Во имя любви

      Ламберт шёл по коридору, не совсем понимая, куда именно он идёт, но ему точно нужно было пройтись. Ведьмак не мог чётко ответить, кто конкретно испортил ему настроение с самого утра, но факт остаётся фактом — он был раздражен. Ко всему прочему добавилось еще и то, что Геральт, который приехал прошлой ночью, не удосужился перекинуться со своим другом даже парой слов, а лишь поздоровался и сразу же закрылся в лаборатории вместе с Весемиром. Ламберт не особо понял, что конкретно они обсуждали, но ему было обидно (пусть он никогда этого и не признает), что его не позвали с собой и вообще так пренебрежительно отнеслись к его персоне. В общем, мужчина был явно не в духе.              Парня, стоящего у окна в одном из коридоров, ведьмак замечает не сразу, да и как-то не придаёт этому особого внимания, поэтому, когда к нему обращаются, Ламберт бросает лишь короткое «Отъебись» и поворачивает в соседний коридор.              — Ох, ладно… — раздаётся ему вслед, и голос звучит ну уж слишком расстроено, поэтому ведьмак невольно останавливается. Думает, еще раз думает и медленно возвращается назад.              Парня, который уже успел снова отвернуться к окну, мужчина не узнает, хотя может поклясться, что знает всех, кто может находиться в Каэр Морхене хотя бы в лицо.              — Ты кто такой? — довольно громко и, возможно, слегка недружелюбно спрашивает Ламберт, заставляя парня вздрогнуть и обернуться.              — Я… я с Геральтом приехал. Меня Лютиком зовут, — осторожно представляется бард.              — Как цветок, что ли? — усмехается ведьмак, видимо, перестав считать Юлиана потенциальной угрозой.              Губы Лютика дергаются в чем-то наподобие улыбки.              — Да, как цветок, — бард слегка неуверенно чешет запястье. — Так ты поможешь мне?              — Что случилось?              — Никогда не думал, что скажу это, но я заблудился. Поможешь найти Геральта?              — Как ты заблудиться умудрился? — интересуется Ламберт, жестом указывая следовать за ним. Он не совсем понимает, почему помогает, но парень кажется действительно потерянным и сбитым с толку, и мужчина чисто по-человечески не может это проигнорировать.              — Ну… — неуверенно тянет Юлиан, снова расчесывая запястье, что не укрывается от внимательного взгляда ведьмака. — Я в последнее время не очень хорошо запоминаю направления. Поэтому Геральт и просил меня оставаться в комнате.              — Так почему ушёл? Решил взбунтоваться? — мужчина усмехается.              — Не знаю. Я не помню, как оказался в коридоре.              Ламберт останавливается настолько резко, что Лютик в него буквально врезается. Пазл в голове ведьмака складывается непозволительно быстро, но, видит бог, в этот раз он хочет быть неправым.              — Что ты сказал? — переспрашивает мужчина, и бард шумно сглатывает. Не то чтобы он боялся, но вдруг он действительно сказал что-то не то и внезапно забыл об этом? Провалы в памяти прямо во время разговора у него уже бывали.              — Эм… что я не помню, как оказался в коридоре, — парень снова чешет запястье. В последнее время он все время так делает, особенно, когда нервничает.              Ламберт медленно оборачивается и смотрит Юлиану прямо в глаза.              — Покажи руку, — просит ведьмак, и, судя по голосу, мужчина действительно просит, а не приказывает.              — Почему вы все так быстро догадываетесь, — бурчит Лютик и, к удивлению и небольшому ужасу Ламберта не закатывает рукав, как ожидал мужчина, а оттягивает ворот рубахи, которая парню, без сомнения, велика и, скорее всего, принадлежит Геральту. Взбухшие вены плотно оплетают руку барда, почти полностью охватывая плечо и направляясь прямиком к сердцу. — Все не так плохо, как выглядит, — добавляет Юлиан, будто оправдываясь. Он не хочет думать, что у него осталось совсем мало времени, поэтому предпочитает игнорировать проблему настолько долго, насколько это возможно.              — Все еще хуже, — добавляет Ламберт и будто неосознанно руки к Лютику протягивает, но тут же отдергивает их обратно. Проявлять жалость и сочувствие не в его правилах, так почему же этот парень стал исключением всего после пары минут их знакомства?              — Я в порядке, — как-то слишком обыденно отвечает парень, поправляя рубаху и таким образом пряча взбухшие вены от глаз ведьмака. Потому что да, возможно, ему некомфортно, что, как только люди узнают о его болезни, все разговоры сводятся к этому. Юлиану это не нравится. Он ведь довольно начитанный и интересный собеседник… по крайней мере, таким он был раньше, и говорить постоянно только о своей болезни кажется ему оскорбительным.              Ламберт переводит взгляд на пол и как-то неоднозначно качает головой. Теперь ясно, почему Геральт и Весемир закрылись в лаборатории, но от этого почему-то не легче. Ведьмак никогда не видел, чтобы яд добирался так далеко и не собирался останавливаться. Мужчине искренне жаль Лютика, который, похоже, не осознает, на что идёт.              — Я знаю, на что иду, — произносит вдруг парень, заставив мужчину вынырнуть из своих мыслей и снова взглянуть на него.              — Я сказал об этом вслух?              — Нет, — Юлиан усмехается. — Просто все вокруг думают, что я жутко импульсивен или не понимаю рисков. Никому почему-то не приходит в голову, что это мой осознанный выбор.              — Как смерть может быть осознанным выбором?              — Я не выбирал смерть. Я выбрал любовь. Смерть — лишь побочный эффект.              Ламберт тяжело вздыхает. Влюбленный идиот.              — А вот в этот раз ты вслух сказал, — замечает Лютик.              — И только попробуй сказать, что я не прав, — ведьмак усмехается. — Пойдем, отведу тебя к Геральту.              Они доходят к лаборатории, но там внезапно никого не оказывается. Ламберт оглядывается по сторонам, но в Каэр Морхене довольно легко потерять двоих, пусть даже и взрослых ведьмаков, поэтому мужчина заранее заключает, что поиски бессмысленны.              — Ты голоден? — интересуется Ламберт, когда понимает, что план отвести Лютика к Геральту не увенчался успехом. Парня стоило чем-то занять и не выпускать из виду, пока его суженый не объявится, потому что болезнь уже стала настолько серьезной, что Юлиана просто опасно отпускать куда-то одного. Каэр Морхен — не то место, где можно бесцельно и безопасно бродить. Вот буквально пару лет назад отвалилась часть северной башни, причем так масштабно и с таким грохотом, что подняла на уши всю крепость, а двоих учеников даже чуть не погребло под завалами.              В общем, Ламберт за Лютика теперь какую-никакую ответственность чувствовал: раз уже предложил помощь, значит, за состояние парня отвечает головой. Ведьмак, на самом-то деле, особо никогда и ни за кого не нес ответственность, но надеялся, что это будет не так сложно, как кажется на первый взгляд.              — Эм… не знаю, — Юлиан неопределенно пожимает плечами. — Я, если честно, не помню даже, позавтракал я или нет.              — Тогда самое время, — заключает Ламберт, и ведет Лютика в комнату, которую однажды громогласно нарекли кухней. Ведьмак был уверен, что с утра кто-то пожарил мясо и хоть что-то да должно было остаться. Естественно, в замке, полном ведьмаков-подростков, еда надолго не задерживается, но Весемир не позволил бы своим ученикам голодать, поэтому Ламберт планировал найти на кухне хоть что-то, похожее на еду.              — Спасибо, — благодарно улыбается Юлиан, когда ведьмак ставит перед ним тарелку.              — Все, что нашёл, — усмехается мужчина, садится за стол напротив Лютика и делает глоток пива из своей кружки.              — Эм, я… — начинает Юлиан, но прерывается и серьёзно о чем-то задумывается на пару секунд. — Я, кажется, забыл, как тебя зовут, — все-таки смущенно говорит Лютик, откусывая кусок жареной баранины.              — Не переживай, я не представился. Меня зовут Ламберт.              — Хорошо, я запомню, — парень улыбается. — Точнее, постараюсь. Надеюсь, ты не против, если я буду иногда переспрашивать. Я плохо запоминаю новые имена.              — Сколько угодно, — ведьмак пожимает плечами. — Как себя чувствуешь? — интересуется мужчина, пару минут молча понаблюдав за тем, как Юлиан ест.              — Ты теперь тоже будешь спрашивать? — отвечает вопросом на вопрос Лютик, и Ламберт не совсем улавливает смысл.              — О чем?              — О моем самочувствии. Все так постоянно делают, когда узнают, что я болен.              — Если не хочешь, я не буду спрашивать.              Парень пожимает плечами.              — Я не знаю. Когда мне станет хуже, ты заметишь. Я начну тормозить, сильно расчесывать запястье, а, когда станет совсем плохо, перестану ориентироваться в пространстве.              — Зачем ты мне это рассказываешь?              — Ну… если мы не найдём Геральта к вечеру, я именно так и буду себя чувствовать, так что… чтобы ты был в курсе, — с совершенно невозмутимым видом сообщает Юлиан, будто для него это что-то обыденное, и продолжает есть баранину. Рубаха Геральта случайно соскальзывает с левого плеча Лютика. Он тут же ее поправляет, но Ламберт успевает заметить несколько бинтов, что плотно стягивают его плечо.              — Что с рукой? — интересуется ведьмак, предпочитая таким образом увести тему от болезни Юлиана. Очевидно, что бинты на левой руке никак не связаны со взбухшими венами на правой.              — Ох, это… — Лютик как-то неопределенно отмахивается. — Я не помню. Я спрашивал у Геральта пару раз, но он не хочет говорить. Наверное, произошло что-то плохое.              — И ты не хочешь узнать, что все-таки случилось? — удивляется Ламберт. Он бы, наверное, хотел знать.              — Сначала хотел, потом понял, что мне это не нужно. Я все равно скоро забуду, даже если Геральт расскажет. А так ему спокойнее, что он смог уберечь меня хоть от чего-то плохого.              Ведьмак хмыкает, но ничего не отвечает и где-то в глубине души надеется, что Весемир придумает, как спасти этому милому парню жизнь. Ламберт не знает, каким человеком Юлиан был до того, как заболел, но даже сейчас мужчина видит, что такой открытый, добрый и ужасно влюблённый парень не заслуживает смерти. Это просто неправильно.              — Я ничего не могу сделать, мне жаль, — произносит Весемир, и Геральт сжимает челюсти до боли, отведя взгляд к окну. Он знал, что ответ будет таким, но ведьмак не переставал верить, что произойдёт хоть какое-то чудо. Похоже, что нет. — Геральт… — начинает старый ведьмак и протягивает руку к своему бывшему ученику, чтобы хоть как-то подбодрить его, но Геральт дергает плечом, уходя от прикосновения.              — Неужели совсем ничего? — ведьмак не узнает своего голоса, но задать вопрос кажется необходимым. Вдруг они что-то упускают.              Весемир качает головой. Он никогда еще не встречал человека на такой стадии болезни: все обычно сдавались раньше. Пытались разлюбить, обрывали все связи, подводили любимых и с горем пополам все-таки выживали, но Лютик… Лютик нет. По словам Геральта, парень будто даже и не испугался своей участи, когда узнал о ней, хотя Весемир почти уверен в том, что разного рода люди уже описали все, что с ним произойдет, настолько детально, насколько это вообще возможно.              Старый ведьмак тяжело вздыхает и все-таки спрашивает:              — Есть что-то, что ты можешь сделать, и чего Лютик тебе никогда не простит? — мужчина знает, что единственный выход спасти парня — это заставить его разлюбить Геральта. Все ведьмаки прибегали к такому способу испокон веков, и Весемир не представляет, что еще он может посоветовать, кроме этого.              Старый ведьмак не отрицает, что, может быть, какой-то другой путь избавления от этого недуга все-таки есть, но информация о нем, вероятно, затерялась в анналах истории и больше недоступна никому из ныне живущих. Никто ведь на самом деле не знает, кто и зачем наложил на ведьмаков это страшное проклятье. Если отправиться по стопам их истории, заглянуть в самые темные дебри и откопать уже сотни лет гниющие в полуразрушенных крепостях летописи, то, возможно, ответ будет найден. Но на это уйдут годы, если не десятилетия, а у них нет такой привилегии, как время.              В ответ на вопрос Геральт тяжело вздыхает и пару секунд молчит.              — Я думал, что Лютик не сможет простить измену, поэтому… — все-таки говорит он, и Весемир видит, что каждое слово будто причиняет его бывшему ученику ужасную боль. — Поэтому я притворился, что собираюсь переспать с другой девушкой. Меня не было около часа, а когда я вернулся… когда я вернулся в нашу комнату, я нашёл Лютика на полу… в луже собственной крови. И теперь я… я вижу его, лежащим на том полу, каждый раз, когда закрываю глаза. Опоздай я всего на пару минут, и он мог бы быть уже мертв.              — Он… он пытался покончить с собой? — переспрашивает Весемир, потому что это не укладывается у него в голове. Он не особо знаком с Лютиком — пятиминутного разговора с утра пораньше вряд ли хватит, чтобы досконально узнать его — но парень не производил впечатления человека, который способен на такие глупые и необдуманные поступки. На глупую и необдуманную любовь — да, но это…              Геральт качает головой.              — Нет. У него случился приступ, пока меня не было рядом, и он так пытался справиться с болью. Просто… перестарался. Я должен был быть с ним, чтобы предотвратить все это, но… но меня не было.              — Это не твоя вина, ты же понимаешь?              — Что это тогда, Весемир, раз не моя вина? — отвечает вопросом на вопрос мужчина, начиная идти в сторону спальни, где он с утра оставил Юлиана. Старый ведьмак следует за ним. — Лютик не знал, что его ждёт, если он влюбится в меня. А я знал. Знал, но все равно позволил этим чувствам разрастись. И теперь он умирает.              — Возможно… возможно, есть решение, — внезапно говорит Весемир после нескольких минут тишины и тем самым заставляет Геральта резко остановиться. — Я не уверен, сработает ли, но…              — Что «но»? — в нетерпении спрашивает ведьмак, ощущая в глубине души отголоски надежды.              — Ты говорил, что с каждым днем он все больше забывает. Болезнь может уйти, если он забудет тебя.              — Забудет меня? Я почти всегда рядом с ним, разве это возможно?              — Тебе придется оставить его здесь и уехать. Тогда есть шанс, что болезнь сотрёт тебя из его памяти и таким образом получится обмануть проклятье. Можешь положиться на меня. Я присмотрю за ним, обещаю.              Геральт молчит несколько секунд, обдумывая слова своего бывшего наставника, а затем отрицательно качает головой и говорит:              — Я не могу пойти на это.              — То есть?              — Если меня нет рядом, Лютику становится хуже. Настолько хуже, что в прошлый раз он исполосовал себе плечо ножом до такой степени, что некоторые раны все еще кровят. Я не могу обречь его на эту агонию.              — Но ведь есть шанс, что он забудет тебя.              — Ты правда веришь, что проклятье ему позволит? Я не хочу, чтобы он умер в агонии, не имея возможности хотя бы минимально облегчить боль. Я не брошу его, Весемир, только не сейчас. Я ему нужен, — говорит Геральт и начинает снова идти в сторону спальни, но внезапно останавливается и прислушивается. До слуха мужчины доносятся голоса и смех одного парня, который он узнает из тысячи.              — О, здравствуй, Геральт! — восклицает Ламберт, потому что он сидит лицом к двери и первым замечает появление мужчины. — Я тут нашёл кое-кого.              Лютик оборачивается, когда Геральт подходит ближе, и улыбается ему, так радостно и открыто, что мужчине становится практически больно.              — Я соскучился, — тянет парень, походя этим на маленького ребёнка, но такое поведение ожидаемо для его болезни.              — Я тоже, — ведьмак улыбается в ответ и присаживается на лавку рядом с Юлианом. — Как ты здесь оказался?              — Ну… я потерялся в замке, и Ламберт мне помог. Он меня покормил, — Лютик кивает на пустую тарелку перед собой.              — Спасибо, — произносит Геральт, переведя взгляд на друга. Ламберт кивает в ответ и усмехается уголками губ. Даже язвить не хочется, как он обычно это делает. Ситуация не располагает.              — А ты поговорил с Весемиром? — без какой-либо задней мысли спрашивает парень, похоже, просто интересуясь. — Что-нибудь придумали?              Геральт ничего не отвечает. Не может выдавить из себя ни одного несчастного слова, поэтому просто подается вперед и обнимает Юлиана. Крепко-крепко, утыкаясь носом ему в макушку и чувствуя, как к глазам подступают слезы. Он ничего не может сделать. Ничего.              Лютик жмурится, чувствуя, как еле заметная головная боль на периферии сознания исчезает совсем, и улыбается, обхватывая руками Геральта за талию. Парню нравится обниматься, поэтому он просто наслаждается происходящим. Раньше Юлиану было бы некомфортно от всей этой ситуации, он бы заметил внутренне состояние своего любимого ведьмака и начал бы переживать, но сейчас болезнь не позволяет ему этого сделать, и мужчина не может его в этом винить. Наоборот, Геральту даже проще, что Лютик не замечает его внутренних метаний и не расстраивается почем зря. Последние свои дни парень должен провести, окружённый любовью и заботой, а не в постоянных страхах и переживаниях.              Геральт гладит Юлиана по спине и даже дышит будто через раз, чувствуя, как по щекам текут слезы, которые просто невозможно больше сдерживать. Впервые в жизни ведьмак плачет от безысходности, понимая, что в данной ситуации он абсолютно бессилен и никак не может помочь.              Ламберт впервые видит Геральта таким, но будто чувствует ту безысходность, что оплетает лёгкие и мешает дышать. Ведьмак переводит взгляд на Весемира, что остановился в дверном проеме, и тот еле заметно машет головой. Он ничего не может сделать. Они бессильны.              Лютик обречен.