False Pretenses (Ложные предлоги)

      Гермиона смотрела на яркие лучи утреннего солнца, проникающие в ее окно. Она вздохнула при мысли о еще одной бессонной ночи. Но на этот раз она не была вызвана очередным ужасным кошмаром или случайным приступом паники. Нет. Причиной ее бессонницы был тот скользкий маленький хорек, который предложил деньги в обмен на ее сотрудничество. Одной этой суммы хватило бы ей на всю жизнь. Это непомерное количество галлеонов даст ей бесчисленные возможности исследовать каждую известную теорию о заклинании забвения!       — Двести пятьдесят тысяч галлеонов, — прошептала она, прикрыв глаза рукой. Она перевела дыхание. — Черт, — это примерно полтора миллиона английских фунтов! Поначалу она не верила, что он может просто так передать ей такую сумму, но одна мысль о состоянии его семьи заставила ее замолчать. Она была уверена, что никогда в жизни не видела столько нулей! Его родители устроили так, что он унаследовал все их имущество до заключения в тюрьму, чтобы защитить свои деньги. Драко Малфой стал самым молодым миллиардером во всем волшебном мире! Неудивительно, что у него хватило наглости сказать ей, что эта сумма может быть предметом переговоров, если ей это не нравится. Чёртово избалованное богатое отродье.       — Черт! — на этот раз она закричала. Она ненавидела тот факт, что на самом деле это обдумывала. Но это был Малфой! Он ни за что на свете не будет настолько благороден, чтобы пойти на сделку с ней.       — Черт! Черт! Проклятый ублюдок!       Гермиона несколько раз ударила ногами по кровати, в отчаянии барабаня кулаками по матрасу, прежде чем, наконец, позволила себе скатиться с неё. Она не обратила внимания на то, что ее одеяло валялось в центре комнаты, а две подушки были сброшены с обеих сторон кровати.       Протопав на кухню, она неохотно начала заваривать чай. Швырнув чайник с водой на раскаленную плиту, она схватила случайную чашку и бесцеремонно бросила в нее пару листьев. Не потрудившись открутить крышку чайного контейнера, она скрестила руки на груди и раздраженно вздохнула.       Ей нужны были эти деньги. Она знала, что не было никакого другого способа получить так много за такое короткое время. Если бы это был кто-то другой, она, вероятно, приняла бы предложение в мгновение ока. Но предложение исходило от этого мерзавца, и какая-то часть ее знала, что, будь то сделка или нет, ему нельзя доверять.       Выключив плиту, она быстро вылила теплую воду в чашку, прежде чем в раздражении поставить чайник обратно. Она держала чашку обеими руками, наслаждаясь тем, как тепло просачивается сквозь ладони, давая короткий момент облегчения. Она закрыла глаза и вздохнула, чувствуя, как грудь медленно наполняется кислородом. Ей нужно было успокоиться. Если она хотела все обдумать, ей нужна ясная голова.       — Миона? — со стороны ее двери послышались тихие стуки.       Гермиона замерла от приглушенного голоса, который просочился сквозь ее квартиру, едва не уронив чашку чая, которую держала. Стоя неподвижно у кухонного стола, она бросила взгляд через гостиную на дверь, откуда раздался еще один стук.       — Миона, я знаю, что ты там.       Гермиона вышла из кухни и медленно пересекла гостиную, все еще не понимая, что происходит. Она остановилась в нескольких шагах от двери, прислушиваясь к стуку, который становился все громче и отчаяннее.       — Я просто хочу поговорить. Пожалуйста, — снова раздался голос.       Стараясь придать своему лицу беззаботное выражение, Гермиона сделала глубокий вдох и распахнула дверь.       — Рон.       Рон вздрогнул от неожиданного движения.       — Э-э. Доброе утро, — он откашлялся и провел рукой по волосам, чтобы успокоиться. Он взглянул на чашку чая, которую она держала в руках. — Завтракаешь?       Не обращая внимания на необходимость светской беседы, Гермиона посмотрела ему прямо в глаза.       — Чего ты хочешь?       — Гм, мы можем поговорить?       — Мы сейчас разговариваем, — Гермиона подняла бровь.       — Нет. Я имею в виду… Ну, я думаю, что мы сейчас разговариваем, но… я хочу сказать, что…       — Рон. Если тебе нужно что-то сказать, просто скажи.       — Можно мне войти?       После минутного молчаливого раздумья Гермиона, наконец, отступила в сторону, чтобы дать ему войти. Она наблюдала, как он заметно расслабился, сняв шарф и пальто и аккуратно повесив их на вешалку. Она моргнула. Он не был таким аккуратным, когда они жили вместе. На самом деле, насколько она помнила, он также не был утренним человеком. И все же он сейчас был на ногах, полностью собранный.       — Так чего ты хочешь?       Рон смотрел, как она твердо стоит у входа, даже после того, как закрыла дверь, как будто просто ждала, что он даст ей повод выгнать его.       — Как ты поживаешь?       Гермиона недоверчиво посмотрела на него. Он что, серьезно? Он неожиданно приходит к ней домой в субботу утром, просто чтобы спросить, как у нее дела? Она подавила язвительный комментарий, который так и норовил сорваться с языка.       — А если серьезно, Рон?       — Мы можем?.. Я просто…       Гермиона ничего не ответила, но выражение ее лица было совсем не терпеливым.       — Мы можем поговорить о нас?       Она не могла поверить своим ушам. Прошло почти семь месяцев после их разрыва, и именно в это время он решил поговорить о них?       — Рон, — начала Гермиона усталым, но строгим тоном. — Нескольких месяцев отсутствия личных объяснений от тебя было достаточно, чтобы я поняла, что между нами никогда ничего не будет.       — Тогда, по крайней мере, дай мне шанс…       — Надеюсь, ты понимаешь, что я не приму всерьёз все, что ты хочешь сказать, — вмешалась Гермиона, ее взгляд был жестким и обвиняющим. — Я думаю, что та часть, где ты изменял, и та часть, где ты решил прекратить наши отношения через утренние газеты, более чем достаточно открыли мне глаза.       Гермиона с плохо скрываемым удивлением наблюдала, как на лице Рона отразились смущение и гнев. Она с любопытством наблюдала, как он делает медленные, глубокие вдохи, одновременно сжимая и разжимая кулаки. Он не собирался отвечать? Это было впервые.       — Я знаю, что сделал. И я знаю, что не будет достаточно никаких слов, чтобы сказать тебе, как сильно я сожалею об этом и…       — О чем именно? — послышался скучающий голос Гермионы.       — Что? — Рон мог только с раздражением принять тот факт, что его снова прервали.       — Измена? Или опубликованный разрыв?       Теперь он скрипел зубами.       — Оба.       Гермиона отвела взгляд. Его ответ был вымученным, неискренним и совершенно бессмысленным. Чего именно он добивается своими полуискренними извинениями?       Сделав еще один глубокий вдох, Рон продолжил, когда понял, что его больше не заткнут.       — Я знаю, что уже слишком поздно. Но я хотел сказать тебе, что мне очень жаль. За все. Я знаю, что ты этого не заслужила. Это я во всем виноват! Я не могу винить тебя за то, что ты сердишься на меня. Черт возьми, я злюсь на себя! Я просто… Я не хочу, чтобы наша дружба оборвалась из-за какой-то ерунды.       Гермиона невольно горько рассмеялась.       — Ерунды? — эхом отозвалась она.       Осознав свою ошибку, Рон пробормотал что-то невнятное, пытаясь исправить ее.       — К-Когда я сказал «ерунда», я имел в виду, ну ты понимаешь! По отношению ко всему! Все, через что мы прошли. Хогвартс, война, Волдеморт. Это просто ничто по сравнению со всем остальным!       — И ты ждешь, что я просто… прощу тебя? — Гермиона посмотрела Рону прямо в глаза обвиняющим взглядом. — Я имею в виду, тебе потребовалось сколько? Шесть, семь месяцев, чтобы наконец прояснить такую ерунду? А наши отношения были чем? Ничем, заслуживающим объяснений? Что все, что у нас было, стоило разрушить из-за какой-то девки, с которой ты трахался в Хогвартсе?!       В этот момент Рон был вне себя от ярости.       — Называй ее как хочешь, но для меня она больше девушка, чем ты когда-либо была!       — А? — усмехнулась Гермиона, направляясь в гостиную и глядя ему прямо в лицо. Она швырнула чашку с чаем на кофейный столик, не обращая внимания на влагу, которая теперь сочилась сквозь ее сжатую в кулак руку. — Значит, теперь это моя вина?       — После войны я думал, что мы наконец-то сможем быть счастливы вместе! Но ты только отталкивала меня! — Рон начал расхаживать по комнате, размахивая руками, чтобы подчеркнуть каждое свое замечание. — Я даже не мог пригласить тебя на свидание, если не записался в твой график хотя бы на неделю раньше!       — Я пыталась вернуть своих родителей!       Он проигнорировал ее ответ и продолжал ходить.       — Миона, ты, мать твою, просыпаешься с криками посреди ночи, а сама отказываешься мне что-либо рассказывать!       — Какую часть фразы «Я не хочу, черт возьми, говорить о том, что не дает мне спать по ночам» ты не понял, Рон?!       — Миона, дошло до того, что ты даже не захотела делить нашу постель! Ты даже не позволяла мне обнять тебя…       — Ну что ж, извини, что я была не в настроении спать с тобой, потому что была слишком занята, пытаясь восстановиться после войны!       — Я хотел тебе помочь! Я совершенно ясно дал понять, что буду рядом, если понадоблюсь тебе! — голос Рона сорвался. — Я… я любил тебя. Ты даже не представляешь, как сильно. Но каждый раз, когда я показывал тебе это, тебе просто… тебе было все равно.       Гермиона уже плакала. Она даже не поняла, когда это случилось, но сейчас ее лицо было полностью мокрым от слез.       — Каждый начинал находить свое место. Но ты и я… Мы никогда не подходили друг другу. Я чувствовал, что был единственным, кто старался ради наших отношений. И я… я чувствовал себя таким одиноким.       — Поэтому ты изменил, — снова послышался обвинительный тон Гермионы, яростно пытавшейся вытереть выступившие слезы. — В конце концов, заниматься обычным сексом легче, чем пытаться понять сумасшедшую, верно?       — Лаванда не просто обычный секс! Я люблю ее! — возразил Рон, и его голос дрогнул от ярости, которая пришла вместе со словами. — Ты была сломлена, Гермиона! Слишком сломлена, чтобы я мог понять, где и как тебе помочь!       — Значит, ты просто забил на меня?! И все?!       — Ты даже не дала мне попробовать, мать твою!       — Все, о чем я просила, — это время, Рон! Время, чтобы попытаться взять себя в руки!       — А я ясно дал понять, что хочу помочь…       — А я ясно дала понять, что сначала должна сделать это в одиночку!       Рон повернулся к ней спиной и провел рукой по волосам, чтобы скрыть разочарование. Как будто ничего не изменилось. У них всегда был один и тот же спор. Он покачал головой и вздохнул. Он вспомнил, какими изнурительными были их отношения. Как утомительно было разговаривать с ней. Гермиона просто… она была такой утомительной.       — Я думала, ты наконец-то дал мне немного времени, дашь мне немного пространства, чтобы все обдумать, — голос Гермионы стал спокойным, тяжелым от боли и разочарования. — И тогда я узнала о тебе и о ней. На первой странице газеты. По дороге на работу.       Некоторое время они молчали, и их тяжелое дыхание эхом разносилось по комнате.       — Знаешь, как это было унизительно? Притворяться перед людьми, которые имели наглость спросить меня об этом, что мы уже расстались несколько недель назад?       — Мне очень жаль, — послышался его тихий, прерывистый голос.       — Ты это уже говорил, — произнесла она горький ответ.       — Я знаю, что ты была травмирована войной, но тебе никогда не приходило в голову, что, может быть, и я тоже? — он наконец повернулся и посмотрел ей в глаза. — Но ты даже не потрудилась спросить, не так ли, Гермиона? — он замолчал, закусив губу. Одинокая слеза скатилась по его щеке. — Потому что ты волновалась только о себе.       Гермиона отвела взгляд. Она не хотела больше ничего слышать об этом.       — Это бессмысленный разговор, — она начала уходить, но его горький смешок заставил ее посмотреть на него.       — И вот ты опять, — Рон для пущей убедительности протянул к ней ладони. — Когда ты не добиваешься своего, ты уходишь, — он покачал головой. — Наверное, некоторые вещи никогда не меняются.       Гермиона стиснула зубы, сжав обе руки в кулаки, явно раздраженная его заявлением.       — Почему сейчас?       — Что значит «почему сейчас»?       — Почему. Сейчас. Почему ты решил поговорить о нас именно сейчас? После стольких месяцев! Что изменилось?       — Я же сказал, что не хочу, чтобы наша дружба…       — Че. Пу. Ха, — Гермиона оборвала его, шагнув к нему и остановившись на расстоянии вытянутой руки. — Я отказываюсь верить, что это как-то связано с желанием снова стать друзьями!       — Хочешь верь, хочешь нет, Гермиона, но я все еще забочусь о тебе. Я не хочу, чтобы ты пострадала.       — Теперь уже слишком поздно, не так ли? — послышался ее насмешливый тон. — Ты уже проделал такую большую работу.       — Я же сказал, что сожалею!       — Да, Рон. И если бы Волдеморт когда-нибудь извинился за то, что сделал, мы бы просто простили его и жили бы счастливо до конца своих дней!       Рон повернулся и принялся расхаживать по комнате, в отчаянии сжимая обеими руками затылок.       — Ты понятия не имела, через что мне пришлось пройти! — он остановился и с горечью махнул рукой в ее сторону. — Если тебе доставляет удовольствие обвинять меня во всем, так и делай! Но я не откажусь от своих обязательств как твой друг. Я не перестану пытаться уберечь тебя от опасности.       Гермиона прищурилась и скрестила руки на груди.       — И что это должно означать?       Рон вздохнул и положил обе ладони на спинку ее дивана. Он не сводил глаз с ее забытой чашки, наполовину наполненной чаем. Другая половина была неровно разлита на кофейном столике.       — Я слышал, как Малфой и его мать говорили о тебе, — Рон сделал паузу, ничего не делая, чтобы скрыть явное отвращение, отразившееся на его лице. — Они говорили о тебе… как будто у вас были какие-то отношения или что-то в этом роде!       Гермиона почувствовала, как ее губы приоткрылись от осознания всего этого. Она не думала, что сможет ненавидеть Рональда Уизли больше, чем уже ненавидела. Но его дерзость действительно не знала границ.       — Он что-то задумал. Я не знаю, что именно, но он вовлекает тебя в это, так что это не может быть чем-то хорошим!       Гермиона усмехнулась и покачала головой. Это начиналось как тихое хихиканье, вскоре переходящее в безудержное хохотанье — но в этом звуке не было ничего радостного. Оно было враждебным, почти зловещим.       — Что тут смешного? — Рон, теперь уже с красным лицом, обогнул диван и встал прямо перед ней. — Я предупреждаю тебя насчет Малфоя. Миона, это серьезно.       Он наблюдал, как ее смех затих, и она еще раз покачала головой, прежде чем, наконец, встретиться с ним глазами. Рон не мог не содрогнуться от холодной пустоты ее взгляда. Безжизненного. Мертвого. Исчезли теплые янтарные искорки, в которые он так безумно влюбился. Перед ним была скорлупа того, что когда-то было сияющим и чистым. Он судорожно сглотнул. Она действительно была сломлена. На ней были необратимые шрамы. Даже больше, чем он мог себе представить.       — Ты пришел сюда не для того, чтобы извиняться, — ее тон не оставлял места для споров. — Ты это сделал, только чтобы подойти к разговору о Малфое.       Гермиона смотрела, как он бормочет, пытаясь доказать ей, что она ошибается. Она не стала вдаваться в смысл его слов. Она устало моргнула, направилась к выходу из квартиры и молча распахнула дверь.       Рон успокоился и не сделал ничего, чтобы остановить ее — чувствуя, что он уже проиграл безмолвную битву. Он подошел к ней, бросив умоляющий взгляд.       — Миона, — его голос звучал отчаянно, чуть громче шепота.       Гермиона молчала, не встречаясь с ним взглядом, и ждала, когда он наконец выйдет из ее дома. Она смотрела, как он медленно подошел к вешалке, чтобы снять пальто и шарф. На мгновение она вспомнила, какими они были раньше. Она помогала ему снять пальто и целовала на прощание, прежде чем он уходил на работу. Потом он встречал ее с работы, одной рукой беря ее вещи, а другой обнимая за талию и целуя. Те редкие случаи, когда они пытались готовить вместе — она учила его, а он всегда старался изо всех сил не напортачить. Даже если он всегда делал прямо противоположное. Поздние прогулки после ужина, когда ни один из них не мог уснуть. Их пальцы переплетались, а дыхание тёплым паром выходило изо рта, контрастируя с холодным воздухом. Его непреклонное желание научить ее играть в шахматы и ее неохотное согласие учиться. Она так и не научилась. Кривая улыбка, которой он одаривал ее в тех редких случаях, когда ему удавалось проснуться раньше нее. Его нежные утренние поцелуи. Его теплые объятия. Его руки, в которых чувствуешь себя защищённой. Его прекрасные голубые глаза.       Она все еще помнила это. Каждый миг того, что у них было. Но когда он еще раз поднял на неё глаза, которые блестели от непролитых слез, когда он стоял по другую сторону ее двери, она ничего не почувствовала.       — До свидания, Рональд.

***

      Малфой       Может, обсудим твоё «предложение» где-нибудь на этой неделе? Желательно в нерабочее время и подальше от пристального внимания публики. Мерлин знает, как ты любишь публичность.       Грейнджер       P.S. Это письмо никоим образом не выражает согласия.       — Вот это сюрприз! Мне показалось, ты сказал, что она отказалась и потребовала, чтобы ты ушел до того, как она, цитирую, «так заколдует твои причиндалы, что ни один Малфой больше никогда не ступит на эту планету».       Драко уставился на Нотта, который развалился на одном из диванов в его гостиной и хохотал до упаду.       — Почему ты снова здесь?       — Я был заинтригован и решил присоединиться, — Тео небрежно пожал плечами и швырнул письмо Забини, который без труда поймал его.       — Ему было скучно, и он до чертиков раздражал меня, когда ты прислал сову, — Блейз просмотрел маленький кусочек пергамента в своей руке, прежде чем бросить его на стеклянный кофейный столик. — Полагаю, информация в файле, который я тебе дал, оказалась полезной?       — Да. Я действительно должен поблагодарить тебя за твои исследования. Ничего из этого не было бы возможно без этого, — Малфой поднял свой бокал огневиски, прежде чем высокомерно взглянуть на обоих мужчин. — Ну? Разве вы не собираетесь меня поздравить?       Тео весело усмехнулся.       — Если я правильно помню, примерно двадцать четыре часа назад ты выкрикивал ругательства у камина, сомневаясь во всех принятых тобой за последние несколько недель решениях. Это было то ещё зрелище, скажу я! А что, наследник Малфоев действительно не уверен?!       Тео зашипел, когда что-то мягкое ударило его прямо в лицо.       — Драка подушками? — он сделал недоверчивую паузу. — Как это по-хаффлпаффски! Это будет направление развития твоего характера, Драко? Я бы предпочел, чтобы ты оставался молчаливым, задумчивым алкоголиком! Это добавляет больше загадочности и делает сюжет более непредсказуемым!       Тео пригнулся как раз в тот момент, когда в его сторону полетел пустой кубок. Он оглянулся и увидел осколки стекла, разбросанные под стеной, в которую он врезался. Он недоверчиво посмотрел на своего друга детства.       — Эй! Ты мог убить меня!       Драко моргнул.       — О, это вовсе не входило в мои намерения.       Блейз покачал головой, посмеиваясь над своими друзьями.       — Но ты должен признать, что пошел на огромный гребаный риск. Она могла разоблачить тебя.       — Тогда и я бы ее разоблачил, — решительно ответил он.       — Информация, которой ты располагаешь о ее родителях, далеко не так тяжела, как та, которой она располагает о тебе. Как думаешь, на чем зациклились бы газеты? Ты бы разорился.       — Это был риск, на который я был готов пойти, — Драко сердито посмотрел на Блейза, на что тот ответил пожатием плеч.       — Это был самый лучший вариант, — Драко вздохнул, откинул голову на спинку дивана и тупо уставился в потолок. Грейнджер была не из тех, кем легко манипулировать. Он не посмеет поставить на кон, удастся ли ему заставить ее попасться в одну из его ловушек или нет.       — Итак, ты выбрал самый простой, самый прямой, полностью лишенный «уникальной дьявольской подписи» вариант, да? — Тео поднял брови, не потрудившись скрыть насмешку в своем тоне.       — Сработало, не так ли? — с горечью ответил Драко.       Блейз кивнул в ответ.       — Мне бы хотелось думать, что это соглашение принесет ей такую же пользу, как и тебе.       Тео в волнении потер руки.       — Ну, я не знаю, как вы, ребята, но я определенно собираюсь наслаждаться предстоящим гриффиндорско-слизеринским поединком смерти. Без сомнений!       Блейз усмехнулся в молчаливом согласии.       — Когда вы с Грейнджер собираетесь встретиться?       — Завтра утром, — Драко ухмыльнулся. Ему нужно было привести все в порядок. — Я не могу дать ей время передумать.

***

      Драко уставился на бутылку с огневиски, стоявшую у стола с напитками. Ему не терпелось опрокинуть еще один стакан, но он уже выпил три рюмки, и ему нужно было держать себя в руках — то, на что он был неспособен, когда не был трезв. Грейнджер будет здесь с минуты на минуту, и если он хочет добиться с ней хоть какого-то прогресса, ему придется отказаться от выпивки, пока она не уйдет.       Короткий раздражающий перезвон дедушкиных часов отвлёк Малфоя от мыслей, и он направил свой взгляд на камин. Он ухмыльнулся, когда ярко-красное пламя медленно поглотил гипнотизирующий оттенок зеленого. На мгновение он был очарован. Чудесный цвет Слизерина успокаивал его, давал странное ощущение силы. Он чувствовал, что контролирует ситуацию.       — Малфой, — послышался неуверенный голос Гермионы, которая стояла в нескольких дюймах от огня, настороженно глядя на него.       Поняв, что он смотрит прямо сквозь нее, Драко кашлянул и встал в знак приветствия. Он указал на стул с такой элегантностью и манерами, что Гермионе пришлось моргнуть, чтобы убедиться, что перед ней действительно Драко Малфой.       — Рад, что ты смогла прийти. Устраивайся поудобнее.       Гермиона скептически оглядела кресло, присев на краешек. Чувствуя, как мягкое бархатное кресло медленно втягивает ее внутрь, она постепенно позволила себе погрузиться в теплые, удобные объятия. Она бы вздохнула от удовольствия, если бы общество было другим.       Прочистив горло, Драко принял отстраненный, профессиональный вид.       — Ну что, начнем?       Гермиона ответила только проницательным взглядом.       Драко поднял бровь.       — Что-то не так?       — Сначала я хочу, чтобы ты ответил на несколько вопросов.       Драко склонил голову набок в легком одобрительном кивке.       — Поскольку ты изложила это таким образом, что возражения здесь неуместны, тогда, конечно, продолжай.       — Откуда у тебя сведения о моих родителях?       Драко взял со стола чайник и налил себе чашку.       — Все имеет свою цену, Грейнджер.       — От кого ты ее получил?       Драко посмотрел на неё, по ее взгляду точно можно было сказать, что она явно намеревалась выяснить, кто же эта крыса. Он бросил два кубика сахара и добавил в чашку немного молока.       — Боюсь, что не знаю.       — Чушь собачья.       Драко позволил себе ухмыльнуться. Всегда было забавно слышать, как она ругается.       — Я говорю правду. Я нанял кое-кого, чтобы получить информацию. Я не спрашиваю, откуда он берет ее, пока уверен, что это заслуживает доверия.       Гермиона прищурилась. Значит, человек, которого нанял Малфой, был тем, кому он мог полностью доверять?       — Кто твой информатор? — она наблюдала, как он невесело усмехнулся, и его рука застыла в воздухе, изящно сжимая чашку с чаем.       — Грейнджер, твой вопрос о том, кто мой информатор, — это то же самое, что мой вопрос о месте жительства твоих родителей в Австралии.       Гермиона вызывающе подняла бровь.       — Разве ты уже не знаешь?       — В документах этого не было. Не то чтобы их местонахождение имело для меня значение, — Драко пожал плечами, делая быстрый глоток из своей чашки. — Сколько раз тебе повторять, Грейнджер? Мне не нужны твои родители, — послышался его раздраженный тон.       — Это ты так говоришь, — пришел ее недоверчивый друг.       Они сидели молча, глядя друг на друга. Он решил не говорить больше ни слова по этому поводу, пока она анализировала его поведение на предмет предательских признаков.       — Почему ты мне все рассказал? — Гермиона сделала паузу, вглядываясь в его серые глаза, читая в них все, что могла. — Почему ты рисковал, имея возможность разоблачения? Я могла бы рассказать об этом всем.       — Так почему же ты этого не сделала?       Она сложила руки на груди и нетерпеливо вздохнула.       — Просто ответь на вопрос, Малфой.       Драко пожал плечами, подражая тому, как она сложила руки на груди.       — Держу пари, что ты выиграешь от этого не меньше, чем я.             — Я могла бы прямо сейчас отправиться в Министерство и показать им свои воспоминания через Омут памяти. Незаконное приобретение медицинской документации, возможный подкуп должностного лица, заговор Ордена…       — А вот это последнее немного чересчур, тебе не кажется?       Гермионе не понравилось, что он так беспечно отнесся к ее угрозе. Она откинулась на спинку стула, все еще держа руки на груди и закинув ногу на ногу.       — Ты выглядишь довольно расслабленным для человека, который потенциально может отправиться в Азкабан, — она видела, как он пожал плечами, опустошая свой чай и подвигаясь к другой чашке. Может быть, это его способ управлять своими нервами?       — Верно. Ты можешь доложить обо мне. Меня задержат. Упекут в Азкабан, — сказал он, бросив такое же количество сахара и молока в свой чай, осторожно помешивая его. — Но при этом ты потеряешь финансирование твоих исследований.       Гермиона молчала.       — Я уверен, что мне не нужно говорить тебе, что не было ни одной успешной попытки обратить заклинание забвение вспять. Волдеморт испробовал его на Берте Джоркинс и безвозвратно повредил ее разум, — он лениво отхлебнул чаю. — Чем дольше ты будешь ждать, тем меньше у тебя шансов.       Гермионе хотелось закричать на него, чтобы он заткнулся. Ему не нужно было читать ей лекцию о том, как работает эта чертова штука. Однако она заметила, что он даже не заикнулся и не вздрогнул при упоминании имени своего господина.       — Значит, на самом деле у тебя есть два варианта. Донести на меня. Или работать со мной, — Драко наконец поставил чашку, сцепил пальцы и оперся локтями о колени. — Но раз уж ты здесь. Я полагаю, что ты, по крайней мере, готова выслушать то, что я скажу, прежде чем решать, какой вариант выбрать.       Гермиона кивнула в знак согласия.       Драко решил не придавать слишком большого значения ее молчанию, истолковав его как готовность к сотрудничеству. Он подвинул к ней стопку бумаг с одной стороны стола.       — Это письменный договор. После обсуждения я хотел бы, чтобы ты прочитала условия и положения, а затем подписала, если согласна с ними. Любые возможные поправки будут сделаны в этой самой комнате, по причинам, которые, я уверен, ты поймёшь. Письменный документ — это веское доказательство того, что можно предъявить в суде.       — У меня есть более чем достаточно доказательств, если бы я хотела посадить тебя, Малфой, — Гермиона закатила глаза. Она заметила, как он пожал плечами. Похоже, он часто делал это рядом с ней.       — Осторожность никогда не бывает излишней, — послышался его деловитый тон.       Гермиона проигнорировала его, небрежно перелистывая страницы контракта. Он оказался не таким большим, как она думала. Она представила себе, что он будет полон аннотаций, заметок и надписей мелким шрифтом, с помощью которых можно обмануть ее и заставить согласиться с тем, что она не увидит. Она фыркнула. Не то чтобы она когда-нибудь упустила какую-то деталь.       — А теперь, если можно? Я хотел бы начать рассказывать тебе детали этого… делового сотрудничества.       Гермиона сделала глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями, и утвердительно кивнула головой.       — Идея — запретная любовь.       Если бы у ее кресла не было подлокотников, она наверняка упала бы. Не выгляди он так чертовски серьезно, это была бы замечательная шутка. Драко Малфой говорит о любви? Она даже не думала, что он способен любить кого-то больше, чем самого себя, свою репутацию или состояние. Ради Мерлина, он готов был притвориться, что помолвлен с ней! Чего бы он только не сделал ради денег!       — Как ты думаешь, чего жаждет большинство людей после окончания войны?       Гермиона прищурилась, не понимая, к чему клонится разговор и какого ответа он ждет.       — Давнего мира?       — Почему ты так говоришь так по-грейнджеровски? — Драко усмехнулся. Он заметил на ее лице недовольное выражение и сделал движение, чтобы прервать ее. — Отвлечение. Они жаждут сплетен, Грейнджер. Судить, высмеивать, ругать — это дает им ощущение власти. Война оставила многих из них недееспособными, без гроша в кармане, совершенно опустошенными. Многие потеряли дорогих себе людей. У некоторых не осталось никого, о ком можно было бы заботиться.       Губы Гермионы слегка приоткрылись при виде странного задумчивого выражения на лице блондина. Похоже, его мимолетное заявление подействовало на него сильнее, чем следовало бы. Но что бы он там ни чувствовал, оно исчезло так же быстро, как она моргнула.       — И разве скандал с каким-нибудь почитаемым героем войны не даст им временной отсрочки от их печальной жалкой жизни? Это даст им мгновение покоя. Некое подобие контроля. Что не только их жизнь испорчена.       Теперь Гермиона смотрела на него, ожидая, что он скажет хоть одно неверное слово. Ее глаза вызывающе смотрели на него. Если он и понял ее молчаливую угрозу, то не подал виду.       — Как мотыльки на пламя, люди притягиваются к запретному. Чему-нибудь табуированному. Так что есть ли лучший способ привлечь их внимание, чем показать спектакль с участием двух людей, которые были на противоположных сторонах во время войны?       Драко помолчал, глядя на ее странно молчаливую фигуру. Он гадал, когда же она начнет раскрывать свой рот, но она была странно любезна. Он наблюдал, как она подняла бровь, принимая это за сигнал продолжать.       — Но, конечно, просто пихать в них заголовки ни с того ни с сего не принесет нам никакой пользы. Нужно быть умными, если мы хотим, чтобы все было правдоподобно. Ты сама сказала, что никто из тех, кто знает нас, не поверит в это.       Гермиона нахмурила брови.       — Так что же ты предлагаешь?       — Никаких публикаций, никаких свиданий в известных местах, никаких официальных заявлений и уж точно никаких совместных приходов на публичные мероприятия, — он замолчал, когда она увидела выражение недоверия на ее лице. — По крайней мере, на какое-то время.       Гермиона усмехнулась.       — Конечно. Это вполне логично.       — Ты плохо переносишь сарказм, Грейнджер, — Драко прищурился. Он увидел, как она закатила глаза в ответ.       — Мы пойдем по старому пути — через сплетни, передаваемые из уст в уста.       Гермиона на мгновение замолчала, думая, что Малфой сейчас выйдет и скажет, что все это шутка, но он даже не пошевелился.       — Это и есть твой главный план?       — Я удивлен, как сильно ты ругаешь этот метод. Ты никогда не встречалась с близняшками Патил?       Гермиона нахмурилась. Они могли разнести слух по всему Хогвартсу меньше чем за час. А под Хогвартсом она подразумевала все возможные уголки замка.       — Ладно. Скажем, «сарафанное радио» эффективно распространяет слухи. Поверят ли люди в это без веских доказательств?       — О, Грейнджер, — послышался покровительственный тон Малфоя. — Ты явно переоцениваешь интеллект среднестатистического волшебника и ведьмы, точно так же, как недооцениваешь их стремление к чему-то положительно скандальному. Будь уверена, что если новости о нас распространятся, люди будут говорить.       — Почему ты так уверен?       Драко испытующе посмотрел на нее.       — Я с удовольствием отвечу на этот вопрос. Но для этого мне придется тебя обидеть.       Гермиона подняла бровь. Мысль о возможном оскорблении покинула ее разум, оставив только тот факт, что Драко Малфой на самом деле имел порядочность предупредить ее.       — Если ты не будешь снисходителен к этому, то продолжай.       — Ты — Гермиона Грейнджер. Героиня войны, возможный идол для магглорожденных ведьм и волшебников. Слухи о предательстве Уизли и вашем возможном разрыве породили много разочарования, и более сочувствия. Люди чувствуют потребность подбодрить тебя — пожелать, чтобы ты нашла кого-то другого, двигалась дальше, была счастлива.       Гермиона прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы закрыть рот. Он ведь не думал всерьез, что люди поверят, что она найдет счастье с ним, не так ли?       — Ты — символ перемен, надежды для волшебного мира. Ты — воплощение смысла борьбы за равенство. Тебя почитают.       Гермиона затаила дыхание, не зная, что ответить на услышанное.       — И тут. Драко Малфой, чистокровный аристократ с родословной, которая мгновенно вызывает уважение. Я единственный истинный наследник состояния моей семьи и один из самых завидных холостяков нашего поколения, — он замолчал, и самодовольная ухмылка тронула его губы.       Гермиона подавила стон раздражения, решив вместо этого закатить глаза. Как он мог говорить такие вещи с гордостью, она не понимала.       — Теперь, после всего, что случилось во время войны, я на пути к искуплению. Реабилитируюсь. Добьюсь ли я успеха? Или я потерплю неудачу?       — Ты вообще пытаешься?       Драко удивленно моргнул, застигнутый врасплох ее вопросом и решением прервать молчание.       — Прошу прощения?       — Все это желание «искупления». Это правда или уловка? — добавила она, оттолкнувшись от стула и наклонившись вперед, чтобы налить себе чашку чая.       Он не мог сказать, было ли ей просто любопытно или она делала это нарочно, чтобы вывести его из себя.       — Эта часть тебя не касается.       Гермиона усмехнулась, приподняв бровь, когда бросила ложку меда в чай, глядя на него, пока помешивала.       — Конечно, касается. Именно здесь основывается весь фундамент этого соглашения, — она замолчала, делая глоток. — Это ирония судьбы, которую ты ищешь. Моя репутация против твоей. Твое происхождение против моего.       — Именно, — добавил Драко. — Именно поэтому это соглашение имеет такой высокий потенциал успеха. Учитывая эту информацию, как, по-твоему, отреагирует общественность, если распространятся слухи о том, что мы тайно встречаемся?       Гермиона не пропустила, как он уклонился от ответа на ее вопрос. Поэтому решила проигнорировать и его тоже. Она пожала плечами. Она испытала некоторое удовлетворение от того, что ее безразличный ответ, похоже, разозлил Малфоя. Она смотрела, как он прочищает горло, чтобы скрыть раздражение.       — Кто-то будет ошеломлен, кто-то удивлен, кто-то не поверит, но я готов поспорить, что часть из них тоже поддержит меня. Люди начнут анализировать необходимость секретности и неизбежно поверят, что это скорее правда, чем ложь.       Гермиона хихикнула, втайне взволнованная недовольным выражением лица блондина.       — Секретность не приравнивается к искренности, Малфой. Если бы отношения были искренними, не было бы необходимости скрывать их.       Драко усмехнулся, проведя рукой по волосам. Это было сказано так по-гриффиндорски.       — Значит, ты веришь, что, если мы просто выйдем на открытое место и будет выкрикивать сладкие слова о вечной любви, лучше убедим людей?       Гермиона раздраженно прищелкнула языком.       — Я просто хочу сказать, что если что-то действительно искренние, то нечего скрывать, нечего стыдиться.       — Да. Конечно. Это было бы так, будь я Уизли, — подчеркнул Драко, его взгляд был серьезным, но раздраженным.       — Даже не начинай эту тему, Малфой, — ее тон был тихим, но яростным.       Он с вызовом посмотрел на нее.       — Дело в том, Грейнджер, что я не тот, с кем ты можешь быть без объяснений. То же самое и со мной. Мы были врагами. Между нами слишком большое прошлое. Ты действительно думаешь, что люди купятся на это, если мы вдруг выйдем и скажем, что все не так?       Гермиона не ответила, но она не упустила, что он употребил прошедшее время.       — Ни одна душа на нашем курсе в Хогвартсе не поверила бы этому, не говоря уже о Поттере и Уизли. Нам не нужна честность. Если бы это было нашим намерением, то зачем вообще проводить эту встречу? Нам нужен план действий. И притом очень умный. Помнишь, Грейнджер, нам нужно обманывать людей, которые были нам ближе всего. Как еще мы можем достичь этого? Единственный путь — через обширные манипуляции.       Гермиона нахмурилась. Она знала, что он прав. На самом деле это была элементарная логика. Но она не могла не спорить. Всякий раз, когда ей приходилось сталкиваться с ним лицом к лицу, она всегда хотела оставлять за собой последнее слово. Он только что пробудил в ней самое худшее! Так всегда было и всегда будет.       — Все будет оставаться в тайне столько, сколько потребуется. То есть до тех пор, пока не вмешаются необходимые люди.       — Кто? — Гермиона прищурилась.       — А ты как думаешь? — послышался его вызывающий тон.       — Твоя мать?       Раздраженная усмешка в паре с закатившимися глазами — это все, что Гермиона получила в ответ.       — Что? Я уверена, что она пришла бы в ярость, узнав, что ее единственный сын развлекается с грязнокровкой.       Драко замер, услышав, как бесцеремонно она произнесла это уничижительное слово, но быстро пришёл в себя.       — Моя мать не побеспокоит.       Гермиона заинтересованно приподняла бровь, но прежде чем она успела задать следующий вопрос, он прервал ее:       — Я имел в виду Поттера и Уизли.       Драко смотрел на нее несколько секунд, изучая, размышляя. Гермиона почувствовала, как ее раздражение растет от его пристального взгляда. Она ненавидела то, как он смотрел на нее, как будто знал что-то, чего не знал никто другой. Казалось, он видит ее насквозь. Она фыркнула.       — Почему ты так уверен, что они вмешаются?       Он просто ответил веселым взглядом.       — Что за бессмысленный вопрос, Грейнджер. Ты же знаешь, что так и будет.       Она сердито вскинула бровь в ответ на этот легкий укол, но решила не спорить.       — Ладно. Допустим, они это сделают, и что тогда?       — Не знаю, — он пожал плечами.       — Прошу прощения? — Гермиона моргнула.       — Не знаю, — повторил он. — Следующий шаг должен быть сделан на основе их реакции.       У Гермионы отвисла челюсть.       — То есть ты хочешь сказать… что мы все придумаем по ходу дела?       Драко хотелось исправить ее «мы» на «я», но он решил иначе.       — Поттер и Уизли очень… непостоянны. Никогда нельзя сказать, как они отреагируют, хотя у меня есть пара догадок.       — Значит… у тебя нет никакого плана? — резюмировала она.       — У меня есть план, — раздраженно перебил он. — Но он является пробным, поэтому подвержен изменениям.       — Я-я-ясно, — протянула Гермиона, явно не поверив его словам.       — Кроме того, в зависимости от того, что Поттер и Уизли сделают, нам придется учитывать и твой ответ.       Гермиона не смогла скрыть удивления на своем лице. Она была так сосредоточена на деталях, что даже забыла о своей роли во всем этом. Проклятый мерзавец был прав. Как она встретится с ними?       Драко смотрел, как она успокаивается, погружаясь в свои мысли.       — Так что, как видишь, я все спланировал, насколько это было возможно. По крайней мере, в том, что касается точности. Но будь уверена, что результат этого останется неизменным, независимо от того, что произойдет.       — И это все?       — Моя семья избегает преследований, в то время как твоя избегает возможных разногласий.