Преподаватель

Видимо, Тэхён реально задремал, потому что когда в динамиках прорезался голос машиниста, он скорее проснулся, чем очнулся. — Уважаемые пассажиры, наш состав будет отправлен через несколько минут. Соблюдайте спокойствие, держитесь за поручни. Над головой мигнули лампы дневного освещения и усиленно завыл кондиционер. Тэхён отлепился от Чонгука как раз за мгновение до того, как освещение врубилось на полную мощность, и заморгал. Глаза начали слезиться от яркого света после длительного пребывания в темноте. Чонгук, который тоже щурился болезненно, выглядел утомлённым, помятым, распаренным и таким домашним, что Тэхёну пришлось подключать силу воли, чтобы удержать себя и не потрепать его по щеке. Только через секунду Тэхён сообразил, что выглядит не лучше, поскольку фактически спал у Чонгука на груди, а это само по себе охуический разврат, и думать надо не о няшности момента, а о том, как бы этот самый момент замять без вреда для репутации. Но давайте признаем, спать на груди Чонгука и в его объятиях, стоя в тёмном, душном, переполненном вагоне метро, оказалось лучше, чем иногда бывало на некоторых перинах и под шёлковыми простынями. Да, окей. Ты грёбаный стареющий извращенец. Давай, признай и это тоже... Тэхён искоса посмотрел на Чонгука. Тот суетился, поднимая и расправляя их вещи, и в глаза Тэхёну не смотрел. На щеках его играл заметный румянец. Тэхён был далёк от того, чтобы однозначно списать это на жару в вагоне. Поезд качнулся. Машинист бодро объявил, что состав отправляется, и Чонгук поспешно распрямился, пытаясь дотянуться до ближайшего поручня на случай, если сильно тряхнёт. Но они стояли как раз в таком месте, где поручней не было — в центре площадки между правыми и левыми дверями. — Давай образуем устойчивую замкнутую систему, — сказал Тэхён, поспешно расставляя ноги пошире для равновесия, и схватил Чонгука за предплечье. Чонгук обернулся к нему в тот момент, когда состав тронулся. — На этот раз ты держись за меня, — сказал Тэхён. Чонгук перехватил его руку. Они были совсем рядом со станцией: поезд не успел ещё набрать высокую скорость, как начал притормаживать. — Выходим, — скомандовал Тэхён. Прозвучало это далеко не так бодро, как он надеялся. Замученно прозвучало. — Пробивай дорогу, если надо, а я за тобой. Чонгук был ближе к дверям, которые должны были открыться, поэтому он работал как таран. Ну то есть работал бы. На самом деле покинуть состав пожелала едва ли не треть пассажиров, и потеряться в потоке сейчас стало куда легче, чем остаться зажатым в вагоне. В этой толкучке Чонгук продолжал сжимать его руку и даже оборачиваться, проверяя, где Тэхён. На платформе яблоку негде было упасть, и стояла нереальная духота. Чонгук притянул Тэхёна к себе и буквально прокричал в ухо (вокруг было очень шумно): — Хён, я думал нам с вами тут где-нибудь посидеть, но смотрите, что творится. Может быть поднимемся в город? Тэхён быстро оценил обстановку. — Тут не сильно лучше, чем в вагоне, — сказал он. — Давай действительно наверх. Чонгук огляделся. Невдалеке стоял информационный стенд. Чонгук приподнялся на цыпочках, изучая, и повернулся к Тэхёну. — Тут рядом какой-то парк, а если на другую сторону, здоровый торговый комплекс. Вам как? — Гукки, мне бы на лавочку присесть и немного подышать, — сказал Тэхён измученно. Эйфория от того, что они выбрались из плена, сошла на нет. Ещё не выбрались. — Тогда в парк. Обопритесь о мою руку. Они встроились в поток, который катил к эскалаторам, некоторое время двигались в нём, потом свернули в боковой проход, куда шло гораздо меньше народу, и вскоре вокруг стало почти совсем свободно. И заметно похолодало. — Хён, вам надо одеться, — сказал Чонгук. — Давайте остановимся. Я вам помогу. Тэхён посмотрел на него. — Гордыня требует смерить тебя презрительным взглядом и заявить, что "не держи меня за смертельно больного немощного старикашку, сопляк", но пошла она в жопу, эта гордыня. Мой внутренний мир со всеми его установками развалило к херам. Так что да, помоги мне одеться и дотащи как-нибудь до ближайшей лавочки. Заранее благодарю. Они отошли ближе к стене и остановились. Чонгук передал Тэхёну сперва пиджак, а затем и пальто. Пока Тэхён держал рюкзак Чонгука, тот надел свою куртку. Когда они вышли из перехода, оказалось, что они буквально стоят на дорожке парка, и Тэхён заозирался, пытаясь сориентироваться. — Вон скамейка, за тем деревом. Пойдёмте, — сказал Чонгук, указывая рукой на старую деревянную скамью, сильно побитую временем и непогодой. Когда они уселись, Тэхён блаженно откинулся на спинку и вытянул перед собой ноги. — Дам тебе совет, парень. Без морализаторства, чисто по дружбе. Никогда не пей у Кима Намджуна виски после белого полусухого. Это подорвёт твоё здоровье на хуй. Хотя я, как препод, не должен тебе описывать ситуацию в таких выражениях, но ты вроде как неровно ко мне дышишь, так что ну его, и так прокатит. — Вроде если градус не понижать... — Это да. Но я тебе что говорю — у Кима Намджуна! Он, по-моему, что-то туда намешивает. Чисто поднятия философского духа для. — Господин Ким, который Намджун, у нас ведёт философию. Приятный человек, — сказал Чонгук, тоже откидываясь на спинку скамьи. — Но-но, — сказал Тэхён шутливо. — Ты выбирай — или я, или другие мужики. Я "одним из" быть не собираюсь. Чонгук отвернулся. — Не волнуйтесь, — сказал он в сторону. — Вы такой один, других не будет. — Приятно слышать, — сказал Тэхён и покосился на Чонгука. Он заметил, как у Чонгука округлилась щека. Парень улыбался. Впрочем, обратно он обернулся со вполне будничным выражением на лице. — Я так понимаю, лекция сегодня не состоится, — сказал он. Кстати об этом. Тэхён встрепенулся, вытащил телефон и посмотрел на время. — Теоретически начнётся через пятнадцать минут. Но не начнётся. Надо кинуть мессагу в деканат, что я тут конкретно встрял и вообще не в состоянии, — сказал Тэхён и открыл мессенджер. Через десять минут вопросы были улажены. В метро был масштабный обрыв электропроводки из-за нарушения хода инженерных работ, поезда стояли на трёх линиях, из которых заработала (и то с перебоями) к этому моменту только одна, как раз та, по которой ехали они с Чонгуком. До универа не добралось много студентов и кое-кто из преподавательского состава. Тэхён не стал изображать, что всё ещё торчит в подземке, а вот что ему конкретно так нехорошо после неё, сообщил прямым текстом. Из деканата ответили: господин Ким, поберегите здоровье, раньше завтрашнего утра вас не ожидаем. После этого стоило разобраться со студентами. Тэхён зашёл на сайт универа в личный кабинет, подгрузил материалы сегодняшних занятий в соответствующие группы (хорошо, когда ты методичный человек и у тебя всё готово для всех курсов, программ и уровней интеллекта), оставил сообщение для страждущих, что это в связи с непредвиденными обстоятельствами, контрольное тестирование тоже будет непредвиденным и обстоятельным — и вырубил связь с чувством выполненного долга. — Сто лет не прогуливал школу, — сказал он довольным голосом и блаженно улыбнулся. Чонгук, который всё это время тыкался в собственном телефоне, вдруг тихонько взвыл. — Что? — спросил Тэхён. — Это что, всё вызубрить до четверга? — проскулил Чонгук, поворачивая экран, чтобы Тэхён посмотрел. Тэхён посмотрел. — Ну да. Я вам всегда такой объём даю на лекции. — Бли-и-ин, это никогда не выглядит таким пиздецом, когда вы сами это рассказываете, — заныл Чонгук. — Скажи просто, что когда я там распинаюсь перед аудиторией, это несколько притупляет боль от услышанного. Чонгук глянул на Тэхёна коротко и порозовел ушами. — Точно, — констатировал Тэхён. — Слушай, надо хоть водички глотнуть. В горле пересохло. — Тут напротив издательство, — сказал Чонгук и указал пальцем через дорогу. За деревьями на той стороне виднелось длинное серое здание с большими окнами. — Я там бывал. Там на первом этаже есть мини-маркет и несколько кафе. Если хотите, давайте зайдём. Или... — тут он заметно смутился, — у меня есть бутылка воды. Только она начатая. Тэхён воззрился на него. — Непрямой поцелуй? — спросил он, приподняв левую бровь. Чонгук порозовел не только ушами, но щеками, лбом, подбородком и шеей. Повисла пауза. — Давай, — сказал Тэхён, не спуская с него глаз, и протянул руку жестом, не терпящим возражений. Чонгук копался в своём полупустом рюкзаке так долго, что Тэхён понял — он пытается скрыть волнение. Когда Чонгук наконец передал бутылку, Тэхён заметил, что его рука чуть заметно дрожит. Тэхён взял бутылку, сел прямо, отвернувшись от Чонгука, отвинтил крышку, намертво задавил в себе малейшую мысль про то, как губы Чонгука прикасались к горлышку, поднёс бутылку ко рту и сделал приличный глоток. Вода как вода. И от того, что Чонгук ранее пил из этой же бутылки, ничего не меняется в окружающем мире. Кроме разве что подозрительного холодка у тебя в животе, да? Поцеловался с мальчиком, да, Тэтэ? Понравилась идея, да? ДА??? Козёл стареющий... — Гукки, у тебя девушка есть? — Была. — Расстались? — Типа того. Тэхён посмотрел на открытую бутылку в своей руке. Снова поднёс ко рту и снова сделал глоток. Закрутил крышку. — А чего так? Чонгук неопределённо пожал плечами. Скорее даже нервно. — Я собрался уезжать сюда, в столицу, чтобы поступать в универ, — сказал он. — Сообщил ей, что уеду. Она сказала, что ладно, удачи. Улыбнулась на прощание, пожала руку и поцеловала в щёчку. И не пришла проводить. Мы даже вроде бы не расставались. Просто больше она не моя девушка. — И долго у вас было? — Пять лет. — Сколько?! Пять?! И так расстались? А у вас с ней вообще что-нибудь?.. Чонгук кивнул. — Если вам подробности, то вполне регулярно. Не каждый день, но... Иногда она хотела, иногда я предлагал. Я не думаю, что это из-за постели, — он снова отвернулся. — Я вообще не знаю, что думать после такого. — Может, у неё кто-то был? — спросил Тэхён. Женщины. Там может быть что угодно. — Я не знаю, — сказал Чонгук, всё так же не поворачивая головы. — И больше ты ни с кем не встречался? — Нет. До неё у меня никого не было. Мы стали встречаться, когда мне было пятнадцать. Я ей не изменял. Расстались, получается, этим летом. Сперва я был занят переездом, потом вступительные, потом начались занятия, а это до фига работы. На факультете у нас одни парни, вы сами знаете. А потом нам добавили в учебный план экономику, ну и... Чонгук замолчал, потом взял бутылку из рук Тэхёна, открыл её и выпил оставшуюся воду без малейших колебаний. Пустую бутылку он завинтил пробкой и сунул обратно в рюкзак. — Ты её любил? — спросил Тэхён осторожно. Чонгук дёрнул плечом. — Я всегда думал, что да, — сказал он. Наклонился вперёд. Локтям упёрся в колени. Кисти рук его свободно свисали вниз. У Чонгука были истинно мужские руки хорошей формы, пропорциональная фигура спортсмена, мужественное лицо с крупными чертами. Он был решителен и уверен в себе, когда этого требовали обстоятельства. Он был не глуп. Он был хорошо воспитан. Он был не лишён благородства. В нём не было ничего показушного, ничего, что могло бы свидетельствовать о некой фальши... Тэхён смотрел на его чёткий профиль, густые блестящие чёрные волосы, слегка вьющиеся, с чёлкой, падающей ему на глаза... Чонгук был откровенно красив. Конечно, сердцу не прикажешь, но бросить такого парня... Тэхён не мог понять. Меж тем Чонгук снова заговорил. — Ну а что я ещё мог думать? — произнёс он своим мягким голосом, в котором сейчас отчётливо слышалась досада. — Она мне нравилась. Она была — да и есть — очень симпатичная. Нам говорили, что мы красивая пара. Мы находили темы для разговоров. У на был... — он запнулся, — был секс. Много раз. Мне нравилось. Я думал, что и ей всё нравится. Мы никогда не ссорились. Вообще никогда. Ни разу за всё это время. И когда мы познакомились... Она понравилась мне, я понравился ей... Я не знаю, кто из нас предложил встречаться. Что мы теперь встречаемся, стало ясно в день нашего знакомства. А в день нашего прощания стало ясно, что мы расстались, — он помолчал. — Я знаю, что если бы сейчас поехал к ней, увидел её, опять бы оказалось, что мы вместе. Вот так просто, без объяснений и сцен... Тэхён почувствовал, как в груди у него странно кольнуло. Чонгук продолжал: — Я всегда думал, что у нас такая гармония, потому что мы созданы друг для друга. И все наши друзья так говорили. А потом я уехал, и знаете... — он сглотнул. — Я не помню, как звучит её голос. У неё на спине была родинка под лопаткой, но я не помню, справа или слева. Я, блядь, не помню, была ли она правшой или левшой, сколько ложек сахара клала в чай, какого оттенка у неё глаза, не помню её походку, не помню... Она как в тумане, и растворяется всё больше, до конца, без остатка. И главное, мне это вообще безразлично. Я думал, что эта гармония суть любовь, а оказалось, что пустота. Я думал... не знаю... что люблю прекрасную картину, а оказывается, у меня был роман со стеной. И никакой картины нет. И не было. Просто стена. Тут он поднял голову и посмотрел Тэхёну прямо в глаза. Этот взгляд напугал Тэхёна. Не безумием, не яростью, не фанатизмом — ничего этого в нём и в помине не было. Тэхён испугался того, на него смотрел не запутавшийся в себе мальчик, а взрослый и зрелый человек, не питающий иллюзий и на сто процентов осознающий, кто он, где он и что сейчас происходит. И глядя Тэхёну прямо в самую душу, этот человек произнёс: — Я воображал, что одинок, покинут, переживаю душевную травму — всю вот эту чушь, которую всегда перемалывают в мозгах идиоты. А потом у нас была лекция, первая по экономике, и я думал, что вот хотя бы один предмет, который можно будет спустить на тормозах, и планировал халтурить на семинарах и спать на лекциях, а потом вы вошли в аудиторию... Господин Ким... Хён... Я тогда не спал почти трое суток. Чего я только не передумал за это время!.. Хён... Я понимаю теперь, что ничего не понимаю ни в любви, ни в чувствах — ни в чём. Но знаете, когда я вас увидел, мне показалось, что я впервые в своей жизни проснулся в реальность...