***
Пятый курс вышел неожиданным. В Хогвартсе очень многое поменялось. Во-первых, от проклятия Волдеморта умер Дамблдор. Все сокрушались, школа была в трауре все первое полугодие, но, если честно, я не очень разделяла эти чувства. Директора я видела в основном издалека, вопросы к нему как к директору школы, да и как к верховному чародею у меня были еще с первого курса. Но вот Гарри действительно переживал его смерть, как личную утрату. Он много рассказывал мне. Я по большей части молчала. Все это казалось странным. Но не буду же я расстраивать Гарри своими размышлениями, которые могут только поссорить нас. К тому же популярность Гарри возросла до небес — Локхарт обзавидовался бы. Но Гарри от нее отмахивался и предпочитал общаться с теми, с кем дружил и раньше. Ко мне даже пару раз подходили девочки разных курсов — пытались завязать дружбу со мной, чтобы подобраться к Гарри. Это было действительно забавно. Во-вторых, в Хогвартсе произошли значительные изменения в кадровом составе. Теперь Минерва Макгонагалл стала директором, но по–прежнему вела трансфигурацию у пятого и седьмого курса. А у остальных — молодая преподавательница Линда Мун. Деканом Гриффиндора назначили профессора Вектор. И как-то сразу почувствовалось, что такое дисциплина. По крайней мере, новый декан навещала гостиную регулярно, первокурсников опекала, а старост загружала работой. Ах да, конечно, меня назначили старостой. И Гарри тоже. Это было очень странно — некоторые готовы были потерять факультетские баллы, лишь бы встретиться ночью в коридоре с самим Гарри Поттером. Поэтому график его дежурств держался в секрете, как код Энигмы. Так что каждый мог попробовать себя в роли Тьюринга. В-третьих, профессором ЗОТИ в этот раз пригласили настоящего Муди. Правда, мало кто знал, но Гарри рассказал мне, что в прошлом году у нас целый год вел защиту Пожиратель смерти под обороткой. Но надо отдать ему должное — Крауч отыгрывал профессора Муди вполне достоверно. Впрочем, если привыкнуть к манере преподавания старого аврора, то она оказывалась весьма действенной. Но было и в-четвертых, что расстраивало меня больше всего. Профессор Снейп покинул пост преподавателя зельеварения и декана Слизерина, передав его профессору Нотту. Нет, я не могу сказать, что профессор Нотт был плохим учителем или не справлялся со своими обязанностями, но он не был Северусом Снейпом. Впрочем, вряд ли хоть кто-то кроме меня и, пожалуй, Драко Малфоя жалел об этом. Даже удивительно, что идейные антагонисты оказались в чем-то схожи. Впрочем, я не подавала вида, что меня хоть что-то беспокоит. Но нет-нет, а мне вспоминались строгий взгляд черных глаз и глубокий голос. Иногда я плакала в подушку. Как же хорошо, что можно задернуть полог и наложить чары тишины. Тогда можно зажечь в банке синий огонек и сидеть, глядя на холодное пламя. Впрочем, двойная нагрузка, обязанности старосты и приближающиеся СОВ не оставляли времени печалиться. Даже переписка с Виктором, поначалу довольно оживленная, через полгода постепенно заглохла. Из последних писем я поняла, что у него появилась девушка. Что ж, я была рада. Еще больше я была бы рада, если бы Рон оставил свои попытки подкатить ко мне. Он явно был ко мне неравнодушен. Я же тяготилась его обществом и старалась избегать. Благо это было несложно — библиотеку Рон по-прежнему обходил по дуге. Так незаметно и прошел пятый курс. Экзамены оказались легче, чем я рассчитывала. В результатах я не сомневалась. А еще в том, что в Хогвартс я больше не вернусь. Я уж не знаю, в чем было дело, но что-то в этом мире поменялось. С тетей Берри я могу продолжать общаться и без Хогвартса. Из друзей в магическом мире у меня были только Виктор, с которым мы и так свели все к переписке, и Гарри, которому и без меня будет неплохо в этом мире. Он здесь был своим, а я так и осталась чужой. Тайны науки манили меня не меньше тайн магии. А еще учиться на артефактора в Дурмштранге было даже дороже, чем в Кембридже или Оксфорде на врача. Родители не потянули бы. А стипендия для иностранных магглорожденных студентов не предполагалась. Поэтому вместо трансфигурации и нумерологии я усиленно учила биологию и химию — у меня была цель: стипендия в Кембридже. И я собиралась ее добиться. А результаты СОВ мне там вряд ли пригодятся.***
В августе я уселась за письма. Все сложилось несколько иначе, чем я рассчитывала, но так тоже было неплохо. Несмотря на то, что документ об образовании был у меня на руках, поступить в Кембридж я не смогла, зато меня взяли на подготовительный курс, а в следующем году у меня были все шансы получить стипендию. Родители мной ужасно гордились, и хоть я выбрала не медицину, а биологию, они явно вздохнули с облегчением, когда поняли, что в Хогвартс я возвращаться не намерена. Вот бы и там все так же восприняли. Я еще раз развернула письмо из Хогвартса со списком необходимых покупок для шестого курса. Нет, я честно пыталась объяснить директору Макгонагалл, что не собираюсь продолжать магическое образование. Но, кажется, она не поняла меня. Она сообщила, что я могла бы перестать тратить время на ерунду — это она про обычную школьную программу — и сосредоточиться на по-настоящему важных вещах. Впрочем, от обязанностей старосты она меня освободила, правда, покачав головой и сказав, что без этого я не могу рассчитывать на звание префекта. Как будто мне это нужно. Впрочем, прими я решение в пользу магического мира, пожалуй, я бы рвалась ради звания лучшего ученика школы. Да не пожалуй, а точно я бы к этому стремилась. Но теперь надо написать письмо, что на шестой год я не приеду. Я еще раз глянула на пергамент и взялась за перо. Письмо вышло коротким, ужасно официальным и сухим. Теперь же мне предстояла куда более сложная задача — рассказать все то же самое Гарри. К сожалению, теперь ему нельзя позвонить. В прошлом году у его тети и крестного родился очередной ребенок, и они перебрались в дом побольше в магическом квартале Лондона. Все же по меньшей мере трое из его кузенов уже точно были волшебниками. И младшие скорее всего тоже. Это было весьма разумно — переехать в магический квартал. Но раньше я могла позвонить Гарри, что и делала, теперь же надо отправлять сову и договариваться о встрече. Нет, все же хорошо, что я возвращаюсь в обычный мир. И хотя тетя Берри нарисовала мою карту, но я могла «вызывать» только ее. Ну, через год еще Арка. Карты Гарри в колоде не было, а мама и папа не могли почувствовать вызов. По телефону же я всегда могла с ними связаться. А еще мобильные телефоны с каждым годом становились все доступнее. Но сейчас речь шла не об этом. Я нацарапала записку для Гарри, в которой предложила встретиться завтра у «Дырявого котла», и отправилась на Косую аллею — там можно было воспользоватся общественной совятней. Свою сову я так и не завела. И правильно сделала. Живоглотик куда лучше и умнее совы и вызывает куда меньше вопросов. Просто слишком большой и слишком умный кот. Из Хогвартса ответ не пришел. Не то чтобы я рассчитывала, но думала, что из вежливости директор черканет мне пару строк. А вот Гарри ответил согласием. Поэтому я отправилась в центр Лондона. Платье простого кроя уместно смотрелось и в обычном городе, и в волшебной его части. Палочка на всякий случай была при мне. До совершеннолетия оставалось чуть больше месяца, но исключения из Хогвартса я не боялась. В «Дырявом котле» народу было немного, я взяла чай и уселась за столик, поджидая Гарри. Вдруг ко мне подсел какой-то незнакомый блондин. — Я жду друга, — начала было я, но парень произнес знакомым голосом: — Гермиона, это я — Гарри. Пришлось выпить оборотное, а то меня бы разорвали на сувениры. Ах, да. Я и забыла, что Гарри теперь суперстар. Он улыбнулся в своей манере и попытался поправить очки, которые его временной ипостаси были не нужны. Мы немного поболтали ни о чем, а потом отправились в маггловский Лондон. — Так о чем ты хотела поговорить, Гермиона? — Гарри, я больше не вернусь в Хогвартс. — О, так ты решила перейти в Дурмштранг. Ты же вроде рассталась с Виктором? — Гарри, мы с Виктором просто друзья, но это тут совершенно ни при чем. Я решила жить в обычном мире. — Э, ты совсем, что ли, от магии отказываешься? — Разумеется, нет. Это глупо и даже вредно. Как если бы я вдруг специально стала бы закапывать себе глаза атропином, чтобы хуже видеть. Нет, просто… Я уже колледж подобрала, поступила на подготовительный курс. Мне так интересно изучать биологию, химию, естественные науки. А у магов — даже не прошлый век, а позапрошлый. И родители. Я не могу от них отказаться. — Но никто тебя не заставляет… — Гарри, ты не представляешь, сколько мне приходится затрачивать усилий, чтобы поспевать за всем, что происходит в маггловском… в моем мире. Я уже молчу, что давно не слежу за современной музыкой, что я не видела и половины фильмов, которые вышли за последние пять лет, но даже за обычными технологиями я поспеваю с трудом. То введут новый способ оплаты за метро. То пейджерами уже никто не пользуется, а у сверстников появляются компьютеры, к которым я не знаю, как подойти. Я боюсь, что еще за два года я отстану еще сильнее. Понимаешь, я как будто бы пытаюсь стоять на двух расходящихся в сторону льдинах. Пока я еще могу стоять одной ногой там, другой здесь, но эти льдины разъезжаются с каждым годом все дальше. Удержать их вместе не в моих силах, и чтобы не свалиться в воду, мне нужно выбрать что-то одно. — Но как же… — и Гарри обвел руками пространство, пытаясь показать, как от многого я отказываюсь. — Гарри, прости, но я уже решила. Я не могла не сказать тебе. Ведь это было бы предательством. — А как же наша дружба? Я пожала плечами: — Вот и проверим, насколько она крепкая. Письма еще никто не отменял. А еще вот, — я потянулась в сумочку и достала свою карту. — Тетя Берри нарисовала несколько, чтобы я могла раздать друзьям. — Здорово, не знал, что у тебя есть карта! — Ну, слава Мерлину, не придется объяснять и учить. А у тебя есть? — Я пришлю совой, — улыбнулся в ответ Гарри. — Так. Стоп. А откуда ты про них знаешь? — Вообще-то их моя тетя придумала. — Тетя Берри? — Ну да. Правда, она моя двоюродная тетя. И нет, я все равно магглорожденная. Мама тети Берри — моя двоюродная бабушка — тоже магглорожденная. Видимо, у нас в семье просто склонность к рождению волшебников. Наверное, мутация какая-то. И моя мама ничего не знала про волшебство, пока к нам в гости не пришли профессор Снейп и тетя Берри и все не объяснили… — Профессор Снейп? Что еще я о тебе не знаю? — Эм-м-м… А что я не знаю о тебе? Гарри рассмеялся. — Да про некоторые вещи действительно не приходит в голову рассказывать. Ты знаешь, например, что до шести лет я каждые выходные гостевал то у профессора Снейпа, то у твоей тети Берри? — Что? — пришел мой черед удивляться. Оборотное давно спало с Гарри, а мы все говорили и говорили. Вот так, оказывается, дружишь, дружишь с человеком, а ничегошеньки про него не знаешь. — Гермиона, может, передумаешь, а? Как я без тебя? Я же обязательно во что-нибудь вляпаюсь. — Ну что ты, Гарри. Ты справишься. Хуже, чем ты уже вляпался, не придумаешь. И у тебя есть Рон. И Джинни. И вообще вся школа, если не вся Британия, спит и видит, как заполучить тебя в друзья. — И среди них нет ни одной Гермионы. — Спасибо, Гарри, но мы же не на век прощаемся. Хотя, когда мы обнялись напоследок, было такое чувство, что прощаемся мы если не навсегда, то надолго. Все же мой друг был удивительным человеком. Я бы ненавидела Дамблдора за все то, что он провернул с Гарри, но он не только простил его, но еще и сожалел о нем. Я смотрела вслед уходящему пареньку — Гарри снова выпил оборотное, чтобы добраться до дома спокойно — и думала, что буду по нему скучать.***
Все же с третьего раза у меня получилось. Да, наконец-то я смогла влиться в коллектив и обзавестись друзьями. А может, все дело в том, что собрались люди, которым интересны наука и учеба? Так или иначе, но жить в общежитии, которое напоминает сказочный замок, мне было не привыкать. Хотя, конечно, отсутствие домовых эльфов давало о себе знать. Впрочем, тут помог курс домоводства от тети Берри. И пока соседок не было дома, я при помощи палочки наводила идеальный порядок. Как все же хорошо, что магическое совершеннолетие наступает в семнадцать. Ах, еще в августе я прошла курс аппарации и даже сдала экзамен, хотя официально могла это делать только с семнадцати. Мне было ужасно неловко, что пришлось задействовать связи лорда Блэка, но тетя сказала, что это сущая ерунда и все так делают. В конце концов, некоторые обучаются на дому, а экзамен по аппарации в Министерстве назначают как раз на конец августа — для тех, кто по каким-то причинам не смог его сдать в Хогвартсе. И не ждать же мне целый год только потому, что я родилась в сентябре. Короче, для меня сделали исключение. Я могла бы бывать дома хоть каждый вечер, но это было бы странно. Тем не менее у родителей я бывала каждые выходные и неслабо экономила на билетах. Хорошо быть волшебницей. Учиться было весело и интересно. Все преподаватели были замечательные, я с удовольствием слушала лекции, делала лабораторные, сдавала тесты и зачеты. Сдружилась с несколькими девчонками — мы иногда бегали в кино, они таскали меня на всякие посиделки. Я, конечно, была немного странной для них, но лишь немного. Всем я рассказывала, что училась в частной закрытой школе, руководство которой придерживается крайне консервативных взглядов. И это прокатывало. Меня даже жалели, что мне с одиннадцати пришлось жить в школе-интернате. Я же была всем довольна, училась и развлекалась. Первое время я очень остро переживала, что самая лучшая на курсе — это не я. Но потом пришло осознание, что кое в чем все мои однокурсники всегда мне будут уступать. Никто из них совершенно точно не был волшебником. Хотя в самом Кембридже я то и дело встречала следы пребывания волшебников в давние годы. То встретится руническая цепочка, вплетенная в узор резьбы на двери, то увижу остатки старых чар, отвлекающих внимание. Даже нашла одну дверь, запертую аллохоморой. Потом смотритель долго удивлялся, как я с ней справилась, ведь ее не могли открыть, боясь сломать замок или повредить саму дверь, уже очень давно. За ней, кстати, оказалось несколько старых метел. Наверное, я бы смогла их оседлать и заставить лететь, но с метлами у меня всегда были сложные взаимоотношения. Все же я поступила в заветный колледж и даже со стипендией. Теперь я углубленно изучала молекулярную биологию, большую часть времени посвящая науке и засиживаясь допоздна в лаборатории. А что делать — с утра пары, а компетентные клетки получить не так легко и быстро. Хорошо, что пока культура растет, можно подготовиться к занятиям на следующий день. Уже на второй год мои старания заметили, стали посылать на студенческие конференции. Я была счастлива. Про магию вспоминала редко, но старалась не забрасывать ее уж совсем. Как-то я не колдовала целую неделю. В итоге в воскресенье я проснулась с жуткой головной болью, а с кончиков волос сыпались искры. Хорошо, что это произошло дома, и никто не заметил моих странностей. В итоге я взяла за правило воскресенье посвящать колдовству, вспоминая и практикуя заклинания. А еще я старалась общаться с Гарри хотя бы раз в месяц, но постепенно наши дорожки расходились все дальше. После Хогвартса он все же решил стать аврором. Мне казалось это странным, ведь Гарри и так большую часть своей жизни защищал обычных волшебников от злодеев, но не мне осуждать его выбор. Общалась я и с тетей Берри. Она держала меня в курсе последних новостей магического мира, я же по ее просьбе доставала интересующую ее информацию в мире обычном. В последнее время она увлеклась системой школьного образования. Вместе со своим супругом они задумали совместную младшую школу для детей волшебников и магглорожденных. Пока все было на стадии проекта, но я помогла тете записаться в общественную Лондонскую библиотеку, показала ей, как там все устроено. Теперь она серьезно изучала законодательные акты. Впрочем, общением с Гарри и тетей Берри мои контакты с волшебниками и ограничивались. Но, как оказалось, если ты уйдешь от магического мира, магический мир придет к тебе.***
Летом после четвертого курса колледжа умер дедушка Джек. Он даже не успел увидеть мой диплом бакалавра. Да, дедушка был уже совсем старенький, ветеран войны, но все равно мне было очень грустно. Папа не показывал вида, но едва ли я видела его таким подавленным. Похороны были тихими и скромными. Еще месяц прошел прежде, чем мы решились разбирать вещи в доме, в котором папа вырос. Бабушка Сандра умерла, когда я была совсем маленькой, я ее почти не помнила. Знаю только, что она была из восточной Европы, из какой-то советской республики. Дедушка освободил ее из плена. Они влюбились, быстро поженились, и дедушка перевез свою молодую жену в Лондон. Я помню, как бабушка учила меня своему языку, но, кажется, далеко дело не зашло. Зато папа, когда зол, иногда ругается так, чтобы мы с мамой ничего не поняли. И вот теперь мы с родителями перебирали старые вещи, выбирая, что оставить себе, а что отправить на продажу или выкинуть. Дом было решено продать. Это было так грустно, но и вызывало столько приятных воспоминаний. Я зависла в гостиной, перебирая старые пластинки, которых было полно в дедушкином доме. Тут раздался голос отца из спальни: — Гермиона, милая, подойди в спальню. Может, тебе что-то приглянется из бабушкиных украшений? Я вспомнила, что у бабушки была чудесная брошь из янтаря в виде ландыша: два листка и соцветие из нежных колокольчиков, посаженных на тонкую проволоку. Туалетный столик бабушки был почти пустым. Баночка из-под старых духов с засохшей капелькой на дне пахла майской розой. Бабушка Сандра любила эти духи — этот запах до сих пор для меня связан с воспоминаниями о ней. В выдвижном ящике было немного старой косметики с истекшим сроком годности и деревянная шкатулка с резным узором. Наверное, украшения в ней. Я попыталась открыть, но шкатулка не поддалась. Я осмотрела ее со всех сторон, пытаясь найти секрет или кнопку, но вдруг наткнулась на совершенно неожиданную вещь — рунная цепочка. Довольно редкий вариант футарка, я бы даже сказала, архаичный. Я задумалась над переводом, а потом рассмеялась — все просто, даже палочка не нужна: шкатулку откроет родная кровь. Я проколола палец и приложила к рунической надписи. Стоило капельке впитаться, как руны засветились, а шкатулка с тихим щелчком раскрылась. Внутри лежала та самая янтарная брошка, несколько колец, включая обручальное, нитка жемчуга, браслет, еще какая-то мелочь и письмо. Отложив украшения в сторону, я взялась за бумагу. «Мой дорогой потомок. Если ты смог открыть эту шкатулку, значит, в тебе течет волшебная кровь. Очень надеюсь, что это ты, моя дорогая Гермиона. Жаль, пока ты слишком маленькая, а я чувствую себя все хуже и не увижу всплески твоей магической силы. Нет, сама я ей не обладаю. Я — сквиб, кажется, английские маги так зовут детей волшебников, в которых слишком мало силы для колдовства. Но мы можем его видеть, а руны тем и хороши, что сами по себе несут магию». Я оторвалась от письма, пытаясь унять сердцебиение. Значит, бабушка Сандра из волшебного рода и специально зачаровала шкатулку. Но почему я не заполучила ее раньше? Наверное, она не успела рассказать про нее моему отцу. И я принялась жадно читать дальше. Бабушка писала, что она принадлежит к древнему славянскому роду Корвин, но родилась сквибом. Потом она писала про судьбу своей семьи, присоединение к Советскому Союзу, Вторую мировую, как оказалась в плену и работала на немцев, боясь, что ее найдут сторонники Гриндевальда и убьют. Когда война закончилась, она познакомилась с дедушкой Джеком и уехала с ним в Англию. Бабушка Сандра, или Алеся, как звали ее дома, не вернулась на родину и потеряла связь со своими братом и сестрой. Магической связью она не могла воспользоваться, а все письма, отправленные маггловской почтой, не доходили по другим причинам. Но бабушка написала адрес своего старого дома и имена своих родных. Пропуском же мне должна послужить та самая брошь. Это подарок ее отца, которую бабушка каким-то чудом умудрилась сохранить во время войны. Это была единственная ее вещь из той жизни. Я взяла янтарный ландыш в руки. Он был теплым и, кажется, слегка светился. На обратной стороне я разглядела тонкие буквы на кириллице, выгравированные на застежке. Не болгарский, конечно, но имя «Александра» я разобрала. Слезы капали из моих глаз. Я должна туда поехать.