Прошлое
Остаток заседания я не мог отделаться от слов Алби, крутящихся в голове: — Лучше сразу умереть, чем возвратиться домой. И это сказал Алби… С самого момента пробуждения друга после метаморфозы меня волновали его странное поведение и упоминания об ужасах мира за пределами лабиринта. Он несколько раз намекал, что не хочет бежать из Глэйда, и сейчас высказал это прямо, при этом признался, что совершил подлость, чтобы не позволить нам сбежать: сжег комоды, где должны были находиться карты, и сам себя ударил, чтобы отвести от себя подозрение. Он рассказал об этом, но я не могу на него злиться. Я только ощущаю отвратительный холодящий внутренности страх. Страх того, что он прав, что лабиринт и гриверы — еще цветочки по сравнению с тем, что нас ждет вне эксперимента. Я боюсь, что Алби прав, но и моя цель отомстить Создателям остается ведущим стимулом к побегу. Я согласен с Минхо, если мы останемся, то умрем, а если ринемся в бой, то есть возможность выбраться живыми и наконец-то поквитаться с ублюдками, что нас сюда засадили. Да… Вообще, это заседание так и прыгало с одного взрывающего мозг признания на другое, с одной безумной идеи на другую. Сначала Томми говорит, что у лабиринта нет разгадки, вызывая гнетущую безнадедность. Затем признается, что он один из Создателей, что удивило меня, но не так сильно как могло бы. Почему-то я ожидал от него подобных слов. Все-таки ненависть Галли к нему не могла быть безосновательной. Но на признании умопомрачающая речь Томми не закончилось, наш сорвиголова сказал, что единственный выход — через Нору Гриверов. А где еще может быть выход, верно? Я пытался скрыть ужас, который охватил меня, но долго скрывать его не пришлось — нас решил шокировать Алби своим признанием о поджоге карт. И на этом безумие не закончилось, Томас предложил себя в роли жертвы для гриверов, чтобы спасти остальных. Вот тут я уже понял, что пора возвращать заседание в русло адеквата — выгнал Томми и устроил голосование за то, чтобы устроить побег сегодня ночью. А чего тянуть? Я не хочу переживать еще одну ночь в Хомстеде в страхе, что в этот раз гриверы утащат кого-то из моих друзей. Я должен был убедить членов Совета, что я прав. И мне удалось. Все проголосовали «за». Осталось только самое сложное — разговор с Алби. Он — вожак, за которым пойдет большинство, если не все. И он мой друг. Я не могу позволить, чтобы он остался в Глэйде, когда мы уйдем. Нет, я не смогу бросить его. Я нахожу его в глубине леса. Он сидит и нервно ковыряет веткой землю. После метаморфозы Алби явно снесло крышу — он стал часто выдавать эмоции, которые ранее прятал за каменной стеной равнодушия и грозности. Его перестали волновать функции вожака, и я не могу отделаться от ощущения, что он продолжает руководить только для виду, чтобы ему не задавали вопросов. И иногда, при разговоре с ним, мне кажется, что вспомнив прошлое, он потерял смысл жизни, ведь у него он был таким же как и у всех нас — побег из лабиринта. Алби поднимет голову на звук моих шагов и смотрит пристально с прищуром. Я замечаю, что в его глазах проскальзывает облегчение. С чего бы это? — Решили все-таки послушать шнурка и бежать? — в голосе никаких эмоций. Я ощущаю легкое раздражение, которое тут же подавляю. — А что еще ты предлагаешь делать? — сажусь перед ним. Молчит и ковыряет землю. Я продолжаю: — Если мы останемся здесь, то рано или поздно умрем, а там у нас есть шанс, — он кидает на меня быстрый взгляд. — У нас там есть шанс, несмотря на то, что ты вспомнил. Он откидывает ветку и морщится. — Послушай, Алби, я не знаю, что ты вспомнил. Но, возможно, Создатели специально показали тебе ложные воспоминания, чтобы ты не хотел сбежать, чтобы стал еще одной… «переменной». — Ньют, я знаю, — все, что я видел, было правдой, — он потирает лицо руками и дальше бормочет: — Создатели еще оказали нам услугу, изолировав нас от всего мира. Я наверное ослышался! Услугу?! Не могу поверить. Оказали услугу?! — Алби, ты совсем стебанулся?! Услугу?! По-твоему они оказали услугу Зарту? Сэмми? Джорджу? Нику? — он вздрагивает при упоминании умерших друзей, у меня у самого сжимается горло, но я продолжаю говорить: — Ты реально думаешь, что, издеваясь над нами, они оказывали нам «УСЛУГУ»? Он хмурится, но не отвечает. Черт! Что такого он мог увидеть? — Ты же самый первый пожалеешь, что мы выбрались, — выдает тихо и напряженно. Я первым пожалею… — Возможно, но я не брошу своих друзей. Не позволю себе и им сдаться, пока мы не достигнем безопасного места. И мне не терпится прикончить ублюдков, засадивших нас сюда. Может, отгородив нас от мира, они оказали нам «услугу», но, мучая и убивая нас, они заслужили сдохнуть. Друг пристально смотрит на меня с минуту. Тишина леса кажется более оглушительной. По стволу дерева за спиной Алби пробегает жук-стукач. — Ты этого хочешь? — наконец спрашивает он. — Никаких сомнений. В его глазах проскальзывает решимость. — Я с вами. Говори, какие у вас планы. Я ощущаю волну облегчения. Я жутко боялся, что он не согласится. Я не смог бы уйти без него.Настоящее время
Когда мы оказываемся в лесу, я понимаю, что мне еще повезло, что удалось взять заложника. Я не был уверен, что мне удастся выбраться за пределы двора клиники, и поэтому понятия не имею, что делать дальше. — Вытворите какую-нибудь глупость, я снова приставлю к шее шприц, — отпускаю женщину. — Не отставайте. Схватив ее за руку, бегу. Чем дальше от клиники мы убежим, тем больше вероятность оторваться. А там уже буду решать, что делать дальше. Лес отличается от того, что был в Глэйде — он прохладный и наполнен насекомыми и более разнообразной растительностью. А еще он больше, гораздо больше. И честно, я не знаю, в нужном ли направлении мы бежим или нет. — Ньютон, стойте, — женщина останавливается, я, готовясь к ее безрассудству, сжимаю крепче шприц. Она это замечает и поднимает вверх руки. — Я не собираюсь от Вас бежать. — А что тогда? Задерживаете меня, чтобы дать преимущество своим дружкам? — снова хватаю ее за руку, но она сопротивляется. — Нет. Нет! Послушайте, я же вижу, Вы и сами знаете, что вместо того, чтобы сбежать от «моих дружков», Вы заводите нас в самую чащу, где не только нас никто не найдет, но и мы не выберемся. Хотелось бы как-то ее заткнуть, но она права. — Но и еще, — она снимает с груди бейдж, который раньше я не замечал под халатом. На нем ее фотография и имя: доктор Ханна Уильямс. — К моему бейджу прикреплен маячок. Они нас найдут, где бы мы не спрятались. Не понимаю, что она задумала? Зачем мне это говорить? В чем ее выгода? — Зачем вы мне это сказали? — Потому что я вижу, что вы психически адекватная личность. Я против насильственного заключения пациентов в клинике, так как она зиждется на принципе добровольности. И если вас держат насильно, я готова помочь вам бежать. Мне бы хотелось ей верить, но я понимаю, что, возможно, это такая тактика — сначала втереться мне в доверие, а потом при любом удобном случае сдать меня обратно ПОРОКу. Но даже если так, выбора у меня нет. — Хорошо, предположим, я вам верю. Но я не буду спускать с вас глаз. И на всякий случай у меня всегда есть… — я показываю ей шприц. — Само собой, — моя угроза ее не напрягает. Она снимет с себя халат, открывая бежевую обтягивающую ее спортивную фигуру водолазку, и кидает на землю вместе с бейджем. Затем из заднего кармана достает маленькую черную капсулу, раскрывает ее и достает странное не больше фаланги большого пальца круглое приспособление. — Что это? — Не волнуйтесь, это последняя модель смартфона. Я уже давно попросила моего друга настроить его таким образом, чтобы никто не мог меня отслеживать. Я все больше сомневаюсь в своем решении довериться женщине. — Я только прострою маршрут, — пристально смотря на меня, добавляет она и нажимает на середину устройства. После тихого писка, оно выпускает яркий голубоватый свет и раскрывает перед нами небольшой повисающий в воздухе экран, на котором ясно выделяются иконки и слова. Да, он чем-то похож на смартфон из моего далекого прошлого. Я видел подобный когда был совсем маленький, только он был полностью сделан из легкогнущегося материала и прослужил недолго. Из прибора раздается женский голос: — Ханна, вас вызывает абонент «Козел», желаете ответить? От неожиданности я вздрагиваю. Женщина качает головой. — Блокируй все звонки, Тереза. Имя отдается в голове неприятными воспоминаниями, которые я тут же отметаю. Доктор Уильямс что-то быстро набирает на экране, и перед нашими глазами выплывает карта леса с красной точкой, как я понял, показывающей наше расположение, затем от нас протягивается аналогичного цвета линия до длинной серой полосы, рассекающей лес и небольшого домика. — До ближайшего магазина идти около трех-четырех часов. Но ПОРОК первым делом будет искать нас там, поэтому мы пойдем к следующему. К вечеру доберемся. Она выключает прибор, но он продолжает тихо пищать и снова звучит голос Терезы: — Идите на север. Черт, как же мне не нравится, что приходится полагаться на одного из членов ПОРОКа! — Пошли! — не церемонясь, раздраженно приказываю я. Уже собираюсь идти, как она снова останавливает меня, хватая за руку. — Подождите, на Вас тоже есть маячки, — она срывает с плеча моей куртки логотип ПОРОКа, за которым находится тонкая пластина с проводком, показывает ее мне. — Сорвите все логотипы, с кед тоже. Я слушаюсь. Черт, а ПОРОК не промах, везде где можно следящие устройства напихал. Еще бы на трусы налепили для полной уверенности, что пациент без маячка не убежит! — Больше нигде нет? Женщина кивает. — Тогда бежим. И мы убегаем в глубь леса, слушаясь руководства механического голоса Терезы.