Прошлое
Нас накормили, одели, дали помыться, но я все еще ощущаю напряжение. Вроде, Создателей убили прямо у нас на глазах. Вроде, они получили по заслугам. Но я не могу поверить, что все закончилось, что нас реально спасли. Мы два года сидели в лабиринте, но вот, стоило нам выбраться, как ублюдков, засадивших нас в Глэйд, перестреляли, как собак, а нас перевозят в какое-то здание, где обосновались противники Создателей и их жестоких экспериментов. Все это выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но это происходит на самом деле… Я переворачиваюсь на живот, снова оглядываю комнату. Яркие занавески, мягкие кровати, довольно сопящие глэйдеры… или их так больше не назовешь. Мы выбрались из Глэйда. Не могу поверить… Нас осталось всего двадцать. А из моих друзей только один — Минхо. А Томми… я его должник, товарищ, подчиненный, но пока я не могу назвать его другом. Я готов пойти за ним на край света, так как верю ему и восхищаюсь его безумной готовностью пожертвовать собой ради благополучия других. Я без сомнений доверю ему свой тыл, но назвать другом не могу. Я не готов открыть ему свою душу. Не готов привязаться окончательно и бесповоротно. Я слишком многих друзей потерял, и не уверен, что способен завести новых. Потеря еще одного убьет меня… — Снова накручиваешь себя? — голос Минхо кажется слишком громким, хотя он говорит шепотом. Я поворачиваю голову и смотрю в его сторону, встречаюсь с внимательным взглядом — мы с ним расположились на втором ярусе соседних кроватей. Он сложил руки под подушкой и подпер ими подбородок. Во мраке мне плохо удается разглядеть его черты лица, но все же я вижу поблескивающие в темноте глаза. Принимаю ту же позу, что и он. — Я не могу поверить, что нам наконец-то удалось выбраться, — шепчу в ответ. — Я же говорил тебе, мы сбежим из лабиринта и отомстим Создателям. — Но все так слаженно… и странно. Эти люди появились именно тогда, когда мы вышли из лабиринта. Почему не раньше? Да и… — Эй, Ньют, не парься. Слышишь? Даже в нашем спасении ты видишь кланк. Главное, этих ублюдков убили, и мы тут, а не у них. Мне бы позитив друга… — Может, ты прав… — Я прав, — он просовывает руку в щель между двумя перекладинами, образующих бортик кровати, и легонько толкает меня. Некоторое время висит молчание, я возвращаю голову в лежачее положение, устремляю взгляд на стену. Может быть, Минхо прав, и я только зря себя накручиваю? Мы свободны. Целы. Сыты. В безопасности. Чего еще надо? Ничего. Но я ощущаю, что что-то не так, и не могу избавиться от этого чувства… — Эй, Ньют, — вновь разрывает ночную тишину голос Минхо. — А? — Мне… мне жаль, что Алби так кончил… правда. Он, конечно, частенько меня бесил, но он был мне другом. Пустота, оставленная смертью друга, вновь дает о себе знать острой болью. Он мог бы быть с нами здесь, если бы не его решение пожертвовать собой. Его грозной уверенности в себе, на которую можно было опереться в трудную минуту, сейчас жутко не хватает… Я закусываю губу и судорожно вздыхаю. — Мне тоже… — еле слышно шепчу. — Но его жертва не была напрасной… — тон друга больше похож на вопросительный, чем утвердительный. Неужели Минхо не пофиг? Я поднимаю голову и смотрю на него. Тот лежит уставившись в потолок. На звук моего движения он задирает голову. Мы встречаемся взглядами — впервые в глазах друга я вижу что-то на подобии горя от потери, — он тоже переживает. — Нет, не была, — я не лгу. Я правда так считаю. Да, Алби мог выжить, если бы не пожертвовал собой. Но он принес жертву, чтобы мы жили. И мы выжили. Он добился своего. — Не была, — тихо повторяет Минхо и возвращает направление взгляда на потолок. Не была…Настоящее время
Не знаю, сколько времени я проспал, но, когда я открываю глаза, вижу ярко освещенную солнцем комнату. На преобразившемся от чистоты кофейном столике стоят контейнер и термокружка, а рядом лежит белый клочок бумаги. Сажусь. Хоть меня никто не будил, я не чувствую себя выспавшимся. Жутко хочется спать. Беру бумажку и разворачиваю, — на ней мелким корявым почерком выведена небольшая записка: «Ты спал, и я решил тебя не будить. В контейнере еда, в Т-кружке кофе. Извини, но пока ничем другим не могу тебя накормить. Я гостей не ждал, поэтому еды никакой другой нет. Пошел в магазин. Не теряй». Удивительно, но по поводу его ухода я ничего не ощущаю. Я ему верю. Конечно, возможно, именно в этот момент он может связываться с ПОРОКом, но воспоминание о его взгляде преданной собачки сразу отметает все сомнения. Он не может быть предателем. Ну, или я идиот, что поверил ему и его взгляду. Есть не хочется. Я поднимаюсь и обхожу комнату, более внимательно вглядываясь в детали интерьера. Кроме того, что он грязнуля, изобретатель и фанатеет по мне, обстановка комнаты мне ничего о нем не говорит. Нет ни фотографий, ни картин — ничего. Нууу… не считая, моей фотографии на стеллаже, среди книг. На рамке вырезана надпись: «Будешь лениться — впадешь, а тоску. Потом потеряешь вкус к жизни. И все, конец». Это что, мои слова? Охренеть… Нахрена вообще мои «великие» речи на цитаты разбирать? Неужели я правда его герой? Это странно, ведь я совершенно не считаю себя таковым. Я ничего не сделал, только пытался выжить и отомстить за смерти моих друзей. Я быстро заканчиваю просмотр первого этажа, так как он состоит только из кухни, зала, где я спал, и ванной комнаты. Собираюсь подняться на второй, но, как только наступаю на первую ступеньку, раздается женский голос — Тереза: — Ньютон, Ким просил Вас не подниматься на второй этаж, пока его нет дома. Я останавливаюсь. Послушать эту машину или идти дальше? Эта просьба-запрет только еще больше разогрела любопытство. Но все-таки я в гостях. Стоит послушаться? — Ньютон, Ким предвидел, что Вы будете сомневаться, и попросил меня показать Вам видеозапись. Она что следит за мной? Я наслышан об способностях искусственного интеллекта, но никогда не встречался с подобным. И он поражает… или она… Как только Тереза прекращает говорить, на стене появляется экран с лицом паренька-гения. — «Я от тебя ничего не скрываю, Ньют, — быстро говорит он, кривовато улыбаясь. — Как только я вернусь, я могу показать тебе весь дом, если захочешь. А одному тебе нельзя на второй этаж, потому что мои изобретения могут тебя искалечить, либо… ну, ты их сломаешь. Нет, я не считаю тебя неуклюжим, но ты можешь случайно из своего любопытства что-то нажать… Нет, я и идиотом тебя не считаю… Черт. Короче, пожалуйста, не ходи на второй этаж». Я не сдерживаюсь и закатываю глаза. Мог бы и просто сказать, что боится, что я сломаю его изобретения, и не оправдываться дальше. Надеюсь, его помешательство скоро пройдет, иначе я его прибью.***
— Ну что, нашел уже? — зевая, спрашивает Минхо. Алби замер, уставившись в очередную папку с делом. Он поднимает взгляд на Минхо, медленно переводит его на меня, затем обратно в папку. По его лицу ничего не поймешь, но я ощущаю, что он обнаружил в деле что-то неприятное, почему-то напрягшее его. Почему? — Что там? — спрашиваю я, возвращая на место папку «Субъекта-20». Я этого «субъекта» еще не видел, так как в нашей комнате он не появлялся. У него тоже иммунитет, а на остальное мне пофиг. Пока мы перебирали первые папки, нам еще было интересно читать информацию о других мальчиках, но чем больше дел мы просматривали, тем скучнее становилось этим заниматься. — Это твое, — голос Алби необычайно низкий и отстраненный. Наконец-то, что-то интересное! Мы вместе с Минхо в одну секунду оказываемся рядом с Великаном и заглядываем в папку. Моя фотография, а за ней… красная печать на полстраницы с надписью «НЕТ ИММУНИТЕТА». Минхо поднимает глаза и смотрит на меня. Я не отвечаю на взгляд, продолжаю разглядывать эти кровавые в тусклом освещении слова. Не просто слова — приговор. В голове всплывает далекое смутное воспоминание о тихом разговоре родителей, который я подслушал, пока они думали, что я сплю… — Мы уничтожим ее, если оставим у себя, но ПОРОКу ее нельзя отдавать, — голос мамы на грани истерики, из-за чего слегка хрипловат и пискляв. Она наклонилась максимально близко к папе и выглядит смертельно бледной. Ее русые волосы падают на горящие тревогой ярко-зеленые глаза. На контрасте со смуглым, черноволосым и голубоглазым отцом, она кажется призрачной. — Но мы ничего другого не можем сделать, — папа отворачивается от нее и смотрит на нас с Лиззи. Я быстро закрываю глаза. Не хочу, чтобы они знали, что я их слышу. — Ей опасно оставаться с любым из нас… — Ты слышал, что они делают с детьми? — голос у нее срывается. — Я не позволю, чтобы моя дочь стала подопытным кроликом! — Милая, — я слышу по голосу отца, что он отворачивается. Открываю глаза и вижу: он обнимает маму. — У нас нет выбора. Если ПОРОК не заберет ее, то… когда… мы разорвем ее на части. От этих слов в желудке холодеет. Меня охватывает дрожь. Я крепче обнимаю Лиззи. Она сонно передвигается ближе — ее нос упирается мне в шею. От дыхания сестры по коже пробегают мурашки. Неужели папа правда верит, что мы сможем поднять руку на нее? Крохотную. Беззащитную. Доверчивую. Неужели этот вирус настолько страшен? Неужели я захочу… захочу «разорвать» Лиззи? От одной мысли об этом по спине проходит холод, я съеживаюсь. — Тогда мы должны найти другой выход, Ричард, — голос мамы спокойнее и решительней. — Мы должны найти другой выход. Мы не можем отдать нашу крошку этим садистам. Слышишь, Ричард?! — Да… да… — он прислоняется лбом к ее и закрывает глаза. — Мы найдем выход. Найдем. — Прием, прием, Земля вызывает Ньюта, — Минхо слегка толкает меня в плечо. Я невольно вздрагиваю и смотрю на него. Воспоминание о родителях разбудило во мне уже позабытую боль. Как я мог забыть, что ПОРОК убил их?! — Ты чего из-за этой печати расстроился? — Минхо забирает из рук Алби папку и закрывает ее. — Не парься ты так. Мы же с Алби с иммунитетом. Когда мы сбежим, то найдем место, где тебя никто не заразит. Алби серьезно кивает. После того вечера, когда он спрятал нас от дежурного в кладовке, как-то так повелось, что он стал каждый раз с нами выбираться на ночные вылазки. Сначала Минхо не был этому рад, но потом смирился, а теперь… теперь если бежать, то только с ним. — Ты не станешь шизом, мы не позволим, — под конец друг снова слегка толкает меня и засовывает папку на место. «Субъект А-5». Я — «Субъект А-5». — Лады? Я киваю. Честно говоря, я не верю, что нам удастся сбежать. А если удастся, то что смогут три мальчика? Ничего. А если я заражусь, то подвергаю их жизни риску. Я их разорву… Я просыпаюсь от какого-то звука. Поднимаю голову. Вижу стол с нетронутым контейнером и пустой термокружкой. Я даже не заметил, как заснул. Протираю лицо и убираю с колен книжку — какая-то сложная научная фантастика, где автор даже не удосуживается объяснять научные термины. Не удивительно, что я уснул. Снова тот звук — шорох. Оборачиваюсь. Ясно, вернулся Ким. Он стоит спиной ко мне и ковыряется в огромном пакете. Похоже, пытается действовать как можно тише, но не сказал бы, что у него выходит. Я с секунду наблюдаю за ним. Он что-то еле слышно бормочет себе под нос, расфасовывая содержимое пакетов по полкам. Его действия выглядят так гипнотизирующе естественно и обыденно, что я ощущаю ноющую боль в груди. Если бы не ПОРОК, мы — я, Минхо, Алби, Томми, Гордон, Ник, Сэмми, Чак и остальные шанки могли бы жить такой, — нормальной жизнью. Ходить в магазины, смотреть телевизор, гулять, общаться… я даже не знаю, что еще делают обычные люди… но мы могли бы быть нормальными, особенно сейчас, когда лекарство изобретено. Но и этого нам никогда не будет дано — мы теперь всем известные «герои», и обычная жизнь нам не светит. Ким оборачивается, встречается с моим взглядом и улыбается. — Ты уже проснулся! Пожимаю плечами и поднимаюсь. — Я заметил, что ты не притронулся к еде, — он возвращается к разборке купленного. — Согласен, это варево не каждый согласится взять в рот, но поверь, на вкус оно лучше чем на вид. — У Фрая блюда частенько смахивали на кланк, так что не привыкать, — захожу на кухню, замечаю, что в ней тоже значительно поубавилось мусора, как и в предыдущей комнате. — Дело не в еде. Я не хотел есть. Ким бросает на меня быстрый внимательный взгляд, скомкивает последний пакет и кидает в цилиндрической формы урну. Лампочка на ней загорается зеленым. Я сажусь за барную стойку, оглядываю преобразившееся помещение не только чистотою, но и количеством продуктов — даже тарелка с фруктами на стойке появилась. Похоже, Ким для меня старается… а зря. Я бы обошелся его скудными запасами при том, что не собираюсь задерживаться надолго. — Короче, Ньют, ты можешь чувствовать себя здесь как дома. Пользуйся чем хочешь и когда захочешь. Явно перебарщивает с гостеприимностью. Вспоминаю утренний инцидент. Усмехаюсь. — Неужели мне теперь открыт второй этаж? Парень смущается и качает головой: — Туда без меня лучше не ходить. Там просто… Я поднимаю руки и вновь усмехаюсь. — Я понял. Понял. И ничего не имею против. Это твой дом, Ким. Если нельзя, значит, нельзя. Расслабься. Он издает странный смешок и принимается показывать, как пользоваться оборудованием на кухне. В принципе, ничего сложного. Но я все равно не понимаю, почему он рассказывает так, словно я буду у него достаточно долго, чтобы всем воспользоваться. Нет, мне было бы интересно сделать себе мороженное или попкорн (когда я последний раз ел подобное? Не помню), но сейчас меня это заботит меньше всего — я должен найти Нью-Лэнд, свою сестру и друзей, а дальше можно будет баловать себя сладостями. — Когда вернется Ханна? Ким замирает. — Не думаю, что скоро, — он растягивает каждое слово, словно боится, что его ответ мне не понравится. И он угадал. — Понятно. Это когда? Парень вздыхает, скрещивает руки на груди и опирается спиной на холодильник. — Учитывая, что ПОРОК считает, что она помогла тебе бежать и следит за каждым ее шагом, то примерно… — с секунду молчит. — Повезет если три или четыре месяца, а так максимум полгода. Что?! Я не могу столько ждать! — А куда ты вообще планировал идти после побега? — голос парня снова нерешителен, но я не обращаю внимания. — В Нью-Лэнд. — Серьезно?! Ты нахрен серьезно?! Ну конечно, о чем это я? Ты еще как серьезно. — Не понимаю, почему ты так удивляешься? — Потому что граница между Нью-Лэндом и материком не только водная, но и еще напичкана патрулем ПОРОКа. Ты не сможешь пройти незамеченным. Тем более сейчас, когда они тебя как раз там и ожидают. — Не понимаю, зачем ПОРОК поставил патрули? Разве Нью-Лэнд не отдельная страна? — Нууу… Ты же знаешь ПОРОК, — пожимает плечами. — Иммунам только кажется, что они живут собственной жизнью. На самом деле они находятся под контролем «Всевидящего Ока», который поджидает момент, когда можно вернуть под свою власть такой ценный ресурс. С каждой минутой все только усложняется… Я все больше не могу понять, что нужно ПОРОКу. Почему они не могут оставить нас в покое? — Я все равно туда пойду. Там моя сестра и друзья. — Слушай, Ньют, я понимаю, что тебе хочется вернуться к своим, но если ты примешься действовать сейчас, без Ханны, то я со стопроцентной уверенностью гарантирую тебе, что уже на следующий день ты будешь пойман ПОРОКом. Черт! Я не хочу три месяца, а может, и целых полгода сидеть здесь! Чем это лучше Клиники?! Нет, конечно, это лучше Клиники, но все равно! — Я не могу задержаться на такой долгий срок, — выдаю как можно спокойнее. — Я благодарю за гостеприимство, но я уйду, как только определюсь с планом действий. Вижу, что Кима расстраивают мои слова, но он только пожимает плечами в ответ: — Как хочешь. Ты здесь не пленник. Если что-нибудь будет нужным для… Его перебивает голос Терезы: — Ким, начинается время почтения памяти погибших. Что? Парень слегка напрягается, отлипает от холодильника и бросает на меня неопределенный взгляд. — Включай, милочка. — Что это? — Эээмм… — он почесывает затылок. — Сейчас сам увидишь. Он выходит в зал, я следую за ним. Снова экран на всю стену, только черный. И мужской голос: «Мир пережил ужасную трагедию — эпидемию страшной болезни, называемой Вспышкой. Она забрала миллионы жизней — наших друзей, родных и близких. Благодаря усилиям ПОРОКа лекарство было найдено, но кровавой ценой множества жизней». Далее на экране проплывают множество фотографий незнакомых мне людей, — все как один в костюмах или белых халатах, — их имена мне тоже не известны. Затем появляется фотография Крысуна — все те же редкие черные волосы, зачесанные поперек лысины и длинный нос, сбитый чуть вправо. Серьезно? По-моему, его смерть была только во благо человечеству. Интересно, как он умер? Потом всплывает очередное изображение, но уже девочки-подростка: Тереза. В груди возникает щемящее чувство сожаления. Я перестал ей доверять после того, что она сотворила с Томми, хотя понимал ее. Ей казалось, что у нее не было выбора. И все-таки сложно доверять человеку, которому ПОРОК явно промыл мозги. Ей нельзя было верить. Но и смерть в таком раннем возрасте она не заслужила. Черт! Не удивлюсь если в ее гибели тоже виноват ПОРОК! Снимок Терезы растворяется и замещается следующим… При виде него, я забываю о всем вокруг. Это… это я. Я! Я считаюсь умершим! Я… я не понимаю. Мое лицо исчезает, заменяется другим, но мне не удается сконцентрироваться на нем. Только что я увидел, что весь мир считает меня покойником. Я оборачиваюсь и смотрю на Кима. Тот только пожимает плечами. Я не понимаю! Если ПОРОК знал, что я жив, зачем надо было лгать всем о моей смерти?! В чем смысл? Ладно, предположим, что пока я был в коме, меня нельзя было назвать живым. Хорошо. Но я уже больше месяца, как очнулся! А для всех я все еще мертв! Зачем ПОРОКу лгать? Или же им так удобнее? Ну конечно… Черт! Если все думают, что я труп, то и сделать со мной можно все что угодно! Я идеальная подопытная крыса для какого-нибудь очередного кровавого эксперимента.