести до Лютика свою точку зрения, но понимает, что у него нет на это права. Парень страдает из-за него, и Геральт должен делать все, чтобы облегчить ему эту боль, а не подливать масло в огонь. Юлиан заслужил, чтобы о нем заботились.              — Хорошо, я больше не буду, — обещает ведьмак. — И у меня есть идея, как помочь тебе с балладами, — добавляет он, и Лютик смотрит на него с толикой надежды во взгляде. — Давай запишем их, чтобы ты мог перечитывать их время от времени. Если они будут записаны на бумаге, то ты не сможешь их забыть окончательно.              — Но я ведь помню не все…              — Я кое-что помню. Надеюсь, этого хватит, — усмехается мужчина, и на лице парня появляется слабая улыбка.              — Спасибо тебе, — искренне говорит Юлиан и снова обнимает его, утыкаясь носом ведьмаку в плечо.              — Я люблю тебя, — отвечает Геральт. Это впервые, когда он признается в своих чувствах вслух, и эти три несчастных слова заставляют сердце ведьмака сжиматься от боли.              Единственный человек, которого он когда-либо любил так сильно и преданно, умирает от этой любви. Ведьмаки должны быть одиноки на своём Пути, и те, кто нарушают это, платят слишком высокую цену. Они теряют своих любимых.