"Клетка для Инкуба"

      До меня медленно, но верно доходило, что цирк пуст, кажется. Излазив каждый угол, дважды смотавшись в стрип на подпитку, я восстановила всё. Вплоть до двери старой мастерской. Очевидно, туда я попасть не могла без Дамиана. И, судя по всему, не попаду уже никогда.       Почему-то вспоминалась ситуация с моим первым погружением в сон. В тот раз, если бы не импульс силы моего мужчины… я даже представить себе боялась — что было бы. Демон в маске, я безоружна. И эти блядские тени, мечущиеся по иллюзии сентфорской спальни в старом доме, где я прожила всего ничего, а кажется, что уже целую жизнь. Всего несколько месяцев. Несколько месяцев, чтобы проклятая компашка вывернула мою жизнь наизнанку и выплюнула, как жвачку с иссякшим вкусом.       И только Рихтер… Чёртов Рихтер, понимая, что эту боль и безумие не переживёт, попёрся, как оказалось — добивать.       Я покосилась в отражение зеркала на спящего мужа. Всё равно спящего. Как… блядская Аврора в спящей красавице… Только вместо веретена нож, который лежит в цирке. Которым я гипнотизирую изуродованного Хилла, наблюдая, как на этой исковерканной роже появляется азартный и ехидный оскал: «Ты не Рихтер… Ты всё та же тупая О’Нил, которая даже своего мужчину спасти не смогла…». И всё это ровно до одного прикосновения. Потом тварь визжит, как все черти преисподней, словно ему плавленый свинец в уши заливают и по гениталиям топчутся одновременно. Ровно до одного прикосновения… Ведь я чувствую его желание. Кажется, так ему рефлексом передалась часть моего проклятия, как связанному.       И всё же было странным то, что его Инкуб прошёл инициацию. Когда? С кем? Как оформился именно в демона с сексуальной гранью, раскрывшейся в тёмной части?.. Иногда во время шоу я переключала зрение, рассматривая, как та самая безрогая мелкокалиберная мразь, что считала меня своей добычей, с шипением выплясывает на сцене свой нелепый танец. Визжа и ненавидя своего носителя.       И после нескольких бесполезных ночей в шатрах я уже знала, что Аарон будет действительно жалеть, что не сдох в лесу вместе с остальными. Очень сильно. Ведь из-за него, по сути, всё это происходит…       И из-за Дамиана…       — Кто же мог знать, любовь моя, что я ожила только твоими стараниями… — я шагнула к постели, запечатлевая на его губах короткий прощальный поцелуй, — и жила только для тебя, с тобой и из-за тебя одного. Ирония… А ведь думала, что убить хотел…       Вздох, и ноги уносят из спальни, из лофта… с фабрики. В окне бликует оставленный ночник. Ритуал, возможно. Мой персональный ритуал, направленный на то, что он всё же пойдёт на свет, который приведёт ко мне.       Голова немного болела. Спать по двадцать часов… я мечтала, конечно, о таком. В колледже, например, или когда на работе бывали завалы. В той — другой жизни, которая осталась где-то невероятно далеко за спиной. Но сейчас, когда в отдыхе не нуждаешься, это оказалось сложнее, чем я могла предположить. Однако же, почерпнуть удалось невероятное количество информации. К сожалению, не той, что могла быть полезна. Рихтер не заботился о том, чтобы оставить хоть какие-то подсказки о работе проклятия, если таковые были.       Точнее, они были… В Сентфоре. В мифическом местечке, о котором рассказывала покойная миссис Хилл. Но я не знала и примерного положения, чтобы найти тот чердак с книгой заклинаний, если за прошедшие более, чем пол века, а то и век, там всё не сгнило в пыль к чьей-то матери. Впрочем, я всё больше задумывалась о том, что мой горе-чародей даже не пытался разобраться в этом идиотском проклятии. Не пытался изыскать лазейки. Либо же, за отведённые три с лишним сотни лет пытался такое количество раз, что в конечном итоге забил на это чей-то хрен и успокоился.       Смирился… пока я не вылезла…       Губы тронула улыбка. Перед глазами периодически мелькали кадры из его разума. Те картинки, которые стали ключом к попаданию в шатры. Его память, которая началась с прошлого десятилетия пробуждением от ощущения грохота чужого сердца. И эта страсть… жгучая, безумная, необъяснимая. Притяжение, которое никогда не могло быть нормальным, адекватным. Правда, только для других. Для нас же, для него, а после и для меня всё это стало той самой отправной точкой в мир, полный чего-то куда более чистого, чем могла предложить обычная жизнь.       Из размышлений вырвал писк мобильника.       Припарковавшись криво у какого-то магазинчика, я вытащила телефон из сумочки и удивлённо вскинула брови: на дисплее высвечивался номер цирка. Стало тревожно.       — Алло.       — Хозяйка, тут… горбатый в кабинет влез… перевернул всё… — дрожащим голосом уведомила Жоззи.       «Идиотка…» — обругала я себя внутренне, — «ведь помнила же, что кабинет не заперт. Почти неделю…».       — Я уже в пути… Хилла в камеру на нижнем ярусе подвалов.       Гимнастка шумно выдохнула сквозь кривые зубы, судя по звуку:       — Он попытался прирезаться. Всё в крови… И он едва живой.       Я злобно вздёрнула верхнюю губу в оскале. Сдохнуть ему не позволю. Его мучения будут длиться не меньше, чем мои собственные. Ткнув в отбой так, что запала кнопка в пластиковом корпусе мобильника, я выжала газ до упора и рванула в сторону цирка. В уме носилась мысль, что нужно сделать дубликат ключа и отдать гримёрше. Ей я единственной доверяла. За одно будет уверенность, что на случай моего внепланового провала в памяти на почве попыток пробиться к Дамиану кто-то сможет запирать дверь.       В кабинете не было ничего. Только маски, выпивка, инструменты, зеркала… даже сейфа не нашли бы — его просто нет. Выручка всегда уходила в банк. Единственная наличка на всё заведение водилась только в кассе. Да и та не требовалась почти никогда — уродцы не нуждались ни в чём. Только из-под палки меняли одежду и перелатанные за века шмотки, которые раньше были в ходу лишь несколько недель раз в десяток лет. Сейчас же… Всё изнашивалось до расползающихся ниток. И вот сейчас этот… хмырь… зачем-то влез в мою обитель. Просто мстительно разгромить всё?.. Сломать инструменты Дамиана и выпить весь мой виски?.. Или что-то ещё?       Автомобиль влетел на парковку, становясь на привычное, уже родное место у служебного входа. Уже предвкушаю, что увижу. Уже знаю, что все заготовки и маски уничтожены. «Идиот. Словно я не смогу сделать новые. Принципиально неделю буду работать. Наделаю столько, что весь город разукрасить смогу с гнилью или без — насрать!» — я замерла, схватившись пальцами за дверную ручку. Тёмные мысли… что со мной?..       Дверь пропустила, громыхнув по железному каркасу за спиной. «Слишком тёмные мысли… это не я… не могу быть я…». В голове всплыла исповедь Дамиана. О том, что он разучился отличать причину от следствия за века одиночества. Сердце ударилось в горло, заставив качнуться. Я застыла у лестницы. Вниз, чтобы изуродовать полудохлого ублюдка ещё сильнее или наверх, оценить ущерб?.. И убивать нельзя. Мой персональный «первый». С него начался именно мой цирк. Моя история одиночества.       Глотая слёзы спускаюсь на несколько ярусов вниз. Цирк — моя личная иерархия ада. От верхушки, где обретаются «госпожа» и приближённые, до самых низших уровней, где гниют те, кто даже маски не достоин. Есть такие. Двое… Один изнасиловал ребёнка в Мид Лайн Гарден летом, второй… бывший офицер, слетевший с катушек. За каким-то хреном хотел взорвать цирк. Я специально проверяла нет ли у меня в вакханалии кого-то из его близких. Нет. Никого… просто пришедший к мысли, что необходимо взорвать ключевые объекты — администрацию, телевышку, тюрьму… А потренироваться решил на цирке. Но он — ерунда. Падаль.       А вот первый…       О… За первым я охотилась из принципа. Отслеживала, угробила резервы на чтение мыслей в толпе простых жителей района и прилегающих к парку улиц. Это была ловля зверя на уровне какого-то бракованного супергероя. Невыносимое желание уничтожить. А потом, после поимки… это дрожащее тупое чудовище, тщедушное, в человеческом теле с пропитыми мозгами… Такое даже на девочку подростка не полезет. Только на ребёнка, зная, что сопротивления не хватит. В цирк я этого урода притащила на рассвете. Суккуб желал игры и крови… А я… Хотела просто искупаться в боли той, что причинил он. В тот вечер я потягивала вино, слушая из камеры крики. Один из уродцев — силач, который попал в оборот маски за воровство у пенсионеров, несколько… обескуражил пленника своим желанием поразвлечься.       И ни капли стыда… Только мрачное удовлетворение от одной только мысли, что на одну тварь стало меньше. На одного ублюдка меньше в городе, гниющем изнутри ничуть не меньше, чем мелкий Сентфор у чёрта на рогах.       «Куда не беги, как не прячься… от этой гнили, этих язв… не спрятаться. Они везде…» — я вздохнула, шагая по коридору, освещённому кварцевыми лампами. Липкий холод нижнего яруса подвалов, куда даже копы не войдут никогда — надёжно спрятанная конструкция, не поддающаяся даже эхолокации. Цирк — маленький фильтр на город миллионник. Он не справляется. И десяток таких заведений не управится. Это то, что веками пестовалось в головах обывателей — избеги закона, скрой грех и будь безнаказанным. Будь неуловимым и твори дикость… Насилуй, воруй, убивай, подставляй, предавай… Просто будь аккуратен, и Немезида тебя не настигнет.       Я криво усмехнулась, представив чаши весов на цепочке в руках суккуба, улавливающего ложь, любое отклонение от нормы. Любую фальшь и скрытое под ворохом благочестия дерьмо, творящееся в чьей-то голове. И мы ненавидели. Обе. До умопомрачения ненавидели. Ванда в один из приездов повела меня на службу в местную церковь, пытаясь «облегчить страдания разума». Я досидела проповедь с трудом, копаясь в головах прихожан и захлёбываясь гневом от того, что в них нет покаяния. Только поиск индульгенции походом в церковь, пожертвованием, причастием и молитвой, которую не читают от сердца.       Толкнув дверь камеры, я вошла в ярко освещённое помещение. В углу койки забилось перемазанное в крови дрожащее нечто. Едва дышащее, едва соображающее, что сдохнуть для него — непозволительная роскошь. Я вспомнила Хилла из своей юности. Высокий, сильный, надёжный главарь банды. Вечно усталая рожа, небритая, пахнущая табаком и бурбоном. Эти губы я по дурости хотела целовать. Временное помешательство. То, что создало для меня неколебимый образ слепого доверия. До очередного предательства. До того, как он уподобился остальным…       Я вздохнула:       — И как?.. Полегчало?       Чучело вяло трепыхнулось, промычав косым изуродованным ртом что-то невнятное. Что ж, он сам напросился…       Гнев и сила суккубы рванулась по комнате, создавая свою микропреисподнюю, выворачивая существо наизнанку, заставляя перекинуться в форму инкуба. Он не пострадал от маски — прежний. Такой же никчемный слабак. Я хмыкнула, глядя, как под мощным телом прогнулась койка. Демон рыкнул, получив импульс знакомой страсти, заставляющий исцелиться. Раны стягивались на истекающем кровью теле, вынуждая его мучительно корчиться в судорогах.       — Насилие порождает насилие… Не так ли?..       Я села на прикрученный к полу стул, складывая ногу на ногу, рассматривая пытающегося отдышаться демона, ошалело мотающего головой. Отголоски сил метались по комнате, закладывая уши и гоняя встревоженных возбуждением мурашек по коже. Ничего не случится, но такова натура моего демона… Глаза отметили налившуюся эрекцию инкуба Аарона, и я хмыкнула, складывая руки под грудью…       — Отпусти… — рокотом, но тихо пронеслось по комнате.       — С чего бы?..       Демон сел на койке… Отщепенец. Суккуба брезгливо ворчала внутри, однако, я незаметно бросила ещё один импульс, и Хилл застонал, хватаясь за пах. Потекло семя. Мой хохот рикошетом рванулся от стен комнаты. Послушный раб без права даже возбуждение испытывать, не получив на него позволение.       — Ты проклят… — я пожала плечами, — и знаешь, мне тебя не жаль…       — Я тебя завоевал в бою…       Закатив глаза, я вздохнула:       — Ну, и? Успешно? Что ты за эти три года завоевал, кроме пиздюлей и ненависти, м? — демон молчал. — Ты себе представить не можешь, как хочется тебя убивать, воскрешать, убивать… и так до дурной бесконечности. Просто, чтобы ты понимал, как мне утром вставать больно, зная, что я живу только ночами… Только во сне живу…       Хилл скривился, поднимаясь с койки и подходя к стулу. Внушительный стояк, алая кожа, рогов нет. Только морда уродливая до безумия. Инкуб, не прошедший и первой ступени. Шелуха и мусор… Бессильный и бесполезный. Мы связаны… Как и Рихтер когда-то, питаться он может только от меня. Да только вот незадача — касаться меня для него чистой воды агония… Впрочем, даже не будь её… Я бы создавала её искусственно… Исступлённо уничтожая его собственными руками. Ломая кости, разрывая жилы, уродуя кожу. С маской или без неё…       Демон опустился на колени:       — Ты была… другой…       Согласно склонив голову, я усмехнулась:       — Ты тоже. До маски, до проклятия… Ты был. Но больше тебя нет. Есть только гниющая оболочка. Бесполезный демон, не нашедший своего исходника, пожелавший чужое…       Демон паскудно ухмыльнулся:       — Ты исходник. Инициация началась с тебя…       Я сглотнула. Зрение перешло в другой спектр… Глупый маленький суккуб во время заварушки дал толчок тьме Хилла и выпустил инкуба на волю? Похоже на правду. Если с Эштоном это было осознанно, то этот полудурок просто… неудачный эксперимент? Что?..       — Даже если и так. — хрипло проговорила я. — Ты мог выбрать для питания любую с зачатком сущности. Мог питаться в стрипухах, как я теперь вынуждена, трахать всё, что шевелится и держать в узде драконов, Сентфор и половину штата. А что в итоге, Хилл?..       Безрогая голова опустилась к моим ступням в текстильных сапогах-ботфортах, очерчивая тело от пальцев ног до последнего волоска на голове. Алые сполохи с отливом базальтовой бездны впитывали каждую черту, каждый изгиб. Этот взгляд я знала и помнила. В чужом исполнении. Сквозь прорези маски. В шатрах. С самого начала. Желания на цепи, потребности в утраченном, обжигающее разрушительное искушение, потребность взять на месте. Животная часть существа, требующая пройти через ритуал спаривания. Не просто сношаться — это пошло. Это… другой уровень.       Скривив губы в презрительной усмешке, я фыркнула:       — Когда-то ты мог забрать этот трофей. Просто у предводителя правонарушителей в голове были законы, верно?.. Никакого алкоголя до двадцати одного, в банду зато позвал… Под присмотром держать? На коротком поводке, чтобы в моё восемнадцатилетие вознаградить за хорошую службу потерей девственности с главарём Драконов?.. — я ковырялась в его мыслях, как енот в пригородной мусорке. — Тянуть резину не всегда на руку. Ты проебал всё, а когда решил, что теперь всё «можно», проебал в два раза больше.       В следующую секунду я отлетела к стене вместе со стулом. Демон орал, хватаясь за моё горло, обжигаясь, словно лапа сходилась не на моей шее, а на головешках костра. Выпорхнувшее из лапы лзевие знакомого ножа. «Так вот зачем ты лазил в кабинет… Ритуалы. Снова ритуалы… Счёл, что нож, поразивший Дамиана, и меня убить может…» — я ухмыльнулась отпуская руки, чувствуя, как нож полосует тело, кромсая грудь, живот, бёдра… Всё, что может, до чего дотягивается... Вспарывает от паха до грудины. Платье в лоскутки… а порезы затягиваются, едва нож тело покидает.       Бессмертная…       Проклятая…       Хилл захлёбываясь рёвом рухнул на колени, понимая, что попытки тщетны. Ни убить, ни покалечить даже. Бессилие перед наказанием. Награда, выигранная в бою, на его взгляд честном, ставшая наказанием за убийство. А я хохотала, глядя в это разочарованное табло. Хохотала, как полоумная… до слёз из глаз и воя, рвущего всё изнутри. Боль, которая осела, казалось, то прошлое, что я хоронила, вынырнуло… Всё скопом ударило в память.       Девочка с глазами аквамарина. В кожанке. Казино. Тёплый взгляд Хилла, забота, почти отцовская, но с намёками. С бесконечным неиссякаемым источником намёков. Во взгляде читалось: «будь послушна, будь покорна, не ищи проблем, и я сделаю тебя счастливой… когда-нибудь…». Побег, рассеивающиеся выхлопы мотоциклов, почти что бег в сторону вокзала. Сука, ты бы просто мог силой вырвать чемодан и отвезти меня туда… Заботливый, что пиздец. Жаль не там, где стоило бы таковым быть…       Я спокойно стянула с себя остатки платья, оставляя на теле только чёрный кружевной комплект и сапоги с чулками. Контраст бледной кожи и невесомого материала белья. Знаю, что зрелище завораживающее его. Ни единого пореза. Ни единого шрама. Кожа гладкая. Ведь… чтобы умереть, меня надо бить в голову. Единственное, что уничтожит — убей разум, умрёт и прочее… Остальное я регенерирую. Но ему это знать не обязательно, верно?..       Пальцы сошлись на горле демона, отрывая его от пола. Суккуба вынырнула на поверхность, слушая шипение плавящейся под пальцами кожи от проклятия. Он не вырывался. Только с тоской смотрел в аквамариновое зарево. Знает, что не убью. Знает, что его срок — моя боль. Пока не иссякнет.       — Кусок. Бесполезного. Дерьма… — почти по слогам проговорила демонесса.       А комната такая маленькая. Полёт безрогого от стены к стене. Словно мячик для тенниса. Хруст рёбер и крики, музыкой по нервам. И внутри затихает плачь. Месть сладка, особенно в условиях вечности. Импульс — с хрустом сходятся все переломы и всё заново… Удары градом и ожоги от рук, которые он хотел видеть на своём теле иначе. Ласка иссякла, как пустынные источники. Ласки нет… Даже у меня. Только боль, только ненависть и отвращение к нему. К себе. Ко всем…       Стены камеры напоминают сюрреалистичную картинку из боевика — заляпанные кровью с брызгами от потолка до пола. Демон дышит, улыбаясь, словно спятивший. Так и есть, возможно. В его голове больше нет мыслей. Только одна, крутящаяся заевшей пластинкой. Инкуб шепчет её разбитыми опухшими губами, болезненно глядя с пола из лужи крови.       Хрип:       — Убей… меня…       Суккуба наклонилась, сжимая пальцами его подбородок:       — Твой срок — вечность. Твоя агония — вечность. Ты будешь жить столько, сколько буду жить я. И ни минутой меньше, сукин сын…       Импульс силы ударяет в тело, заживляя последние травмы и загоняя демона в блок. Калечный Хилл… Пленник маски корчится на полу, шамкая беззубым ртом, хрипло дыша. Карие глаза режет от непрерывно текущих слёз. Снова жив. И это навсегда…       Дверь камеры хлопнула за спиной. По стенам пошли трещины. На целостность не влияют. Просто Хозяйка в гневе. Щелчки каблуков по бетонному полу. От камеры к кабинету. Начала бы с кабинета, оценивая ущерб, не выполнила бы обещание, вероятно, убила бы и не моргнула глазом. Лестница… переплетение тоннелей. Треск кварцевых ламп над головой выводит из себя. И я не знаю — бежать ли туда, где моя обитель, изобличающая пороки. Или напротив — не торопиться… Ведь ничего не изменить.       Но я только в белье. И только в сапогах. Уродам плевать, остального персонала ещё быть не должно. Если кто-то позарится… что ж, в подвалах много комнат, которые можно использовать как камеры. А злости во мне куда больше, чем тех помещений, куда могут попасть неугодные. Снова лестницы… Гнев волнами от фундаментов до купола. Чудики разбегаются, словно крысы. Прячась, силясь укрыться от этих удушающих всплесков темноты с просветами аквамарина. Цирк чувствую, как он свои шатры. Как на ладони. Сейчас это возможно… Слишком уж зла. Каждый угол, каждый коридор… как часть себя самой.       Административный коридор. Гардеробная, гримёрка… кабинет.       Дверь заперта, и за ней скрежет уборки и вяло ругающиеся голоса. Тошнит от мысли, что сейчас откроются последствия. Тошнит от ощущения, что кануло в никуда всё, что я училась создавать… Вдох-выдох… Кто бы там не оказался, гнева моего они не заслужили. Тот, кто повинен уже испытал наказание, получив его с лихвой.       Пальцы смыкаются на дверной ручке, проворачивая её.       — Пиздец… — я застыла на пороге.       Если бы не алый цвет драпировок на стенах, в крови было бы абсолютно всё. Кровь, осколки, куски разбитых заготовок. Осколки бутылок виски и явственный запах спиртного… Я не знаю, чем воняет больше — алкоголем или кровью Хилла. Мордогрызом или разбитым флаконом из-под лака для покрытия масок. Стены ободраны, разбиты зеркала. Только стол неколебимой громадой на месте… обивка стула изрезана в клочья. По всему кабинету валяются… сломанные инструменты… принадлежавшие Рихтеру. Те, что он купил в лавке антиквара с моими кольцами.       Голос хриплый. Не узнаю его:       — Все вон…       — Мы подметём осколки и уйдём… — спокойно ответила Лила, стряхивая с дивана осколки зеркал.       Я сглотнула, не желая спорить и села за стол, вокруг которого очистили пятачок. Руки подрагивали. Вокруг запертых ящиков на лаке и массиве дерева царапины ножа. Пытался открыть, но ящики я запираю всегда, а вот дверь… забыла всего один раз… Провожу рукой под крышкой стола. На магните ключ. Вскрываю ящики… Три фото… Свадебное, дома в Портленде и с одного из благотворительных вечеров, где нас выловили вездесущие папарацци. Я и Рихтер… «Пара десятилетия в сфере культуры…» — короткий заголовок в газете, которую он держит в руках. Короткая заметка в еженедельнике Балтимора. Сияющие серые глаза, живые аквамарины. Неизменная серая рубашка, отглаженные брюки, начищенные туфли. А рядом то ли подросток, то ли просто молодая женщина. Немного не такая… солидная.       По спине рванулись мурашки от мысли, что фото могли так же пострадать. Тогда, кроме памяти у меня не осталось бы совершенно ничего. Нижний ящик. Стакан, заначка из початого виски, который мне не понравился. Глаза невольно метнулись к шкафу. Там старина Джек тоже остался нетронутым. Хилл не дотянулся. Семь бутылок Дениэлса на вечер — не так и плохо в ситуации, когда ты не пьянеешь.       Осколков всё меньше, шума тоже. Взгляд мутно обходит помещение, вяло глуша подступающую истерику. Хочется в студию. На фабрику. Туда, тринадцать лет назад. А ещё лучше — в шатры. В самое-самое начало. Вцепиться, найти картину, сбежать… Предназначенные свыше, связанные Фавном, любящие, как никто не смог бы любить ни в этом мире, ни в тысячах прочих. Немного прохладно…       Взгляд скользит по дивану. Такой же разнесённый… обивка из кожи клочьями, пружины наружу, синтепон, всё насквозь покорёжено… Лила что-то старательно прячет от моего взгляда. Я знаю, что, и от этого знания сбивается ритм сердцебиения.       — Дай его мне… — прошу тихо.       Она качнула головой:       — Не стоит. Я зашью и исправлю всё, что смо…       — Дай. Его. Мне… немедленно.       Индианка сглотнула, подходя к столу и вытягивая из-под своей толстовки чёрный плащ… Дамиана. Тот, что пах им, оставался напоминанием — зачем я создала эту балтиморскую колыбель уродов. Плащ, в который я куталась, ночуя редкие разы в цирке, словно в его чёрные крылья. В то, что от него теперь осталось. Лохмотья… Пальцы сходятся на атласном подкладе, сминая грубо истерзанную ткань. Дыхание застревает в горле.       — Госпожа, я исправлю… сделаю так, что почти будет незаметно… — Лила провела пальцами по моим волосам.       От этой ласки я дёрнулась, задыхаясь от рванувшегося изнутри воя:       — ВСЕ ВОН ОТСЮДА!..       Бутылка с виски вылетела через дверь, и чудики высыпали в коридор с мусорными вёдрами и тряпками. Я завыла, задыхаясь от нехватки воздуха, от боли, от тоски… от всего сразу. Лила осталась. Смуглые пальцы поглаживали по голове долго, кажется. Я пыталась кутаться в лохмотья плаща, в попытке согреться и не могла. Ещё сильнее, переполняющая тяжесть до краёв. Снова пекло в лёгких. Снова из глаз лавой обжигающие слёзы. Голос сорван от воя. Ничего не осталось…       Пальцы скользнули по свадебному фото.       — Я теряю тебя… — заикаясь проговорила я, проводя пальцами по лицу Дамиана, — прости…       — Принести успокоительного?.. — гримёрша сжала мои плечи ладонями, стоя позади.       Я помотала головой:       — Не поможет. Иди… И… забери плащ. Сделай, что возможно… п-пожалуйста…       Лила кивнула, забирая ещё одну связующую ниточку:       — Я принесу тебе что-то из циркового гардероба и передам Жоззи, что она снова управляет сегодня. Тебе лучше перевести дух после такого… Ты истощена. Не только этим. — она приподняла моё лицо за подбородок пальцами, заглядывая в глаза, — сколько раз за прошедшую неделю был спущен резерв суккуба?..       — Дважды… или трижды… — прохрипела я, всхлипывая, — один хуй, у меня ничего так и не вышло…       Она качнула головой:       — Вышло… Ты просто не видишь то, что видела прежде. Вспомни, как это было…       Она вышла из кабинета, не закрывая дверь. Не было минут десять с лишним. Я успела подняться и ополовинить бутылку Джека, побродить по руинам кабинета, рассматривая всё, что осталось… оценивая… побочный ущерб. Основной — плащ и инструменты. Остальное не имело значения. Вернувшаяся гримёрша разложила на диване матрас, чтобы прожать пружины, укрыла всё пледом, бросила подушку и второй плед. На край дивана лёг комбинезон.       Она собиралась уйти, когда я встрепенулась, кажется:       — Погоди… — я полезла в верхний ящик стола, вынимая связку ключей от кабинета, — до начала шоу сделай себе дубликат от входной двери. Я… не хочу, чтобы это повторилось. С Хиллом или кем-то другим…       Лила кивнула и вышла, плотно претворив за собой дверь.       Внутри было пусто. Предельно пусто и тихо… Истерика прошла и вымыла слезами всё, что меня сжимало изнутри. Остался только этот свистящий вакуум со спрятавшимся в глубине суккубом, который в такие срывы помочь не мог ничем и сгорал от стыда, силясь не отсвечивать вовсе до тех пор, пока буря не минует. Я скинула сапоги и нырнула в комбез. Стетч… Тянущаяся фактура обволокла тело, заставляя меня вздрогнуть от того, до какой степени я вульгарно выгляжу. Сморщилась — Дамиан бы не одобрил…       — Не одобрил… — эхом сорвалось с губ.       Устало распластавшись по дивану с бутылкой вискаря и фотографиями в рамках, я продолжала хныкать. Не стоило тащить сюда всё, что связывало нас. Но меня успокаивало присутствие его вещей. Утрата их — боль. Такая рвущая изнутри боль, словно с меня шкуру живьём сняли и вгоняют под кости прутья раскалённые. Запахи от подушек и пледов не те. Парфюмерия Лилы… Не запах Дамиана… Только бы плащ удалось заштопать аккуратно. Только бы получилось…              Сон…       Шатры…       Рывок под диафрагмой и в ноги ткнулся пол… кабинета, а не столовой. Что-то снова не так. Взгляд цепко пробежался по предметам комнаты. Я со вздохом села за стол, потирая пальцами виски, силясь выстроить всё, что было тут за прошедшие дни. Почему я смогла попасть в шатры без всех связавших нас украшений. Взгляд мазнул по обручальному кольцу: этого достаточно? Самый сильный из ключей, что связал нас когда-то. Целую пропасть одиночества тому назад.       Я проснулась в реальности, когда читала книгу. Она оставалась на столе, когда я выпала из иллюзии. Сейчас же она стояла снова на полке. Я не ставила. Предметы не возвращались на места прежде, так с чего бы сейчас… Но может… Нет. Не может. Не тот порядок. Рукописный томик на полке не в том порядке. Воткнули не глядя, кажется. Не на то место. Чуть подвинут графин с водой… левее. На столе в слое тонкой пыли отпечаток… И стакан чуть дальше…       Сглотнув, я поднялась с места, переключая зрение, в надежде выхватить хоть отголосок нити. Или я схожу с ума, или кто-то тут хозяйничает, пока меня нет… кто?.. Нити не существовало… Злило. Ярость рванула шатёр, отголоском пролетая по всем переплетениям залов и коридоров. Я шатнулась, чувствуя резонирующую вспышку, летящую обратно… Меньше, чем отдано. Шатры запитаны на максимум. Часть ярости что-то оттянуло и впитало…       Ноги движутся споро… Шатёр за шатром. Каждый угол, каждый закоулок. Обманчивая пустота. Кто-то здесь есть… Кто-то точно есть. Голос мне не послышался в ночь, когда шатры возродились. Юбка раздражает… щелчок пальцев, халат… платье растаяло и снова отголосок энергии. Зрительский зал…       Пробег через кулисный коридор от шатров чудиков.       Смутная тень метнулась к выходу. Рывок портьеры. Бесплотная часть… Я рванулась следом, путаясь от паники в собственных ногах. Скинутые блядские туфли… стремительно расплывающееся пятно впереди мечется в поисках места, где сможет укрыться… Проносится в сторону столовой… смахивает на салочки-догонялочки. Рыкнув, я уплотнила иллюзию, отрезав выход из столовой во все стороны, кроме той, откуда шла сама. Пятно… марево… Без черт, без формы…       — Стой, мать твою, иначе я за себя не отвечаю… — сквозь зубы рыкнула я, влетая в шатёр.       Тень застыла. Как иллюзия, рассыпающаяся от нехватки питания. Образ перетекает и смазывается. То выше, то ниже, то шире, то вполне человеческий… Я сглотнула, протянув руку вперёд, силясь заставить себя видеть то, что не видела прежде. Кто бы не оказался пленником шатров. Кто бы не бегал от меня прошедшие несколько десятков минут… Ответно размытая часть тела. Тянется… Пальцы проходят насквозь. Электрические разряды по коже поднимают волосы на теле от загривка до самой задницы…       Зрение вспышкой перестроилось… нити нет. Сгорела.       Озарение внезапное, но я чуть ли не пинком выгнала суккубу к поверхности, сохраняя зрение. Сердце грохотнуло внутри — тонкая алая пульсирующая ниточка… Почти перетёртая. Суккуба неверяще вытаращилась на связь от тени к себе.       — Питай, блять… — почти прошипела я изнутри.       Вздрогнув, чертовка аккуратно пустила импульс по нити, позволяя связи закрепиться. Канал сработал, и тень, кажется, рухнула на колени. По шатру прокатился вздох, заставив меня выгнуться изнутри. Знакомо до боли… Флешбек в ночи с Дамианом. Дыхание в шею, поцелуи тонкой кожи, опаляющие, греющие… Выдохи на волне оргазма.       Ещё импульс, и снова… Понемногу… Это как дать воду тому, кто не пил несколько дней ни капли влаги. Можно погибнуть, испив вдоволь. А можно понемногу… и… Перетекающий образ плотнел на глазах. Рога, лицо, крылья то появлялись, то исчезали. Покорёженное пламенем лицо, и испещрённая огненными искрами кожаная броня инкуба. Рука Рихтера и когтистая лапа с мою голову размером. Образ, словно та же вода меняется… серые глаза и алые угли… Голос и рык… Мешается…       «Ему больно…» — всхлипнула чертовка в моей голове.       — Будет больнее, если не материализуется. — ответила я, внутренне полностью с ней соглашаясь.       Канал скрепился до конца, позволяя силе заливать древнюю сущность и её носителя. Метаморфоза не прекращалась, заставляя инкуба рухнуть на пол шатра, корчась в судорогах от боли. Я протянула руку, касаясь лба, который попеременно то покрывался человеческой кожей, то пурпуром демона. Импульс воспоминаний, попытка закрепить один образ в этот момент. Трудно и болезненно. От боли инкубу не скрыть память… Всё выныривает, ударяя по тому, что я видела и тому, что он испытал…       Картина утягивала жизнь. Единственное спасение — уйти в иллюзию. Демон здраво вытряхнул Дамиана в шатры и рванул следом. Канал связи сгорел, запечатав его в цирке, который приходилось питать. Рихтер не смог пробиться наружу и улетел дальше. Инкуб три блядских года торчал в этой агонии меняющегося тела, отдавая остатки своей прежней мощи на то, чтобы сохранить всё, чтобы иллюзия меня дождалась. И смог… справился. Выдержал пока тупая носительница его пары перестала себя жалеть и вышла из самокопания.       А когда я появилась…       Стыд…       Стыд, что не смог удержать разум носителя. Метаморфоза зацепила только тело… Часть памяти, но не его разум… Рихтер где-то… не здесь. Всё равно не здесь. Я сглотнула, обхватывая пальцами лапу демона и отдавая остаток энергии. Снова в стрип завтра же. Но мы справились. Хотя бы на половину. Лапа сжалась в ответ… Алые сполохи сосредоточенно всмотрелись в моё лицо, морщась от переизбытка энергии.       — Моя… — пронеслось, словно шелестом ливня по ночному лесу.       — Мой… — всхлипывая, ответила я.       Метаморфоза завершилась, выронив из клубящейся мглы истощённого, но живого инкуба, лишившегося носителя, но не ушедшего в Инферно. Его слишком сильно тянуло назад — к своей паре. К обеим её частям. К женщине и к демону. Он любил обеих, как его научил Дамиан.       Я сглотнула, опускаясь на колени и поглаживая пальцами высокий лоб с жёсткой, будто панцирь кожей. Где-то в своей половине сознания скулила суккуба, соскучившаяся ничуть не меньше. Вдох, и я провалилась, полностью уступая сознание хныкающей чертовке, мгновенно свернувшейся калачиком рядом со своим едва дышащим Хозяином. Словно большая кошка… Скольжение щеками по его лицу, оставляя ей одной известные метки. Бегущие бесперерывно пальцы по мускулистой пожжённой груди демона…       Инкуб улыбнулся, с трудом поднимаясь на колени, а после и на ноги.       — Моя… — утвердительно и твёрдо произнёс он.       Чертовка пискнула, нырнув в его руки.       А мне оставалось только задыхаться внутри от паники — где же тогда Дамиан?..       Сознание должно было оказаться здесь, когда инкуб, спасаясь и спасая, выталкивал обоих в этот бардак. В итоге… нет его тут. Куда делся? Всё же погиб?.. Нет. Тогда бы его память я не видела. Просто… дальше? Ушёл туда, где я ещё… не существовала?.. Демон перестарался, выбросив сознание туда, куда хода нам не было. Ему из-за не пройденной инициации и спускового механизма, мне… просто потому, что я ещё не родилась?..       В голове роились мысли, выбрасывая на поверхность теории одна бредовее другой. Ведь по сути инкуб мог бы… достать его. Они ведь с обрушения проклятия были вместе, можно сказать. Да, без характерных черт определённого демона. Да, без материальной части сущности, которая веками была только духом маски.       Я вздрогнула, когда чертовка резко схлынула.       Инкуб, покачиваясь, повернулся ко мне, пытаясь притянуть в объятия свою маленькую девочку, которую он прекрасно помнил.       — Нет! Тебе будет больно… — я отшатнулась, — моё проклятие — никто не касается, кто питает что-то свыше друж…       Жёсткие горячие пальцы прошлись по щеке, не одёргиваясь. Я зажмурилась, плавясь от прикосновения. Снова грохочущее сердце внутри, рвущееся наружу, выпасть к ногам и умолкнуть.       — Мне… можно… — тихо проскрипел демон, — моя вечность — ты…