Преподаватель

... ... Ты долбаный извращенец, Тэхён, орала она. Ты даже сексом с ним нормально заниматься не сможешь, орала она. Что значит ты просто хочешь себе мальчика, чтобы его ласкать, орала она. У него даже не будет нормальных здоровых отношений, орала она. Ты мне жизнь испоганил, и какому-то несчастному парню испоганить хочешь, орала она. Хочешь, чтобы он связался с таким геем недоделанным, как ты, ты этого хочешь, Тэхён, орала она. Я хочу себе своего мальчика, орал он. Это будет только мой мальчик, мой, мой, мой, и я буду делать с ним всё, что захочу, и позволю ему делать со мной всё, что он захочет, потому что это мой мальчик и я люблю его, я люблю его, люблю, орал он. У тебя нет никого, кроме меня, орала она. У меня вообще никого нет, орал он. Ты никогда его не встретишь, орала она. Он сам меня встретит, орал он. Ты долбаный извращенец, Ким Тэхён, орала она... ... Чонгук, милый, здравствуй. Я долбаный извращенец Ким Тэхён. Я так хочу, чтобы ты стал моим. Я так долго ждал, когда же ты меня встретишь наконец. За что тебе достался именно я, Гукки?.. Тэхён не заметил, сколько времени простоял так на коленях, не меняя позы. Он с трудом встал. Не хотелось ничего, кроме как обнять Чонгука и сдохнуть. Кажется, он дошёл до той стадии, когда хоть в омут головой. Тэхён нашарил в кармане телефон, нашел переписку с Неизвестным, и нажал на вызов. За дверью квартиры явственно раздался телефонный звонок. Тэхён, откуда только силы взялись в затёкших ногах, бросился к двери и распахнул её одним рывком. Чонгук сидел на полу у стены справа от двери. Он удивлённо уставился на Тэхёна снизу вверх. Ну давай, Тэтэ, давай правду. Открой рот и просто: "Чонгук, ты здесь? Ну и куда ты собрался? Давай-ка заходи обратно, ты простудишься. Не заставляй ждать своего преподавателя, Чон Чонгук. Живо вставай, в душ и спать. Мы можем поспать ещё часов двенадцать до завтра. Мне надо лечь, или я упаду. Я спал три часа после попойки с философом, а потом ещё и влюбился. Я уже не так молод, поимей уважение. У меня из-за тебя морщины появляются, ты понял? Идёшь или нет?" Скажешь, Тэтэ?.. Скажу. Говорю. Иди на хуй. — Ты почему здесь? — спросил Тэхён. — Жду, — ответил Чонгук. Тэхён смотрел на него сверху вниз несколько секунд. — Так и намереваешься тут сидеть? Чонгук невесело усмехнулся, отводя взгляд. — Могу пересесть к стене напротив, — сказал он. — И ты не уйдёшь? — Нет. Тэхён не спускал с него глаз. Он знал, что выглядит сейчас так, будто ненавидит Чонгука, но тот, к счастью, на него не смотрел. — Тогда нечего тут на холодном полу, — сказал Тэхён. Чонгук рывком поднялся. Тэхён отступил на шаг, запуская Чонгука внутрь, потом оглядел лестничную клетку, захлопнул дверь и закрыл её на замок. Чонгук остановился у самой двери, не зная, что дальше. — Раз ты всё равно собираешься меня караулить, сиди тут. Вон, на диване можно. Я буду делать вид, что тебя нет, — сказал Тэхён. — У меня опять голова начинает болеть. Я сейчас просто лягу и впаду в кому на шесть часов, иначе мне каюк. Пароль от вайфая на бумажке записан возле модема, — Тэхён указал рукой в угол. — Или можешь телик посмотреть. Тут где-то был пульт... — Не беспокойтесь, хён, — сказал Чонгук и опустил голову, — отдыхайте. — Можешь что-нибудь съесть. Можешь спать тут на диване. Книжку почитай... К семинару готовься вообще! — Не волнуйтесь так, хён, — сказал Чонгук. — В общем, что хочешь делай, только чтобы я забыл, что ты вообще тут находишься. Не хочу об этом думать. — Да, хён, — ответил Чонгук, а потом поднял на Тэхёна глаза. Выражение их было странное. — Я понимаю, чего вы хотите. Будьте спокойны, я понимаю. Интуиция истерила насчёт того, что дело нечисто и Чонгука не то что оставлять в квартире нельзя, но и элементарно поворачиваться к нему спиной, однако Тэхён мысленно дал интуиции в ухо и отступил из гостиной в коридор, ведущий к душевой и спальне. Оттуда, из темноты коридора, он видел, как Чонгук роняет свой рюкзак на пол, стаскивает с ног тяжёлые ботинки обходит стоящий спинкой ко входной двери гостевой диван и садится на него с краю. Потом начинает шарить по сидению, видимо, в поисках пульта. Берёт рубашку Тэхёна (ту, которую следовало швырнуть в стиральную машинку сразу же, но ведь никто не ждал гостей), складывает её аккуратно, будто это невесть какая драгоценность. Складывает, но не убирает в сторону. Рубашка остаётся у него на коленях, и он начинает разглаживать её рукой, медленно, осторожно, нежно... Словно ласкает. Тэхён закусил губу, до боли сжал кулаки и отступил ещё дальше, в спальню, к своей развороченной и смятой постели. Вот и жизнь у тебя такая же, Тэтэ. Развороченная, смятая, не осбенно свежая. Холодная. Пустая. И в эту жизнь ты хочешь затащить того, кто явно не заслуживает подобного наказания... Тэхён развернулся и пошёл обратно в гостиную. Остановился на выходе из коридора. Чонгук всё так же сидел на диване и гладил рукой лежащую на коленях рубашку Тэхёна. — Я не хочу втягивать тебя в свою тупую жизнь, — сказал Тэхён, глядя на Чонгука. Чонгук оглянулся на него через плечо и ничего не ответил. Вернувшись в спальню, Тэхён сбросил с ног ботинки, стянул носки и повалился на кровать как был, в одежде. Зарылся лицом в подушку, натянул на плечи одеяло и попытался забыться сном. Голова хотела отключиться так, что терпеть невозможно, а сердце бухало в груди, то ускоряя ритм, то замедляя, а потом резко ускоряя снова. Не надо было пить кофе. Не надо было ехать на работу. Не надо было бухать. Не надо было отвечать на СМС. Не надо было расходиться с Дженни. Где та точка во времени и пространстве, с которой впервые было не надо? Тэхён повернулся на спину, потом снова на бок, потом сел... — Не можете уснуть? — раздался голос Чонгука. Тэхён кивнул. Потому что — ну сколько ещё сопротивляться? — У вас есть снотворное? Тэхён отрицательно помотал головой. — Тогда можно тёплый душ. Это помогает. Я на себе проверял. Тэхён поднял на него глаза. Чонгук стоял в проёме двери. Волосы всклокочены, словно он тоже лежал, пытаясь забыться, но не удалось. Чёрная толстовка, чёрные брюки. Босой. Это то, что тебе снилось годами, да, Тэтэ? Что когда он найдёт тебя, тебя найдёт именно он. Придёт к тебе такой, что ты сразу поймёшь, кому он принадлежит весь без остатка. Хочешь себя поздравить, а, Тэтэ?.. Хочу. Тэхён поднялся с кровати. — Лишняя чашка кофе, — сказал он, просто чтобы что-нибудь сказать. — Не хочу тебя беспокоить. Чонгук подошёл совсем близко. — Пойдёмте, — сказал он, взяв Тэхёна за локоть. Так осторожно. — Я вам помогу. — Я не хочу, — сказал Тэхён, и горло его сжалось от спазма. Клянусь. Клянусь своей никчёмной жизнью — это в последний раз, когда я говорю "нет". И если он отступит... — Не надо, хён, — сказал Чонгук тихо. — Я знаю теперь, чего вы хотите. Тэхён проглотил комок в горле. — Как ты можешь знать, Гукки? — прошептал он. — Когда мы прощались, я поцеловал вас, и вы сказали — не надо, — ответил Чонгук, глядя Тэхёну в глаза. Поднял свободную руку, дотронулся до волос Тэхёна, провёл пальцами, потом заправил ему за ухо выбившуюся прядь. — Но вы не отстранились. И ещё вы схватили меня за руки, чтобы оттолкнуть. Только вместо этого я почувствовал, что вы на секунду притянули меня к себе. Вот и всё, Тэтэ. Прощай... Чонгук сбросил толстовку по дороге в душевую. Стянул через голову и отшвырну во тьму. Тэхён шёл за ним, как под гипнозом, и не знал, происходит ли всё наяву, или это самообман, или бред, или безумие. Перед дверью в душевую Чонгук огляделся в поисках выключателя, но не нашёл. Тэхён протянул руку и положил ладонь ему на спину между лопаток. Кожа у него была горячая, как огонь. Чонгук вздрогнул от неожиданности и оглянулся. — Просто входи, — проговорил Тэхён. Пока Чонгук возился в полутьме с краном и переключателями, настраивал подачу воды, проверял температуру, Тэхён стоял, прижавшись к его широкой горячей спине и плавился, растворялся, исчезал без следа. Наконец всё было готово, и Чонгук попробовал повернуться к Тэхёну лицом. — Давайте, хён, — проговорил он через плечо, потому что руки Тэхёна обхватили его сзади за талию и не давали шевельнуться. — Я помогу вам снять одежду. Тэхён целовал Чонгука в шею, вдоль позвонков вниз, до седьмого, а затем снова вверх, до кромки роста волос. — Я не могу тебя отпустить, — сказал он наконец, прижимаясь лбом к шее Чонгука. — Не могу тебя отпустить, не хочу тебя отпускать и не отпущу, — и снова начал покрывать кожу Чонгука поцелуями. — Не отпускайте, хён. Мы просто снимем вашу одежду, вы зайдёте в душ, а я побуду с вами тут... — Нет, — ответил Тэхён, и это было больше похоже на стон, чем на слово. — Не отпущу тебя. — Тогда... давайте вместе, хорошо, хён? — М-м... Чонгук сделал шаг вперёд и потянул за собой Тэхёна. Струи воды окатили обоих, и Тэхён замотал головой от неожиданности. — Сейчас, хён, сейчас, — Чонгук поднял руку, нащупал крепление и отвернул лейку душа чуть в сторону, чтобы вода не лилась им на головы и не мешала так сильно. Вода продолжала бить с напором, но теперь задевала их обоих лишь сбоку, стекала со стенки душевой кабины вниз и закручивалась водоворотом, прежде чем исчезнуть в решётке сливного отверстия. Оба, и Тэхён, и Чонгук, были мокрые с головы до ног. Тэхён продолжал прижиматься к его спине и обнимал всё крепче и крепче, словно боялся, что Чонгук выскользнет и исчезнет. Чонгук упёрся руками во влажную стену душевой кабины. — Хён, — позвал он. И снова, чуть громче: — Хён. — Да, мой мальчик, — ответил Тэхён между поцелуями. — Можно мне обнять вас, хён? Тэхён замер. Его руки, намертво вцепившиеся в Чонгука, ослабили хватку, и Чонгук наконец смог повернуться к нему лицом. — Я обниму вас, хён? — снова спросил Чонгук, прикасаясь к мокрой насквозь рубашке Тэхёна, которая прилипла к его телу. Тэхён кивнул. Теперь, когда лицо Чонгука было прямо перед ним, Тэхён не мог думать ни о чём, только о том, чтобы поцеловать Чонгука в губы. Он подался вперёд, вжимая Чонгука в стену всем телом, и коснулся его губ своими, сперва легонько, потом всё настойчивее, жадно, ненасытно, а потом снова легко, чуть заметно, словно боясь спугнуть. Руки Чонгука заскользили по его спине, одна пошла вверх, запуталась в мокрых волосах, а вторая вниз, к пояснице. — Я хочу вас обнять, хён, — говорил Чонгук, когда губы Тэхёна отстранялись от его губ. — А эта рубашка нам мешает. Давайте я сниму её? Вам так будет лучше. Тэхён наконец понял, что Чонгук от него хочет. Он слегка отстранился, позволяя Чонгуку расстегнуть пуговицы одну за другой. Это была почти непосильная задача, потому что темнота (свет из коридора едва освещает помещение и душевую кабину), мокрая ткань, пуговицы крохотные и неподатливые, а Тэхён снова прижался к груди Чонгука и снова целует губы, подбородок, щёки, скулы, нос, лоб, и снова нос, и опять губы... Наконец Чонгуку удалось справиться с пуговицами, и он спустил рубашку с плеч Тэхёна и, сам не выдержав, принялся целовать линию челюсти, шею, ключицы, грудь, плечи, и теперь уже Тэхён пытался выдраться из проклятой рубашки, манжеты которой превратились в наручники и не желали отпускать. Когда он всё же справился, рубашка полетела им под ноги, как тряпка. Чонгук почувствовал, что торс Тэхёна полностью обнажён, и обнял Тэхёна, сжимая объятия, сколько хватало сил. Руки Тэхёна замкнулись на шее Чонгука в кольцо. Их губы снова встретились, и они начали целовать друг друга, и целовали, и целовали, и целовали, отстраняясь время от времени, и снова принимались целовать, будто раньше ничего не было. — Хён, — проговорил Чонгук, задыхаясь, — хён, я вас люблю. Тэхён стиснул его шею так, что не сломал лишь каким-то чудом. Он отстранился на миг, чтобы посмотреть в лицо Чонгука, едва различимое в полумраке, царившем вокруг. Глаза Чонгука были полуприкрыты, как и губы, голова откинута назад. Тэхён снова впился ему в губы, целуя взасос. Отстранился, когда стало нечем дышать, и поцеловал снова. И снова. Потом опять отстранился и произнёс, едва разлепляя губы: — И я так сильно тебя люблю, Гукки. Я так сильно тебя люблю, — и снова начал целовать. — Хён, — простонал Чонгук между поцелуями, — хён, хён, я хочу вам сказать страшное. Если не скажу — умру. Тэхён отлепился от Чонгука немного, начал гладить его по голове, по плечам, по груди, чувствуя, как тело Чонгука выгибается от прикосновений к соскам. Наклонился и поцеловал сперва левый, затем правый. Чонгук застонал. Тэхён снова выпрямился, начал снова ласкать соски Чонгука руками и спросил хрипло: — Что, мой ненаглядный мальчик? Что страшное ты хочешь рассказать? — Я хочу признаться, хён, но вы будете думать, что я извращенец. Я очень люблю вас, хён, но я ничего не могу... не мог поделать... Тэхён отстранился ещё немного, провёл ладонями по груди Чонгука вверх до плеч, дальше по плечам, предплечьям, взял руки Чонгука в свои, поднёс к лицу. — Что ты хочешь сказать мне, мой хороший? Что такого ужасного? — спросил Тэхён, целуя его пальцы. — Я здесь, с тобой, а ты со мной. Не бойся, жизнь моя, ты ни за что не окажешься бОльшим извращенцем, чем твой хён, который сейчас стоит перед тобой. Скажи мне, мой мальчик. Никто не видит нас и никто не слышит, и не увидит и не услышит никогда. Мы только вдвоём с тобой, больше нет никого. Никого в этом мире больше нет. — Хён, — проговорил Чонгук. — Мне так стыдно... — Не бойся, Гукки, ничего страшного... — Нет, хён, я... — Чонгук запнулся, потом заговорил снова, но речь его стала сбивчивой и почти бессвязной: — Я сказал, что я извращенец, и это правда, потому что я хочу рассказать вам то, из-за чего мне ужасно стыдно, но я хочу, чтобы мне было ещё стыднее, хён. Чтобы мне было стыдно ещё до того, как я вам расскажу, и поэтому, когда расскажу, будет стыдно так сильно, что я... Тэхён прижал руки Чонгука к своему лицу. — Я понял тебя, мой мальчик, — проговорил он. — Что мне нужно сделать? — Хён, мне стыдно... — А ты скажи, мой ненаглядный, и тогда будет ещё хуже. А потом я это сделаю, и будет так стыдно, что совсем невыносимо. А потом, — Тэхён задохнулся от собственных мыслей, — потом ты мне расскажешь, что хотел, и это будет за гранью, как не бывает вообще. Хорошо? Хочешь так? — Да, хён, да, да, да! — голос Чонгука внезапно зазвенел. Тэхён перевёл сбившееся дыхание. — Что мне сейчас сделать, жизнь моя? Чонгук содрогнулся всем телом. — Разденьте меня, хён...