Путь к возвышению

Раньше команда от главы экспедиции считалась приказом, но теперь никто особо не торопился выходить из спасительного коридора. Форд вполголоса спросил, не могут ли они остаться и дождаться подмоги, однако даже Алданон уже не питал иллюзий насчёт злосчастных руин. — Нет. Пройдут недели, прежде чем кого-то отправят на помощь. Подготовительный этап, включавший развёртывание лагеря и внешний осмотр, мог растянуться на несколько дней, а затем с первыми находками — или их отсутствием — экспедиция отправляла из ближайшего населённого пункта либо первые образцы, либо весточку в археологическое общество. Молчание обычно затягивалось на неделю, если не больше. Откашлявшись, Энна оперлась спиной о стену, вытерла губы рукавом и сказала: — Испытания не убивают, а проверяют. — Тогда откуда столько костей в зале? И тот парень в синей комнате — что про него скажешь? — вспылил Форд, на что у Энны был ответ: — Трагическая случайность. — Это правда! — встрял Алданон, когда коллеги собрались спорить на повышенных тонах. — Я видел, как его убили за предательство бывшие соратники. Испытания вовсе ни при чём… или же… нет, в конце пути открывается нечто ценное — мудрость или тайна, за которой охотились нетерильцы… что-то о создании рукотворного бога, — он тяжело дышал, говорил урывками, но в повисшей тишине так и просилось последнее откровение. Алданон взглянул в глаза Энне и сказал: — Прозвучит безумно, но Фейн — девушка, о которой я рассказывал — была здесь последней! Уже по одному скептическому взгляду он понял, что Энна ему не поверила. — Нас всех только что взболтало, как воду в бутылке; ты озадачен, испуган… — она измученно прикрыла глаза прямо как Фейн только что — тысячелетия назад. — Разве ты сам не понимаешь, насколько идеальное совпадение? — О ком речь? — не понял Форд, но Алданон лишь махнул рукой — им обоим сразу — и пошёл на голос Салханы, который снова их поторопил. Правда никому не нужна — да и как её доказать, зачем? Даже если прошлое что-то пыталось сказать им, Алданон сперва должен пройти тот же путь, что и Фейн, увидеть собственными глазами упадок Путей Испытаний — и может, тогда разрозненные видения обретут порядок. Ему бы хотелось, чтобы руины преподнесли свой секрет, как жемчужину — раковина, однако Алданон знал, с каким трудом доставалось хоть что-то минимально ценное. За поворотом коридора его ждала уже знакомая комната в голубоватом свете — временная передышка перед следующим добровольным истязанием. Несмотря на неугасающее тревожное чувство, Алданон был рад остановиться хотя бы здесь. Салхана стоял у пустого постамента, а перед ним на полу, откинувшись о вогнутую стену и расслабленно вытянув на коленях окровавленные руки, сидел Эрн. Его блуждающий взгляд на мгновение остановился на Алданоне, отчего мурашки пробежали по спине. — Эрн, ты слышишь? Узнаёшь меня? — Салхана говорил спокойно, не наседал, хоть и бросалось в глаза, каких усилий ему стоило держать себя в руках. Ради собственной безопасности он не касался Эрна и держался в паре шагов, подле постамента, за который можно было в крайнем случае сигануть. — Где Ульфгар? Его голова качнулась и заслонила синий магический светильник, отчего под глазами залегли длинные зловещие тени. Сходство с живым дварфом исчезало, чем дольше Алданон смотрел на него и боролся с желанием снова проверить ауру. Он сделал жест подоспевшим коллегам, что всё в порядке, хотя ничего подобного не было, и подошёл к ним. — Что случилось? — полушёпотом шокировано пролепетала Энна, прикрыв рот ладонью. — Мы не знаем, — признал Алданон и спросил Форда: — У тебя всё в порядке? — Тот мотнул головой и не поднимал взгляд, пока Энна не ушла к Салхане. Давить на юношу не хотелось — скорее поддержать. Однако Алданон был плох в выражении своих чувств в принципе. — Отдохни, скоро всё кончится… — Вы попросили помочь, а я не смог — струсил, как приклеился к месту… ничего не сделал, — перебил его Форд и сердито утёр лицо рукавом, растерев грязь по щеке. Алданон прекрасно понимал его, хотя сам себе казался фальшивым, пока выдавливал добрую улыбку и подбирал слова утешения. — Бояться — нормально, даже естественно. Как вообще можно подготовиться к чему-то подобному? — он махнул дрожащей рукой в сторону коридора. — Да никак. Мы же мирные исследователи, а не искатели приключений, в конце концов! — Дамарцы должны быть храбрыми и сильными, несмотря ни на что. Трусости нет оправдания! Подобную чушь Алданону приходилось слышать на улицах Невервинтера, особенно из уст особо пьяных и буйных завсегдатаев таверн: каждый норовил полезть в драку под выдуманным предлогом, то защищая чью-то честь, то силясь доказать собственную отвагу. Дамарцы среди прочих народов отличались твердолобыми принципами и детей воспитывали в строгости, на сказках о долге и подвигах. Конечно, далеко не все из них вырастали бесстрашными воинами. — Ну, трусость и здравый смысл — разные вещи, — пробормотал Алданон, но Форд лишь обречённо вздохнул. — Поэтому я и выбрал археологию: всем кажется, что работа опасная, полная приключений, но на деле — скучная и монотонная. Смешно теперь думать, насколько я заблуждался. — А я тогда что, обязан быть варваром с двуручным мечом или мореплавателем в наколках, раз родился иллусканцем? Смеяться над собой оказалось проще, чем Алданон думал; Форд — видимо, представив своего учителя в образе берсерка — тоже улыбнулся. Наверное, лишь Салхана был прямо-таки образцовым представителем чондатанцев, но куда храбрее большинства собратьев. Хотелось верить, что и Форд когда-нибудь поймёт, как важно найти собственный путь вне чьих-то ожиданий. — Ну, я хотя бы мечом владею! — Однако его улыбка вмиг угасла, когда пальцы нащупали пустоту над ножнами. — Где он? Где мой меч? О, боги, отец прикончит меня! В отчаянии он схватился за голову и замер перед коридором, решаясь на очевидное самоубийство — уже почти шаг сделал, но Алданон схватил Форда за плечо и крепко сжал пальцы, чтобы боль немного его отрезвила. — Эй, не расстраивайся так: мы выберемся, наймём больше людей, подстраховку, охрану, разроем здесь всё и подберём твой меч. Отец даже не узнает, — добавил Алданон, пытаясь пошутить, но Форд уже и не слушал. Его губы едва заметно шевелились, но голос Салханы его перебивал. Алданон сразу почувствовал неладное, но пока решил оставить Форда в покое: после первого испытания всем им было не по себе. Только Энна с любопытством продолжала осматривать зал и что-то зарисовывать. Используя в качестве опоры тубус, ей приходилось вертеть лист на вогнутой поверхности. Все мысли Алданона занимал Эрн: через что он прошёл? С трудом верилось, что они сильно разминулись, а значит, дварфы должны были зайти в другую комнату и пройти своё испытание. Салхана тоже хотел знать наперёд, что их ждало, однако не мог добиться хоть какого-то вразумительного ответа. — Ты когда-нибудь считывал прошлое по живым людям? Алданон не сразу понял, что Салхана обращался к нему, и поёжился, взглянув на разодранное лицо. — Да… Просто я… — он прокашлялся. — Не люблю их касаться. С вещами проще. Возможно, проблема крылась в самом Алданоне и его брезгливости перед той грязью, что пытались от него — да и от всего мира — скрыть. Зная, кто к ним прикасался, люди словно интуитивно боролись с прорицателем и невольно поднимали со дна памяти самые мерзкие и чересчур эмоциональные эпизоды; порой они зацикливались на безобидных с виду, но крайне неприятных для них ситуациях вроде сдачи экзамена требовательному преподавателю. Живая память — крайне хаотичная материя, а Алданону не хватало то ли смелости, то ли упорства, чтобы отмести лишнее. Тогда, после неудачных опытов, он решил сосредоточиться на предметах из поздней истории, ведь и работа в археологии намечалась весьма кстати. Глядя на окровавленные руки и безумный взгляд Эрна, Алданон сразу понял, что не хотел видеть то же, что и он, несмотря на новые успехи в считывании видений. Отказ — нетвёрдый, жалкий — Салхана расценил как побег от единственной обязанности. — Ты же профессионал — по крайней мере, пытаешься им казаться! Сам говорил, что наблюдатель ни на что не влияет. Никакая сила не затянет тебя в этот… «пузырь прошлого»! Алданон хотел его исправить, но быстро передумал — да и как объяснить, если довод будет одним и тем же? Был ли у него выбор в принципе? — Энна, ты что думаешь? Та промычала в ответ, не поворачиваясь и не отрываясь от своего занятия. Её рука бодро выводила рисунок — наверняка треклятой синей лампы. Форд ходил вдоль стены, понурив голову, и сквозь протяжные вздохи можно было расслышать обрывки слов: — Бесполезный, бесполезный!.. Ни на что не годен… Ну, Форд!.. Алданон обречённо вздохнул. Впору было самому себе под нос бухтеть: «Всё это — чужие воспоминания, просто смотри, не зацикливайся…», чтобы не присоединиться к лагерю самобичевания. Затем он подумал, что не должен единственным идти на риск, как требовал Салхана, и отметил, что даже в уме перестал называть его «мастером». — У последователей Савраса есть ритуал «правда за правду» — считается, что никакая информация не даётся даром: взамен ты сам должен преподнести что-то от себя. Правда не откроется, пока её таит кто-то другой. На самом деле Алданон хитрил и снова недоговаривал: правило не относилось к почитателям других богов, но считалось хорошим тоном — жертвой Саврасу. Салхана вообще не считал его богом и поэтому грозно сдвинул брови, пока отчитывал Алданона: — Глупости! Давай работать — Ульфгар где-то ждёт нашей помощи! Однако его взгляд избегал прямого контакта, и агрессивность в ответ также могла скрывать недомолвки. Несмотря на то, что Салхана был заперт вместе с ними, у Алданона сложилось стойкое впечатление, что именно он, их руководитель, был заодно с Джерро и преследовал собственные корыстные цели. Нити соединялись даже слишком отчётливо. Верить ему на слово не следовало, и Алданон решил сделать всё по-своему. Он рисковал, усаживаясь напротив Эрна, но верил, что Салхана хотя бы спасёт его от внезапного нападения, посчитав ценным. Форд позади продолжал причитать: — Бесполезный, бесполезный!.. Сообщив, что призовёт всё имеющееся сосредоточение, Алданон коснулся холодного пола и закрыл глаза, чтобы холодный синий свет не давил на него. «Убейте их!» Мужской крик точно обухом ударил. Зал ожил звуками — лязгом стали, голосами и треском магических молний — и показал Алданону последнюю развернувшуюся битву. Нетерильские маги в тёмных мантиях пытались крушить своды зала, тогда как воины в доспехах защищали их от группы иллефарнцев, уступающей им по численности. Однако его взгляд приковала всего одна знакомая фигура. Длинные кинжалы с зазубренными лезвиями, как у охотников, безошибочно находили незащищённые места в доспехах и проникали почти по рукоять — удар занимал всего миг, и Фейн уже спешила к следующему противнику. Густые тени укрывали её от выпадов и ослепляли в ответ, а стрелы спутников прикрывали со спины. Эльфийка Миэль тоже была здесь, но мешкала, натягивая тетиву, словно боялась сразить невинного. С каждой выпущенной стрелой её лицо всё больше искажал гнев. Фейн не пыталась отстраняться, будто специально подставлялась под брызги яркой артериальной крови и рвалась вперёд, крича и вдохновляя собратьев на бой. Однако нетерильцы не уступали в умениях. Тела падали на плиты под равнодушный бледно-синий свет и замирали навсегда. Оставляя кровавые следы, Фейн бросилась на последнего мага, выбила посох из руки, а затем и вовсе отрубила её, едва заклинание сплелось. Алданона чуть не вывернуло, но после первого испытания организм, видимо, устал от тошноты. Гневный возглас Форда прозвучал совсем близко, но из другого века: — …Трусливый кусок дерьма! «Стой! Допросим его!» Миэль, не уступая Фейн, ловко перехватила её за руку, рискуя нарваться на удар локтем, однако та собой владела и взглянула на сестру скорее с сочувствием. «Он солжёт. Люди всегда лгут», — сказала она и воткнула лезвие в горло магу, чтобы даже в предсмертных муках он не имел возможности заговорить. «А ты? — Фейн встрепенулась и сделала шаг, угрожающе нависнув над Миэль, хотя они были примерно одного роста. — Поклянись костями нашего отца, что не врёшь — что не ты убила Фаугара и действительно не понимаешь, почему он так поступил со мной!» В нависшей тишине даже у Алданона — невольного зрителя — пустилось сердце в пляс, перед глазами потемнело, а после её ответа он и вовсе забыл про дыхание. «Миэль… это же часть испытания: архитекторы проверяют твой разум и пользуются слабостями, чтобы с толку сбить. Не поддавайся!» Алданон повернул голову вправо и наконец заметил, что возле постамента не было останков Фаугара, ведь он умер в другом зале. «Да-да, ты просто выполняешь приказы; не думаешь, а спасаешь наш народ от гибели», — произнесла Миэль заученную, набившую оскомину фразу. Она словно только сейчас рассмотрела свою сестру, испачканную в крови с головы до ног, растущую лужу под ногами, из которой торчали отрубленные скрюченные пальцы, и комнату с мерцающим, гипнотическим синим светом. Их обоих в разном времени не покидало чувство, словно кто-то наблюдал со стороны, за завесой, как за мышами в лабиринте, испытывал, тянул руки к мыслям и оживлял старую магию. Немыслимая догадка поразила Алданона, но тогда пришлось бы пересмотреть все знания, которыми обладали прорицатели его эпохи. «Кто-то должен», — устало промолвила Фейн, чувствуя не то же, что они, но другую неподъёмную тяжесть ответственности. Миэль понимающе кивнула, отвела взгляд, а затем схватила стрелу с зачарованием и молниеносно выпустила её в потолок. На их головы посыпались камни и мелкая крошка; зал точно вздрогнул, но устоял. Фейн вскрикнула в ярости, но когда пыль рассеялась, перед Алданоном сидел Эрн и таращился вполне осмысленным, испуганным взглядом. Он сжал пальцы в кулаки, позволив крови тонкими струйками стечь под рукава, и поделился секретом: — Всё давно сломано — а мы не замечали. Нет, Алданон тоже видел. Едва воспоминание распалось, как на его месте сплелось другое. Одна материя — один и тот же зал — перестроилась, треснула по швам кладки и раскрылась, как старый гнойник, явив истинное уродливое обличье. Часть стены и потолка разнесло взрывом, земля давно проникла внутрь, лишь чудом не засыпала зал и застыла поросшим оползнем с выпирающими кусками камня. Судя по шорохам и плеску, в темноте копошились какие-то зверьки — их они и слышали у арки с предупреждениями. Магические светильники явно доживали свой век; пахло затхлостью с примесью металла. Теперь Алданон боялся пошевелиться, чтобы не побеспокоить останки погибших нетерильцев. Его мантия, в которую завернули Эрна, валялась в грязи, а чуть дальше торчало ложе арбалета. Дварфов иллюзиями не сбить с толку — они землю и камни нутром чуяли, — оттого и Ульфгар сделал привал на насыпи, решив, что уж здесь точно раскопает путь наружу. Однако нельзя обмануть тех, кто знал будущее. Пока Алданон не понимал, как подобное возможно, но чувствовал вмешательство загадочных архитекторов. Бунт Миэль был для них не преградой и даже не досадной помехой, а одной из ступеней, которые невозможно миновать. Старой магии не нужны стены, тем более они не нужны запертому в клетке разуму. Алданону даже не пришлось концентрироваться, чтобы увидеть — прошлое будто само рвалось к нему сквозь поток. Эрну повезло очнуться — в месте, куда он так не хотел отправляться. Из-за травмы пропала часть последних воспоминаний, а с новыми он попросту не смог справиться. Увидев, что племянник встал, Ульфгар бросил подкоп и на несколько минут позабыл о безопасности, а когда вернулся, насыпь обрушилась вместе с частью стены. Эрн едва ли мог стоять, поэтому полз на помощь, хватал Ульфгара за торчащие из завала плечи и окровавленную голову, рыдал и кричал, а затем резко отполз назад, вспомнив дядины нравоучения, которые тот сам и нарушил, и едва не попал под новый обвал, когда сухой грунт речушкой осыпался из-под покосившейся кладки. Затем всё стихло. Потухло и видение, словно материя, потеряв связь с сознанием, растворилась в потоке времени. Раньше Алданон едва улавливал обрывистые образы и с трудом описывал их, но теперь чувствовал чужие воспоминания так, будто сам пережил их. Мысли Эрна — сумбурные, бессвязные, испуганные — кружились в его голове опавшими листьями на ветру, стараясь вытеснить массой его собственные переживания, как наблюдателя. — Я мечтал избавиться от опеки… неужели это я сделал… убил его? — прошептал Эрн и в отчаянии искал ответ у Алданона. Тот покачал головой. — Нет, это был несчастный случай. Ульфгар так хотел помочь тебе, что забыл о себе. В горле пересыхало при мысли, что случайностей уж слишком много — а виноваты кто? Вряд ли призраки прошлого настолько всесильны, что устроили стычку с друидами, сорвали экспедицию и теперь потешались над растерянными исследователями. Будущее создавали смертные и их поступки, никак иначе. Выслушав его, Эрн медленно кивнул, и взгляд уже не пугал Алданона отстранённостью. — Комната хочет, чтобы мы отвечали за себя. Теперь ваша очередь. — Вряд ли сама комната чего-то хочет, но… наверное, ты прав. Эрн с тревогой посмотрел на него и самостоятельно засеменил к уцелевшему после взрыва коридору — видимо, для того и строились столь массивные своды из цельной породы. Алданон проводил его взглядом и помахал на прощание, затем тяжело вздохнул и зажмурился, когда Форд вновь что-то воскликнул. Салхана никак не отреагировал ни на Эрна, ни на их разговор, а сосредоточенно пялился на противоположную стену, словно на ней разворачивалось нечто занимательное. Алданон не пытался бежать и даже проверять клетку на прочность — всё равно бесполезно. Он знал, что давно застрял в собственном пузыре — или тот всегда был где-то внутри, — ни для кого и не жил, кроме себя, но чувство долга, воспитанное родителями, не позволяло просто так отвернуться от попавших в беду коллег. Куда глубже, в потаённых желаниях тлела безумная идея: использовать Пути Испытаний для своей школы, раскрыть третий глаз самостоятельно и докопаться до пресловутых архитекторов. Энна допускала, что Алданон мог восстановить утраченные песни, но он был способен на большее. Чтобы случайно не травмировать себя, он пересел в дальний от обвала угол и занял ожидание подготовкой. Из-за усталости Плетение поддавалось с усилием, но как только заклинание формировалось, материя пришла в движение. Тишину нарушало лишь бормотание Форда да яростное чирканье грифелем. — Фамильную ценность будешь всю жизнь в наёмниках отрабатывать!.. Алданон закрыл глаза и сосредоточился: чем раньше он начнёт, тем быстрее выберется. — Материя вне нас, но также и внутри нас… — повторял он, как молитву, цепляясь за устои школы Прорицания и своего полумёртвого бога, который мог всё это время молча направлять способности Алданона в правильное русло. — Материя вне меня… во мне… Раньше его вели чужие эмоции — предсмертные вопли и моменты радости, — но теперь он использовал собственный разум как стрелку компаса. Единственным маяком в бескрайнем времени оставалась, конечно же, Фейн. Когда он тянулся к прошлому, привычные безопасные — и ограниченные — пустоты исчезали, а материя будто устремлялась за его мыслью назад и вперёд по знакомой колее. Объяснения никогда не были сильной его стороной, да и в рисунках вряд ли бы что-то получилось отобразить. По сути, для Алданона и школы Прорицания ничего не изменилось, повлиять ни на что нельзя, ведь «всё давно сломано». Когда он тянулся к образу Фейн, то видел расцветающее безумие, кровь и ненависть, дозревшие до предательства родной сестрой, закованные в стальные рамки долга. Её вера и ярость наконечниками копий вонзались в разум Алданона; весь пройденный ею путь за доли секунды раскинулся перед глазами: принесённые жертвы разливались реками крови, увядали юношеские надежды, но зато шла в гору карьера молчаливого исполнителя, круг соратников разрастался и креп. Для иллефарнцев Фейн была идеальным героем, дочерью кризисного века нестихающих войн и стремительного научного прогресса, пугающего обывателей порой даже больше коварных нетерильцев. Едва пыль осела, Фейн перевела взгляд на него и победно оскалилась, точно волчица; благородные, чуть заострённые черты лица расплылись чёрной дымкой и устремились вверх над её головой. Металлический привкус крови застыл на языке плёнкой. Шагнув в тень, Фейн через несколько мгновений появилась за спиной Алданона в окружении ароматов стали, пота и маслянистых духов. В восхищении он открыл рот, но вспомнил, что прошлое его не слышало, осмотрелся в поисках Фейн, а затем внезапно почувствовал ледяное прикосновение стали. По горлу милосердно безболезненно скользнуло лезвие кинжала. Что-то стремительно потекло по груди, отчего мантия тотчас прилипла к телу, и Алданон, опустив взгляд, с удивлением увидел кровь на трясущихся руках. Вместо звуков из глотки раздалось хлюпанье, перед глазами стремительно темнело. Он потянулся за рюкзаком, пытаясь совладать с верёвками и сетуя, что сгрёб вещи как попало. Фейн опустилась рядом на одно колено, держа окровавленный кинжал перед собой — в ожидании развязки. Время слишком сильно растянулось для реальности, но Алданон едва ли соображал. Он потянул края в стороны, заглянул внутрь… и встретился со стеклянным взглядом Ульфгара — его отрезанной головой на подушке пышной бороды. Неожиданно он моргнул, искоса глянул на Алданона, посиневшие губы приоткрылись и распухший язык вывалился вместе с комьями земли. — Эй, парень! Слышал шутку, что в зачарованные рюкзаки можно и тело при случае сложить?.. Дьявол, это и была шутка… Алданон испуганно разжал руки и повалился на бок, пока Ульфгар продолжал приглушённо хохотать. Воздух проходил толчками, вместе с кровью, вынуждая ею захлёбываться до смерти. Фейн нависла над Алданоном и оглядела презрительным взглядом, полным горечи. — Я верила тебе, пустила в свой круг и позволила обрести мудрость наших предков, а ты воткнул нож мне в спину! И ради чего? С трудом он заставил себя успокоиться, дышать ровно и коротко, а тем временем — лихорадочно думал. Те же слова он слышал в адрес Фаугара, и для Фейн Алданон и есть он — человек, который лез не в своё дело. Как бы прорицатель ни манипулировал с потоками времени, материю он изменить не мог: прошлое уже случилось. Она убьёт его.