Во имя любви

      Когда Геральт случайно натыкается на Йеннифэр в Аэдирне, он даже не особо удивляется. Кажется, чародейка говорила, что она родом из этих мест или что-то вроде. Он не особо слушал тогда, а потом эта информация и вовсе стала неважной.              — Так что, все так же мотаешься по свету под хвалебные завывания одного весьма безызвестного барда? — усмехается она, скрестив руки на груди. Подкалывать Лютика является одним из любимых занятий Йен, и она хорошо это делает, даже если самого барда нет рядом.              — Не такой уж он и безызвестный, — замечает Геральт с легкой улыбкой на губах, и это, в общем-то, правда. Никому неизвестного барда вряд ли бы пригласили на празднество к королеве Калантэ.              — Ну-ну, — девушка качает головой. — Где он сам, кстати? Только не говори, что у меня за спиной.              Геральт усмехается уголками губ, но ничего не отвечает.              — Чего молчишь?              — Ты же просила не говорить.              — Геральт, я забрал записную книжку. Можем ехать, — говорит Лютик, внезапно появившись из-за спины чародейки. В последнее время парень стал весьма рассеянным, поэтому ведьмаку приходилось следить не только за самим Юлианом, но и за его вещами, так как тот сильно расстраивался, когда что-то терял. Вот и в этот раз он оставил свою записную книжку в трактире, где они недавно обедали, и Лютику пришлось возвращаться за ней, пока Геральт вычесывал уставшей после длинной дороги Плотве гриву.              — Хорошо, давай сюда, — говорит ведьмак, забирая небольшую книжечку у барда из рук и пряча себе в сумку, чтобы парень снова ее где-то ненароком не оставил.              — А со мной не хочешь поздороваться? — интересуется Йеннифэр, делая вид, что она весьма оскорблена тем, что Юлиан уже несколько секунд её игнорирует.              — Ой, прости. Привет, — улыбается ей Лютик, и Геральт чувствует неладное. Неужели парень с ней только что просто… дружелюбно поздоровался?              Чародейка удивленно хмыкает.              — И что, даже не сравнишь меня с чудовищем?              — Нет, а должен? Ты милая, — немного неуверенно произносит бард, шокируя этим Йеннифэр еще больше.              — Раньше тебя это не останавливало, — все-таки замечает девушка, откровенно не понимая, с каких пор Юлиан считает её милой.              — Раньше? Ох, прости, кажется я… кажется, я тебя не помню, — виновато бормочет Лютик, и Йеннифэр моментально меняется в лице.              — Покажи руку! — тут же требует чародейка и, не дождавшись, пока парень сделает это сам, хватает его за руку и закатывает рукав рубашки. Взбухшие вены плотно оплетают его руку, захватывая все предплечье, локоть и слегка заползают на плечо. — Что ты наделал? — приглушенным голосом спрашивает она, оторвав взгляд от руки Юлиана и посмотрев Геральту прямо в глаза.              Ведьмак стойко выдерживает ее взгляд, сжимает челюсти до боли, а затем произносит сквозь зубы:              — Я не знал.              — Что значит, ты не знал?! — Йеннифэр злится, и она не уверена, почему именно, но сейчас не время копаться в себе.              — Я не знал, что он полюбит меня в ответ.              — Ох, ну это все, блять, меняет! Ты идиот, Геральт! Теперь он умирает из-за тебя!              — Я в порядке, — тут же говорит Лютик, раздражённо выдирая руку из захвата Йен и откатывая рубашку обратно. — Я не помню, кто ты, но я не позволю тебе кричать на Геральта. Он в этом не виноват.              — Разве? — чародейка поднимает бровь. — Ведьмаки должны держать свои чувства в узде, потому что они знают, что происходит с людьми, в которых они влюбляются.              — А разве можно сдержать любовь? — спрашивает Юлиан, и Йеннифэр замолкает. Ей, пожалуй, впервые в жизни нечего ему ответить.              — Остановитесь у меня сегодня, — спустя пару секунд тишины говорит чародейка таким тоном, что Геральт не решается с ней спорить.              Дом Йен находится недалеко от центра города и оказывается довольно просторным. Учитывая, что кроме чародейки там никто не живет, большая часть комнат пустует. Убранство помещений можно назвать весьма роскошным, что неудивительно, ведь девушка никогда не славилась особой аскетичностью и любовью к минимализму. Лютик выбирает им с Геральтом спальню из двух свободных и остается весьма доволен. После ночевок в лесу и дешёвых комнат в постоялых дворах, спальня в доме Йеннифэр кажется просто восьмым чудом света.              — Ты хотела поговорить? — аккуратно начинает Юлиан, переступая порог гостиной. Йен кивает и указывает на кресло рядом с ней.              — Хочешь выпить? — интересуется она, когда Лютик садится рядом.              — Нет, спасибо. В голове и так шумит, а от алкоголя будет только хуже, — отвечает парень и переводит взгляд на горящий недалеко от них камин, лишь бы не смотреть прямо на чародейку. — Так зачем ты меня позвала?              — Я должна удостовериться, что ты понимаешь, что происходит и к чему это приведёт, — говорит Йеннифэр, беря бокал вина с кофейного столика. Она не может быть уверена, что Геральт посвятил Юлиана во все подробности, и, если это действительно так, то тогда это придётся сделать ей. Потому что, если не кривить душой, то Лютик в определённом смысле ей даже нравился. Их перепалки и взаимные подколы здорово поднимали чародейке настроение, да и пугать его было весело, а теперь парень её даже не помнит. Его болезнь с каждым днем становится все сильнее.              — Ты о том, что я скоро умру? Геральт сказал об этом, как только я признался ему в любви, — бард как-то грустно усмехается.              — Ты не просто умрешь, Лютик. Твоя память с каждым днем будет становиться все хуже и хуже, пока однажды ты не забудешь, как дышать. Любовь Геральта тебя задушит.              Юлиан заламывает руки и какое-то время молчит. Он догадывался, что все закончится именно так, но у него получалось игнорировать мысли об этом, пока Йен не озвучила его опасения вслух. И теперь ему страшно. Правда, страшно.              — Если хочешь жить, тебе придется разлюбить его.              — Нет, — тут же отвечает Лютик. Ведьмак уже предлагал ему это, и даже несмотря на то, что болезнь прогрессирует, ответ парня не поменялся. Он действительно считает, что не сможет этого сделать, и это не просто красивые слова. Юлиан потратил много времени, представляя, что же такого должен сделать ведьмак, чтобы Лютик разлюбил его, но в голову ничего не приходило, ведь бард продолжает любить Геральта даже сейчас, когда эта любовь его убивает. Что может быть хуже этого?              — Неужели ты не понимаешь? — спрашивает девушка, и она действительно выглядит обеспокоенной. — Ты добровольно выбираешь смерть. Разве твоя жизнь ничего для тебя не значит?              — Ничего, если в ней не будет Геральта.              — Чтобы Геральт был в твоей жизни, тебе не обязательно его любить. Мы расстались с ним давным-давно, но он с упорством в мою жизнь возвращается, — Йеннифэр усмехается.              — Я… — Юлиан взлохмачивает волосы у себя на голове. В висках начинает нестерпимо ныть, а сознание медленно мутнеет. С каждой секундой думать становится все труднее. — Я не могу перестать любить его. Я хочу его любить, Йен. Даже если так. Даже если это причиняет боль. Даже если это убивает меня.              — Ты действительно его любишь… — задумчиво тянет Йен, делая глоток из своего бокала.              — Мне казалось, это очевидно, — усмехается Лютик, еле заметным кивком головы указывая на свою руку.              — Любить можно по-разному. Ты готов умереть ради этих чувств, а я готова не была.              — О чем ты? — немного удивленно спрашивает парень. В нормальном состоянии он, скорее всего, смог бы сложить дважды два, но его голова сейчас болит чересчур сильно, чтобы он мог нормально соображать.              Йеннифэр переводит взгляд на Юлиана, а затем улыбается уголками губ и закатывает рукав на правой руке. Половину её предплечья, начиная от запястья, занимают посветлевшие со временем рубцы, что максимально четко совпадают с расположением вен у нее на руке.              — Я не смогла вспомнить рецепт зелья, которое я готовила едва ли не каждый день на протяжении многих лет. Это настолько напугало меня, что я порвала с Геральтом почти сразу же. А еще спустя пару дней болезнь оставила меня, — промолвила девушка, наблюдая за тем, как Лютик с интересом рассматривает шрамы на её руке.              — У тебя все-таки получилось разлюбить его…              — Страх смерти пересилил мою любовь к нему. И только благодаря этому я все еще жива, — чародейка откатывает рукав обратно, пряча свои шрамы от лишних глаз.              Парень кивает, но как-то заторможено, и Йен чувствует неладное.              — Ты в порядке? — слегка обеспокоенно спрашивает она.              — Я… ох… — бормочет Юлиан, хватаясь руками за голову. В этот раз ему становится хуже слишком стремительно. Раньше проходило несколько часов от первых дискомфортных симптомов, прежде чем Лютику становилось совсем плохо. Сейчас — едва ли полчаса. — Ты можешь… можешь позвать Геральта? Пожалуйста… — просит Лютик, и он хотел бы скрыть мольбу в своем голосе, да только у него не выходит.              — Да, сейчас, — отвечает чародейка и исчезает из поля зрения барда.              Парень громко выдыхает и пытается сосредоточиться на каком-то конкретном предмете, но взгляд все время проскальзывает мимо и отказывается фокусироваться. В голове шумит, думать сложно, а вены на руке вдруг начали нестерпимо ныть. Юлиан пытается почесать руку через рубашку, но это лишь причиняет новую боль, поэтому он быстро оставляет попытки.              Это состояние схоже с агонией. Лютик пытается закрыть глаза, но в темноте шум в ушах только усиливается, и поэтому парень снова их открывает. Он не знает, сколько прошло времени. Кажется, что вечность. На деле — едва ли пять минут. Бард обнимает себя руками, мимолетно радуясь, что тело все еще слушается его. Ему больно. Так больно.              — Тише, Лютик, я здесь. Я рядом, — Геральт внезапно оказывается перед ним, касается его руками, и Юлиан чувствует, как боль лишь немного, но все же притупляется.              — Мне больно… — бормочет Лютик, цепляясь руками за рубашку мужчины.              — Я знаю… знаю, — отвечает Геральт, стирая руками слезы со щек парня. Юлиан и не заметил, как начал плакать. Слезы, похоже, бессознательная реакция его организма на боль, и когда становится совсем плохо, у барда не получается их сдерживать. — Сейчас станет легче, — обещает ведьмак, но он не может этого знать. Скорее, он просто хочет успокоить Лютика, чтобы тот не нервничал и не ухудшал этим свое состояние.              Геральт целует ему руки, гладит по плечам и, в целом, делает все, чтобы хоть как-то облегчить боль. Йеннифэр не может на это смотреть. Правда, не может. Она никогда не считала себя сентиментальной, но наблюдать за ними сейчас — это выше её сил. Больно смотреть, как Лютик отчаянно цепляется за мужчину, чувствуя, что его сознание больше ему не принадлежит, и как ведьмак всеми силами старается облегчить барду страдания, но практически ничем не может помочь. Все так неправильно. Неужели любовь стоит того, чтобы так страдали они оба?              — Выпей, пожалуйста, — просит Йен, протягивая парню небольшую баночку с мутной зеленоватой жидкостью. — Должно помочь.              Юлиан кивает, но ничего не делает, потому что в таком состоянии понять, что именно от него хотят, практически невозможно. Тогда Геральт берет дело в свои руки, забирает у чародейки колбочку и медленно поит его. Лютик выпивает все до последней капли, продолжая держаться за ведьмака руками и словно боясь отпустить даже на секунду.              Проходит совсем немного времени, прежде чем бард чувствует, что боль становится все слабее и слабее. Парня начинает клонить в сон, и Геральт это замечает.              — Иди сюда, милый. Я отнесу тебя в кровать, — говорит мужчина, прежде чем поднять Юлиана на руки так, будто он самое ценное сокровище на свете.              Йеннифэр открывает им двери, и они вместе с ведьмаком относят Лютика в спальню. Парень уже спит, когда его голова касается подушки, поэтому Геральт максимально аккуратно стаскивает с него обувь и укрывает одеялом. Прежде чем отстраниться, ведьмак нежно целует Юлиана в лоб, убирает слегка взмокшие волосы с лица парня и шепчет что-то почти неуловимое. После этого они с Йен настолько тихо, насколько это возможно, покидают комнату.              — Тебе надо выпить, — резюмирует чародейка, окинув мужчину взглядом. Да, Геральт всю жизнь был скуп на эмоции, но сейчас весь груз вины, что лежит на плечах ведьмака, можно было увидеть невооружённым взглядом, поэтому девушка чувствует себя обязанной хоть как-то помочь.              — Обойдусь.              — Это был не вопрос.              Они возвращаются в гостиную, и Йеннифэр протягивает ему полный бокал вина. Геральт колеблется пару секунд, но всё же берет его.              — Ему слишком быстро становится хуже, — все-таки произносит ведьмак спустя пару минут тишины. — Быстрее, чем… — начинает мужчина, но прерывается.              — Быстрее, чем было со мной, — заканчивает мысль Йен, усмехнувшись уголками губ.              — Да.              — В этом нет ничего странного. Ты любишь его намного сильнее, чем когда-либо любил меня, — произносит чародейка, делая глоток из своего бокала. — И он любит тебя сильнее, чем я когда-либо любила тебя.              — Ты можешь ему помочь?              Девушка качает головой.              — Мне жаль.              Геральт хмыкает и ставит бокал вина на кофейный столик. Он и не рассчитывал на другой ответ.              — Ясно.              — Единственное, что я могу, это дать вам то зелье, которое Лютик выпил сегодня. Его нельзя использовать слишком часто, поэтому лучше пить его только в том случае, когда ничто другое не помогает. Или когда Лютик испытывает боль сильнее, чем обычный человек объективно может вынести.              — Спасибо, — произносит ведьмак, а затем прячет лицо в ладонях и несколько секунд молчит. — Я отвезу его в Каэр Морхен, — все-таки говорит он. — Возможно… возможно, Весемир сможет что-то сделать. Хоть как-то помочь. Черт, Йен, я не могу потерять его. Только не его. Разве я прошу многого?              — Если не хочешь потерять его, Геральт, ты должен заставить Лютика разлюбить тебя. Я знаю, это несправедливо, и мне жаль, но нет другого решения.              — Как мне это сделать, Йен? Как? Я, правда, не знаю.              Чародейка качает головой и, вздохнув, допивает бокал вина залпом.              — Ты должен сделать то, что Лютик тебе никогда не простит. Ты потеряешь его как возлюбленного и как друга, но он будет жить дальше. Ты готов пойти на это?              Геральт поднимает взгляд и смотрит Йеннифэр прямо в глаза.              — Да, я готов.