***
Не знаю, сколько прошло времени. По моим подсчетам около трех дней. Может, больше. Еда появляется три раза в день. Стоит мне отойти к туалету или противоположной стене, открывается дверь и заходит мужчина в белом халате, кладет на пол поднос и выходит. В это время между нами появляется прозрачная стена точь в точь как вокруг Крысуна в обеденном зале убежища спасителей. Пока я бодорствую, нахожусь рядом с дверью и пока нет стены, еду мне не принесут. Я пытался не спать и находится рядом с выходом, но проходило время и меня просто-напросто вырубало. Я облазил комнату, попытался оторвать обивку, найти трещины, выломать дверь, допрыгнуть до плазмы, разломать подносы и соорудить из обломков оружие или что-то на его подобии — все тщетно. Дверь не поддается. Подносы гнутся, но не хотят ломаться. Стены гладкие и ровные — даже не видно шва. Мне не выбраться отсюда самому. Чем дольше я здесь сижу, тем больше мой мозг вытягивает из памяти воспоминания, которые мне хотелось бы забыть. Ни физические упражнения, ни фантазии о расправе над Создателями, ни попытки придумать план побега не помогают выпутаться из сворачивающегося все туже вокруг меня кокона мрачных мыслей и образов. Также я не могу перестать думать о своих друзьях. Что с ними произошло? Что если им придумали Переменную смертельнее? И вот тут активируется воображение, которое вырисовывает все более изощренные и мучительные пытки, на которые ПОРОК, возможно, обрек моих друзей. А что если они уже мертвы? Об этом я стараюсь не думать.***
Чем больше проходит времени, тем больше я проваливаюсь в черную бездну внутри меня. Мне все меньше хочется двигаться, что-то делать. Каждый час, день и секунда сливаются в одну бесконечную массу однотонности и обреченности. Кричать о том, чтобы меня выпустили я тоже не вижу смысла, и что хуже — нет никакого желания. Я ничего не хочу. Только чтобы это поскорее закончилось. И мне плевать каким образом.***
— Ньют?! Открываю глаза, не сразу понимая, чей голос меня разбудил. Перед глазами белая обитая войлоком стена. — Ньют! Слышишь меня? Минхо?! Я резко сажусь и оборачиваюсь. В комнате никого. Неужели галлюцинации? Этого стоило ожидать… — Черт, я рад, что ты жив, братец! — это точно голос Минхо. Никого другого. Но в комнате все еще никого… Взгляд цепляется за включенную плазму. На ней изображена комната, схожая с моей. Из нее на меня смотрит Минхо. Лохматый, с черными огромными синяками под глазами, бледный, но живой! Один вид друга заряжает меня энергией. Я вскакиваю на ноги и подхожу к экрану. — Минхо! Ты не поверишь, я тоже рад, — улыбаюсь. — Что ты жив? — друг улыбается в ответ. Будь он рядом получил бы за придирку к моим словам толчок, но сейчас я только хмыкаю и выпаливаю: — А как же, шанк. На несколько секунд повисает молчание, за которые мы успеваем взглядами оценить состояния друг друга и обменяться беззвучным диалогом. Что-то типа: Минхо слегка приподнимает брови, правый уголок рта приподнимается в ее заметной усмешке, словно он говорит: «Ты выглядишь хреново, не грех и с Чучелом создателей спутать». На что я незамедлительно даю ему понять, что он выглядит не лучше. Он усмехается. Все это время я не могу сдержать улыбки — черт, как я рад видеть Минхо! — Что думаешь? — наконец вслух произносит друг. Его вопрос возвращает меня к суровой реальности, развеяв теплое чувство радости и оставляя от него только приятный осадок в груди. — Я не знаю. Я думал об этом и решил, что либо это их очередной эксперимент. Либо они хотят посмотреть, как протекает Вспышка у нас. Минхо фыркает. — Ты как всегда рисуешь самые радужные картины. — Обрадуй меня — где ты здесь увидел радужных пони? — Ну смотри, — он слегка приближается к плазме, — нам могли дать лекарство, но так как оно действует на людей по-разному, они нас заперли в одиночках. — Ты себя вообще слышишь? Это не похоже на палату. И почему они не могут поговорить с нами и сказать это? Они же приносят еду. Минхо закатывает глаза, но сдается. Я слегка отступаю, так как шея от постоянно задранной кверху головы затекла и начинает ныть. — И долго ты здесь? — спрашивает друг. Пожимаю плечами. — Мы уснули на Берге, и я проснулся здесь. И мне кажется, что я здесь очень долго. Может, неделю или больше… — Та же хрень. Я тут чуть не сбрендил. Хорошо, что они тебя подключили. Я усмехаюсь: — А сейчас, перед вашими глазами: шоу печальных клоунов. — Скорее шоу кошмаров. — Договоришься, и будет тебе шоу «Черного экрана». — Согласен, уж лучше твоя рожа, чем ничего. — Рад, что мы пришли к согласию, — я еще отступаю, чуть опускаю голову. — Значит, ты тоже все это время сидел один и никто к тебе не заходил. — Только жратву какой-то отморозок приносит. Разболтать его еще не удалось. Значит, все также. Но в чем смысл сажать нас в эти тесные комнатки и держать в одиночестве? И почему они решили провести между нами связь? Неужели что-то задумали? От этой мысли ощущаю отвратительное липкое предчувствие чего-то плохого, которое, поднимаясь от низа живота, охватывает грудь, добирается до сердца, ускоряя его ход. Они точно что-то задумали… — Узнаю это лицо. Что за кланк ты снова выдумал? Я смотрю на него. Не знаю, делиться с ним предчувствием или нет. Я могу быть не прав. Верно? — Да ничего… — Не заливай. Попробуй теперь заставить его отвязаться. Ну, ладно. Пусть знает. — Они же не просто так нас подключили. Я уверен, что они что-то задумали. Какую-то чертову Переменную. — Тогда они идиоты. Их Переменная больше действовала, пока я был один. Может, мое предчувствие хрень? И все будет в норме. Но избавиться от него не получается.***
В заключении со связью с Минхо проходит еще два дня. Но переносить их проще. ГОРАЗДО проще. Мы разговариваем, и он не дает мне утонуть в беспросветной пустоте. Она отступила. За это время ничего не произошло, поэтому постепенно предчувствие отошло, растворилось, пока мы с другом играли в «слова» или загадки, подкалывали друг друга, рассуждали, в чем заключается этот эксперимент и пытались понять, где наши друзья… Еду продолжают также приносит, когда появляется стена, что и у меня, что и у Минхо. И мы не знаем, когда это уже закончится. Единственное, что радует — мы не одни.***
— Я все, — игра наскучила, но я продолжаю загадывать, так как делать все равно нечего. После того, как я выбрал слово, Минхо при помощи вопросов должен выяснить какое. — Живое? — Нет. — Ты когда-нибудь живое загадаешь? — Не знаю. — Если это опять твой тупой плоспер, я тебя убью. — Нет, легче. — Берг? — Нет. — Лабиринт? — Нет. Задавай вопросы, шанк. — Ладно… Это большое? — Тупой вопрос. Это субъективное воспри… — Заткнись, слышали, знаем. Я тебе уже говорил, что для меня большое. Усмехаюсь. Да, я выяснил, что для него большое — это размером со стену лабиринта. Среднее — с Хомстед. А остальное маленькое. — Тогда, нет. — Это…? Его вопрос теряется в резкой вспышке головной боли, от которой я на мгновение задыхаюсь. Перед глазами темнеет. Она проходит так же быстро, как возникает, но отхожу я от нее не сразу. Я с секунду сижу уставившись в стену, пытаясь понять, что произошло. — Ньют, черт! Я медленно оборачиваюсь на встревоженный голос друга. Он встал и приблизился к плазме, силясь лучше меня рассмотреть. — Что случилось? Ты в норме? Мне бы самому понять, что это было. Просто головная боль? Действие Вспышки? Пожалуйста, только не Вспышка! Но сейчас я больше ничего не чувствую кроме общего слегка болезненного состояния. — Все в норме, — пытаюсь сказать уверенно, но не особо выходит. — Что это было? Я собираюсь ответить, что сам еще не понял, но голову разрывает очередная вспышка боли. В этот раз она длится дольше. Я сжимаю виски ладонями. Единственное, о чем я могу думать — о ней. Рвущей в клочья мой мозг… Она проходит, но я не могу расслабиться. Пытаюсь нормализовать дыхание. Снова слышу крик Минхо, но не понимаю что он говорит. Открываю глаза и несколько раз смаргиваю, чтобы обрести фокус. — Ньют! Ты слышишь меня?! Я вдыхаю полную грудь воздуха… и понимаю, что не могу ответить. Боюсь. Боюсь боли. — Ньют! Не молчи! — в голосе Минхо нескрываемая паника. — Я в норме, — выдаю охрипшим голосом. В норме ли? Что это было?! Неужели, я превращаюсь в шиза?! И так частое сердцебиение ускоряется до бешеного ритма. — Что происходит? — тревогу скрыть ему не удается, но он не особо пытается. Пожимаю плечами. Жутко хочется пить, но воды нет. Стоит мне ждать еще одного приступа? — Ньют? — я слышу по его тону, что ему хочется быть рядом, что его гнетет беспомощность. Я тоже хочу, чтобы он был здесь. Его присутствие всегда действовало успокаивающе. Болезненное ощущение в желудке, да и во всем теле, постепенно рассасывается. Я позволяю себе расслабиться и начать отвечать на вопросы Минхо. Но нам так и не удается разобраться, что это было. Мы сошлись на двух теориях: первая — Вспышка, в чем друг крайне сомневается, второе — Создатели и их манипуляции с нашими мозгами, но в этом крайне сомневаюсь я. Зачем им это делать?***
Полночи я не мог перестать думать о странных вспышках боли. Не мог отделаться от мысли, что я становлюсь шизом. И чем дольше я думал, тем равнодушнее относился к заразе в моей голове. Паника ушла, оставив только отвратительный страх, леденящий внутренности. Я не позволю себе превратиться в шиза. Да, я обещал Минхо, что больше не попытаюсь себя убить, но если потребуется, я попрошу его сделать это. Хотя уверен, что он этого не сделает. Он до последнего будет искать способ спасти меня. Да и если мы так и будем сидеть в этих комнатках, то мне вообще умереть не удастся, только если я себе зубами не разорву вены… Но это уже край… Да и на это потребуется разрешение друга. А разрешит ли он? Но он же не сможет позволить мне перейти Черту? Не сможет же? Или он никогда не перестанет верить?***
В этот раз боль вцепляется в голову, когда я стою. Мы лениво перекидывались колкими фразами, когда она вновь охватила все мое внимание. Только сегодня все по-другому: она накрывает меня волнами, и стоит ей отойти, а мне отдышаться и прийти в себя, как она накатывается с новой силой. Я не знаю сколько проходит времени. Крики Минхо, мой крик, отдельные слова и образы — все сливается, теряется в боли. И единственное о чем я могу думать — о ней: разрывающей мою голову на части, высасывающей все силы, и не дающей отключиться…***
Я лежу с закрытыми глазами. Нет сил ни двигаться, ни отвечать на переполненные страхом и тревогой вопросы Минхо, ни реагировать на его злобные выкрики обращенные к Создателям. Я жду очередную вспышку… Сколько их было? Не знаю. Я сбился со счета. Выпал из реальности. И я не знаю, сколько времени они длились. Но, кажется, вечность. Тошнит. От усталости все плывет. Тело ломит. Если это реально дело рук ПОРОКа, то они нашли идеальную пытку. «ПЕРЕМЕННУЮ» — слово врывается в сознание и принимается крутиться в голове. Переменная? Почему я его сейчас вспомнил? Я не могу перестать повторять его про себя снова и снова. Переменная. Переменная. Переменная. Переменная… — Мы не вмешиваемся. Но в этом эксперименте важна каждая Переменная. Это была Переменная. Только для меня ли? Минхо продолжает что-то кричать. Неожиданно замолкает. Я открываю глаза. Экран потух. Дверь открывается, и в комнату входит Крысун. Я сижу на лавочке в парке перед клиникой, окруженный санитарами. Держу перед собой книгу, но не могу сконцентрироваться на ее содержимом. Недавно я вспомнил, что произошло в белой комнатке после того, как мы прошли вторую Фазу, и теперь я не могу перестать думать об этом. Дело не в самой боли, что я пережил, а в том, что теперь я окончательно убежден, что был Переменной для Минхо. Крысун тогда сказал мне, что я все пойму и приму, когда узнаю и вспомню все обстоятельства, намекнув, наверное, на то, что я бы с радостью пошел добровольно на эти мученья лишь бы получить лекарство — ведь у меня нет иммунитета. Тогда любое слово Крысуна меня только злило, но у меня не было сил спорить или как-нибудь возражать. Я только слушал его надменную речь о разрушенном мире, о вирусе, от которого у некоторых есть иммунитет, и что, при помощи проводимых над нами экспериментов, они искали «Паттерны», которые помогут изобрести лекарство. Что они пытаются спасти человечество и только при нашей помощи, они смогут это сделать. И что они надеются на наше, в особенности на мое лично, содействие. Я не воспринимал ни одно его слово всерьез. Меня тошнило, все тело ныло, и я понимал — это они меня пытали. Ладно я, а Алби? Джордж. Ник. Гордон. Саймон. Чак. Уинстон. Зарт. Клинт… Все их смерти стоили поисков лекарства? Нет, возможно, что эксперимент был обоснован. Но не смерти! Какие бы цели перед собой не ставил ПОРОК, тогда я был уверен, что в нем только садисты, которым доверять нельзя. И я не доверял… Я не смог довериться им даже когда узнал, что у меня нет иммунитета от Вспышки, и что она уже поселилась в моем мозге, превращая меня в шиза. Что бы они не говорили — доверять им было нельзя. Я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что я был шизом. Доктор Стент не хочет мне ничего рассказывать, говорит, что я должен сам все вспомнить. И единственное, что мне удалось выудить из памяти — убийство Энди. Скольких еще людей я убил? И как я вообще позволил себе перейти Черту? Как Минхо позволил?! Неужели он не понимал, что превращение в шиза хуже смерти? Больше всего меня пугает: что я могу вспомнить о том промежутке помрачения вирусом. А вдруг я убил кого-то из своих друзей? Вдруг я убил Минхо и Томаса, и поэтому Доктор придумал эту легенду про закрытую страну иммунов? Я всячески убеждаю себя, что это невозможно. Даже будь я шизом, я не смог бы убить своих друзей. Не мог же? А если я дошел до такого, что смог? Если это произошло… Если я… Тогда лучше бы меня не вылечили от Вспышки. Лучше бы я умер.Прошлое
Плыви, поймай, кровь, смерть, тугой, нажми… Плыви, поймай, кровь, смерть, тугой, нажми… Я прокручиваю в голове эти слова, но смысла в них не прибавляется. Для всех, включая меня, это просто рандомный набор слов. Пока для всех. Минхо еще их не слышал. Но я не думаю, что для него они что-то значат. Я нахожу друга у дерева перед западным проходом. Он сидит и с силой кидает камни в лабиринт. Таким потухшим я его еще не видел. Что на него нашло? Он же самый первый утверждал, что мы найдем выход. А теперь… сдался? — Меня уже тошнит от всего этого! Достало! Все кончено! Теперь все кончено! Выхода нет, не было и никогда не будет! Нас всех жестоко поимели!.. Меня шокировали его слова. И честно говоря, смели остатки надежды на то, что скоро мы выберемся из лабиринта. Уж если Минхо… Но мне пришлось взять себя в руки и вернуться в будку, чтобы до конца разобраться с кодом лабиринта. И снова ниточка надежды привела в тупик. Плыви, поймай, кровь, смерть, тугой, нажми… Сажусь недалеко от друга в позе лотоса. Подбираю с земли камень и закидываю его в лабиринт — он, подскакивая, гулко стучит по каменному полу. Минхо бросает на меня хмурый взгляд, но никак не комментирует мое появление. — Скоро гриверы придут. Собираешься встречать их хлебом и солью? В ответ он только кидает очередной камень в коридор. — Мы разгадали код лабиринта, — игнорируя его молчание, произношу я. Он смотрит на меня, и, видимо, по моему лицу понимает, что смысла от этого кода столько же, сколько от ночной вылазки в лабиринт. — Плыви, поймай, кровь, смерть, тугой, нажми, — все же перечисляю. Я вижу, что эти слова для него ничего не значат, как и для всех нас. Ну, я большего не ожидал… Отрываю травинку и разрываю ее на мелкие кусочки. А что если Минхо прав, и мы не найдем выход? И все наши попытки увидеть смысл в последних событиях бесполезны, так как он только один — мы надоели Создателям, и они решили окончательно нас уничтожить. По одному нас заберут гриверы и растерзают в своей Норе… Слышу, как Минхо ухмыляется. Поднимаю на него взгляд. — Ты меня приободрить пришел или надеялся поплакать вместе? — с кривой усмешкой тянет он. — Жду, когда ты подберешь сопли и скажешь, чего ты вдруг раскис. Хмыкает и отворачивается. — Меня все задолбало. Неужели тебя это удивляет? — Нет, меня не это удивляет, а то, что именно сейчас тебя все задолбало. Именно тогда, когда у нас есть мизерная, но надежда, отсюда выбраться. В ответ получаю внимательный взгляд, словно спрашивающий: «Ты правда в это веришь? Или притворяешься, чтобы ободрить меня?» Но я, правда, в глубине души надеюсь, что нам наконец удастся найти выход. Просто надо выжить и разобраться с кодом. Может, в ближайшие дни что-то еще произойдет… Друг тихо чертыхается, снова хмурится и о чем-то задумывается. — Ну что, пойдешь в Хомстед или решил броситься в объятья к гриверам? Он пожимает плечами. — Может, это единственный выход. От его слов, невольно вспоминаю свою попытку покончить с жизнью, и как Минхо убеждал меня, что это не выход, что мы найдем иной путь. Неужели друг думает, что я был прав? Быстро отметаю эту мысль. Я знаю Минхо и не думаю, что этот настрой продержится надолго. У каждого бывает плохое настроение. Даже у него. — Ньют, ты меня не слушай, — Минхо глубоко вдыхает и снова швыряет в лабиринт камень. — Не знаю, что на меня нашло. Стало как-то паршиво от поиска выхода, которым и не пахнет. — В последние дни им пахнет сильнее, чем за последние два года. Он угрюмо усмехается. — Видимо, обоняние у тебя лучше моего. Короче, я сегодня в Хомстед не пойду. Запрусь в кутузку или будке… посмотрим. Надо все обдумать. — Уверен? — Так будет лучше. — Ну смотри… — я поднимаюсь. Собираюсь уходить, но слова Минхо меня останавливает: — Береги себя, шанк. Не дай гриверу утащить себя в Нору. Если не меня, то могут утащить кого-нибудь из моих друзей. Но я отвечаю: — Ты тоже.Настоящее время
Я не уверен, но сегодня, вроде, прошла третья неделя, как я очнулся. И я готов бежать. Я выбрал время — когда санитар приносит завтрак. Я определил маршрут побега. Но я не знаю, что делать дальше. Бежать в лес? Ну ладно, предположим, мне удастся выбраться из леса, набрести на населенный пункт, а что дальше? Где мне искать друзей? А что если они здесь? Хотя я практически уверен, что их здесь нет. Но все равно. Вдруг? И есть еще одно НО. Я не знаю, как мне относиться к ПОРОКу. Я продолжаю вспоминать о нем ужасные вещи, но одно никак не укладывается в голове. Если ПОРОК изобрел лекарство, значит, эксперименты их были оправданы? Они спасли человечество… НО убивали и мучили невинных детей. Но что такое кучка детей по сравнению с несколькими миллионами или даже миллиардами людьми? Я не могу согласиться с мыслью, что их желание создать лекарство оправдывает смерти множества парней и девушек. Я не могу с этим согласиться. Но если они спасли весь мир, пожертвовав несколькими, можно ли их причислять ко злу? Неужели в итоге оказалось, что ПОРОК — это, реально, хорошо?